продолжение 6 Дыханье жизни вечной

6

Возвращаясь же с высот Духа к нашей грешной земле, отзвук этого Небесного влияния находим на уровне нашей внутренней душевной потребности в бессмертии, (которая, кстати, может быть осмыслена и в применении к понятию соборности). Вот как любопытно это отслеживается в теории проф. В.А. Петровского: «Что же касается потребности  в бессмертии как продолженности, то она присутствует почти всегда и во всех нас. В идеале мы хотели бы существовать во многих и многих людях. Но наши возможности ограничены. Поэтому для персонализации я выбираю человека, который представляет для меня всеобщее и, следовательно, как бы соотносит меня с целым миром. И объектом моей любви является такой человек, который воплощает в себе мой идеал как средоточие тех, в ком я мог бы обрести свою продолженность, свое бытие в других.» (19) Это как отблеск той Любви, которую я выбираю по отношению к Человеку, другое имя которого - Бог, и в этом случае «продолженность» уходит в бесконечность. Кроме того, только в Нем (или вернее бы сказать - только Им – Духом Божиим) я могу любить многих. Тут соборность и единство Церкви во Христе. «Здесь мы видим, что и общество церковное, и каждый его член могут быть самими собой, потому что они пребывают в полной гармонии, и дело именно в гармонии, ни в чем другом. Где же ключ этой гармонии? Ключ в том, что Христос не является как бы одним из множества людей, одной из возможных особей, Он – Всечеловек. В Нем каждый человек может и найти себя самого и прозреть своего ближнего и всякого другого человека. И таким образом, если мы соединяемся со Христом, если углубляемся в единство с Ним через общение духа, общение ума, сердца, жизни  и вытекающих из этого поступков, то мы все делаемся частью этой  всемирной удивительной гармонии, которая потеряна сейчас, потому что каждый человек хочет быть «самим собой», то есть непохожим ни на кого и ни на что, быть каким вздумается, каким захочется. И вся задача аскетической борьбы ( то есть той борьбы с самим собой, которая начинается с момента, когда человек познает самого себя, познает подлинность своей личности во Христе): войти в полную гармонию с окружающим – трагическим, но и дивным – миром, в котором мы живем».(25а ).      
В этом смысле здесь, по-видимому, усматривается перекличка и со статьей другого современного исследователя профессора В.Сабирова «Любовь как откровение личности -  божественной  и человеческой», который пишет: «Человек есть образ Божий по своей природе, в своей предельной онтологической сущности. Своим бытием он обязан Божественной любви и несет в себе эту любовь. В своем же земном существовании, омраченном грехопадением прародителей, человеку необходимо сохранить свою человечность, не утратить этот дарованный свыше образ Божий, не погубить в себе искру божественной любви. Таким образом, личность отклик человека на дар и зов Божественной любви; это бытие и общение с Богом. Однако данные суждения не следует трактовать в том духе, что только верующий в Бога суть личность, а индивидуальность – участь неверующего. Личность есть там, где присутствует любовь. Любовь же в ее эмпирическом выражении – не что иное как желание вечной жизни с любимым. Иначе говоря, в простом переживании любви отмечается присутствие Бога, потому что только Он вечен, и, следовательно, то, что приобщено к Нему, также вечно.  Любовь – это живое единство любящих в общении, опосредованное Богом, Божественной любовью. Итак, личность и любовь существуют, потому что есть Бог. «Человеческая личность сильна только любовью и в любви… любовь – сущность, содержание и стержень личности…Без любви нет личности». Сравним теперь это с мнением проф. В.А. Петровского. Когда «мы любим другого человека за то, что мы в нем продолжены - не эгоизм ли это с нашей стороны? Да мы вообще не его любим, а себя в нем! Наш любимый человек - футляр для нашей индивидуальности…» (19) Любопытное и верное замечание, по-моему. А, может быть, тут и кроется удивительный парадокс, который помогает понять первую Евангельскую заповедь: «…возлюби ближнего своего как самого себя»? Может быть, нам, «ветхим человекам», не имеющим в достатке Духа Божия, не ощущающим себя подобием Ему и не умеющим любить себя, дается «подсказка» - удивительная возможность лучше понять, простить и полюбить себя через чувства другого человека? На духовном уровне мы можем с этим обратиться к духоносным и любвеобильным старцам. А на уровне бытовом, душевном об этом может свидетельствовать наша человеческая любовь с ее извечным стремлением найти понимание, разделенность, «вторую половинку»? Не даром вся традиция русской литературы (да, пожалуй, и мировой) свидетельствует о том, что главный герой «проходит проверку на личностность» обязательно в «экстремальных» условиях любви. Вряд ли человек, считающий себя выше обычной «любви земной» имеет шанс «быстро взобраться на небо» и вкушать там «любовь небесную». Если мы не научились любви хотя бы к одному земному созданию, что побуждает нас думать, что мы уже созрели для жертвенности высшего порядка? Только перед Лицом смерти Болконский, наконец, начинает понимать, что значит любить. Пока мы нетерпеливы, несмиренны, «душевны», мы не можем быть свободны ни от чего, присущего нашему страстному человеческому естеству. Единственное, что остается – быть честными пред собой и другим и достойными звания человека. То есть, возможно, более одухотворить наивысшее и благороднейшее из чувств и принимать его со смиренным терпением собственной природы, без осуждения и превозношения, находя в этом «земном» чувстве (или испытании) отголосок «небесного созвучия».  Ведь это такое же неизбежное средство постижения духовных основ, (такое же испытание на «истинность»), которое заставляет либо развиваться, либо отставать, (в духовном движении нет остановок), как и вообще все, происходящее с нами, и принимающееся от руки Божией, (при каких бы условиях и обстоятельствах оно ни состоялось). Что включает в себя это «одухотворение»? Да все то же самое, что необходимо понимается под «верным духовным основанием». Чувства эти не чужды жертвенности (т. е. отрицания собственной эгоистичности), под этим также понимается и то, что другому бояться нанести какой-либо ущерб, например, боль или умаление достоинства; что отношения становятся «прозрачными» (искренними), и с обеих сторон понимаются и принимаются такими, каковы они и есть в действительности. Иначе, (говоря словами транзактного аналитика), чужды игры или какого-либо сценария, (при котором «лицо» предательски заменяется «личиной»). Важное место при этом занимают доверие, мужество, чистота помыслов, когда никакие злобные «мысленные химеры» не искажают любимого лица. Более того, чуткое сердце - «прозорливо» и находит самое главное, значимое в личности другого, чем помогает ее самораскрытию. Внимательное сердце замечает, как в «лице» проступает «лик», (если говорить об этом в терминологии Павла Флоренского). Ему свойственно великодушие, оно умеет прощать. К сожалению, подобные «критерии» обычно не выдерживаются до конца, и люди, получившие этот редкий и уникальный дар не знают, «как его применить». Будто дикари они готовы «тончайшим инструментом», способным «видеть» звезды, орудовать словно каменным топором, разбивая им головы «своих врагов» (любимых). Самое же главное об этом уже было сказано выше словами митрополита Антония Сурожского.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


примечание: (19)В.А. Петровский. «Личность в психологии: парадигма субъективности», с. 503 изд. Феникс, Ростов-на-Дону, 1996 ;
           (25а) Митрополит Сурожский Антоний. Войду в дом твой. Беседы о вере и Церкви, с.41, изд. Фонд «Христианская жизнь», 2003.