Где живет совесть?

     Понедельник у Женьки не задался с самого утра.
     За что бы он ни брался, всё выходило из рук вон плохо. Что бы ни говорил, всё обидное да неправда. Словом, не его день. Надо сказать, что и в другие понедельники (и не только в понедельники) Женька не был образцовым мальчишкой, - он сам это понимал. Однако сегодня желчь из него лилась, как никогда.
     Домашка, оставленная с вечера, по утру не решилась. «Спишу у Зайцевой», - размышлял Женька, закидывая потрепанные тетрадки в рюкзак.
     - Жень, ты уроки доделал? – донесся из кухни мамин голос.
     - Доделал.
     Женька, не думая, соврал. Обычное дело – так и у матери меньше вопросов, и ему оправдания не придумывать.
     - А кровать заправил?
     - Заправил, - отчеканил шестиклассник, пиная скомканное одеяло. «Все равно мама после работы дома убирается», - мелькнуло у него в голове.
     Вихрастый паренек пронёсся в коридор, лихо накинул куртку и, хлопнув дверью, выскочил из квартиры. Мама прошла в комнату, печально посмотрела на незаправленную кровать.
     На первом уроке Женька довел до слез отличницу Юленьку Зайцеву, у которой без спроса взял тетрадки с домашним заданием. Огорчил Ольгу Николаевну, учительницу литературы, сказав, что ее предмет ему в жизни не пригодится. На перемене вместе с Колькой Сидоренко отлавливал второклашек и требовал у них платы за проход в буфет. «Налог на еду, козявки», - посмеиваясь, повторяли мальчишки. После школы закадычные друзья кидали камнями в бродячих собак.
     При всем этом Женька не был плохим мальчиком. Нет. Он будто бы и понимал, что зачастую поступает неприглядно. Но что-то в нем не давало переживаниям об этом расти, развиваться. Будто совесть спрятали в сундук, и как только этот сундук приоткрывался, его тут же захлопывали.
     Дома Женьку ждала расстроенная мама.
     - Сын, звонили из школы…
     По Женькиной спине пробежал холодок – значит, доложили об их с Сидоренко проделках.
     - Мам, да мы так, дурачились, - махнул он рукой, стараясь всем своим видом показать, что ситуация пустяковая.
     Маму его слова не убедили. Она продолжала с бесконечной грустью смотреть на любимого сына.
     - Да что ты, в самом деле! - разозлился мальчишка и, раздраженно бросив рюкзак, ушел в свою комнату.  А там, конечно, было прибрано.
     Обедали Женька с мамой в тишине. Ужин тоже провели молча. И уже перед тем, как отправиться спать, мама подошла к сыну и, сев на краешек кровати, сказала:
     - Завтра я тебя кое с кем познакомлю. Этот человек умеет творить чудеса.
     Женька с сомнением уставился на маму.
     - Только кому-то его волшебство приносит радость, а кому-то – большие испытания.
     - И зачем тогда к нему идти? – насторожился мальчик.
     - А затем, Женя, что у тебя, похоже, как у Железного дровосека, чего-то не хватает. Это не сердце. Но тоже что-то очень важное. Без чего настоящему человеку невозможно обойтись.
     Этими словами закончился скверный Женькин понедельник.
     На следующий день мама отвела сына в краеведческий музей. Низенький домик, прятавшийся от людей за деревьями в парке, показался Женьке вовсе не приветливым. Светло-желтые стены помутнели да облупились; в одуванчиках, пробивавшихся из щелей деревянного порога, лежали куски старой штукатурки. Внутри царил полумрак, пахло седой древностью – под стать назначению музея. «Кто бы мог подумать, что волшебники живут в таком месте?» - рассуждал про себя Женька, разглядывая фотографии и предметы домашней утвари.
     - А где же еще им быть, как не здесь? – поинтересовалась возникшая из ниоткуда бабулька.
     Женька застыл от изумления.
     - Здравствуйте, Глафира Петровна, - тепло улыбнулась женщине мама.
     Бабулька засеменила к гостям, раскинув руки для объятий.
     - Наташенька, сто лет тебя не видала! А сын-то какой большой у тебя. - Глафира Петровна расцеловала маму и стала внимательно оглядывать мальчика, прежде чем обнять.
     Женька вдруг нахохлился словно воробей. Приметив это, Глафира Петровна ограничилась похлопыванием по плечу.
     - Можете звать меня баба Глаша, молодой человек.
     - Евгений, - буркнул Женька.
     - Евгений… значит «благородный», - протянула Глафира Петровна, она же баба Глаша. – Что же, Евгеша, посмотрим, действительно ли ты благородный человек.
     - Я вас оставлю, - кивнула мама, обменявшись многозначительными взглядами со смотрительницей музея.
     Женьке вмиг стало неуютно. Проницательная старушка вызывала у него странные чувства, будто кто-то рассматривает его под лупой.
     - Ну-с, молодой человек, как считаешь, почему тебя сюда привели?
     - Мне почем знать? – недовольствовал мальчик, пиная паркет носком кроссовки.
     - А мама твоя что говорит? 
     - Что-то про Железного дровосека, у которого чего-то там нет. Сами у нее спросите.
     - Вот оно как, - поняла Глафира Петровна. – А про меня что мама сказала?
     Женька исподлобья глянул на бабу Глашу.
     - Что вы творите чудеса.
     - Это верно, - ухмыльнулась пожилая смотрительница. – Всем чудесам чудеса.
     Глафира Петровна развернулась и не спеша двинулась вперед по коридору. Женька поплелся за ней.
     - Думается мне, молодой человек… или лучше «друг мой»? – уточнила женщина. - Мы же с тобой, Евгеша, почти друзья, я так много о тебе знаю.
     Женька не нашелся, что ответить. Он-то бабу Глашу видел впервые и ничего ей о себе не рассказывал. Да и о том, что она за человек, не имел представления.
     - Так вот, дружочек, думается мне, что у тебя проблемы с совестью.
     - С чем? – растерялся Женька.
     - С совестью. Где-то она припрятана, не видать, - заключила Глафира Петровна.
     - Глупости это! - тут же надулся Женька.
     - Ты не спеши обижаться, Евгеша. Она у тебя, разумеется, есть. Однако ж сидит так глубоко, что кажется, будто бы и нет ее вовсе.
     - Все у меня в порядке! И с совестью, и со всем остальным. – Не унимался вихрастый шестиклассник.
     - Неужто? – баба Глаша остановилась и хитро посмотрела на Женьку. – Много ли хорошего ты сделал, скажем, вчера?
     Женька насупился, но сказать ему было нечего.
     - А много ли дурного? Для скверного поступка – рука легка. Это каждый может. А ты попробуй благое что-то, для человека. Сразу почувствуешь, как внутри замечется, зашепчет: «А почему я? И без меня справятся, авось, кто другой отыщется». Доброе дело – труд великий! Для такого сила недюжинная нужна. - Баба Глаша снова испытующе взглянула на Женьку. Все-то она про него знает, насквозь видит - не раз и у него металось в груди.
     - Совести хороший поступок, Евгеша, что глоток воды, без него она зачахнет совсем. А дурные дела ей расти не дают.
     Женька слушал и молчал.
     - Вижу я, что совесть твою спасать надо. Я могу помочь, да только все зависит от тебя. И превращение это ой как несладко людям дается. Особенно тем, у кого совесть почти исчезла. Через боль она возвращается.
     Мальчишка побледнел. Последние слова бабы Глаши не на шутку его напугали.
     - Ну, что? Согласен? - спросила Глафира Петровна.
     В это мгновение в музей вошла мама. Радостная, солнечная, она принесла с собой торт и газировку. Увидев ее, Женька ту же протянул бабе Глаше руку.
     - Согласен.
     Утро среды выдалось самым обыкновенным. Женька забрасывал в рюкзак тетради с невыученными уроками, попутно соображая, заправить ли ему кровать. «Мама же после работы порядок наводит», - снова подумал мальчик, как вдруг у него внезапно скрутило живот.
     - Ой-ой-ой… - простонал Женька.
     - Сыночек, у тебя все хорошо?
     Женька согнулся пополам, обхватив себя руками.
     - Хорошо, - процедил он сквозь зубы.
     - Я подойду.
     «Сейчас мама увидит, что кровать опять не застелена», - неожиданно для себя самого забеспокоился Женька. Вздыхая и охая, он стал расправлять одеяло.
     Когда мама вошла в комнату, сын уже преспокойно сидел на опрятной кровати, озадаченный тем, как быстро отступила боль.
     В школе Женька подловил Юлю Зайцеву, чтобы потребовать у нее домашнее задание. И только он хотел было открыть рот, у него в ту же секунду снова заныло в животе. Перепуганная жуткой Женькиной гримасой, Юля подхватила одноклассника и повела к медсестре. В медпункте девочка оставалась рядом с Женькой, несмотря на то, что начались уроки.
     - Спасибо тебе, Юлька, - еле проговорил шестиклассник.
     - Брось. Как бы я тебя оставила без помощи. Меня бы потом совесть замучила.
     Женька изменился в лице. Теперь-то ему все стало ясно. Это все баба Глаша.
     - Юль, поможешь мне домашнее задание сделать? Ты мне списывать не давай, просто подскажи да объясни. А дальше я сам.
     - Хорошо, - улыбнулась девочка.
     Живот у Женьки в ту же секунду чудесным образом прошел. «Вот так дела.
     Значит, Глафира Петровна правду говорила», -  решил мальчик.
     На перемене к Женьке подлетел Коля Сидоренко с предложением прогуляться до буфета. Чтобы проверить свои догадки, Женька направился вместе с ним. И чем ближе они подходили, тем сильнее у мальчика бунтовал живот.
     - Знаешь, Колька, я все-таки пас. Мне и так мелочи хватает. – Резко передумал Женька, оставив друга в недоумении. – И в собак я больше камнями кидать не хочу. Глупо это.
     Из школы шестиклассник шел в раздумьях. И сам не заметил, как ноги привели его к неказистому домику в парке. День был ясный. В помещение краеведческого музея заглядывали солнечные зайчики: они прыгали по полу, бегали на полках, перескакивая с фотографии на фотографию. Глафира Петровна дремала, сидя на стуле. Услышав скрип половиц, старушка встрепенулась и тут же довольно посмотрела на гостя.
     - Здравствуй, Евгеша. А я вот задремала, пока тебя ждала.
     - Ждали? – удивился Женька.
     - Конечно. Ну, говори, с чем пожаловал.
     - Баба Глаша, вы, действительно, волшебница? – замялся мальчик.
     - Еще бы. Только волшебство мое - жизненный опыт и знание человеческой натуры. 
     - А живот как же? – недоумевал Женька.
     - Это совесть твоя путь себе прокладывала. Оно всегда так. Только хороший человек неприглядное задумает или от дела доброго отвернется, совесть его внутри сразу и заколотит. А ты, Евгеша, человек не дурной, хоть и вел себя порой бессовестно.
     У Женьки зарделись щеки, уши запылали огнем. Окатило его стыдом с головы до ног.
     - Запомни, Евгеша, совесть живет в животе, доброта – в сердце, а честность в голове находится. И когда люди с пути верного сбиваются, то у них и болит. А коли болит, значит, не до конца еще эти качества в человеке выродились. Значит, и надежда есть.
     Женька стоял, пораженный словами бабы Глаши, - столько в них было простоты и правды.
     - Баба Глаша, у меня в школе товарищ есть, Коля Сидоренко. Вот ему бы как мне!
     Старушка заулыбалась.
     - А веди своего Сидоренко! Будем из него достойного человека делать.