Возвращение. Роман. Гл. 14

     XIV. – Что поделаешь! раз поставив себе задачу преподнести жизнеописание Д.П. в виде двух параллельных по смыслу – но не по времени – историй : его выезда за границу и возвращения на родину, мы вынуждены, придвигаясь шаг за шагом в его будущее, вместе с тем постоянно возвращаться в его прошлое. Также и здесь, на примере композиции обеих баллад – как в особенности в нижеследующем трактате «О жизни как поездке и бытии как Возвращении» – нам хотелось бы продемонстрировать один из первоосновных, как нам кажется, законов космоса, а именно : естественное и неизбежное замыкание любых двух параллелей в магический круг. Но не станем забегать вперед.
     Итак, каково же было удивление Д.П., когда накануне выпускного школьного бала, в один из тех благоухающих сиреневой теменью майских вечеров, когда томление в природе, сливаясь с неопределенным влюбленным томлением в душе, с предельной убедительностью демонстрируют лежащее в основе жизни единство страдания и радости, – именно в один из таких незабываемых вечеров Д.П. вызвала к себе Мария Ивановна, его учительница по литературе.
     Здание школы было пусто и темно. Лишь в угловых окнах второго этажа горел свет. Д.П. вошел в бесконечно знакомое ему помещение и осторожно, точно рядом шли уроки, прикрыл за собой дверь. Мария Ивановна сидела за первой партой среднего ряда, как сидят взрослые папы и мамы на родительском собрании. Перед ней на доске, испещренной нестертыми математическими операциями, висела физическая карта Европы.
     «Я слышала, ты собираешься махнуть заграницу, Дмитрий, – без предупреждений начала Мария Ивановна, рассматривая любимого ученика подслеповатым, грустным и внимательным взглядом, – садись». Д.П. сел подле нее. Он был видимо ошарашен. Сбит с толку. Он уже хотел было произнести избитое : «Вы  шутите, Мария Ивановна», но учительница спокойно и твердо продолжала : «Не беспокойся. Я все знаю. Эпизод с клоуном, имевший место много лет назад, ты сам мне рассказал. Слухи, разползшиеся по городу, тоже всем известны. Знаю я и то, что все об этой истории давным-давно забыли. Не исключая тебя, Дмитрий. А зря». Д.П. сконфуженно кивнул и тут же вопросительно воззрился на Марию Ивановну.
     «Так. Но я знаю и то, о чем ты еще не знаешь. Я не имею пока права распространяться на эту тему. Все это будет не скоро... если вообще будет... но я бы уже теперь хотела дать тебе полезный совет : нажми на английский». – «Вы это серьезно, Мария Ивановна!?» – «О, да, Дмитрий, вполне. Разве такими вещами можно шутить? Помнишь, как у Достоевского : «Святые могилы посетить...», – при этом она покосилась на стены, обвешанные визуальными пособиями, – все это хорошо, хотя... ведь Европа, как мы с тобой прекрасно знаем, не из одних кладбищ состоит. Там живут люди... да, люди. И люди эти – наши идеологические противники. У нас, как ты знаешь, – она глубоко вздохнула, – все политика решает. Короче говоря, мне поручили передать тебе, чтобы ты нажал на английский. А заодно попробуй брать уроки немецкого у Антонины Петровны из соседнего класса. К сожалению, сейчас нельзя сказать точно, какой язык тебе больше понадобится. В общем, ты понял. И о нашем разговоре, пожалуйста, никому ни слова».
     «Ни отцу, ни матери?» – «Ни родителям, ни сестре, никому. Не исключено, что тебе через пару лет разрешат выезд». – «Но Мария Ивановна, это же похоже на сон, – не выдержал Д.П., – я просто не могу в это поверить. Одно дело, когда я в свое время беззаботно разбалтывал направо-налево клоуновскую сагу, другое дело...» – «Повторяю, Дмитрий, известные органы, – она сдвинула брови и многозначительно подняла указательный палец, – заинтересованы в твоем выезде заграницу. Не знаю сама почему. Это, разумеется, против правил. Замышляется, по-видимому, какое-то абсолютное исключение из правил. У меня такое впечатление, что это игра... кто-то решил поиграть тобой. А заодно и всеми нами. Но это-то и есть твое счастье», – закончила Мария Ивановна совсем тихим голосом.
     «Игра... счастье... исключение из правил... у меня голова идет кругом. А как же выпускной вечер, Мария Ивановна. И должен ли я в нем участвовать?» – «Ну конечно, Дмитрий, – улыбнулась Мария Ивановна мило и просто, – ты должен жить как жил. Танцевать до упада на выпускном бале. Поступать в университет. Помогать маме, сестре : отец-то ушел от вас, я знаю. Вообще, тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Тебя известят, когда придет черед». – «Кто, кто известит?» – задохнулся Д.П. – «Ну да уж известно кто, – Мария Ивановна кротко усмехнулась про себя, нервно постучав указкой по парте, – видишь ли, Дмитрий, эта история с клоуном... ее не забыли там, где нужно. Между прочим, в ней, как ты помнишь, большая, даже решающая роль отводится возвращению. Учти, Дмитрий, скажу тебе сразу : если тебя выпустят, то лишь с условием, чтобы ты когда-нибудь вернулся». – «Когда? когда?» – «Точно это никому не известно. Скажу так, как сама понимаю : не рано, но и не поздно. Ты должен возвратиться вовремя. И непременно сам по себе, добровольно, понимаешь?» – «Понимаю, Мария Ивановна. Разумеется, я возвращусь. Как же иначе? У меня ведь  здесь остаются мать, сестра. Да и друзья есть хорошие. С какой стати я их должен променять на что-то совсем, совсем неизвестное?» – и голос его задрожал от благородной и прочувствованной гордости. – «Да, ты славный парень, Дмитрий. И сочинения у тебя всегда были самые лучшие. Недаром я зачитывала их в соседних классах». – «Сочинения...», – Д.П. смутился и замолчал. – «Сочинения...» – хотела было его поддержать Мария Ивановна, но тоже почему-то не нашла правильных слов.
     Слишком уж очевидна, прямолинейна и парадоксальна была поразившая их обоих мысль о том, что жизнь иной раз предлагает сюжеты почище любых самых оригинальных сочинений. Вместе с тем это была одна из тех мыслей, которые теряют тем больше, чем активней пытаются их развить. И потому Д.П., проглатывая комок в горле, сказал, чтобы завершить тему : «Я обязательно вернусь. Мне бы только денег чуть-чуть заработать. Да Европу немного посмотреть. Вот и все». – «Нет, не все, Дмитрий. Могу себе представить, – переменила тон Мария Ивановна, – что какие-то люди...важные, значительные люди надеются, что по возвращении ты привезешь им кое-что по части дефицита : кофе там, сигареты, джинсы... ну и прочее». – «Да мне не жалко, Мария Ивановна, – едва не заплакал от распиравшей его щедрости Д.П., – сколько смогу унести... В конце концов, можно и багажом послать», – пришла вовремя удачная мысль. – «Да, можно и багажом, – одобрила учительница, – ты славный парень, Дмитрий», – похвалила она его вторично. При этом Мария Ивановна украдкой взглянула на свои искусно заштопанные колготки, хотела что-то сказать, но удержалась и лишь смахнула стыдливую слезу.
     Д.П. проследил ее взгляд, несмотря на подростковый возраст все сразу понял и, сам дивясь собственной дерзости, покровительственно коснулся руки любимой учительницы : «Мария Ивановна, для вас – в первую очередь. Вы мне можете даже маленький списочек составить... хорошо? Я вас не обидел, Мария Ивановна?» Мария Ивановна, конечно, чувствовала себя слегка обиженной. Но обиду ее несколько умаляло, во-первых, то обстоятельство, что Д.П. с послезавтрашнего дня не будет больше ее учеником, а во-вторых, сознание, что из сложившейся и довольно щекотливой ситуации она, как ей казалось, нашла наилучший выход.
     Подождав еще с полминуты для приличия, Д.П, поднялся с парты, чтобы прощаться. «Ну, я пойду, Мария Ивановна». – «Иди и помни». – «Remember», – почему-то вдруг вздумалось пошутить Д.П. Мария Ивановна не могла не улыбнуться : «Двадцать лет спустя. Александр Дюма». – «Мой любимый роман», – сказал он у двери с просветленным лицом.
     «И я его очень люблю. Ах, да, совсем забыла, – Мария Ивановна достала из ящичка учительского стола довольно обыкновенную полуметровую сучковатую палку, – на вот, забирай на память». Д.П. густо покраснел. Он сразу вспомнил давнюю историю этой палки.
     Однажды, семь лет назад, когда он учился в третьем классе, Мария Ивановна попросила его остаться после уроков и наедине сообщила ему, что некий его одноклассник очень бы хотел с ним дружить. Однако он не решается сделать первый шаг. Так не пошел бы Д.П. ему навстречу? Тот мальчик плохо учился, отличался уединенным нравом, но был ему скорее симпатичен, чем наоборот. И Д.П. согласился. И тот одноклассник стал захаживать к нему домой. Ну и Д.П. к нему соответственно тоже. Они вместе что-то строили. Кажется, кораблики из дерева. Разумеется, Д.П., будучи круглым отличником, помогал новому приятелю в учебе.
     И вот как-то раз – это было в середине зимы – вечером, катаясь на коньках, тот мальчик нашел в снегу резаную палку. Она чем-то приглянулась Д.П. и он очень захотел ее иметь. Он стал просить своего приятеля уступить ему ее. Но, наверное, просьбы его имели слишком требовательный характер – получалось, что палка становилась своеобразным средством оплаты за помощь в подготовке уроков, – во всяком случае, мальчик наотрез отказался давать ее Д.П. Последний же в запальчивости заявил, что тот пожалеет о своем отказе. Мальчик только пожал плечами и покатил прочь. И в тот памятный вечер они больше не сказали друг другу ни слова. Но каково же было удивление Д.П., когда и на следующий день в классе они не взглянули друг на друга. И так прошла неделя. Прошел месяц. Прошел год. Прошли все последующие годы. Пока они не расстались навсегда.
     Неизвестно, что было в душе у того мальчика. Но Д.П., к чести его сказать, многое бы дал, чтобы понять, что же это за страшная и невидимая сила вдруг, воспользовавшись самым пустяковым поводом, встала между ними, сопливыми мальчишками, и не позволила не только объясниться, встряхнуться, взаимно извиниться и посмеяться над случившимся казусом, но, по-видимому, вызвала в приятеле Д.П. чудовищную и нечеловеческую гордость, а в самом Д.П. столь же чудовищный и нечеловеческий тихий гнев.
     А может, все дело было просто в том, что Мария Ивановна, руководствуясь наилучшими побуждениями, попыталась искусственным путем создать отношение, которое никак не могло бы возникнуть естественным образом? Да, это было бы самое дипломатическое и безболезненное для участников конфликта объяснение. Но Д.П. – за его визави говорить не имеем права – вследствие столь присущей ему самокритичности удовлетвориться им не мог. Какая-то микроскопическая заноза, не опасная для жизни, но поразительно действующая на нервы, поселилась с тех пор в его чувствительном сердце. Он все бы дал, чтобы стечение обстоятельств примирило их. Опять-таки : стечение обстоятельств, но не его личная инициатива. А это – продолжение токанья проклятой занозы в крови. Снова замкнутый круг.
     И вот теперь неожиданный финал. Совершенно не в его пользу. «Он что-нибудь сказал?» – тихо произнес Д.П., беря палку в руки как драгоценный талисман. И действительно : палка символизировала некую критическую точку в характере Д.П. Как было ее не уважить? «Твой бывший приятель теперь заканчивает заводское училище, – отвечала Мария Ивановна, – он принес мне вчера цветы и эту палку. Цветы отдал мне, поблагодарив за все, чему я его научила. А вручая палку, сказал так : «Передайте ее, пожалуйста, ему. Имени твоего он не назвал. Я слышал, он собирается в дальний путь. Пусть эта палка послужит ему добрым посохом. Глядишь, и дойдет с нею до цели».
     Д.П., до того бережно державший палку, с кривой и некрасивой улыбкой тут же, на глазах учительницы, сломал ее о колено, аккуратно положил обе палочки на школьную скамью, промолвив : «Как-нибудь уж дойду и без посоха. Всего доброго и до свидания, Мария Ивановна. Точнее, до завтра». И Д.П. закрыл за собой дверь.