Уроки поражения крупнейшей армии. Часть II

Одним из основных вопросов французской доктрины было требование строгой  вертикальной командной структуры. Как указывалось ранее, у местных полевых командиров было мало  возможностей проявлять инициативу. На тактическом уровне офицеров не обучали, они не привыкли импровизировать и не поощрялись к проявлению инициативы. Французы считали, что ответственность должны нести руководители более высокого уровня, поскольку только они имели необходимую перспективу для управления и координации всех различных солдат и техники на фронте. Следовательно, согласно французской доктрине, если бы офицеры оперативного и стратегического уровней не смогли разработать разумные решения для ответа на немецкие атаки, французские солдаты на земле, вероятно, были бы обречены.

Критический вопрос заключался в том, что в той стремительной войне, которую немцы навязали французам, полевые командиры  играли ключевую роль. Действительно, поскольку ситуация на линии фронта была подвержена очень быстрым, если не постоянным изменениям, местные полевые командиры были теми, кто мог лучше всего оценить, что делает противник, как он это делает и каковы непосредственные последствия их действия. Они были теми, кто мог принимать самые быстрые решения, чтобы приспособиться к быстро изменяемым обстоятельствам. Но парадокс заключался в том, что эти полевые командиры в основном общались по открытым линиям связи, которые немецкая радиоразведка успешно контролировала.

Но поскольку французская доктрина отдавала предпочтение командной структуре «сверху вниз», оперативные и стратегические руководители должны были быть очень эффективными, чтобы компенсировать недостаток гибкости полевых командиров. Поскольку французская доктрина не позволяла  полевым командирам проявлять гибкость, исход всей кампании в значительной степени зависел от высшего французского военного руководства.

Проблема заключалась в том, что в то время было, по-видимому, очень мало старших офицеров и генералов, которые имели смелость вводить новшества, умели импровизировать и обладали личностью лидера.



Другой вопрос военной доктрины Франции касался использования танков. Во французской армии танки не были частью самостоятельного рода войск. Вместо этого они подчинялись пехоте и были в первую очередь средством ее поддержки. В результате французы сохраняли свои танки в основном для решения тактических задач пехоты, а последняя могла использовать их по своему усмотрению. . Следовательно французская бронетехника была рассеяна среди пехотных частей и они были рассредоточены по всей линии фронта. Например, при Стонне французы использовали 3-ю бронетанковую дивизию не как единое большое бронетанковое соединение, а вместо этого разделили ее, чтобы усилить несколько дивизий фронта.



Французское военное руководство в целом было плохим на оперативном и тактическом уровнях. Доктрина способствовала крайне плохому руководству, но не только. Покакой-то причине некоторые из французских военачальников  «просто» принимали плохие решения и действовали «объективно» плохо.

Семена плохого руководства, по-видимому, были посеяны в межвоенный период, после победы в Великой войне. Французская военная школа Сен-Сир не поощряла своих учеников — будущих офицеров французской армии — мыслить нестандартно. Вместо этого их поощряли следовать предписанному учению, не подвергая его сомнению. Французский офицер Андре Бофр, например, посещавший школу в то время, вспоминал, что их учили «узкому», строгому учению. По его словам, тактика была проста и заключалась в том, чтобы буквально следовать ряду руководящих указаний. На самом деле, перед кампанией немцы ожидали, что французские командиры на всех уровнях не будут действовать до тех пор, пока не будут даны подробные инструкции. Это  помогает  объяснить, почему французские офицеры просто не могли эффективно отреагировать на немецкие атаки. Они ожидали приказов от высшего командования. Инициативы строго наказывались.

Особенно,  в начале кампании французское высшее военное руководство не могло эффективно реагировать на натиск немцев. Они неправильно понимали тип войны, которая велась против их войск, и доктрина, которой они следовали, не поощряла их к инициативе.

 Следовательно, французское военное руководство неоднократно допускало ошибки, особенно в первые несколько недель кампании, которые мешали их силам отражать атаки немцев и служили немецким целям. Французские офицеры очень часто реагировали крайне медленно, не умея быстро собрать силы для атаки, не умели приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам, проявляли слабые индивидуальные лидерские качества. Такое плохое руководство на поле боя можно объяснить доктриной, неэффективным индивидуальным принятием решений или их сочетанием.

Например, 13 мая генерал Лафонтен, возглавлявший 55-ю пехотную дивизию, в 20.00 получил приказ перейти в контратаку. Однако вместо того, чтобы сделать это немедленно, он запросил более подробные приказы командования корпуса. Как утверждает Карл-Хайнц Фризер, у генерала Лафонтена была задача, но он хотел получить приказ.  В 01:00, через пять часов после того, как он получил задание , он сам отправился к командованию корпусом, находившемуся на противоположной стороне линии фронта, откуда вернулся только в 04:00, через восемь часов после того, как его начальник, генерал Грансар, приказал ему контратаковать. Только тогда он начал отдавал приказы своей дивизии. Даже тогда Лафонтен все еще колебался, потому что не получил письменного приказа от командования корпуса. Генерал Грансар отдал приказ по телефону. Наконец, после 05:00 генерал Лафонтен отдал приказ о контратаке. Девять часов были потрачены впустую.

В другом случае, 14 мая, подполковник Монвинье-Монне, командующий 205-м пехотным полком, хотел связаться со своим начальством, чтобы получить новый приказ. Следовательно, он оставил свое подразделение, так как лично хотел встретится с командиром. Однако, как было сказано ранее, эти два примера — не только плохое руководство. Согласно французской доктрине, каждое действие должно быть тщательно спланировано и должно выполняться только после того, как будет отдан четкий приказ вышестоящего командования.

Конечно, французские офицеры как личности были не единственной причиной того, что их руководство было плохим. Как указывалось ранее, не было принципов командования, директив, обученного персонала и соответствующего  радиооборудования с шифрованием для скрытного управления войсками. Командирам лично или через вестовых приходилось отдавать и получать приказы, а это занимало очень много времени. Как утверждает Карл-Хайнц Фризер, оперативной «интеллектуальной инфраструктуры» не существовало, поскольку не проводилось обучения в этом отношении. Даже выдающемуся офицеру было бы трудно хорошо действовать в таких обстоятельствах.



Другой важной проблемой, которая помогает объяснить тактическое отставание французов, было отсутствие эффективных общевойсковых вооружений. Слишком часто французам не удавалось эффективно интегрировать пехоту, бронетехнику и авиацию для проведения операций. Танки, как правило, действовали практически без координации с пехотой, а авиационные части слишком редко могли напрямую поддерживать наземные части. Причины такой нехватки эффективных общевойсковых войск есть. Фактически, отсутствовала эффективная скрытная система управления и взаимодействия войсками.

Обстановка на земле, нехватка соответствующей техники, а также военно-воздушная структура и доктрина - вот некоторые из основных причин, по которым французам было так трудно вести эффективные общевойсковые операции против немецких войск.

Важнейшей проблемой французских войск было отсутствие надёжной и эффективной скрытой ( шифрованной) связи.  Почти у всех легких танков не было радио, поскольку они предназначались для движения вместе с пехотой, поэтому вместо них использовались флаги, которые указывали направление движения танков. Тяжелые и средние танки имели радиостанции, которые были укомплектованы неполностью и работали с многочисленными сбоями. Автоматизированных систем шифрования в танках не было как у немцев. Открытие переговоры между танками легко перехватывались немецкой радиоразведкой. Низкая надёжность радиостанций танков приводила к их частой поломке и разрыву связи между командирами танков и подчиненными им частями. В отличие от радиостанций немецких танков, которые имели высоко надежные радиостанции.

Что касается авиации, то есть несколько причин, по которым она не смогла оказать сильную поддержку наземным частям. Во-первых, военная доктрина Франции. В 1940 году непосредственная авиационная поддержка не была приоритетом для французских ВВС. В межвоенный период ВВС стремились к автономии и отвергли концепцию непосредственной авиационной поддержки в пользу превосходства в воздухе и стратегических бомбардировок.

Более того, когда дело доходило до превосходства в воздухе, французские военно-воздушные силы были сосредоточены не столько на его завоевании, сколько на его оспаривании. Наконец, французы предвидели войну в котором экономия их сил в долгосрочной перспективе окупится. В результате они не хотели посылать большую часть ВВС.

Во-вторых, «воздушная военная доктрина» была недостаточной для эффективного отражения немецких атак. Существовала мощная бюрократия, препятствовавшая быстрому реагированию с воздуха, а боевые вылеты не были централизованными. Около 40% французских истребительных сил было разделено между несколькими армиями, что не позволяло Франции эффективно использовать свои самолеты.

В-третьих, французские ВВС были просто слишком слабы, чтобы эффективно противостоять люфтваффе. Подавляющее большинство воздушного флота устарело, и Франция потеряла более 40% своих летчиков-истребителей в первой половине кампании. У Франции просто не было достаточного количества подготовленных пилотов для управления ее самолетами.

По словам Джона Бакли, «реактивная позиция французских ВВС и их идея о распределении авиационных частей в небольших количествах для обеспечения локального прикрытия с воздуха по всему фронту была несостоятельна перед лицом концентрированного подхода Люфтваффе». Упомянутые проблемы не позволяли французским военно-воздушным силам поддерживать наземные части, чтобы эффективно отражать и отбрасывать немцев.

Французы действительно проводили общевойсковые операции. Проблема заключалась в том, что в дополнение к немецкому тактическому мастерству один или несколько элементов всегда или почти всегда отсутствовали или им недоставало, чтобы быть эффективными. Например, слишком часто отсутствовала надлежащая координация или поддержка с воздуха. Пожалуй, лучшим французским общевойсковым сражением за всю кампанию было сражение, проведенное генералом Шарлем де Голлем 28–30 мая в Абвиле. Но и эта акция, несмотря на достижение определенного успеха, в конце концов не удалась.



Одной из главных проблем французских войск была связь: французы очень неохотно использовали радио, что увеличивало время передачи команд. На самом деле, перед началом военной кампанией немцы считали, что французы будут строить систему передачи команд с использованием криптографически надежных систем связи. А автоматизированных систем шифрования во французах войсках было очень мало.

Использование ручных документов кодирования задерживало на большое время получение приказов из-за большой трудоемкости при кодировании информации.   Они оказались  правы: для предотвращения перехватов команд, французы пользовались телефонами , а также шифрованными телеграммами и курьерами. Из-за этого, а также из-за вышеупомянутых  элементов доктрины по управлению войсками французская армия реагировала на происходящие военные события крайне медленно.

 Когда важные приказы доходили до соответствующих частей, часто было уже слишком поздно. Связь с движущимися частями удавалась крайне  редко, и в среднем — по крайней мере, в течение первых восьми-девяти дней военной кампании, когда главнокомандующим был генерал Гамелен. Прошло  около 48 часов, прежде чем поступил приказ из Grand quartier g;n;ral (высший штаб Франции) в соответствующие передовые части армии Франции.

Положение 9-й армии — хороший пример последствий французской «доктрины связи». 12 мая до полуночи немецкие и французские войска вели перестрелку с левым флангом 11-го корпуса. Однако ее командующему генералу Мартину потребовалось несколько часов, чтобы узнать об этом. Он   узнал об этом только в 05:00. Генерал Корап, командующий 9-й армией, узнал об этом столкновении только в 12:00, а французское высшее командование было проинформировано в 13:30, что немцы форсировали реку Маас. 13 мая генерал Думенк, возглавлявший 18-ю армию, стрелковой дивизии доложил, что связь между командными пунктами дивизии и полка затруднена: телефонные линии перерезаны, радио не работает, нет мотоциклов для отправки курьеров.

Донесения из частей 9-й армии дошли до генерала Корапа слишком поздно. К тому времени, когда информация дошла до него, ситуация на местах уже  кардинально изменилась.  В результате такой неразберихи Корап фактически сам поехал из дивизии в дивизию, пытаясь выяснить, что происходит. Следовательно, когда его старшие офицеры генералы Гамелен и Жорж (командующий северо-восточным театром военных действий) пытались связаться с ним или когда местный французский командующий «достаточно отчаялся» использовать радио для получения подкрепления из штаба 9-й армии после обнаружения сообщения о том, «миль- длинная колонна немецких танков», они не получили ответа. Корап и его штаб находились на поле боя, пытаясь своими глазами увидеть, что происходит, и была ли прорвана вся линия группы армий.

Наконец, приоритет телефона над радио означал, что связь могла быть критически хрупкой, поскольку она была сосредоточена в одном месте. Например, когда 20 мая немцы достигли Абвиля, где располагались телефонные центры, они перерезали линии, препятствуя телефонным звонкам и телеграммам между Генеральным Штабом и армиями на севере Франции.



Все эти взаимосвязанные проблемы — неадекватная доктрина и все ее побочные эффекты, плохое оперативное и тактическое руководство, отсутствие эффективных общевойсковых соединений и плохие системы связи — привели к резкому отставанию в оперативном и тактическом плане. Из-за этих проблем, особенно из-за доктрины, французские войска не могли импровизировать, быстро реагировать на меняющиеся обстоятельства, понятия не имели, как быстро организовать крупные контратаки с участием более чем нескольких подразделений, и действовали ужасно медленно. Подобные проблемы имели решающее значение в той стремительной войне, которую Германия навязала Франции в 1940 году. На самом деле, немцы еще до начала кампании справедливо считали медлительность принятия решений главным продуктом французской доктрины. Действительно, они ожидали, что у французов от природы низкая скорость действий или реакции.

Французы просто никогда не могли остановить немцев на стратегических сражениях. Лучшее, что могли сделать французы, — это временно остановить атакующих на тактическом уровне. Дальше этого уровня французы ничего сделать не смогли. Единственная реальная попытка оперативной контратаки за всю кампанию закончилась полным провалом. В обороне французы могли какое-то время сдерживать врага, но с доктриной, которая не одобряла импровизацию, и руководством, неспособным собрать свои силы и новаторство, чтобы противостоять немцам, это был только вопрос времени, когда последние найдут тактические решения для преодоления даже самых лучших укрепленных французских оборонительных сооружений.

 

13 мая полковнику Дюжене, возглавлявшему 39-й пехотный полк, было приказано контратаковать в течение 20 часов. Тем не менее, он попросил отсрочки, и нападение было отложено на час. Однако в 20:45 полковник сообщил, что его пехота еще не готова. В результате его танки двинулись вперед без поддержки пехоты, но наступила ночь, поэтому французские атакующие отступили.

Продолжение следует