Ведьма

По сельской улочке медленно шла высокая пожилая женщина. Она была еще не старая, но ее фигура казалась отяжелевшей и неповоротливой. Черная громоздкая оправа с толстыми линзами закрывала пол лица. Волосы были гладко зачесаны и стянуты назад, от этого голова казалась непропорционально  маленькой к большому и неуклюжему телу.

Женщина шла, сутулясь, как бы стесняясь своего роста и внешности. Объемная некрасивая куртка, длинная юбка и стоптанные старенькие галоши подчеркивали, что ей было все равно, как она выглядит.

Женщина, смотрела вниз на дорогу прямо перед собой, не обращая внимания на бешеный лай собак из-под ворот  соседних домов, и казалось, не замечала односельчан.

Каземировна, высунулась из калитки на собачий лай, и, заметив идущую по улице женщину, не выдержала:

- Привет. А я думаю, кто это там бредет по улице, на ночь глядя. Снова ты! С праздником Первомая тебя! Как было раньше: мир, труд, май.

 Женщина нехотя подняла глаза и ответила:

- Рано еще поздравлять. 1 мая будет завтра. Да и как было, уже не станет.

Она отвернулась и пошла дальше мимо оторопевшей соседки. Соседка поджала губы и сплюнула ей вслед:

- Вот ведь, ведьма. Столько лет живет здесь, и все как чужая. Чужая ведьма и есть.

Женщина скоро вышла на окраину села и повернула в сторону фермы. Дошла до развилки, и за еще по-весеннему прозрачной лесополосой свернула на грунтовую дорогу, где густо воняло помятым морковником.

Широкие колеса тракторов и сеялок не влезли в накатанную колею и примяли темно зеленые хрупкие заросли на обочине, и  теперь стойкий запах морковника перебивал в окрестностях все остальное.

Здесь женщина пошла еще медленнее. В спускающихся сумерках заросшая густыми пучками весенней травы неровная и разбитая дорога была совсем не местом для прогулок.

Но нелепая фигура в старомодной одежде упорно шла вперед, осторожно обходя рытвины и кочки. Она уходила все дальше и дальше от жилья, уходила в поля, где пару дней назад закончили посевную.

Лишь на пригорке, вдалеке от жилья, где не было ничего, кроме поля и неба, женщина остановилась. Она огляделась по сторонам и встала на краю пашни.

Весенний вечер был тихим и теплым. Солнце уже село за горизонт, и сумерки быстро уступали место ночной бездне, когда поля  вспаханного чернозема сливались с бескрайностью неба и казались единым целым.

Женщина стояла и ждала. В ее невозможно черных глазах, где не читался даже зрачок, отражалась узкая красная полоска последнего отблеска заката. Потихоньку подул слабый ветерок. Вместе с ним появились струи ароматов цветущих садов, рапсовых полей и запахи влаги с далекой речки.

Несмелый ветерок быстро окреп, и когда в воздухе стало прохладнее, превратился в сильный порывистый ветер. К этому времени на черном бархате неба загорелись звезды, и вышла почти полная луна.

Женщина, наконец- то, улыбнулась. Она сняла очки и тугую резинку, которая собирала ее волосы в нелепую дульку. Черные густые волосы, почувствовав свободу, рассыпались волной по плечам. Женщина довольно встряхнула головой, скинула куртку, длинную до щиколоток плотную юбку, сняла галоши.
 
Она стояла босая в тонкой шелковой рубашке. Стояла и чувствовала, что земля уже успела прогреться на жарких лучах весеннего солнца и была мягкая как пух.

Женщина выпрямилась, вытянулась на цыпочках и подняла руки вверх. От сутулости не осталось и следа. Она стояла так несколько минут, потом взмахнула руками как крыльями, и снова замерла.

Сейчас высокая фигура казалась стройной и звонкой. Она изменилась до неузнаваемости.  Расправились плечи, втянулся живот, выпрямилась шея с гордо посаженной головой.  Все тело собралось и напряглось как единая струна.
 
Длинные до пояса волосы, изящные руки, тонкая талия, плавные  бедра – светлый силуэт хорошо читался на фоне черной земли. Казалось, женщина вместе с объемной одеждой скинула свой возраст и стала еще выше. Только этого никто не мог видеть. Кругом ни души, только поля и лесополосы, небо и земля.

Женщина сделала одно плавное движение, другое и потихоньку перешла к танцу. Она медленно  кружилась под музыку ветра, стараясь поймать его ритм. Ноги тонули по щиколотку в мягком черноземе, пахло землей и весенней свежестью.
 
Постепенно танец убыстрялся, и ветер тоже становился сильнее. Движение сделались жестче и энергичнее, волосы развевались на ветру в такт. Женщина скинула рубашку и теперь танцевала нагая. Луна освещала белое тело, неистово кружащееся в фантастическом танце.

Это было одновременно красиво и страшно. Страшно своей абсолютной свободой и неукротимой энергией, страшно выходом за нормы и правила, страшно эмоциональностью и непонятностью самого действия.

В какой-то момент танец достиг своего апогея. Казалось, танцовщица не касается земли, а взлетает на сильных порывах ветра, протянув руки к звездному небу.
 
Неожиданно женщина рухнула на землю. Она лежала неподвижно, лежала и смотрела на вечное звездное небо, на холодное мерцание космоса, на  особенно крупную и яркую сегодня луну.

Затем женщина поднялась, отряхнула с волос и тела прилипшую землю, оделась и, не оглядываясь, пошла в сторону поселка. Она быстро дошла до первых домов и там замедлила шаг. Плечи сами собой снова ссутулились, а походка отяжелела. В поселок зашла уставшая старуха.


Надежда долго стояла под горячей водой в душе, наблюдая, как бегут струи, как волосы  повторяют формы тела. Пар от горячего душа заполнил всю ванную, и пахло влагой.

Затем она заварила себе травяной чай и зажгла свечи. Села за стол. Надежда в доме была одна. Впереди целая ночь, и можно было не спешить. Надя отхлебывала горьковатую ароматную жидкость и смотрела неотрывно на огонь. Ее мучил вопрос: « Почему и зачем? Почему она? Зачем, кому это нужно?»

Надя вспомнила себя маленькой. Ей три года, и она с родителями живет в панельной пятиэтажке на окраине заводского района в большом городе.

Она гуляла на улице и не хотела заходить домой, несмотря на то, что уже стемнело. Маленькую девочку манила ночь, сладкий запах наступающего мая и что-то еще, что она тогда не могла понять.

Мама кое-как смогла затащить упирающегося ребенка домой. Она не узнавала свою послушную и спокойную дочку, которая сейчас ничего не слышала и не хотела слушать. Домой то она ее затащила, и тут маленькая Надя устроила нечто, что потом родители только качали головой.

- Гулять! Я хочу гулять! Сейчас гулять. Ночью гулять!- девочка не  только ревела и кричала, она вдруг подскочила к закрытой входной двери и начала голыми руками исступленно рвать на ней обивку.

Плотный кожзаменитель подался, и вскоре вся обивка превратилась в длинные полосы, похожие на бахрому. Тонкие, почти прозрачные пальчики ребенка раздирали плотную материю как ножом.

Мама в удивлении села на стул в прихожей, молчала и наблюдала за дочкой. Она не понимала, как у ребенка хватило сил порвать обивку двери, откуда взялась такая непонятная истерика, и что со всем этим делать.

Став постарше Надя осознала, что нужно контролировать свои эмоции, воспоминания, возможности. Она как то пыталась рассказать брату, как пахнет в шторм море, как можно пройти  горящие угли, как надо правильно с руки кормить лошадь, чтобы она пошла за тобой. Брат засмеялся и ответил:

- Вот фантазерка. Ты на море не была никогда, и лошадей живых не видела. Даже читать толком не умеешь, а все придумываешь.

Надя пробовала объяснить брату, что это все она просто знает и без книжек. Но он смеялся и отмахивался.

Постепенно Надя смирилась, что их две. Вернее одна, но в защитном коконе.  Комсомолка, отличница с примерным поведением, и полная огня эмоций неуправляемая дикарка. Даже став взрослой, она никому не смогла это рассказать. Ни родителям, ни мужу. Так и жила.  Даже если и случались какие-то странности, то все это пропускали мимо, не замечали.
 
Муж не хотел никому признаваться, что все предсказания, решения, советы по его бизнесу давала домохозяйка жена. Он все списывал, на свою удачливость, на свое мужское обаяние,  благоприятно сложившиеся обстоятельства. Списывал, на что угодно.

Вдруг самоустранились конкуренты. Вернули украденный трактор. Решились, казалось не решаемые проблемы. Исчез в неизвестность давний враг и, несмотря на неудачный для всех  год, получилось хорошо заработать.

Надя всегда была в тени. И сейчас, после смерти мужа делами заправлял сын. Женщина и не искала славы. Ее все устраивало.

Она хотела найти людей похожих на себя.  Ездила по всяким форумам колдунов и магов, писала и звонила по объявлениям, но только везде были одни мошенники и позеры.

Только однажды Надежда встретила своего. Она тогда почувствовала, что своего. Ей было четырнадцать, она ехала домой со школы в полупустом трамвае. Зашел взрослый парень и сел на сиденье спереди. Он нечаянно обернулся к ней и замер.  Его брови взлетели вверх.
 
- Не верю своим глазам! Кого я сейчас вижу! Ты знаешь, кто ты есть? Наверное, ты еще не осознала этого. Ты ведь, одна из нас. И ты очень красивая.

Он не сводил с нее глаз:

- Какая же ты красивая и яркая! Глаза чернее ночи! И волосы как смоль. Как хорошо, что я встретил тебя. Жаль, только что мне скоро надо выходить. Надеюсь, что мы еще увидимся. Мы обязательно увидимся. Ведь мир так тесен.

Надя смущенно улыбалась. Она боялась понимать, о чем говорит этот незнакомый парень.

В школе ее считали дурнушкой и дразнили за высокий рост, очки, прилизанную прическу и густые брови. Надя была не похожа на остальных. Все одноклассницы тогда скопом стриглись под  Мирей  Матье, выщипывали брови в ниточку и были гораздо ниже ростом.

Надежда смотрела на мерцающее пламя свечи, и кусочки из прожитой жизни всплывали сами собой. Женщина знала, что сегодня не заснет до рассвета. Не сможет. Ее переполняла энергия и эмоции. Мир тесен, но того парня она больше не встретила.


Сашка пришел домой уставший. Он был рад, что все успел. Главное, отсеялся вовремя, теперь бы с погодой повезло. Если повезет, то ферма будет с кормами. Ферма с кормами, значит и все сложиться замечательно.

Катерина, Сашкина жена, накрывая на стол, недовольно бурчала:

- Твоя мать опять ходила проверять, как ты отсеялся. Каземировна видела. Не доверяет тебе что ли, ходит все перепроверяет? У тебя и так самые большие урожаи в районе. Всегда лучше всех! А  твоей матери все надо лезть!

- Зачем ты так? Слушай больше эту Каземировну, сплетница она еще та. Мама не лезет никуда, она мне никогда и осуждающего слова не скажет.

- Она и не скажет. Зато выразительно промолчит.

Сашка поморщился:

- Вот вы, бабы какие ненавистные. Чем тебе моя мама опять не угодила? Она все нам оставила после смерти отца: и ферму, и землю и технику.  И ты бы со своей матери  начала. Твоя, вон, ничего и нигде не стесняется и рот не закрывает.  Такую чушь несет про ведьм!

Катерина не унималась:

- Тебе все оставила, а не мне. Ты на старшую дочку посмотри. Сегодня в магазине уперлась: «Не хочу розовое платье, хочу черное». И туфли, и куртку – все черное в итоге купили. Девочке семь лет, а она не носит ничего другого. Только черное. Как бабушка ее.

- Ну и что. Хочет ребенок черное, путь будет черное. Модно это сейчас. И лучше пусть будет в семь лет черное, чем в шестьдесят пять розовое.  Хватит! Разговор окончен.
 
Через неделю Сашка проводил мать на поезд. Она поцеловала сына с внучкой и уехала в ежегодный отпуск, так женщина называла поездку на побережье.

Утром проводница постучала в купе, чтобы напомнить об остановке, и опешила. Вместо деревенской пожилой женщины в длинном темном платье сидела  красивая леди в белом брючном костюме и изящной шляпке. Только горящие черные-пречерные глаза подтверждали, что это та же самая пассажирка.

Леди грациозно и с достоинством вышла на перрон южного города и, привлекая всеобщие восторженные взгляды, пошла, встряхивая черными локонами длинных волос, навстречу своей мечте.
 
Она надеялась встретить того парня с трамвая. Ведь мир так тесен.