Пушкарь - сын литейщика. Непоследовательная трилог

Оглавление
Пролог
Часть I. Литейщики
     От колоколов к пушкам
     Фрязины и их ученики
     Новаторство русских мастеров
     Пушечный двор
     Технический директор Пушкарского приказа
     Сомнения
     Смрадные ядра
Часть II. Служилые люди «пушкарского чина»
     Пушечники, пищальники и пушкари
     Особое сословие
     Штурм Казани 1552 г.
          Татары против… татар
          Народный эпос о взятии Казани
Часть III. Пушкарь — сын литейщика
     Именины
     В начале пути
     Царские стрельбы
     Поход на Казань
Литература

Пролог

По отзывам читателей, хоть и немногочисленным, форма «непоследовательной трилогии», которая использовалась при написании предыдущего произведения «Дессейнщик», была воспринята доброжелательно. Да и автору она кажется довольно логичной, в случае, когда описание содержит множество специфических терминов и исторических фактов, поэтому, предлагаемое к прочтению, состоит также из трех частей:

Часть I. Литейщики

Часть II. Служилые люди «пушкарского чина»

Часть III. Пушкарь — сын литейщика

В этот раз все части объединяет единая тема — «история артиллерии на Руси» до преобразований Петра I. В этой истории до сих пор много неизвестного. И вряд ли ответы на большинство вопросов когда-нибудь будут получены. Даже сведений по артиллерии более позднего времени, XVI-XVII веков, сохранилось очень мало. Пропали не только документы (основная масса документов архива Пушкарского приказа сгорела во время пожара в Москве в 1626 г и особенно в 1812 г. в Московском Кремле [5,17], но и многие образцы старинных орудий не дошли до современности просто потому, что захватывались неприятелем, переплавлялись на новые пушки, как и колокола при Петре I. Возможно, лишь только земля еще хранит в себе тайны первых орудий «огненного боя».

В сознании большинства история артиллерии — это история оружия из железа, чугуна, меди, бронзы, которое можно посмотреть, пощупать, но и интересного-то в этом мало [22].  Однако, ход развития многих видов технической промышленности, начиная с 14 века, всецело зависел от артиллерии, которая являлась главным двигателем прогресса в металлургической промышленности, где сосредотачивалось железо-ковательное и литейное производство, горное дело, поиск полезных ископаемых, руды, пороходелие; и даже инженерная часть, — а именно строительство крепостей, фортификационных сооружений — составляла раздел того же артиллерийского искусства. Исследователи, которые обращаются к изучению артиллерии, невольно переносятся из области военной в область экономическую — перед нами фактически открывается вся предыстория развития российской промышленности [22].

Существует несколько версий происхождения слова «артиллерия». Согласно наиболее распространенной — его основой послужили латинские слова «arcus» — лук и «tellum» — стрела. По-итальянски «arte de tirare» («artilla») означает «искусство стрельбы». От итальянского «artilla» возникло французское «artiller» — мастер изготовления метательного оружия, а впоследствии «artillerie» — метательное оружие. Однако позднее артиллерия оказалась теснейшим образом связана с изобретением пороха.

Изначально термины «литейщик» и «пушкарь» означали одно и то же. Но потом, в процессе эволюции артиллерийского дела, эти понятия разделились. Почему —  будет понятно в процессе прочтения материала.

Различные технические характеристики представлены по минимуму, только если это необходимо для пояснения изложенного. Для тех, кто интересуется устройством орудий и номенклатурой артиллерии среднего и малого калибра в Московской Руси XVI-XVII веков можно порекомендовать прекрасные работы [1] и [2], соответственно.

Огромный объем информации удалось почерпнуть из замечательных книг и статей Алексея Николаевича Лобина — российского историка, кандидата исторических наук, специалиста по военной истории Русского государства XVI — XVII веков [5,6,7].
Не претендуя на авторство, два раздела, «Татары против… татар» и «Народный эпос о взятии Казани», переданы практически в полном соответствии с первоисточником, лишь с незначительными правками и дополнениями [18] — уж больно любопытен и хорошо изложен материал.

Первым военным учебным заведением, которое закончил мой отец, было Ростовское высшее командное артиллерийское училище. Интересно, знал ли он то, что открылось мне в процессе изучения темы и написания этого материала? Скорее всего, вряд ли!
Все используемые материалы взяты из открытых источников с указанием ссылок на них. Надеюсь, что мной в этом вопросе ничего упущено не было.

                «С тех пор, как изобрели порох, ангелы
                не участвуют в сражениях людей».
                Иоганн Христофор Фридрих Шиллер

Часть I. Литейщики

Секрет приготовления пороха был изобретен китайцами и очень долгое время был не известен европейцам. Черный порох создавался из самых доступных компонентов — серы, древесного угля и селитры, причем сами китайцы очень долго не понимали, что со своим изобретением делать, разве только что для изготовления фейерверков. Наиболее древним описанием горючего состава, включавшего селитру, серу и уголь, считается книга 682 года «Бесценные рецепты» китайского алхимика и врача Сунь Сымяо. Да я и сам в детстве делал такой порох из тех же самых компонентов. В древнем Китае основное применение пороха — пороховые ракеты. Позднее они все-таки научились делать десятки тысяч таких огненных стрел в год и успешно применяли их при ведении боевых действий.

Полученные от индийцев и китайцев знания о порохе и его применении очень скоро серьезно развили арабы. Уже в 1118 г. мавры употребляли огнестрельные приспособления при осаде Сарагосы в Испании, т.е. более чем за 100 лет до первого упоминания китайского и индийского огнестрельного оружия.

В Европе секрет пороха был раскрыт английским монахом Роджером Бэконом только в 1216 году. Он первым описал виды пороха, их формулу и различные комбинации. Благодаря этому, начало производству пороха было положено именно в Англии. Король Эдвард III, обладая большими запасами пороха, начал применять его в различных битвах.

Когда и где появилось первое артиллерийское орудие, сказать сейчас точно невозможно. Наиболее ранние изображения пушек находят в английских рукописях. Однако, известно, что в XIII веке огнестрельное оружие уже использовалось арабами. В 1308 году испанцы первые из европейцев применили порох для военных целей, взяв с помощью пушек Гибралтар. С этого времени и ведет свое начало артиллерия [3], наверное.

Дмитрий Донской, победивший татар в знаменитой Куликовской битве, — первый русский полководец, который понял силу и значение нового оружия, поскольку артиллерийские выстрелы на Руси впервые раздались именно при князе Дмитрии Донском. «Лета 6897 (то есть в 1389 году) вывезли из немец арматы на Русь и огненную стрельбу и от того часу уразумели из них стреляти» — так повествует об этом событии Голицынская летопись. Таким образом, история отечественной артиллерии насчитывает более шести веков.

Вывезти «из немец арматы» было делом далеко не легким из-за бездорожья того времени, отдаленности России от Западной Европы и громоздкости первых орудий.
По словам Воскресенской летописи, первые пушки стреляли каменными ядрами такого веса, «…яко можаку четыре мужи сильнии подъяти» и метали их на «полтора перестрела», то есть, видимо, в полтора раза дальше полета стрелы. Если судить по этим весьма расплывчатым, данным, то можно допустить, что калибр первых орудий достигал 40 сантиметров. Это следует из того, что каменное ядро, которое могли поднять только четыре человека, должно весить не менее 10 пудов. А десятипудовый гранитный шар имеет диаметр около 40 сантиметров. По-видимому, первые орудия по типу приближались к мортире, то есть они имели короткий ствол и сравнительно большой калибр. Что же касается дальнобойности этих орудий, то ее можно определить более точно. Лучшие стрелки XIV столетия — английские лучники — поражали противника из своих длинных луков на расстояние до 185 метров; первые русские «арматы» стреляли, по утверждению летописи, в полтора раза дальше среднего полета стрелы, то есть метров на 200–250.

От колоколов к пушкам

Первые пушки совсем не были похожи на орудия, демонстрируемые в исторических фильмах про эпоху XVII-XIX веков. У них не было ни деревянного лафета, ни колес. Пушка представляла собой металлическую трубу, которая закреплялась в деревянном станке (колоде). В заднюю часть трубы перед стрельбой помещалось ядро, а затем порох, после чего труба закрывалась крышкой (каморой), которая упиралась в колоду. В задней части трубы также проделывалось отверстие сбоку или сверху, через которое пушкарь поджигал заряд, разрыв которого приводил к вылету ядра из трубы.

Такие же точно «поджиги» я делал в детстве сначала из металлических стержней для шариковых ручек, а позднее из металлических трубок, правда набивал их порохом со стороны ствола, заложив стальной шарик, и забив пыж. Метров с трех моя «мини-пушка» пробивала стальной лист. Все это безобразие я делал любопытства ради. Может быть поэтому и поступил после школы в академию РВСН.

Наведение на цель таких пушек проводилось с помощью подкладывания деревянных брусков (клиньев) под переднюю часть трубы. Чем больше брусок, тем выше угол наведения и дальность стрельбы. Стреляли такие пушки каменными ядрами. Их целью в основном были стены, и сооружения. Позднее стала применяться картечь и дробь для поражения живой силы.

Изготовление пушек было весьма сложным и долгим процессом. В то время еще не научились использовать литейные технологии для производства труб. Пушки были коваными. Чтобы проще понять процесс изготовления пушек в то время, достаточно представить деревянную бочку.  Для изготовления бочки брались деревянные доски, соединялись друг с другом по длинной стороне и заворачивались в цилиндр. Образовывалась труба, которую зажимали металлическими обручами.

Сходным образом действовали кузнецы прошлого. Только вместо дерева использовались металлические полосы. Количество полос могло достигать нескольких десятков. Соединялись полосы под действием ковки и с помощью обжимания металлическим кольцами.  Количество таких обручей зависело от длины трубы и могло составлять от нескольких штук до нескольких десятков.

Ситуация резко изменилась, когда литейщики стали использовать навыки и опыт изготовления крупных колоколов.   Технология медного литья, хорошо освоенная мастерами Средневековья на изготовлении всевозможных бытовых изделий, «развязала руки» тогдашним оружейных дел мастерам — пушки стали делать по той же технологии, что и колокола, хотя состав литейной бронзы для пушек пришлось поменять. Эта технология получила название «медленной формовки» и использовалась довольно долго. В ее основу был положен древний способ изготовления колоколов по шаблону с горизонтальной осью вращения.

В первую очередь создавалась глиняная модель корпуса пушки. Для этого на деревянный круглый или граненый сердечник слегка конической формы накладывали соломенный жгут, который повторял приблизительно наружные очертания ствола.

 Далее формовщик руками наносил несколько слоёв глины, предварительно просушивая предыдущий слой на воздухе. Первые слои состояли из жирной влажной глины, смешанной с молотым кирпичом, последние — из тонко размолотой жирной глины, смешанной с волосом (шерстью) и конским навозом. Излишек глины срезали шаблоном, повторяющим конфигурацию наружной поверхности ствола. На полученную глиняную модель прикрепляли деревянные цапфы, а также модели ручек и украшений. Последние отливали из смеси воска, сала и толченого древесного угля в специальных гипсовых формах.

Изготовив модель, начинали работу над кожухом формы. Для этого модель смазывали разделительным составом, состоявшим из сала с растительным маслом. Затем наносили несколько слоев влажной смеси, аналогичной той, которую использовали в последних слоях модели. Каждый слой обязательно просушивали на воздухе. А далее на них наносили слои из густой глины до тех пор, пока не получали кожух толщиной от 175 до 300 мм (в зависимости от величины пушки). Затем извлекали модели цапф, а образовавшиеся отверстия заделывали глиной. Сверху на кожух для прочности накладывали железные обручи, продольные полосы и снова железные обручи. Места пересечения поперечных и продольных бандажей скреплялись проволокой. После этого форму просушивали на козлах, разжигая под ней огонь. Высушенную форму снимали с козел, выбивали из модели сердечник, который тянул за собой соломенный жгут, вследствие чего его можно было легко извлечь из модели, разматывая жгут.

Оставшаяся глиняная рубашка самой модели от прогрева становилась хрупкой, и ее легко можно было удалить. Чтобы облегчить удаление рубашки, особенно из формы пушек малых калибров, на ней при изготовлении модели вырезали по винтовой линии паз глубиной до соломенного жгута, а затем его заливали канифолью или смолой. Таким образом, после удаления (разрушения) глиняной модели внутри большой оставалась пустота, полностью передававшая очертания ствола пушки с отпечатками на внутренней поверхности всех его украшений, надписей и разных деталей.
     
Стержень для канала ствола пушки делали так же, как и ее модель, с той разницей, что сердечником для него служил железный прут; вместо соломенного жгута брали пеньковую веревку, а шаблон, по которому вытачивали стержень, имел конфигурацию внутреннего канала пушки.   Затем литейную форму собирали: помещали внутрь стержень и закрепляли его специальными приспособлениями — жеребейками, а также присоединяли к форме ствола форму его казенной части, которую обычно делали отдельно.  

Теперь собранную форму можно было поместить в заливочную яму, что и делали казенной частью вниз, а дульным срезом ствола наружу. Пространство вокруг формы набивали сухой землей, в которой делали литниковую чашу, из которой металл поступал в литейную форму. Заливку форм, как и для всех других крупных отливок, выполняли непосредственно из печи по каналам в полу литейной.

Так отливали бронзовые пушки и в западноевропейских феодальных государствах, и на Востоке, а также в Московской Руси. Для того чтобы пушка была безопасной и в тоже время более легкой, казенную часть делали более толстой, а ствол снаружи — сужающимся к жерлу. Восемь дюймов сплошного металла в казенной части противостояли давлению газов сгорающего заряда, в то время как ближе к концу ствола, где давление уменьшалось, достаточно было и двух-трех дюймов. Отношение длины ствола к калибру устанавливалось таким образом, чтобы порох успевал полностью выгореть, пока ядро двигалось в стволе. В результате получилась классическая, сужающаяся к дулу пушка, которая таковой явно и останется до тех пор, пока в качестве метательного вещества используется порох.

К середине XVI века конструкция пушек усовершенствовалась ещё двумя функциональными деталями – скобами и винградом. Скобы (они же «дельфины» или «уши») помещались в верхней части ствола и служили для подъёма орудия на лафет, а винград (репей, шишка) — утолщённый стержень на тарели ствола — применялся для вертикальной наводки, а также для перемещения орудия из боевого положения в походное, и наоборот.

Литцы (литейщики) были и первыми испытателями своих пушек. В XV-XVI вв. первую стрельбу проводил сам мастер, и это было суровой проверкой конструкторского и литейного мастерства. В царствование Ивана Грозного пушкарь Николай Немчин погиб при разрыве ствола орудия — пушечных дел мастера головой отвечали за качество работы. А вероятность брака при отливке пушек была достаточно высока, главным образом, из-за перекоса стержня в кожухе — при литье толщина ствола была не совсем одинакова.

Для производства пушек нужны были в том числе очень редкие по тем временам ресурсы: олово и медь. Ни олова, ни меди в позднесредневековой Руси не добывалось. Своих представительных рудников не было во всем Великом княжестве Московском. Даже с железной рудой были немалые проблемы. Разработку всего перечисленного в России начнут только после завоевания Урала в XVII веке. А вот в XV столетии при Иване Васильевиче о таком можно было только мечтать. Решили проблему единственным доступным способом — торговлей. И хотя Русь (как, впрочем, и все остальные государства) большую часть времени прибывала в кольце врагов, были у нее и весьма предприимчивые партнеры на севере и западе.

Русские княжества традиционно имели старинные партнерские отношения с городами Ганзейского союза, а также с землями на которых сегодня расположена Голландия. Ганзейские города были неоднократно обвинены со стороны польских и ливонских представителей в контрабанде в Россию.

Впоследствии к важным торговым партнерам Руси добавится еще и Англия, которая в XV веке начнет активно искать новую точку опоры для борьбы с Францией, Испанией и Священной Римской империей германской нации. Настоящая война разворачивалась на Балтике и Северном море против английских торговых операций. В Нарве с 1558 г. обосновались английские купцы, такие как Уильям Бонд и Джон Фоксал, которые занимались поставкой стратегических товаров (медь, ядра, железо, порох и т. д.). По количеству кораблей английские поставки в Нарву были на втором месте после Голландии [5].

Таким образом по северному пути в Россию поступали все необходимые редкие товары, в том числе олово и медь. Большая часть последних поставлялась в качестве лома [10].

Фрязины и их ученики

В период правления Ивана III развитие производства огнестрельного оружия стало важной частью проводимых им преобразований. Путем поддержки горнорудного и литейного производств, переселения мастеров, он стремился во всех сколько-нибудь значимых городах организовать изготовление оружия. Учитывая, что не всякие ремесленники самостоятельно способны на новом месте поднять свое дело, за счет казенных заказов «устраивались» специальные избы, дворы, погреба [8].

Производство артиллерийского вооружения, опиравшееся ранее исключительно на кустарные ремесла и промыслы и ограниченное преимущественно центрами отдельных княжеств, значительно расширилось в территориальном отношении, приобрело общерусское значение и, что особенно важно, получило качественно новую базу в виде крупных государственных мастерских, основанных на разделении труда и использовании механической силы, воды или конной тяги.

С 1470-х годов в истории отечественной артиллерии начинается знаковый период — Иван III повелел, перенимая лучший мировой опыт, приглашать из-за границы оружейников и других пушечных мастеров: «мастеров хитрых, которые бы умели из пушок стрелять». В инструкции российским послам предписывалось «приговаривати… пушечного дела мастеров». Иностранцы — в основном итальянцы («фрязы, фрязины»), впервые на Руси стали отливать орудия из бронзы [4].

В 1475 г. государь Иван III пригласил из Италии пушечных мастеров во главе с Аристотелем Фиораванти (Ridolfo Aristotele Fioravanti), архитектором и инженером из Болоньи: «пришел из Риму посол великого князя Семен Толбузин, а привел с собою мастера Муроля, кой ставит церкви и палаты, Аристотеля именем; такоже и пушечник той нарочит лити их и бити ими; и колоколы и иное все лити хитр вельми» [8]. Фиораванти приехал в Москву не один, а с сыном Андреем и учеником (может быть слугой) «паробком Петрушею». Он положил в Москве прочное начало пушечно-литейному делу по всем требованиям современной европейской технологии. Уже в 1477 — 1478 гг. Фиораванти участвовал в походе Ивана III на Новгород, а в 1485 г. — на Тверь в качестве начальника артиллерии и военного инженера [8].

Примерно в 1487 г. вместе с послом Юрием Траханиотом в Россию приехал итальянец Паоло де Боссо (в летописях — «Павлин Дебосис»), умевший отливать огромные пушки, а в 1490 г. в Москве появился «пушечный мастер Яков Фрязин с женою». Другой итальянец, мастер «Петр Фрязин» прибыл в Москву в 1494 г. из Италии вместе с посольством Данилы Мамырева.

К концу XV — началу XVI в., помимо итальянцев, стали приглашаться мастера из Дании. В 1495 г. посол датского короля Христиана I «магистр Девид», прибыл с посольством в Россию на корабле с «медью… и четырьмя превосходными мастерами из Шотландии, которые имеют опыт в отливке… полушлангов и целых шлангов».

История также доносит и имена литейщиков, о которых практически ничего не известно. Например, иностранного мастера Якоба фан Вайлерштатта. В источниках имя этого оружейника не встречается, однако семь зарисованных орудий с автографами Jacob van Weilerstatt, датируемые 1551-1553 гг. и российскими гербовыми эмблемами, говорят о том, что фан Вейлерштатт работал на Ивана Грозного и готовил русскую артиллерию к Казанским походам. «Якобовые пушки» в разрядах Ливонского похода 1577 г. — это именно его изделия.

Враждовавшие с Россией соседи всячески препятствовали приезду в Москву иностранных специалистов. Так, в 1493 — 1495 гг. поляки не пропускали русских послов, которые везли с собой завербованных в Европе мастеров; вследствие этого послы решили проехать в Россию с юго-запада, через земли Валашского правителя, воеводы Стефана (нынешняя Молдова), который, пользуясь случаем, задержал мастеров у себя. Государь Иван III, обеспокоенный задержкой специалистов пушечного дела и других мастеров, вынужден был просить крымского хана Менгли-Гирея помочь в их освобождении. Менгли-Гирей исполнил его просьбу и увез послов и мастеров (кроме четырех человек, которых Стефан под надуманным предлогом оставил у себя) в Крым, после чего они были доставлены в Москву.

Существовал еще один путь вербовки специалистов огнестрельного дела — привлечение пленных мастеров и пушкарей. Так, в ходе Русско-шведской войны в 1556 г. в Новгород была прислана грамота, в которой говорилось: «А которые будут немецкие полоняники умеют делати руду серебряную, и серебряное дело, и золотное, и медяное, и оловянное и всякое, и вы б тех людей велели детем боярским вести к нам на Москву» [5].

Итальянцы обучали литью орудий русских учеников. Имена некоторых их них известны — Яков (не путать с Якобом Фрязиным), Ваня и Васюк. Упоминается также русский мастер «Федька Пушечник». Прозвище Пушечник этого малоизвестного литейщика указывает, несомненно, на его главную специализацию — отливку пушек, то есть бомбард. 

В начале XVI века своими замечательными пушками прославился литейщик Булгак Новгородов. Как свидетельствует летописец, с помощью пушек Новгородова пушкарь Степан наводил ужас на поляков, захвативших Смоленск: «Ужасными действиями пушек он колебал стены и толпами валил народ».

В 1480 г. в Италии появились небольшие полевые пушки — фальки (faucons) и фальконеты (fauconneaux). Подобные орудия были отлиты примерно в 1497–1498 мастером Джиакомо (Якоб Фрязин). Из описей артиллерии XVII в. известны около десяти однотипных русских фальконетов, отлитых этим мастером по итальянским образцам. Из подробных описаний следует, что их калибр был 40 мм (полуфунтовое ядро), длина ствола 1200 мм и масса 80 кг. На каждой пушке имелась надпись на русском: «Иоан, Божиею милостию гсдарь всея Руси, в лето семь тысяч шестое (варианты: «в лето семь тысяч седьмое», «в лето семь тысяч восьмого»), делал Яков Фрязин».

Литье первой крупной бомбарды летописи отметили под 12 августа 1488 г. — тогда итальянец Паоло де Боссо («Павлин Дебосис») отлил «пушку велику» весом в тысячу пудов» (16 тонн), которую назвали по имени мастера «Павлином». В течение последующих 70 лет бомбарда Паоло де Боссо была самым крупным орудием в России. Примерные расчеты (ядро 12 пудов, или около 200 кг), построенные на аналогиях с бомбардами 1554 — 1556 гг. похожих калибров показывают, что ствол орудия был длиной около 4000 см, а калибр — около 550 см. Вероятно, что эта большая бомбарда превосходила своих ровесниц — итальянские бомбарды конца XV века «Corona», «Ferlina», «Galeazzesca», но по конструкционным особенностям от них не отличалась. Бомбарда «Павлин» принимала участие во многих военных кампаниях XVI в. По-видимому, ее использовали в защите Кремля от войск татар в 1521 г. — именно о ней писал С. Герберштейн: «это была старая штуковина вроде мортиры, много лет простоявшая без дела. В нее влезал целый небольшой мешок пороху, а в жерле мог выпрямившись сидеть человек, так она была велика и даже еще больше». Последнее упоминание о ней содержится под 1577 г., после Ливонского похода Ивана Грозного ее оставили в ливонской крепости Резица (нем. Rositten).

Необходимо отметить и такой вид орудий, как ribaudequin — многоствольные пушки. В России их называли «сороковыми пищалями». Они могли делаться как из обрезков ружейных стволов, так и из соединенных на одном ложе небольших пищальных и пушечных стволов (от двух и более штук). Отсюда вариации названий — «шутихи», «органы», «органки». Есть все основания утверждать, что изготовлять их стали итальянцы с XV веке. [5].

Как зодчий Фиораванти знаменит постройкой собора в московском Кремле, а как мастер литейного дела он известен тем, что обучил многих русских литейщиков, имена которых дошли до нас через столетия вместе с пушками, отлитыми ими. Одним из самых знаменитых его учеников был выдающийся русский литейщик периода царствования Ивана Грозного и его сына Федора —  Андрей Чохов, отливший знаменитую московскую «Царь-пушку», и многие другие.

Царь-пушка не имела никакого боевого значения; скорее всего из нее никогда и не стреляли, ибо не выдержала бы она и одного выстрела. Постройка такого орудия преследовала, очевидно, своеобразную политическую цель. Недаром в царствование Ивана Грозного посол римского императора доносил, что Московское княжество имеет не менее двух тысяч орудий и такие снаряды, что не видавший их не поверит описанию. Неизвестный нам по имени русский человек, автор так называемого «Пискаревского летописца», отметил отливку мортиры как событие чрезвычайной важности: «…повелением государя царя и великого князя Феодора Ивановича всея Руси слита пушка большая, такова в Руси и в иных землях не бывала, а имя ей «Царь» [10].

Учились русские мастера быстро. В результате артиллерия Ивана Грозного действительно была уже довольно многочисленной.

Так, при осаде Казани в 1552 году русские войска имели 150 орудий крупного калибра, помимо полковых пушек и мортирок. А в Литовском походе Ивана Грозного участвовало уже около 200 орудий. В середине XVII столетия в 96 разных городах (не считая Москвы) имелось уже 2 730 орудий. Что же это были за орудия? В тогдашней русской артиллерии мы встречаем те же типы орудий, что и в западно-европейской: пушки (каноны), пищали (кулеврины), гафуницы и мортиры. Первые два типа — это орудия настильного огня, то есть с пологой траекторией полета снаряда; последние два типа — орудия навесного огня, то есть с крутой траекторией полета снаряда. Пушки и пищали использовались главным образом в полевом бою. Пищаль отличалась от пушки большей длиной ствола и, как правило, меньшим весом. Гафуницы (то есть гаубицы) предназначались для действия картечью или каменной дробью. Поэтому их называли еще и «дробовиками». Гафуницы использовались преимущественно для обороны крепостей. И, наконец, мортиры, стрелявшие каменными ядрами, картечью или зажигательными снарядами, выполняли в основном роль осадных орудий.

Таким образом, имелась определенная система артиллерийского вооружения, но в рамках этой системы царила необычайная пестрота. Никакой артиллерийской науки тогда еще не существовало, поэтому каждый мастер сам устанавливал калибр, длину ствола, толщину его стенок и другие данные орудия. Пушки отливались из непрочных металлов — чугуна, бронзы — или выковывались из железа. Разнообразие систем и калибров, случайность баллистических качеств, зависевших от умения и фантазии литейщика, — все это характерно для русской артиллерии той эпохи. Почти каждая пушка была уникальной, то естъ — единственной в своем роде; значит, и снаряды к каждому орудию были тоже свои, особенные, годные только для него одного. Ясно, насколько это усложняло артиллерийское снабжение и стрельбу. Подобный хаос царил, правда, не только в русской артиллерии; то же самое творилось вплоть до начала XVII века и в Западной Европе.

Новаторство русских мастеров

Русская артиллерийская техника, отставая в целом от западноевропейской, нередко в отдельных областях достигала европейского уровня, а иногда даже и опережала его, причем не только в техническом отношении, но и в тактике применения.
 
Конструкция и технологии

Как известно, первые пушки заряжались непосредственно со ствола. Один из летописцев отмечал следующее: «У московитов такой способ управления орудиями: они зарывают пушки в землю; впереди их, там, где приходится дуло, проводят ров надлежащей глубины, в нем прячутся те, которые заряжают пушку; к жерлу дула прикрепляют веревку, и когда нужно зарядить ее, то пушку пригибают ко рву, когда же нужно стрелять, снова опускают».

Требовался более надежный и быстрый способ зарядки. Таким способ стало заряжение орудия с казенной части. Для этого требовалось только одно — надежное приспособление для запирания канала в задней части ствола пушки. Эту задачу русские оружейники решили успешно, применив для запирания канала ствола клиновой затвор, который на то время не применялся в артиллерии армий других стран.
Уже в 1615 году неизвестным русским мастером была построена бронзовая пищаль, имевшая клиновый затвор — предшественник принятых теперь во всех армиях затворов. Эта пищаль, сохранившаяся поныне, имеет на стенках канала ствола 10 спиральных нарезов и заряжается с казенной части. В Западной Европе подобное орудие с нарезами изготовили только к концу XVII века, — стало быть, русская техническая мысль опередила в этом случае заграничную по крайней мере на полстолетия. Что же касается клинового затвора, то он в Европе появился значительно позже. Массовое же применение нарезные орудия и клиновые затворы получили лишь в XIX столетии.

Любопытно отметить, что в конце XIX века Петербург посетил прославленный тогда пушечный король Фридрих Крупп, сын Альфреда Круппа, обеспечившего расцвет своей фирмы в шестидесятых годах XIX в., якобы, введением клиновой системы пушечного затвора. Во время осмотра нашего Артиллерийского исторического музея сперва все шло гладко, пока Крупп не подошел к пушке, изготовленной в 1542 году русским пушечным мастером, по преданию самим Андреем Чоховым. Здесь-то и задержался Крупп. По свидетельству Н. Е. Бранденбурга, он простоял более часа у изделия русского мастера. Задержка была не случайной. Русская пушка имела клиновый затвор с приводящим его в действие механизмом, о котором в каталоге музея, составленном в 1877 г., было сказано:

«...запирающий механизм состоит из механического сплошного клина, двигающегося в поперечном горизонтальном отверстии. Движение клина производится вращением рукоятки, надеваемой на конец вертикальной оси, выдающейся над верхним срезом казенной части орудия, причем шестерня, насаженная на эту ось, имея сцепление с зубцами, нарезанными на плоскости клина, заставляет последний принимать поступательное движение в ту или другую сторону. Для заряжания в клине приделано круглое отверстие, совпадающее с осью канала орудия при известном положении запирающего механизма».

Ну, надо же! Тот, кто хоть раз занимался оформлением заявки на изобретение, поймет — как же этот текст похож на описание современной формулы любого изобретения!

Это была скорострельная казнозарядная пушка. Русский новатор, создавший в XVII в. механизированный клиновый затвор, опередил на два столетия изобретение прославленного немецкого пушечного короля.

В мировой литературе известны споры представителей различных стран о времени создания первых пушек с винтовой нарезкой. Спор идет об отдельных годах второй половины XVII в. Часто называют мировым первенцем пушку 1676 г. из так называемого Кабинета принца Морица в Гааге. Называют также пушку с шестью винтовыми нарезами, изготовленную в 1691 г. Кохом в Мюнхене.

В Артиллерийском историческом музее в Санкт-Петербурге хранятся древние пушки, вносящие ясность в этот спорный вопрос. Здесь хранится медная пушка с нанесенными на ней при отливке датой — 1615 г. и надписью на латинском языке, точный перевод которой гласит: "Великому господину царю и великому предводителю Михаилу Федоровичу всех медведей".

Русский пушкарь, отливавший пушку, силен был своим мастерством, но не силен в латыни и назвал царя не предводителем «всех русских" (russorum), а предводителем «всех медведей" (ursorum). Сама эта ошибка исключает возможность поступления из-за рубежа пушки со столь издевательски звучащей надписью. А о мастерстве ее творца говорит то, что это — казнозарядная нарезная пушка, имевшая клиновидный затвор. В канале пушки десять винтовых нарезов. Из трех запалов два заклепаны, — эта нарезная пушка бывала в боях.

В Артиллерийском музее Санкт-Петербурга хранится еще несколько русских нарезных пушек XVII в., показывающих, как искусны были наши мастера. Об этом говорит в числе многого прочего русская казнозарядная пушка XVI в., имевшая механический клиновидный затвор, который, если бы он не был утерян, видимо, еще больше поразил Круппа.

Сплавы

Как мастерами делался расчет шихты для литья — неизвестно. Очевидно, литейщики использовали пропорции, исходя из качества меди и олова. Обращает на себя внимание наличие в составе пушечной бронзы легирующих элементов — свинца и цинка. Способ приготовления сплава играл значительную роль для обеспечения надлежащих механических свойств пушечного металла. Так, например, при старом способе плавки олово забрасывалось непосредственно в печь, в расплавленную металлическую ванну, после загрузки стружки. Помимо большого угара олова, этот способ не обеспечивал равномерного распределения составных частей сплава и орудия имели ликвационные включения, оловянные пятна и т. п. Применение лигатуры и предварительной переплавки стружки дало значительно лучшие результаты.
Русские литейщики к XVII в. накопили большой производственный опыт в выборе надлежащего химического состава сплава для пушек и их изготовления. Поэтому качество пушечного металла и эксплуатационные свойства русских пушек были одними из лучших в мире.

Стратегия применения

В области организации артиллерии русская мысль в ряде случаев также шла впереди европейской. Так, на Западе создателем полковой артиллерии (то есть артиллерии, входящей в состав пехотных и кавалерийских полков) считается шведский король Густав-Адольф, которого Энгельс называет крупным военным реформатором XVII века. Между тем термин «полковая пушка» встречается в русских документах гораздо раньше — в XVI веке, а в начале XVII века каждый русский стрелецкий и солдатский полк имел уже свою полковую артиллерию — от 6 до 8 пищалей.

Очень рано в России зарождается объединенное общевойсковое управление артиллерией в виде так называемого «Большого полкового наряда», существовавшего при «Разрядном шатре», то есть при командире корпуса. Таким образом, при царе Иване Грозном и при его сыне Федоре русская артиллерия достигла известного расцвета. Однако последовавший период междуцарствия откинул русскую артиллерию далеко назад. И, тогда как артиллерийская техника в Западной Европе во второй половине XVII века значительно шагнула вперед, а вооружение артиллерии было относительно систематизировано, русская артиллерия вплоть до царствования Петра I оставалась на уровне, достигнутом при Иване Грозном.

Начало XVIII века стало важнейшим этапом в формировании русской артиллерии. Именно в этот период времени русская артиллерия стала лучшей в Европе. В большей части это было достигнуто благодаря настойчивости, энергии и организаторским способностям Петра Великого и его боевых соратников по артиллерии — Г. Г. Скорнякова-Писарева, Я. В. Брюса, В. Д. Корчмина и многих других, кто верил в будущее артиллерии. Создавая регулярную армию по новому образцу, Петр Великий фактически заново, на новейших началах перестроил и структуру артиллерии. Ряд государственных мероприятий, которые осуществил Петр I, имели огромное значение для дальнейшего развития и роста артиллерии [15].

Так, Петр Великий упорядочил вопрос, связанный с производством артиллерийских орудий. Была упразднена разнокалиберность в артиллерии. Для производства орудий стали использоваться только типовые чертежи. Перед создателями орудий была поставлена задача уменьшить вес и добиться максимальной маневренности орудия на поле боя. В итоге на вооружении армии появились совершенно новые образцы гаубиц и пушек, которые обладали высокими боевыми качествами и высокой маневренностью и значительно упрощенной и облегченной перевозкой.

Петр I огромное значение придавал маневренности и подвижности артиллерии на поле боя. Он всеми силами добивался того, чтобы на поле сражения не только пехота, но и конница всегда имела поддержку артиллерии. Для этого в русской армии были введены такие подразделения, как конная артиллерия. Созданная Петром I, конная артиллерия принимала участие в сражении со шведами в 1702 году и бою под Лесной в 1708 году вместе с кавалерийскими полками, и историки признают, что именно благодаря этому были одержаны победы. Особенно прославилась конная артиллерия российской армии во время Отечественной войны 1812 года и последовавших после нее заграничных походах 1813–1814 гг.

Особое значение в дальнейшем развитии артиллерии уделялось подготовке кадров. Петр Великий не только лично в совершенстве владел артиллерийским делом, но и вложил большой труд для выявления талантливых людей и обучению их искусству ведения артиллерийского боя. Именно в этот период в России была заложена основа для развития артиллерийского образования. Усилия, затраченные на проведение реорганизации русской армии и ее артиллерии, очень быстро окупились.

Однако, о развитии отечественной артиллерии во времена Петра I и после следовало бы написать отдельно.

Пушечный двор

В 1475 (1476) г. в Москве была заложена первая Пушечная изба, а затем Пушечный двор (1520 – 1530-е годы), на котором отливались орудия. Об устройстве первой пушечно-литейной мануфактуры известно достаточно мало. Архив Пушечного приказа, в ведении которого находился Пушечный двор, к сожалению, утрачен, поэтому не сохранилось никакого сколько-нибудь удовлетворительного описания оборудования первой русской мануфактуры. Сама же она, находившаяся у «трех мостов из Фроловских ворот в Китай-город» сгорела в 1498 г. Позже она была построена на берегу реки Неглинной. Рядом устроилась слобода мануфактурных кузнецов, откуда произошло название Кузнецкий мост. Плавильные печи, располагались в центре территории Пушечного двора, из которых расплавленный металл поступал по специальным каналам в литейные формы. По организации производства Пушечный двор представлял собой мануфактуру. Здесь работали мастера-пушечники, литцы и кузнецы. Все мастера и их помощники были служилыми людьми, т. е. находились на государевой службе, получали денежное и хлебное жалованье, землю под строение.
 
На месте первой избы спустя столетие вырос целый заводской комплекс, производивший большое количество орудий и колоколов. Ко времени, когда Иван IV венчался на царство, мануфактуры были сведены в единый литейный комплекс — Пушечный двор. Во второй половине XVI в. пушечными избами называли отдельные постройки, входящие в литейный комплекс Пушечного двора, состоящий как из литейных, так и из арсеналов-амбаров, которые находились как в Кремле, так и за Кремлем.

Практически все мастеровые люди жили в Пушкарской слободе. Находилась она в Земляном городе за Сретенскими воротами и занимала обширное пространство, ограниченное рекой Неглинной, Белым городом, Большой улицей, по которой шла дорога во Владимир, и Стрелецкими слободами. В Пушкарской слободе были две улицы – Большая (она же Сретенская, а ныне улица Сретенка) и Сергиевская (от церкви Святого Сергия в Пушкарях) и семь переулков, из которых только один назывался Сергиевским (ныне это примерно следующие переулки: слева из центра — Печатников, Колокольников, Большой и Малый Сергиевские, Пушкарев, Большой Головин; справа — Рыбников, Ащеулов, Луков, Просвирин, Малый Головин, Селиверстов, Даев и Панкратовский), а остальные шесть были пронумерованы от «первого» до «шестого» и по ним получили свои названия.

Для руководства артиллерией Московского государства требовалась определенная организация. Следы такой организации «Пушечного приказа» известны с 1570-х годов. Приказ набирал людей на службу, назначал оклады, жалованья, повышал или понижал в чинах, посылал в походы, судил, отставлял от службы, ведал строительством городов (крепостей), оборонительных линий, литьём колоколов, пушек, производством ручного огнестрельного и холодного оружия и доспехов (последнее, по-видимому, какое-то время находилось в ведении отдельных Оружейного и Бронного приказов). В мирное время начальники Пушкарского приказа так же ведали засеками и приписанными к ним засечными головами, приказчиками и сторожами.

В приказе испытывался порох (пушечный, мушкетный и ручной) и взрывчатые вещества на основе селитры (ямчужное дело). Ещё в XVII веке в Пушкарском приказе хранились специальные коробочки с зелейными или селитряными опытами прошлых лет (то есть с образцами пороха испытанных ранее). Вся покупная медь, а также олово, свозились на склады Пушечного двора, а дальше мастера распределяли, какой металл «в пушечное и пищальное литье годитца», а какой пойдет только в колокольное литье.

В XVII в. Пушечный двор был значительно реконструирован. Сохранившийся план Пушечного двора конца века дает довольно точное очертание границ и окружающих зданий. Он уже занимал значительную территорию, находясь между Театральным проездом и Пушечной улицей, Неглинной и Рождественкой. Царь Михаил Федорович «полату превелику создал, где большое оружие делаху, еже есть пушки, и на ней постави своего царского величества знамя — орел позлащен» [13].

Появились и технические новшества: для привода в движение кузнечных молотов была использована сила воды (первый известный случай применения в Москве водяной энергии в металлургии). В центре двора помещались каменные литейные амбары, по краям — кузнецы. У ворот располагались большие весы, недалеко от амбаров — колодец. Значительно расширился состав служилых людей. На мануфактуре стали работать колокольные и паникадильные мастера, пильщики, плотники, паяльщики и др. Штат Пушечного двора насчитывал более 130 человек.

Объем производства Пушечного двора, насколько можно судить по сохранившимся сведениям, никогда не был строго ограничен, так как никакого производственного плана не существовало и заказы на работу передавались по мере надобности. Такая система работы характерна для деятельности Пушечного двора и в дальнейшем. С 1670 г. на территории двора стал располагаться Пушкарский приказ (позднее Артиллерийский приказ).

Пополнение кадров шло первоначально за счет ученичества. К мастеру прикреплялись ученики, которые набирались, прежде всего, из родственников служилых, а затем из вольных людей, не приписанных к тяглу. Позднее при Пушечном дворе устраиваются для подготовки новых кадров специальные школы. Так, в 1701 г. «велено было на Новом Пушечном дворе построить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов детей словесной и письменной науке… и кормить и поить их в вышеописанных же школах, а на кормы положено им по две деньги на день человеку, и из тех денег их половины покупая хлеб и харч: в постные дни рыбу, а в скоромные мясо, и варить кашу или щи, а по другой деньге — на обувь и кафтанишки, и на рубашенки…» [14]. В 1701 г. в этих школах обучалось 180 учеников, а в дальнейшем количество учеников выросло до 250–300 человек.

Пушечный двор, будучи главным арсеналом Московского государства и одновременно школой, готовившей кадры литейщиков, всегда пользовался особым вниманием иностранцев. Это внимание было вполне естественным, потому что все иностранные сообщения о Русском государстве служили, прежде всего, целям шпионажа и, в первую очередь, уделяли внимание военным объектам. Иностранцы с большой похвалой отзывались о русской артиллерии, указывая на ее значительность, и на овладение «московитами» техники изготовления орудий по западным образцам.

Технический директор Пушкарского приказа

О жизни и деятельности Андрея Чохова стоит рассказать отдельно, поскольку он являлся самым известным мастером литейного дела второй половины XVI – XVII в. на Руси. Дату его рождения можно указать лишь с некоторой долей вероятности — между 1540 и 1545 годом. Скорее всего, отец и дед его были посадскими людьми, ремесленниками, может быть, даже оружейниками.

По надписи на одной из пушек можно узнать, кто был учителем Чохова: «лета семь тысяч семьдесят шестого (1568) делал Кашпиров ученик Андрей Чехов». Можно с уверенностью утверждать, что речь идет о Кашпире Ганусове, талантливом пушечном мастере немецкого происхождения. Вероятно, его настоящее имя — Каспар. О немецком происхождении мастера говорит следующая запись в одном из старых описаний «наряда» Московского Кремля: «В Кремле, на Мстиславском дворе, пищаль Кашпирова немецкого литья, 15 гривенок (большая гривенка — около 400 г.) ядро, длина 5 аршин 6 вершков…» [10].

Помимо Андрея Чохова известны и другие ученики Кашпира Ганусова: Кузьмин Первой, Богдан Андрейтохов, Юрий Бочкарёв, Никита Тупицын. Семён Дубинин был учеником Ганусова в Смоленске, позднее он стал известен как мастер из Пскова.
В учениках на Пушечном дворе в те годы ходили по десять, двадцать, а то и по двадцать пять лет. Нередко уже седина в бороде и детишек полная изба, а он все еще числится учеником. Ученичество было одной из наиболее тяжелых форм эксплуатации работного люда. На Пушечном дворе, в Оружейной палате, да и на других государственных предприятиях в XVI–XVII веках можно было встретить мастеров очень преклонного возраста, всю работу передоверявших ученикам. Однако официальным руководителем отливки всегда считался мастер.

Чтобы стать мастером, нужно было выполнить самостоятельную, пробную работу — отлить пушку или колокол «на образец». Отливку оценивали старые мастера и выносили приговор. Нелегко было получить работу «на образец», приходилось обращаться к царю. Вот одна из таких челобитных.

«Царю, государю и великому князю Михаилу Федоровичу, всея Русии, бьют челом холопи твои пушечнова дела ученики мастера Олексея Якимова — Кирюшка Кононов, Воинко Логинов. Делаем мы, холопи твои, с тем мастером своим с Олексеем твой государев наряд: и верховые пушки, и дробовые, и тюфяки, и меньший наряд полковой. Да мы же, холопи твои, с мастером своим сделали тебе, государь, пищалы «Аспид» ядро тридцать пять гривенок (около 14 кг). А ныне, государь, мастер наш при старости, а мы, холопи твои, делаем пушечное дело двадцать другой год. Милосердный государь царь… пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, на пушечное дело дать, какое ты, государь, произволишь на опыт».

После изготовления орудие, как правило, испытывали на полигоне. Крупные бомбарды и пушки, скорее всего, испытания не проходили, поскольку транспортировка многотонных орудий на полигон и обратно была слишком затратной.

Среди учеников Ганусова лишь Андрей Чохов сумел выделиться из массы литцов, исполнявших обычную работу. Кашпир Ганусов умер, по-видимому, во второй половине 60-х годов XVI в, последнее известное упоминание о нем относится к 1566 г. Андрей Чохов еще некоторое время ходил в учениках. Это слово поставлено перед его именем на трех пушках, отлитых в 1568 — 1569 гг. Следующее упоминание о мастере относится к 1575 г. Подпись на отлитой в этом году Андреем Чоховым пищали «Лисица» уже не содержит упоминаний об ученичестве [10].

В первые годы работы на Пушечном дворе Андрей Чохов сумел ознакомиться со многими отраслями технического знания того времени. В 70-х годах двор подчинялся Пушечному приказу, на котором, кроме изготовления артиллерийских орудий, лежала масса других обязанностей. Кроме пушек здесь лили колокола: набатные и вестовые — для крепостей и «большие» — для церквей и монастырей. Чохов в совершенстве овладел колокольным литьем и впоследствии изготовил ряд прославленных колоколов, получивших широкую известность. Кашпир Ганусов, видимо, не знал этого ремесла, поскольку ни одного колокола, подписанного им, не известно.

Андрей Чохов отлил большое число пушек разного калибра, названия которых сохранилось в истории: «Лисица» — 1575, «Собака» — 1575, «Волк» — 1577, «Инрог» — 1577, «Царь-пушка» — 1586, «Егуп» — 1587, «Перс» — 1588, «Лев» — 1590, «Троил» — 1590, «Аспид» — 1590, «Скоропея» — 1590, «Ахиллес» — 1617 и другие.
 
К сожалению, полного списка орудий, сработанных Чоховым, не существует. Это и естественно, ибо в ходе многочисленных войн, которые вела Россия в XVI, XVII, да и в XVIII веках, многие из отлитых им орудий были утеряны, захвачены неприятелем или перелиты в более мощные пушки. Для подробного ознакомления с пушками этого великого литейщика можно смело порекомендовать работу [11].
И все же еще с одним шедевром Чохова очень хочется познакомить читателя.

В 1588 г. Андрей Чохов заявил о себе не только как признанный мастер-литейщик, но и как изобретатель. Судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, он отлил в Москве 100-ствольную пушку, стрелявшую картечью размером в гусиное яйцо. Этот тип орудий, получивший впоследствии в России название «картечниц» или «органов», зародился в Европе еще в XIV столетии. Однако, будучи по конструкции более тонкостенными, эти пушки представляли собой большую опасность при стрельбе. Они часто взрывались и поражали самих пушкарей. Чтобы как-то компенсировать этот недостаток, решили соединить несколько стволов пушек небольшого калибра на одном станке. Запал каждого ствола поджигался отдельно. Так появились первые образцы многоствольной артиллерии — т. н. рибодекены. Со временем удалось разработать систему одновременного залпа из всех стволов. Для этого их запалы соединяли общим желобом, в который насыпался порох.

До наших дней это творение Чохова не дошло, однако существует следующий текст документа, впервые найденного в фондах Государственного Исторического музея и опубликованного в 1949 г. [11].

Речь идет о рапорте-«сказке» пушечных литейщиков Алексея Якимова, Михаила Иванова и Никифора Баранова. «В лето 7149 (1640 г.) сентября в 6 день по досмотру пушечных литцов Олексея Якимова, Михайло Иванова и Никифора Боранова под навесом пищаль медяная что в ней сто зарядов испорчена. А ту пищаль делал мастер Ондрей Чохов тому 53 год (назад) И в той де пищали 330 пудов и 8 гривенок веса снова, как ее Ондрей Чохов делал, залилось 35 сердечников. И мастер де Ондрей и сам ей не мог пособить. Да и в московское разоренье у тое же пищали засорилось каменьем и ядрами и грязью закачено 25 зарядов и тем де зарядом помочь они не умеют. А ныне де она досталь заржавела и осталось у нее целых 40 зарядов и стрелять теми зарядами можно. К сей сказке Олексей Екимов руку приложил. К сей сказке вместо пушечного литца Михайла Иванова по его веленью московский пушкарь Гришка Савельев руку приложил 7149 года сентября 28 государю докладывали».

Исследователь русской артиллерии Е. Л. Немировский убедительно доказал, что особенностью этой пушки было то обстоятельство, что все 100 стволов Чохов отливал целиком, одновременно с корпусом. Столь сложная задача, выполненная этим замечательным литейщиком, требовала большого профессионального умения и специальных навыков. Понятно, что для решения данной задачи Чохову пришлось разработать какие-то свои, совершенно новые и неизвестные нам сегодня способы формовки и отливки.  Судя по приведенному выше документу, Чохову не до конца удалось воплотить свой замысел в жизнь: 35 сердечников из 100 оказались «залиты», т. е., говоря современным языком, оказались бракованными. Однако же остальные 65 стволов, судя по всему, были исправны и боеспособны. Расчеты показывают, что если калибр всех ста стволов чоховского органа был «с гусиное яйцо», т. е. 200 г., то общий вес конструкции должен был составлять около 5283 кг. [11].

В 1617 г. Андреем Чоховым был отлит ствол пушки, получившей название «Царь Ахиллес». Вместе с мастером в отливке пищали принимали участие его ученики: Дружина Романов, Богдан Молчанов, Василий Новгородец, Богдан Блекачев, Микита Провоторов, кузнецы: Петр Иванов, Мурат Кондратьев, Иван Васильев и другие. Всего над этой пушкой трудилось до 60 человек, а отливка ее заняла 10 месяцев. Для отливки «Ахиллеса» пришлось соорудить и новое подъемное оборудование. В октябре 1616 г. плотники «Офонька Игнатов со товарищи» делали волоки под новую пищаль. В это же время кузнецы «ковали векши к подъему пищали Ахиллеса и к иным подъемным большим делам» [11].

Изготовление «Ахиллеса» заслужило особую благодарность царя. Документы Казенного приказа сообщают в этой связи, что в 1617 году «марта в 14 день по государеву указу дано государева жалованья пушечному мастеру и литцу Ондрею Чохову, да ученикам его, Дружинке Романову, Богдашке Молчанову… а пожаловал государь их за то, что слили они новую пищаль «Ахиллеса"». Причем размеры дополнительных пожалований сукнами («кроме государева жалованья, выдать пушечному мастеру Ондрею Чохову 4 аршина сукна английского багрового, по рублю аршин, да пушечным литцам Дружинке Романову, Богдашке Молчанову, Кондратею, Михайлову, да Григорею Наумову, да Олексею Якимову по 4 аршина сукна настрафилю лазоревого цена по 2 рубли портище…) свидетельствует о том, что Андрей Чохов был старшим среди других мастеров Пушечного двора: его награда в два раза превышала награду других мастеров [11].

В 1617–1619 гг. было принято решение обновить весь «крепостной наряд». Московский Пушечный двор работал с большим напряжением сил. Было изготовлено 40 тюфяков — крепостных орудий среднего и малого калибра, стрелявших железным и каменным дробом. В работах были заняты в основном ученики Чохова — мастера Кондратий Михайлов, Григорий Наумов и Алексей Якимов со своими подмастерьями. По сути, к этому времени престарелый мастер был, говоря современным языком, техническим руководителем Пушкарского приказа.

Свой последний ствол, который в литературе именуют «пищаль в 4 гривенки», т. к. ее небольшие размеры не позволяли ей дать отдельное имя, — бронзовый, литой, был изготовлен в 1629 году. Поэтому в отсутствие более точных сведений именно 1629 г. во многих энциклопедиях и справочниках указывается как год смерти мастера. Правда, известный русский археограф и историк И. Е. Забелин утверждал, что он встречал упоминания о Чохове в документах, датированных 1632 г. Однако сегодня подтвердить или опровергнуть эти сообщения не представляется возможным. Таким образом, настоящей даты его смерти и места погребения мы не знаем [11].

В 1607-1621 годах вместе со своим заместителем, тоже замечательным мастером литейщиком Анисимом Михайловичем Радишевским (умер в 1630 году) он составил "Устав ратных, пушечных и других дел". После смерти этих двух корифеев единственная должность "пушечного и колокольного мастера", как технического руководителя Пушечного Двора, была упразднена. Отныне литейные работы производились равными между собой пушечными, колокольными и паникадильными мастерами-;литейщиками, подчинявшимися непосредственно администрации Пушечного Двора. Это было вызвано тем, что на заводе к этому времени имелось достаточное количество квалифицированных мастеров-;литейщиков, многие из которых были учениками Чохова.

Мастер-литейщик был универсальным специалистом — он сам чертил изображение будущего орудия, делал расчеты, отбирал медь, плавил металл, делал форму и т. д. Он полностью руководил процессом на Пушечном дворе. В помощь ему для выполнения полного цикла работ привлекались работные люди разных специальностей — гончары, кузнецы, каменщики и большое количество подсобных рабочих — «ярыг».

Таким образом, мастер должен был обладать уникальными знаниями: знать химию, физику, механику, математику, уметь пользоваться измерительными приборами, и, судя по всему, немного разбираться в мифологии и бестиариях (или, по крайней мере, черпать сведения о реальных и мифологических животных, растительном орнаменте и символике из книг).

Заслуги Андрея Чохова высоко оценили не только Царь, его современники, но и мы — его потомки!

Сомнения

Простая арифметика заставляет усомниться в утверждениях некоторых историков. Подавляющее большинство исследователей согласно с предполагаемым годом рождения Андрея Чохова — между 1540 и 1545 годами.

Сомнение I. Чохов — ученик Фиораванти

Аристотель Фиораванти впервые упоминается в хронике Болоньи в 1436 году, когда он и литейщик Гаспар Нади отлили колокол для городской башни Аринго. Даже если ему, как и Бориске из фильма Тарковского «Андрей Рублев» было тогда не менее 15-16 лет, то родиться он должен был примерно в 1420 году. Таким образом, в год рождения Андрея Чохова его “предполагаемому” учителю стукнуло бы не менее 1540-1420=120 лет. Стало быть, никак не мог Андрей Чохов быть учеником Фиораванти.

Сомнение II. Чохов — ученик Кашпира Ганусова

Имя Андрея Чохова впервые встречается в исторических документах в 1568 г. — так датирована отлитая им пушка, которая в начале XVII в. находилась в Смоленске: «На ней орел двоеглавый, наверху орла три травы, у казны – травы ж, в травах подпись русским письмом «лета семь тысяч семьдесят шестого (1568 г.) делал Кашпиров ученик Андрей Чехов». Ошибки тут нет — он иногда подписывался и Чеховым. 

Когда Кашпир Ганусов начал работать в Москве, точно не известно. Первые упоминания о нем относятся к 1554 г. Примерно в это время в ученики к нему и поступил Андрей Чохов, которому тогда было десять-двенадцать лет [10]. Мог ли Кашпир Ганусов взять в ученики десятилетнего мальчика, от которого практической пользы ожидать было сложно, а за неисполнение вовремя заказов царевых по литью пушек и головы лишиться можно было? Лично мне верится с трудом. Некоторые источники указывают, что возможный год рождения Чохова 1548 год. Ну, уж этого то никак не может быть, поскольку тогда в ученики к Ганусову он должен был попасть примерно в 6 лет.

Версия: возможно, Ганусов только формально числился его учителем, а истинным наставником Чохова был другой более старший «кашпиров» ученик? Как уже упоминалось, на Пушечном дворе, в Оружейной палате, да и на других государственных предприятиях в XVI–XVII веках, можно было встретить мастеров очень преклонного возраста, всю работу передоверявших ученикам. Однако официальным руководителем отливки всегда считался мастер.

Сомнение III. Как Чохов получил заказ всего в 23 года?

Неоспорим тот факт, что Кашпиров ученик Андрей Чехов отлил свою пушку, судя по дате на ней, уже в 1568 г., т.е. приблизительно в 23 года или чуть больше. Но известно также, что в учениках на Пушечном дворе ходили по десять, двадцать, а то и по двадцать пять лет. Чтобы получить работу «на образец», приходилось обращаться с челобитной к царю: «… а мы, холопи твои, делаем пушечное дело двадцать другой год. Милосердный государь царь… пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, на пушечное дело дать, какое ты, государь, произволишь на опыт».
Хотя, следуя моей версии, может быть заказ был поручен Кашпиру Ганусову, а исполнил его Адрей Чохов?

Вполне возможно, что истинным наставником Чохова был знаменитый Степан Петров — ученик Ганусов.

Смрадные ядра

Совершенно случайно нашел информацию об использовании так называемых «смрадных ядер», которые выпускали «дым отравный, убиваючий и удушающий» — прообраз химического оружия. Использовались они, правда, уже в XVII веке, но я не смог удержаться от соблазна описать эти необычные снаряды. Использовались они редко, потому что специалистов по смрадным ядрам было мало, в частности, Николай фон Зален.

Полуполковник Николай фон Зален состоял на службе уже царя Алексея Михайловича Тишайшего и был приписан к Московскому Гранатному двору — оборонному заводу, который производил артиллерийские снаряды. Именно он оставил любопытные записи, датированные началом 1660-х годов, где довольно подробно расписал состав «смрадных ядер» [23] — в общей сложности 32 компоненты. Среди более-менее понятных компонентов вроде «сера горючая, конфара (камфара), нашетыр (нашатырь), уксус, нефть и воск», там встречалось и кое-что другое. Например, такие странности, как «антоминикрут», «арзенемком», «асса фатуда» и «меркулы сублитатор». Неподготовленного человека это может поставить в тупик. Тем не менее, исследователям удалось расшифровать эту абракадабру [23]:

«Антоминикрут» — Antimonium crudum. Трёхсернистая сурьма — ядовитая штука.
«Арзенемком» — Arsenicum. Мышьяк — тут всё понятно.
«Асса фатуда» — Асафетида — растение, известное также под названиями «чёртов кал», «смола вонючая», «дурной дух».
«Меркулы сублитатор» — хлорид ртути, сулема — сильный яд.

Кроме указанных компонентов в некоторых случаях было использование гноя свиного, гноя лошадиного [22].

Как правило, «ядра смрадные» применялись в подкопной войне, когда осаждалась крепость, но иногда использовался для выстрелов мортир — для стрельбы навесом. Проламывая крышу здания и разбиваясь внутри, такой боеприпас начинал смрадить внутри помещения, доставлял массу «положительных» эмоций всем, на кого попадала хоть капелька содержимого, и, что называется, защитники выкуривались.

Часть II. Служилые люди «пушкарского чина»

Развитие русской артиллерии привело к значительному увеличению служилых людей при «наряде» (артиллерийской прислуги). Постепенно обособившись от других воинских разрядов, они образовали особый разряд военнослужащих — служилых людей «пушкарского чина». Кроме пушкарей и затинщиков (действовавших в бою из малокалиберных орудий — затинных пищалей) к этому воинскому разряду относились мастера, изготовлявшие и чинившие «наряд», а также крепостные служители — воротники, рассыльщики и сторожа [16].

Писцовая книга отождествляет тех и других служилых людей: «…и всех дворов пищальников и пушкарей 30, а пищальников в них 30 человек». В некоторых городах пищальники жили особыми слободами.

Жизнь в слободе регламентировалась особыми указами. Не разрешалось селиться и даже останавливаться здесь иногородним людям «без памяти» из Пушкарского приказа и «приказной записи». Но, несмотря на этот запрет, население слобод было довольно пестрым. Посторонние люди часто проникали сюда путем покупки дворов у пушкарей. Большая часть таких людей проживала во дворах самих пушкарей: пушкарские зятья, братья, племянники и дети, не поверстанные в службу, а также работники, бобыли и др. В слободах не разрешалось держать корчмы, играть в карты и зернь. Особое внимание уделялось противопожарной безопасности. В летнее время при ветреной погоде запрещалось топить печи и бани, ослушавшихся ждало наказание батогами. По территории слободы ездили «объезды», состоящие из осадного головы и выборных пушкарей. За службу пушкари получали денежное, хлебное и соляное жалованье [17].

Земля служилым людям по прибору давалась не одному человеку, а группе, которая владела ею на общинном праве, и выделялась под пашню, покосы, выгоны. Выдавались также лесные и рыбные угодья. Право на землю обусловливалось службой; надел отбирали, если пушкарь прекращал служить [17].

Все они делились на два больших разряда — строевые чины (пушкари и затинщики) и нестроевые чины (воротники, казенные кузнецы, казенные плотники, казенные сторожа и рассыльщики, зелейные, колокольные, шорные мастера, пушечные литцы, горододельцы, колодезники, чертежники; их ученики).

В городах строевые пушкари и затинщики разделялись на две половины, которые попеременно несли полковую и городовую (гарнизонную) службу. В военное время, по распоряжению Разрядного приказа, часть из них направлялась в армию, в составе которой пушкари находились в ведении воеводы у «наряда», командовавшего войсковой артиллерией. Оставшиеся в своих городах служилые люди «пушкарского чина» в случае нападения неприятеля должны были участвовать в их обороне. В мирное время они посменно дежурили у своих орудий, следили за их исправным состоянием.

Кроме того, люди «пушкарского чина» выполняли различные поручения, связанные с обеспечением своей службы. Их посылали для работы на пушечные дворы, они получали в арсеналах (чаще всего в Москве) новые орудия и осуществляли их доставку в город. Пушкари направлялись на заготовку и развозку пороха, следили за ремонтом пришедших в негодность пушек и лафетов, изготовлением ядер и боеприпасов. В тех городах, где не было воротников, кузнецов и плотников, пушкари выполняли их обязанности: запирали городские ворота, производили ремонт орудий и т. п. Как и другие «приборные люди», пушкари и затинщики участвовали в строительстве и починке крепостей. Русские артиллеристы хорошо знали не только основы баллистики, но и инженерное дело. Их познания не раз использовало правительство.

Помимо боевой службы, пушкари несли полицейские функции, стояли на карауле у тюрем, смотрели за «тюремными сидельцами», конвоировали осужденных в ссылку и в сибирские остроги. Так, по царской грамоте воеводе Переславля-Рязанского предписывалось выделить стольнику Плещееву городовых пушкарей и затинщиков для поимки «воров и убийц» [17]. Нередко их отправляли в уезды собирать детей боярских на службу и «имать нетчиков». Только во второй половине XVII в. эта практика прекращается.

В 1599 г. при строительстве Царева Борисова для устройства в городе тайника и колодцев были направлены немецкий мастер «Юшко Аммон» и русский пушкарь Поспел Неклюдов. При исполнении служебных обязанностей пушкари и их помощники-поддатни вооружались ручницами (пищалями).

Освобожденные от некоторых налогов и повинностей пушкари должны были пребывать в готовности к походу, неся в мирное время караульную службу у крепостных орудий и выполняя различные поручения по укреплению городов.

Как отмечалось выше, пушкари и затинщики в русском войске составляли особую группу ратных людей. Подобно стрельцам, они делились на две категории — московских и городовых пушкарей и затинщиков. В случае совместной службы лучшие городовые пушкари («которые бы стреляти умели и собою резвы») служили в «поддатнях» (помощниках) у артиллеристов, присылавшихся из Москвы. Московские пушкари получали более высокое содержание. По-видимому, уже с середины XVI в. существовала практика перевода «добрых» пушкарей из городов в Москву.

Пушкари и затинщики первоначально верстались на службу из посадских людей и городских ремесленников, ведавших городовым «нарядом». Позднее в «старых» городах пушкарская служба стала наследственной: каждый пушкарь и затинщик готовил себе смену из подрастающих детей или племянников. Прием на службу производился на определенных условиях, с поручительством уже состоявших на службе пушкарей. Каждый новоприборный пушкарь или затинщик принимал на себя обязательства: выполнять всякую службу при «наряде» в мирное время и в походах, быть преданным Русскому государству, не воровать государевой казны, не пить, не выдавать тайн пушкарского дела и т. п. Поручители отвечали за нового пушкаря головами, давая за него особую поручную запись.

Впрочем, и в более позднее время, в случае необходимости в пушкари «прибирались» выходцы и из торгово-посадской среды, из стрельцов и казаков, и даже, иногда, из неверстанных поместным жалованьем детей боярских. Именно к такому выводу приводит анализ «сказок», сообщенных о себе новоприборными пушкарями, поступившими в 1635 г. на службу в Чернавский острог. Из 10 человек лишь двое (десятник Панкрат Кузнец и Василий Винников) были в прошлом елецкими пушкарями, сдавшими свою службу родственникам. Трое оказались братьями стрельцов. Один (Давид Борисов) — неверстанным сыном боярским из Ельца, другой новоприборный пушкарь — Федор Харин ранее служил казаком в Новосили. Кроме них в пушкари записались мелкий торговец из Мценска, отпущенные на свободу оброчный крестьянин и слуга елецкого сына боярского [16].

В XVII в. денежные оклады людям «пушкарского чина» разнились в зависимости от расположения городов, в которых они проходили службу. В наилучшем положении оставались московские пушкари, получавшие по 4 руб. 50 коп. жалованья. Особой статьей учитывались деньги, выдаваемые пушкарям и затинщикам «на селитьбу».
В Москве управление служилыми людьми «пушкарского чина» находилось в ведении нескольких приказов: Пушечного (позднее Пушкарского) приказа, в боевом отношении русская артиллерия и ее кадровый состав находились в подчинении Разрядного приказа. Для выполнения особо важных поручений (оберегания пороховой казны и т. п.) из среды рядовых пушкарей выбирались «целовальники», получавшие за эти обязанности дополнительное жалованье.

В XVII в. у русских пушкарей были особые отличительные знаки (аламы), изготовлявшиеся в виде круга, с нанесенным на него чеканным изображением львиной головы с пушкой во рту.

В XV–XVII веках из Ирана в Россию попали так называемые зерцала — дополнительные укрепления панциря или кольчуги. Иранский доспех назывался «чахар-айина» («четыре глаза») и состоял из четырех пластин: наспинник и нагрудник делались круглыми, прямоугольными или восьмиугольными, боковые «доски» — прямоугольными.
Аналогами таких доспехов стали аламы — круглые бляхи из стали или меди от 28 до 30 см в диаметре. Часто их украшало изображение: рисованное, прорезью или чеканкой. В переводе с персидского алам означает «знак, украшение на платье». В русских исторических источниках его еще называли «аламъ», «оламъ» или «оломъ». В первой половине XVII века их принято было нашивать на верхнюю одежду.

Русские артиллеристы отличались хорошей выучкой и меткой стрельбой. При необходимости они легко поражали небольшую цель. Так, первым же ядром был убит польский ротмистр Дрогобыж (по-видимому, опытный снайпер), решивший во время осады Великих Лук в сентябре 1580 г. спрятаться в саду возле крепости и застрелить одного из защитников из мушкета. Он был обнаружен и сражен метким выстрелом с крепостной стены. При этом «ядро вырвало у него левую руку вместе с сердцем». Искусство московских пушкарей высоко оценивали побывавшие в России иностранцы. Об этом свидетельствовал шведский посланник Эрик Пальмквист, писавший, что у русских много хороших артиллеристов (пушкарей и затинщиков), которые «никогда не делают промахов».

Характерной особенностью России, в отличие от Европы, было то, что артиллерийское дело не находилось в ведении замкнутого цеха. Любой желающий из торгово-промышленного населения мог стать пушкарем или затинщиком.

Пушечники, пищальники и пушкари

В XV – начале XVI в. в источниках встречаются термины «пушечники», «пищальники», «пушкари». В чем различие между ними?

За первую половину XV столетия сохранилось только одно имя мастера, который умел делать пушки и стрелять из них, — Микула Кречетников. В 1447 г. осаждающему Углич Василию II его союзник, великий князь Борис Александрович Тверской, послал в помощь «пушечника с пушками, именем Микулу Кречетникова. Но таков беяше той мастер, но яко и среди немец не обрести такова» [5].

В современной историографии до сих пор неясно, когда пищальники появились, какие изначально выполняли функции. Одни историки относили пищальников к пехоте, а другие — к артиллерии. В недавней обстоятельной работе И.Н. Пахомов пришел к выводу, что пищальники «не были в чистом виде ни артиллерией, ни пехотой», и в зависимости от задач могли действовать как те, так и другие. Появление же пушкарей исследователь относит только к 1540 г. В работе [5] предложена несколько иная трактовка боевого использования пушкарей и пищальников.

С этимологической точки зрения термин «пушкарь» произошел от слова «пушка», а «пищальник» — от «пищаль». Пушками, как уже отмечалось, назывались тяжелые бомбарды, а вот пищалями именовался целый огнестрельный ассортимент: «большие», «малые», «польные», «затинные», «сороковые», «завесные», «ручные» и т. д. То есть, если исходить из этимологии, то пушкари — это бомбардиры, а пищальники — стрелки из разных пищалей.

Таким образом, можно предположить, что «пушкарем» в начале XVI в. называли высококлассного специалиста по стрельбе из больших стенобитных бомбард. Подобная трактовка присутствует в немецких книгах по артиллерии первой половины XVI в., а в русском переводе трактата Л. Фронспергера «Das Kriegsbuch» 1573 г., выполненном в 1620 г., отмечено следующее: «…которые стреляют из пушек и из пищалей из шарфмецов или василисков или из соловьев, или из певиц и из квартанов, те пищали стенобитные, и такие люди именуются пушкари. А которые из полкового наряду стреляют, из драконов, из змей, из чегликов, из соколов, и те люди именуются стрелки (т. е. пищальники… а пушкарем такова не называти [5]. Со временем происходит разделение специальностей — пушкарями документы стали называть специалистов по стрельбе из больших пушек, а пищальниками — по стрельбе из колесных орудий и ручных пищалей. Понятно, что пушкарей, «огнестрельных» мастеров высочайшего уровня, в России насчитывались единицы, в отличие от пищальников — стрелков из ручных и полевых пищалей.

В России отдавали предпочтение специалистам широкого профиля — литейным мастерам, которые могли как отливать орудия, так и обращаться с ними.
Только к 1540-м годах происходит разделение специальностей — мастер (литейщик) отливал орудие, а стрелял из него пушкарь.

Однако во многих исторических документах пушечник и пушкарь – одна и та же специальность, означающая специалиста по стрельбе из пушек (в одном и том же документе встречаются фразы «с пушкарей и с пищальников», «пушечники и пищальники» и т. д.) [5]. Появляется также термин затинщики — стрелки из затинных пищалей.

Пушкари — старинное название русских артиллеристов (с начала XV в.), поэтому будем в дальнейшем и пользоваться эти термином.

Служба пушкарей была пожизненной и переходила от отца к сыну; в неё вступали, особенно в начале, вольные не тяглые люди всех сословий. Из указа царя Алексея Михайловича Романова: «Которые пушкарские и пушечных и колокольных мастеровых людей Пушкарского приказу дети, и братья, и племянники, и тем пушкарским и мастеровым детям, и братьям, и племянникам мимо Пушкарского приказа в иные приказы ни в какой чин в службу ставиться не велено».

Для подготовки высококвалифицированного артиллериста, хорошо знающего «пушкарское дело», владеющего основами баллистики и инженерного дела, техникой заряжания и прицеливания, нужны были многие годы, поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта пушкарского дела «от отцов детям, от дядь племянникам». Однако недостаток специалистов по артиллерийскому делу вынудил правительство пойти на ряд мер. При дефиците квалифицированных кадров, когда традиционные способы комплектования («от отцов дети, а от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании большого парка орудий, возможность «государевой пушкарской службы» стала распространяться и на посадское население. При поступлении на службу новоприборные из «черных слободцов и вольных людей» освобождались от налогов; им выдавалось единовременное пособие и назначались денежный и хлебный оклады. В военное время, по распоряжению Пушечного приказа, часть из них направлялись в армию, в составе которой пушкари подчинялись начальникам артиллерии – пушкарским головам. Оставшиеся в городе, согласно росписным спискам, на случай осады посменно дежурили у своих орудий и следили за их исправным состоянием.

В мирное время пушкарей отправляли на разные крепостные и гарнизонные службы. Пушкари получали хлебное жалованье, имели в городах свои дома, занимались торговлей и ремёслами; все они, во главе со своими головами и сотниками, находились в ведении Пушкарского приказа. Жили пушкари по особым слободам (Пушкарским), а в городах — по крепостям.

Первыми артиллеристами (пушкарями) в средневековой Руси были иностранцы, обычно сопровождавшие купленные за границей пушки. Они являлись как бы инструкторами артиллерийского дела; под их руководством довольно быстро выросла целая плеяда русских артиллерийских мастеров.

Интересно, что первый русский артиллерист, о котором упоминается в летописи, — это новгородец Упадыш, имя которого не оставляет сомнений в его национальной принадлежности. Упадыш участвовал в войне Новгорода с московским князем в 1471 году. Выполняя поручение князя, Упадыш со своими подручными за одну ночь испортил все новгородские пушки — 55 штук, — забив их жерла деревянными чурками. Этот случай показывает, что к концу XV века Новгород обладал уже довольно многочисленной артиллерией. Для этого нужно было иметь и довольно значительные кадры артиллерийской прислуги, которая, несомненно, состояла из русских, а не из наемных иностранцев.

Особое сословие

Развитие артиллерии привело к тому, что пушкари выделились в особое сословие. Впервые о них упоминает документ, относящийся к 1545 году, то есть к эпохе Ивана Грозного: «с пушкарей и с пищальников, пищального зелья (то есть пороха) имати государь не велел, потому что им быти самим на государевой службе». Цари нуждались в постоянных кадрах специалистов пушечного дела, и пушкарям поэтому предоставлялись особые льготы.

Можно также с уверенностью утверждать, что московские артиллеристы являлись элитой пушкарского чина.

Пушкаря селились отдельными слободами, имели свои правила, на основе которых в пушкарское сословие принимались новые члены, и даже судились они в особом «Пушкарском приказе». Этот приказ ведал всем артиллерийским хозяйством. Он заключал подряды на поставку пороха, на изготовление орудий, снарядов и вообще всей материальной части артиллерии. Перед походом Пушкарский приказ назначал состав артиллерийского парка («большого наряда») и определял количество необходимых орудий, снарядов и пороха. Руководил «большим нарядом» «пушкарский голова» — соответствовавший нынешнему общевойсковому начальнику артиллерии. Пушкарский голова был лицом значительным, и в войске с ним считались. Первый русский артиллерийский писатель, Онисим Михайлов, так описывает работу пушкарского головы: «А о пушкарском голове обстоит великое дело, потому что он пушкарский голова и в войске думный человек; а имеет на себе не одно попечение о пушкарском деле, но и о всех воинских людях имеет печаль с воеводою и головами и со своей воинскою думою».

По документам пушкарскому голове предписывалось: «…у пушечных и у колокольных и у всяких литейных дел быть ему безпрестанно, а что будет на Пушечный двор к литью и на поделку, ко всяким делам, надобно какого лесу или иных каких запасов, и ему лес и всякие запасы велеть в рядех у торговых людей, с целовальниками, и с пушечными, и с колокольными, и с иными мастерами приторговывать… без прибавочной цены, и тому покупные росписи, за своею и за целовальниковыми руками подавать в Пушкарский приказ, и тое покупку записывать в книги…» [5].

Из документов XVII в. известно, что пушкари несли два вида службы, «домашнюю» (в своей слободе и родном городе) и «отъезжую» (походная и посылочная, командировки в уезды страны). Была ли такая практика в XVI столетии — сказать затруднительно. В мирное время пушкари занимались, помимо своей службы, еще ремеслами, а также торговлей. Круг их военных обязанностей не ограничивался чисто артиллерийским делом, а включал также караульную и посыльную службы, разведку и т. д.
 
От должности пушкаря освобождала только старость, болезнь или увечье, причем контроль за таким освобождением возлагался на самих пушкарей. Как люди, состоящие на «государевой службе», пушкари получали постоянное жалованье. При Иване Грозном оно составляло 2 рубля с гривной в год и полуосьмины муки в месяц; следует сказать, что в то время рубль был большой суммой. Московские же пушкари получали еще в год «по сукну доброму, цена по 2 рубля сукно». Для Московского государства того времени деньги немалые. Например, при царе Иване III за 10 рублей можно было купить небольшую деревню. Для сравнения: годовой оклад дворянина московского поместного войска, несшего постоянную пограничную службу, составлял примерно 6-8 рублей.

По специальности пушкари разделялись на две группы: собственно пушкари, служившие при больших орудиях, и стрелки, обслуживавшие малые орудия. И тем и другим придавались подсобные рабочие — «податные» или «ярыги». В 1631 году по 82 русским городам числилось 3 573 пушкаря, включая мастеровых и техников.
 
Русские цари охотно устраивали артиллерийские смотры — нечто вроде полигонных стрельб. Ежегодные смотры ввел еще Иван Грозный. Зимой, в районе Ваганьковского кладбища в Москве, собирались смотреть на пушечную пальбу бояре, купцы, иностранные гости и сам царь со своей свитой. Целый день длилась потеха: пушкари состязались в быстроте и меткости стрельбы. Мишенями служили толстые бревенчатые срубы, набитые землей. Победители, наиболее искусно поразившие свои мишени, получали государеву награду. Эти артиллерийские состязания имели, несомненно, большое практическое значение: они не только позволяли наглядно сравнивать лучшие образцы орудий и разные способы стрельбы, но и содействовали выработке общих взглядов на применение артиллерии, которые впоследствии были зафиксированы в ряде руководств и уставов.

Первым руководящим артиллерийским документом на русском языке был «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки». Автор этого устава — уже упоминавшийся Онисим Михайлов. История лишь случайно сохранила рукопись Михайлова: ее нашли в царствование Екатерины II при переделке печей в мастерской Оружейной палаты московского Кремля. Рукопись доставили князю Потемкину и по его приказанию напечатали в двух частях в 1777 и 1781 годах. Предполагают, что Онисим Михайлов был переводчиком при Посольском приказе. Со слов самого автора видно, что в 1607 году ему поручалось выбрать из многих немецких и латинских источников артиллерийские сведения. Онисим Михайлов работал над рукописью 14 лет и закончил ее лишь в 1621 году. Он разделил свое сочинение на параграфы, или «указы». Вся рукопись состоит из 663 «указов» и по полноте освещения вопроса не уступает современным ей иностранным сочинениям. Кроме переводных параграфов, в «уставе» встречаются сведения о русской артиллерии, а также собственные рассуждения Онисима Михайлова.

Заметим, что первое артиллерийское сочинение в Западной Европе, принадлежавшее перу итальянского математика Николо Тарталья, появилось в 1537 году. Таким образом, русская литература об артиллерии зародилась позже западно-европейской почти на целое столетие. Но, отставая от Европы в отношении развития материальной части и артиллерийской науки, русская артиллерия обладала прекрасным личным составом, природный ум, дарования и мужество которого нередко обеспечивали русским пушкарям преимущество перед врагами.

История сохранила немало фактов замечательной боевой работы пушкарей. В 1514 году московский князь Василий Иванович осадил Смоленск. Он имел многочисленную артиллерию, которой управлял московский пушкарь Стефан. Вот как описывает летопись действие артиллерии: «Князь… повеле со всех стран града бити из пушек и из пищалей и огненными ядры во град стреляти, яко от пушечного и пищального стуку и людского кричания и вопля от градских людей сопротивного бою пушек и пищалей земле колебатись и друг друга не видети…». Стрельба была, очевидно, меткой: после третьего выстрела Смоленск сдался.

Историки отмечают: «У московитов такой способ управления орудиями: они зарывают пушки в землю; впереди их, там, где приходится дуло, проводят ров надлежащей глубины, в нем прячутся те, которые заряжают пушку; к жерлу дула прикрепляют веревку, и когда нужно зарядить ее, то пушку пригибают ко рву, когда же нужно стрелять, снова опускают»

Крупную роль сыграла русская артиллерия в XVI веке в борьбе с татарами. Известен случай, когда при обложении Рязани ханом Магомет Гиреем в 1512 году артиллерия решила исход боя, разогнав скопище татар и нанеся им большие потери. В войнах, которые велись в середине XVI века с немцами в Прибалтике, русская артиллерия отличалась не раз. В 1558 году осажденная русскими Нарва после жестокой бомбардировки запросила мира. С помощью артиллерии в том же году была взята крепость Дерпт, а в 1560 году боярин Морозов после нескольких часов артиллерийской канонады овладел Мариенбургом.

Пушкари не только хорошо знали свое дело, — они были бесстрашными воинами и, когда нужно, проявляли изумительную храбрость. В 1578 году воеводы Голицын и Шереметев осаждали город Венден. Когда воеводы узнали, что к осажденным прибыла помощь, они покинули ночью свой лагерь и увели войско. Но горстка русских пушкарей не пожелала бросить осадные орудия и осталась при них. Наутро противник повел наступление на русский лагерь и был встречен залпами картечи. Внезапно выстрелы смолкли. В русском лагере все стихло. Каково же было изумление врагов, когда, ворвавшись в лагерь, они увидели, что он пуст; лишь у орудий нашли они нескольких пушкарей… повесившихся на своих пушках. Так, еще много веков назад русский народ выдвинул из своей среды бесстрашных героев, доблестных патриотов, людей, сумевших в условиях тогдашней отсталости и оторванности России от остального мира овладеть наиболее передовой областью военной техники своего времени — артиллерийским делом.

Штурм Казани 1552 г.

Прежде всего, при описании взятия Казани нас будут интересовать действия мастеров пушечного дела и их вклад во взятии столицы Казанского ханства.
Казанское ханство, располагавшееся на восточных рубежах Московии, неоднократно разоряло своими набегами русские земли. Менее чем через год после венчания на царство Иван Грозный, осознавая угрозу укреплявшемуся государству, решил нанести удар именно по Казани. Однако первый (1547-1548) и второй походы (1549-1550) не увенчались успехом, в том числе из-за недостаточной подготовленности армии.

К большому сожалению, источников об артиллерии времен казанских походов ничтожно мало. Известно, что орудия к новому походу отливали мастера Игнатий, Якоб фан Веллерштатт и, предположительно, Кашпир Ганусов. Необходимо отметить, что орудия, отлитые в 1551–1552 годах, практически не имели орнамента, за исключением простых фризов, даты изготовления, автографа мастера и двуглавого орла под двумя коронами: экономили время.

Особую сложность представляла доставка орудий: перемещалияь они:  на волокушах (люди при этом тащили их на лямках), на ладьях, на четырех колесах (либо передвижение на телеге), на двух колесах (это уже безусловно лафет).

Операция по взятию Казани была подготовлена тщательным образом. Были учтены все прежние ошибки в военной логистике. 20 августа русская рать высадилась на берегу Волги. Следом прибыли нагруженные боеприпасами и артиллерией суда. Начались осадные работы. 25 августа «прикатиша за туры снаряды, великия пуски, на разбитие града, и огненныя пушки и пищали; и башню великую поставиша против ворот Арских, выше города Казани, и на ней уготоваша пушки и пищали многия, и биша день и нощь безпрестани» [6].

Данные источников позволяют определить типы и виды осадных орудий, осуществлявших массированный обстрел казанской цитадели. Столицу Казанского ханства бомбардировали [7]:

— бомбарды («великия пушки») «Кольцо» («Кольчатая») и «Ушатая», выпускавшие каменные ядрышки весом в 6-7 пудов;
— грановитые пищали, названные так потому, что их стволы отлиты с гранями, т.е. в форме шести-восьми–двенадцатиугольника — «Грановитая», «Львова голова», возможно, «Девкина голова»;
— пищали проломные — «Сокол Сверной», «Змей Свертной», «Змей Летячей». Осадные орудия «змеи» — это аналоги немецких «шлангов», имевшие длинный ствол;
— пушки огненные и верховые — большие мортиры, стрелявшие «верхом» каменными и зажигательными ядрами;
— полуторные пищали;
— фальконеты — мелкокалиберные легкие пищали, обстреливавшие бойницы и стены Казани;
— затинные пищали (гаковницы).
 
О местах расстановки тяжелой артиллерии можно только догадываться. Мощная батарея была развернута напротив Арских ворот. Осадные туры воеводы ставили «по Булаку вверх от Казани от реки… и пушкы к турам, которым у тех тур бытии, привезли».

27 августа в субботу начальник над артиллерией боярин Михаил Яковлевич Морозов по приказу царя прикатил «наряд болшей» к турам, «и начата безпрестани по граду бити стенобиным боем и верхными пушками огненными, побиваху многих людей из наряду».

По словам летописца, «от пушечного бою и от пищалного грому и от гласов и вопу и кричаниа от обоих людей и от трескоты оружий и не бысть слышати друг друга глаголаннаго, бысть яко гром велий и блистание от множества огня пушечнаго и пищальнаго стреляниа и дымного курениа». Стрельбой со всех сторон по крепости удалось подавить артиллерию противника и сбить со стен его пушкарей.
Громить казанские укрепления было сподручнее с возвышенностей, но в окрестностях крепости таковых не было. На военном совете было принято решение соорудить артиллерийскую башню, с которой можно было обстреливать пряслы, стены и улицы. «Повеле царь диаку своему Ивану Выродкову башту поставити у княже Михайловых тур Воротыньского против Казани Царевых ворот. И поставиша башьту шти сажен вверх и взнесли на нее много наряду, полуторные пищали и затинные, и стрелцы с пищалми многие стали и стреляли в город по улицам и по стенам градным и побивая многи же люди».

За две недели в полумиле от города удалось тайно построить «вежу великую и высокую», то есть бревенчатую башню-конструктор, которую за ночь собрали у городского рва и втащили на нее «стрелбы десят дел и пятдесят гаковниц». Огонь с этой башни наносил большой урон осажденным.

Помимо артиллерии весомую роль в осаде Казани сыграли пороховые мины. 31 августа царь приказал «немчину-розмыслу», инженеру «хитра и навычна градскому разорению» сделать подкоп под тайник, который обеспечивал доступ казанцев к воде, через 4 дня туда было закачено 11 бочек пороха. Прогремевший взрыв уничтожил тайник «с людми казанскими, которые по воду ходили, и стена городная оплела и обрушилася, и множествов граде казаньцов побило камением и бревны, с высоты падающее, еще зелием взорвало».

Были и еще подкопы «в дву местех: един подкоп под стену от Поганого озера на углу под стрелнею на десной стране у Арских ворот… а другой подкоп на углу же под стрелнею от Булгака стрелбище, по левую сторону, туто были Нагайския ворота…». Взрывы пороховых мин внесли сумятицу среди защитников и позволили отрядам стрельцов и дворян захватить ключевые опорные пункты обороны казанцев.
Сочетание непрерывного артиллерийского обстрела, когда осадные пищали и другие проламывали стены и ворота, а «середние» и «лехкие» пищали сбивали орудия вместе с защитниками крепости со стен, когда тяжелые бомбарды огромными 6-7-пудовыми ядрами крушили укрепления и городские строения, когда «огненные пушки» засыпали горящими ядрами здания внутри крепости, со взрывами оборонительных участков пороховыми минами, фактически обрекли Казань на падение. В ходе продолжавшегося штурма стрельцами и дворянами столица Казанского ханства была взята. Во время жестокого штурма погибло до 20 тыс. татар, освобождены тысячи рабов.

Татары против… татар

В истории любого многонационального государства есть острые моменты, которые в перспективе могут сослужить плохую службу, став опорными точками для националистических и сепаратистских движений. Казанская война 1535-1552 годов, и в особенности ее финальный эпизод, считается своего рода эталоном подобных исторических сюжетов. Радикальные татарские националисты ежегодно поднимают информационную волну, проклиная «жестоких русских оккупантов» и проливая бесчисленные слезы по утраченному величию независимого Казанского ханства. Позиция эта лукавая и опасная. Дело в том, что к середине XVI столетия говорить о подлинной независимости Казанского ханства можно лишь с очень и очень большой натяжкой. Фактически в тот период Казань, как и Крымское ханство, была сателлитом Османской империи. Весь первый период войны, до 1549 года, ханский престол в Казани занимал уроженец Бахчисарая Сафа-Гирей, прямо признавший себя вассалом османского султана и пришедший к власти с помощью крымских войск. Ну а идейным вдохновителем обороны Казани с момента ее осады и до момента взятия был, как известно, имам Кул Шариф, происходивший из крымского рода сеидов — потомков Пророка Мухаммеда. А теперь вспомним, что Османская империя в XVI столетии была крайне агрессивным государством, ведущим завоевательную политику — под ее ударами пала Венгрия, войска султана взяли Багдад, оккупировали Корсику и осаждали Вену... Однако этого упорно не замечают — до подобных ли «тонкостей» и деталей, когда на самой поверхности лежит главное? А именно — история о том, как «злые русские завоеватели» вторглись на земли татар и разрушили, стерли с лица земли их самобытное государство. В результате регулярного и частого повторения этот шаблон вплотную приблизился к статусу исторической правды, и уже проходит по разряду «всем же известно».

Известно-то, может, и всем, но есть один важный нюанс. В войске царя Ивана Васильевича, что осадило Казань, этнические русские находились в меньшинстве, что подтверждается сотнями и тысячами документов Разрядного приказа — органа военного управления Русского царства. А общий расклад национального состава «русского войска» у неподготовленного человека может вызвать ступор.  Итак, общая численность строевых частей, осадивших Казань, около 150 тысяч человек. Собственно русских там насчитывается немногим более 50 тысяч. То есть где-то 30-33%. Кто же остальные? 10 тысяч европейских наемников — немцы, шведы, англичане и поляки. 10 тысяч адыгейцев и кабардинцев. 10 тысяч марийцев и удмуртов. От 7 до 10 тысяч мордвинов. Более 5 тысяч чувашей. И — внимание — 68 тысяч татар.
Да-да, именно что татар. Татары касимовские, московские, нижегородские, астраханские, ногайские, татары-мишари... Если брать процентное соотношение, то получится, что в войске, «растоптавшем татарскую независимость» численно преобладали как раз татары — за ними честные 40%. В конце концов история донесла до нас имя героя, который первым ворвался на стены Казани во время штурма — в документах он значится как Мурза Бахметко. 

А в целом, если исключить наемников, получается впечатляющий интернационал из представителей тех народов, которым казанские элиты со своей протурецкой политикой и насильственной исламизацией давно уже стояли поперек горла. Самое же интересное, что в числе тех, кто осаждал и брал Казань, были еще и татары собственно казанские. Все очень просто — протурецкая политика части казанских элит была по нраву далеко не всем. И вот уже 16 августа 1552 года, то есть ровно за неделю до начала осады города, казанский мурза Камай Хусейнов переходит на службу к Ивану Грозному. И становится одним из главных советников царя по взятию Казани — его вклад в детальную доработку плана операции можно оценить, как решающий.

Этим железным, многократно и перекрестно подтвержденным историческим фактам можно противопоставить только истерику в стиле: «Вы все врете! Может, и находились отдельные предатели, отщепенцы татарского народа, но их было мало, и все ваши документы — фальшивка! А что касается чувашей, мордвы, марийцев и прочих, то Иван Грозный силой заставил их идти на Казань! Потому что русский царизм — это тюрьма народов, всем же известно!» Подобные истерики тоже не редкость, а доктрина «русские, мало того, что оккупанты и колонизаторы, так еще и историю в свою пользу переписали» многими рассматривается как вполне респектабельная. Правда, во внимание не принимается один любопытный источник, который подтасовать чрезвычайно трудно. Вернее, невозможно в принципе. Это – народный эпос. Это — живая народная память, зафиксированная в песнях, сказаниях и преданиях.

Народный эпос о взятии Казани

Сказания о взятии Иваном Грозным Казани присутствуют и у русских, и у чувашей, и у мордвы, и у марийцев... Правда, с некоторыми вариациями. Скажем, сюжет о подрыве стен города с помощью пороховых мин прослеживается везде — уж слишком впечатляющей была эта военная инновация. Но детали все-таки разнятся.
 
В русских песнях о взятии Казани отражается, во-первых, вспыльчивости Грозного царя, связанная с насмешками противника: «Татарки-казанки, на стене они стояли. На стене они стояли, царю жопу показали — вот те, царь-государь, а не Казань-город брать!»

Во-вторых, — столкновение Ивана IV, заподозрившего измену в войске пушкарями, преданными Родине и обеспечившими победу над врагом. Под стены Казани подвели подкоп, в подкоп закатили бочки с порохом. Равные свечи поставили и зажгли одну в подкопе на бочке с порохом, другую — в шатре Грозного. Сгорела свеча в шатре «великого князя Московского», а взрыва нет. В гневе Иван хочет казнить пушкарей. Молодой пушкарь смело говорит царю: «На ветру свеча горит скорее, под землей свеча горит тишее». Задержал великий князь московский расправу с пушкарями, догорела свеча до пороха: «Не успел же государь слово вымолвить, начало же Казань-город рвати».

Предания поволжских народов освещают этот эпизод иначе.

Скажем, чуваши уверены, что саму идею подкопа и мины подсказал русскому царю мудрый чуваш Толбай. И не просто подсказал, а остроумно воплотил. В частности, хитро рассчитал расстояние до крепостной стены: «Я, играя на сарнае (волынке), подойду к крепости, а вы считайте, сколько шагов сделаю... И вот пошел сарначей в сторону крепости, играя грустную песню. Татарские воины заслушались, перестали стрелять, думая, что посланец русских идет с мирным предложением. Так русские определили расстояние до стены...» 

С чувашами не соглашаются марийцы. Согласно их преданиям, все так и было, но только идею подкопа и мины подсказал царю Ивану Грозному не чуваш Толбай, а мариец Акпарс, и играл он не на волынке, а на гуслях. 
 
Свою версию выдвигают мордвины — их предание говорит о хитроумном парне по имени Маресь, который проделал ровно то же самое. Здесь остается только развести руками. А еще припомнить, что после взятия Казани имя Маресь стало среди мордвы чрезвычайно популярным — к нему восходит фамилия знаменитого летчика, героя Великой Отечественной войны Алексея Маресьева, имевшего, к слову, позывной «мордвин»...

Роль артиллерии при взятии Казани была значительна. Народная поэзия делает воина-пушкаря героем, который мужественно, но с воинским расчетом применяет свои знания, противостоит своей стойкостью и выдержкой горячности и подозрительности Грозного.

В общем, можно уверенно говорить, что участие поволжских народов в ликвидации Казанского ханства — не подневольный акт, а дело чести, подвиг, достойный воспевания и увековечивания.  Что же до собственно казанских татар, то их судьба оказалась вовсе не такой, чтобы плодить провокационные лозунги вроде «Холокост татарского народа — 1552». Казанцы были включены в Русское царство с сохранением местных культурно-религиозных обычаев и прав. Татарская знать была приравнена к русскому дворянству. Что принесло свои плоды совсем скоро.  Спустя всего шестьдесят лет часть добровольного ополчения Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, спасая свою общую Родину — Россию, готовилась вышибать иноземных захватчиков из Московского Кремля под чтение утренней православной молитвы, а часть — под утренний намаз.

Начальный период существования русской артиллерии длился триста лет. Он закончился смелыми реформами Петра I, в корне реорганизовавшего и перевооружившего артиллерию. В эпоху Петра русская артиллерия выдвинулась на уровень, достигнутый наиболее передовыми армиями Западной Европы, а, возможно, и превзошла его.

Часть III. Пушкарь — сын литейщика

Именины

22 мая 7050 года от сотворения мира, 1542 года от Рождества Христова, в доме   Василия Шохина, мастера-литейщика Пушечного двора, был праздник — именины сына Николая, который родился аккурат в великий православный праздник — День Святого Николая Чудотворца, называемый также Николин день, праздник Николая Угодника, Травный день. Исполнилось Николке уже 13 лет. Была в семье и дочь-красавица Ольга, двумя годами помладше. Любил Василий и дочь, и сына, однако на Николку, понятное дело, возлагал особые надежды.

Жила семья в Пушкарской слободе, как и большинство других литцов Пушечного двора, неподалеку от Сретенских ворот Белого города.

В этот день вся семья встала спозаранку, хотя, как и положено, в ночь перед праздником пекли пироги и готовили другие угощения. Хозяин с первыми лучами солнца поднялся раньше всех и обошел вокруг избы — согласно верованиям, такой обряд защищал дом от невзгод. День выдался теплый, солнечный, воистину в этот Травный день весна, окончательно сдавая свои позиции, встречалась с летом.
 Затем Василий, жена его Настасья, дочь Ольга и именинник отправились в храм. Других родственников, которые могли бы принять участие в торжестве, у них не было: все погибли во время пожара в Успенском вражке, который случился годом раньше при загорании пороха: «И загореся зелие пушечное на Москве, на Успенском враге, на Олевизском дворе: делаша бо его на том дворе градские люди, и сгоре их во един час более 200 человек, и ко двору не прекоснусь огнь».

В Храме, как положено, отстояли службу, молясь долго и усердно перед иконой своего святого, поставив свечи: «О всесвятый Николае, угодниче преизрядный Господень, теплый наш заступниче, и везде в скорбех скорый помощниче, помози мне, грешному и унылому, в настощем житии, умоли Господа Бога, даровати ми оставление всех моих грехов, елико согреших от юности моея, во всем житии моем, делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы; и во исходе души моея помози ми окаянному, умоли Господа Бога всея твари Содетеля, избавити мя воздушных мытарств и вечнаго мучения, да всегда прославляю Отца, и Сына, и Святаго Духа, и твое милостивное предстательство, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».
Именинник причастился, а за его здравие заказали молебен.

После посещения храма вся семья отправилась в одну из бань, что напротив Пушечного двора, которых было предостаточно — мужских и женских, что и вполне понятно. Работа литейщиков, кузнецов и т.п. пачкотная: копоть, сажа, пыль, поэтому работному люду мыться и париться приходилось постоянно. При этом все члены семьи Василия Шохина, моясь в бане, продолжали возносить молитвы святому, а затем надели чистые одежды и трижды кланялись, осеняя себя крестным знамением, произнося: «Батюшка Никола, на мою семью взор свой обрати, от лиха защити. Помоги в работе, чтобы зиму прожить беззаботно».

Наконец, уже за полдень, вернулись в избу. Женщины и именинник стали хлопотать по накрытию праздничного стола, а Василий Шохин отправился к соседу, тоже литейщику — Никите Тупицыну, но не только для приглашения на именины, но и с корыстной целью, мысль о которой вынашивал намнозе.

Корысть его заключалась в следующем. В День Святого Николая Чудотворца никогда не отказывали в просьбах о помощи, были уверены, что в этот день никто не пойдет на обман, считали, что отказ наведет на семью «семь лет бед». Это делалось не столько из-за боязни несчастий, сколько по собственной воле. Николай Угодник всегда помогал тем, кто нуждается, и верующие старались придерживаться такого же поведения: «На Никольщину зови друга, зови и ворога, оба будут друзья». Вот и хотел Василий именно в этот день озвучить просьбу свою Никите.

И Василий Шохин, и Никита Тупицын были навычными литцами Пушечного двора, учениками самого Павлина Дебосиса (Паоло де Боссо), знаменитого литейного мастера, приглашенного на службу из Италии самим Иваном Грозным. Дебосис отлил пушку весом в тысячу пудов (16 тонн), названную по имени мастера «Павлином», и в течение последующих 70 лет бомбарда Паоло де Боссо была самым крупным орудием в России.

Василий и Никита были близкими друзьями и соседями. У Никиты сыновей не было, зато также была дочка-красавица, Анна, на год младше Николки.
Зашел Василий Шохин в избу к Никите Тупицыну, снял в сенях шапку и, поклонившись в пояс, высказывая свое почтение хозяевам дома, коснулся правой рукой сердца и опустив её вниз, громко возгласил, чтобы все, кто находился в доме, услышали: «Мир вашему дому!».

Интересно, что жест «от сердца к земле» являлся исконно славянским, а «от сердца к солнцу» — нет. Прикладывание руки к сердцу сопровождало любой поклон — так наши предки выражали сердечность и чистоту своих помыслов.

По всему было видно, что Никита Тупицын гостю рад. Он встал из-за стола, и, направившись к Василию, с широкой улыбкой ответил: «С миром принимаем!». Друзья обнялись и троекратно облобызались.

Троекратный поцелуй использовался на Руси издревле.  Число три для христиан имело сакральный характер, оно напоминало о Троице, было своеобразным оберегом и дарило надежду. Троекратно целовали дорогих гостей, сравнивая их с ангелами, которые пришли в дом.

— Садись за стол, Василий! — радушно пригласил хозяин. — Изволишь с нами хлеба кушать, да чарку вотки испить?

— Не могу, Никита, не осуди! Слава Богу, я сыт.

— Жаль… тогда по какой нужде пожаловал? — расстроился Никита.

— Если ты помнишь, у Николки сегодня именины! Просим к дому тебя с женой и дочкой отметить праздник, свечеряти. Не откажи, друг!
…
В назначенное время Никита Тупицын с семьей вошел в избу Василия Шохина. Все перекрестились, поздоровались, облобызались и расселись за столом. Никита Тупицын, как и положено, был посажен на почетное место, под образами. Жены сели рядом, а в конце стола — дети, Николай, Ольга и Анна.

— Ну, что, гости дорогие, чтоб вечеря не простыла, сначала зубам дадим работу, а потом языку? — радостно обратился хозяин к присутствующим.

Прочитали молитву «Отче наш».

— Угощайтесь, гости дорогие! — указал рукой с открытой ладонью на стол Василий.
Надо сказать, с угощениями Настасья расстаралась. Праздничное меню состояло из румяных пирогов с мясной и рыбной начинкой, домашней колбасы, капусты со свининой, лапши с гусятиной и овощей. Ввиду особого случая, испекла Настасья и белый хлеб, который также считался праздничным кушаньем. Из напитков — ягодный морс, квас, а также крепкий хмельной мед, водка в небольшом количестве: переводить зерно на водку на Руси считалось грехом. Были на столе и приправы — острые и душистые. Путь «из варяг в греки» решал проблему поставок перца, корицы и прочих заморских пряностей.

Праздновали шумно, весело, с шутками да прибаутками. Наконец, Василий, улучив удобный момент, попросил Никиту выйти на крыльцо.

— Есть у меня к тебе просьба, Никита! — обратился хозяин к гостю. — Возьми сына моего к себе в ученики.

— А что ж, сам то обучать не хочешь, что ли? — удивился Никита.

А удивился он потому, что для обучения литейному делу нужны были многие годы, поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта и литейщиками, и пушкарями «от отцов — детям, от дядь — племянникам», что всячески и поощрялось.

— Боюсь строгости мне не хватит! — сокрушенно ответил Василий — Да и Павлину Дебосису ты ближе, к заказам тебя чаще привлекает. Пришли то мы в ученики к нему вместе, да привечает он тебя больше. А я и не завидую!

Замолчал Никита Тупицын надолго, просьбу Василия обдумывал, а тот, переминаясь с ноги на ногу, ожидал его решение. Наконец, Никита ответил.

— Нет, Василий, не возьму!

— Почему? — искренне удивился тот.

— Тому две причины. Первая — не ровен час вскорости сватами можем стать: вижу, как твой Николка и моя Ольга друг на дружку поглядывают. А я не хочу, чтобы на Пушечном дворе судачили, что мастер Тупицын сына мастера Шохина привечает, только потому что они сваты, тем более, если в обучении что не так пойдет.

На Руси женить молодых было принято рано «чтобы не забаловали». Бывало, что возраст жениха был от 12 до 13 лет. Официальный же брачный возраст на Руси: девочек считали невестами с 12, мальчиков — женихами с 15 лет.

— Вторая причина поважнее! Отдать Николку на обучение надобно к Степану Петрову. Он мастер-умодельник, лучший из нас, да и с приказными дьяками,  которые заведуют Пушечным двором, на короткой ноге; ему, если что, договориться с ними сподручней будет.

— А если он откажет?

— Тогда Кузьмина Первого просить будем! А если и Кузьмин согласия не даст, тогда что ж…, возьму Николку себе в ученики. И уж никто, и ни в чем меня тогда зазирати не посмеет.

На том и порешили. Но мастер Петров не отказал, Николку в ученики взял.
К слову, спустя несколько лет Степан Петров отольет вторую по величине бомбарду после пушки Павлина Дебосиса, получившую такое же имя собственное — «Павлин».

В начале пути

Пушечным двором управлял специальный стол Разрядного приказа. Туда и привел Николку отец вместе с Никитой Тупициным, где мальчику предстояло подписать «поручную запись», содержание которой было изложено на длинном столпе, а им — порученцами быть.  В столпе том были описаны обязанности ученика и перечислялось то, что он под страхом тяжелого наказания не должен делать: «…пищали, и зелья, и свинцу не снесть, ни над какой государевой казною никакие хитрости не учинить, и не красть, и не разбивать, и татиною и разбойной рухлядью не промышлять… никаким воровством не воровать». Специально было оговорено, что работник Пушечного двора обязуется «государю не изменить… ни в какие государства не отъехать и на поле к черкесом не сбежать» [10], «с государевой службы не сбежать ни в Крым, ни в Литву, ни в Наган, ни в немцы, ни в которые государства не отъехать, ни красть, ни разбивать, ни зернию не играть, ни корчмы, ни ****ни не держать, и с воры не знатца, ни над государевою казною хитрости ни в чем не учинить» [5].

Когда все формальности были закончены, отец повел Николку знакомиться с мастером Степаном Петровым, который в то время был уже превозвышенный и имел пятерых учеников. Застали его на станошном дворе, где он вместе с помощниками мерекал над лафетом для нового орудия. Поклонился Василий ему малым поклоном в пояс, как другу.
 
— Вот, Степан, как сговаривались, сына своего привел тебе в ученики.
Оставил дела свои мастер, подошел к Николке, оглядел его внимательно и, помолчав, молвил:
 
— Ну, что, отрок! Начинаешь путь нелегкий. Чтобы стать мастером-литцом предстоит тебе науки познать многия: должен уметь сам чертить изложение будущего наряда, делать расчеты потребные, отбирать медь, плавить металл, делать форму и еще повелику. Труд нелегкий. Готов ли?

— Готов! — с поклоном ответил Николка.

— А ты, Василий, не обессудь! Хоть и друзья мы, но коль Николка провинность какую допустит, батогов не пожалею. А теперь прости, занят я, покажи сам сыну Пушечный двор, а завтра изутра жду его в литейном анбаре.

Когда вышли со станошного двора Николка обнял отца: — Спасибо, батюшка, не подведу!

И повел Василий Шохин лично знакомить сына с устройством Пушечного двора:

— Смотри, Николка, и запоминай.

— Видишь, двор окружен стеной, к которой со всех сторон примыкают одно- и двухэтажные строения, двери и окна их устроены во двор, а не на улицу. Сделано это с умыслом — для сохранения государственной тайны. На Пушечном дворе следят за этим весьма строго!

— Посреди Пушечного двора построена большая конусообразная башня, а у северной стены — башня поменьше — это цехи, где отливают пушки и колокола, — литейные анбары. В литейных анбарах устроены две печи, а перед каждой печью учинена яма, да устроена та снасть, которую доведется вертети двойные, затинные, или иной какой малой наряд, или шарфетины, да мосжиры.
 
— А вон в том длинном строении находятся различные отделочные и подсобные цехи — кузницы, а в них горны и наковальни со всем, что к тому служно и пригожается, да рукодельная скамья, а в ней утвердити тиски шрубные. Около одной из кузниц — колодез или трубный сруб, вода отколе приведена, да замошников дом, где мастерят замки казнозарядных орудий.

— В станошном дворе, где мы были, изготавливаются станки, то бишь лафеты для орудий, а рядом пороховая мельница, тележный двор, где оружельному и тележному мастеру телеги и колеса к наряду готовити и делати надобно. А подле того станошного двора у ворот устроена житейская палата, а в ней голова живет, кому телеги и всякое подъемное и извозное дело приказано, и надзирает он над сторожами, над вороты в замыканье ночном и в береженье дневном, чтоб и в день не просто отворено стояло.

— А вон, видишь, навес, под которым лежат пожарные лестницы, багры и крюки. И как к пожару понадобятся, и теми багры кровли и стены разбирати и от огня отымати. 

— А это — селитренная мельница, где делают орудийные припасы.

— Ну, все ли запомнил, сынок?

Проснется рано утром Николка на следующий день и впервые воочию увидит, как собирается на Пушечном дворе мастеровой и рабочий люд для трудового дня, как стучит молот по наковальне, дуют меха, плавится и течет по желобам расплавленная медь.

Мастер-литейщик должен был быть универсальным специалистом обладать уникальными знаниями, науки знать многия: знать химию, физику, механику, математику, уметь пользоваться измерительными приборами, и, хоть немного разбираться в мифологии и бестиариях (обладать сведениями о реальных и мифологических животных, растительном орнаменте и символике). В помощь ему для выполнения полного цикла работ привлекались работные люди разных специальностей — гончары, кузнецы, каменщики и большое количество подсобных рабочих — «ярыг».

Все это и предстояло освоить Николке. Постигал он науку старательно. Хоть и скуп был мастер Степан Петров на похвалы, но усердие Николки отмечал, правда говорил об успехах не Николке, а отцу его, Василию Шохину.

Дни на Пушечном дворе проходили в тяжелом труде. Работали напряженно, от темна и до темна. Малейшая провинность наказывалась батогами. Но, с другой стороны, рабочие двора имели ряд привилегий. Как и другие работавшие «на государя» мастеровые люди, они были освобождены от «тягла» — не платили налогов. Из казны им регулярно выдавали «денежное» и «хлебное» жалованье.

В 1548 году сбылись предсказания Никиты Тупицына — стали они с Василием Шохиным сватами, а Николка вместе с Анной, как и другие семьи литцов, получили избу в Пушкарской слободе, недалеко от родителей.

Изготовление большого артиллерийского орудия длилось обычно несколько месяцев; день окончания работ был большим праздником. Своего первого праздника Николка ждал почти 8 лет. В начале 1550 года Степан Петров наконец допустил Николку к самостоятельному отлитию пушки, на которой потом было отчеканено: «Иоан, Божиею милостию гсдарь всея Руси, в лето семь тысяч пятьдесят девятое, делал Николай Шохин, ученик Степана Петрова».

Царские стрельбы

Русские цари и бояре периодически охотно устраивали артиллерийские смотры — нечто вроде полигонных стрельб. Ежегодные смотры ввел Иван Грозный. Обычно смотр устраивался зимой, в декабре, в районе нынешнего Ваганьковского кладбища в Москве. Мишенями служили заранее заготовленные  толстые срубы, заполненные землей. К стрельбам готовились загодя. В присутствии царя, многочисленной свиты, иностранных послов и простого народа пушкари состязались в скорости и меткости стрельбы.

Эти артиллерийские состязания имели большое практическое значение, так как позволяли наглядно сравнивать лучшие образцы орудий, более совершенные способы стрельбы, и выявлять искусных пушкарей. При этом недавно изготовленная пушка обязательно должна была пройти испытания. Ее заряжали максимальным зарядом, и лично сам мастер делал три выстрела. Известны случаи, когда плохо сделанное орудие разрывало на куски, и мастер погибал. Ну, а если испытания заканчивались успешно, то на торельной (задней части) части пушки ставилось особое клеймо, знак того, что пушка принята на государственную — казенную службу. Отсюда и название —  казенная часть орудия. Каждая пушка позже получала личное имя, часто по декоративным элементам, изображенным на стволе. Русские мастера были глубоко убеждены, что некрасивую пушку ожидает плохая судьба, а посему почти каждая из них являлась произведением искусства.
 
Вот почему в стрельбах, вместе с остальными мастеровыми, обязательно должен был принять участие и Николай Шохин.
 
В 1951 году, несмотря на мороз, Царь Иван Грозный приехал на стрельбище верхом. На голове у него была красная шапка, унизанная жемчугом и дорогими каменьями, платье было из материи с роскошно вытканными цветами. Впереди царя, по трое в ряд, ехали приближенные князья и бояре в парчовых одеждах, да дьяки именитые. Подале — послы иностранные. Шествие открывали пять тысяч пищальников — каждый с пищалью на левом плече и с фитилем в правой руке.
 
Для артиллерийского испытания заранее изготовили крепость — два огромных сруба, толщиною около 10 метров, полностью засыпанных землей, перед которыми установили двухметровые ледяные глыбы.

Напротив крепости были воздвигнуты деревянные подмостки, с которых и производились стрельбы. Пушки и пищали, установленные в один ряд соответственно размерам — начиная с малокалиберных и кончая «великими» орудиями, стреляющими ядрами весом в пуд и более.

Иван Грозный восседал на троне, установленном на деревянном помосте, чуть позади справа стоял Малюта Скуратов с писцами, а дале — бояре и послы. Царь взмахнул рукой, давая знать, что можно приступить к стрельбам. Пищальники начали стрелять в лед и продолжали до тех пор, пока все глыбы не были полностью разбиты. Затем стали поочередно обстреливать срубы, начиная с небольших орудий и кончая большими пушками. Грохот стоял знатный. Свита царева одобрительно шумела, послы переговаривались в полголоса, восхищаясь мощью русской артиллерии.

Наконец на позиции выкатили тяжелые артиллерийские орудия, которые еще ни разу не были в деле — они лишь недавно вышли с Пушечного двора.

Пришла очередь палить из своего орудия и Никитке. Пушка его тоже еще не стреляла ни разу. Робел Никитка и поглядывал искоса в сторону царевой свиты, понимая, что на кон поставлено очень многое, может быть, и сама жизнь. Да, и кто бы не заробел под пристальным взглядом Царя Ивана Васильевича Грозного? Не думал в тот момент Никитка ни о жене, ни об отце с матерью, а, как ни странно, только об учителе, Степане Петрове, и о том, как бы не опростоволоситься, как бы наставника не подвести.

— Уж лучше пушку пусть разорвет, чем промахнусь по мишени, мертвые хоть сраму не имут! — думал он.

Однако, удача повернулась Николке неожиданно благосклонно: выстрелил справно, разнес домину бревенчатую почти в щепки с первого выстрела. Видя это, даже Царь крякнул и, указав перстом на Никитку, велел позвать к себе.

— Кто таков будешь? — вопрошал Царь строго.

— Никитка Шохин, ученик мастера-литейщика Степана Петрова, Царь-осударь, — отвечал он с нижайшим поклоном. — Пушка сия — первая мною отлитая.

Лицо Ивана Грозного озарилось скупой улыбкой.

— Знаю Степку Петрова, благой мастер! Метко стреляешь, молодец, да и пушку отлил справную!

Никитка про себя подумал: — Кажись, пронесло!

— А может тебе просто повезло? — прищурился Царь. — А ну-ка, давай вдругорядь!

— Видать, еще не пронесло! — Николка поклонился Царю и опрометью бросился к пушке. Споро зарядил ее вместе с помощниками, прицелился и вторично точно в остатки сруба пальнул; как и в первый раз щепки в воздух поднялись. Обернулся в сторону Царя, а тот опять его пальцем к себе поманил.

— Жаловать есь мы своих холопов вольны, а и казнить вольны же! — любил пошутить Иван Грозный, нагнав страху на холопов своих.

Никитка, услышав слова Царя, глядел на него испуганно, не моргая.

— Да, не пугайся, холоп, порадовал своего Государя, какого жалования просишь?
Никитка молчал, не зная, что ответить Царю. Иван Грозный, видимо пребывая в хорошем настроении, покосился на его обувку, обернулся к Малюте Скуратову.

— Распорядись-ка, Малюта, за орудие доброе и стрельбу меткую выдать пушкарю сапоги сафьяновые и два рубля (а это — жалование почти за год!). И еще, возьми его на заметку, пойдет с пушкой своей со мной в очередной поход.

Малюта, в свою очередь, чиркнул перстом по воздуху, что означало указку писарю записать повеление Государя.

— Ступай, Никита Шохин, и передай учителю своему, Степану Петрову, благодарность царскую. Пушкари мне также ценны, как и хорошие литейщики.

Удивился Никитка, что Царь запомнил, как звать-величать его, и наказ Царев, конечно, выполнил. А скорее всего, это Николай Угодник уберег его от беды неминуемой!

Закончились стрельбы благополучно, без происшествий — Иван Грозный доволен остался.

На следующий день Никитку Шохина встречали в Пушечном дворе, как героя. Учитель, Степан Петров, прилюдно обнял его многократно и похвалил, а отец — Василий Шохин, даже слезу пустил: была и его заслуга велика в том, что вырастил и литейщика, и пушкаря знатного.

А еще через день посыльный Разрядного приказа доставил Никитке сафьяновые сапоги и два рубля денег, как Царь Иван Грозный повелел. А самое главное — поступило распоряжение проставить на казенной части Николкиного орудия особое клеймо, как знак того, что пушка его принята на государственную — казенную службу, а также считать литье «на образец» выполненным справно и перевести Никиту Шохина из учеников в мастера.

С той поры заимел право Никита Шохин лить пушки безнадзорно от Степана Петрова, хоть и продолжал себя числить в его учениках!

В конце января 1552 года пришла еще одна благая весть — стало известно, что Анна понесла. Конечно, все семейство стало ждать появления нового «литейщика».

Поход на Казань

В конце июня из Разрядного приказа пришло указание прибыть Никитке вместе с пушкой своей в расположение Государева полка в готовности к походу на Казань. Всю неделю готовился он к походу.

Перед проводами Никитка с женой, сестрой, отцом и матерью посетил  церковную службу в храме, принял исповедь и причастие, родители заказали заздравный Сорокоуст.

Проводы в поход решили проводить в доме отца, Василия Шохина, поскольку Анна пребывала на шестом месяце. Званы были и сваты, и учитель Степан Петров, который, впрочем, также в поход на Казань собирался, и друзья, и другой литейный и работный люд, который с Никиткой над пушками трудился. Еле вместила изба всех приглашенных. Застолье было щедрым и гостеприимным, веселым и грустным одновременно.

В конце застолья напутствовал Василий сына.

— Если тебе, сын мой, Бог привелось быть в солдатах, то живи по-Божьи: храни себя так, чтоб и в малом чем Бога не прогневать. Прежде всего, великому государю служи верой и правдой, в бою будь тверд, бесстрашен, стой мужественно противу врагов, сам отнюдь в руки не давайся: бейся храбро, пока на ногах стоишь. Паче всего бойся измены, чтоб не быть тебе под проклятием друзей своих и не погибнуть навеки: лучше умереть, чем изменить.
 
— В военном деле командирам своим, как старшим, так и младшим, будь во всем послушен; пушку имей в исправности, порох держи в сухом месте; зарядов попусту не расходуй, чтобы казна государева напрасно не пропадала, и учись стрелять в цель: ни одного дня не пропускай, чтобы хотя раз в цель не выстрелить. Тогда ты и один послужишь за десятерых.
 
— Господь тебя сохрани! — закончил наставление отец Никитки и трижды перекрестил его.

Поход, направленный на взятие Казани, начался 3 июля 1552 года. Войска шли, разделившись на две колонны. Путь Государева, Сторожевого и полка Левой руки пролегал через Владимир и Муром к реке Суре, а затем и к устью Алатыри. Этой армией управлял сам царь Иван Васильевич. Остальное войско он отдал под начало Михаила Воротынского. Эти две колонны объединились только у Борончеева Городища за Сурой. 13 августа армия в полном составе достигла крепости Свияжск, а через 3 дня войска начали переправляться через Волгу. Этот процесс несколько затянулся, но уже 23 августа многочисленная армия была под стенами Казани. Взятие города началось практически сразу же.

27 августа поставленные туры на Арском поле были вооружены осадными орудиями больших калибров. Среди них было и орудие Никитки. Пушки были установлены и в других местах, но самое большое их количество было именно против Ногайских, Царевых и Арских ворот Казани.
 
Царь Иван Грозный привёл под Казань около 150 стволов осадной артиллерии. Но и хан Ядыгар-Мухаммед выставил на стены и башни более 100 стволов. Расклад для обороняющейся стороны очень даже неплохой. Артиллерия Ивана Грозного последовательно вела контрбатарейную борьбу, выбив все пушки осажденных со стен.
Так что всё дело решило не само по себе наличие «чудо-оружия», а умение им пользоваться. Русские артиллеристы во главе с потомственным московским пушкарём и военным инженером Иваном Выродковым попросту выиграли одну из самых масштабных артиллерийских дуэлей тех времён, заставив замолчать «большие пушки» противника. Не в последнюю очередь благодаря тому, что Выродков уже посещал Казань в составе посольства и свои расчёты основывал на личных наблюдениях.
 
Ученые называют численность русского войска с примкнувшими к нему касимовскими татарами, чувашами, горными марийцами и мордвой примерно в 15 тысяч ратников. Казанских же татар и их союзников в городе было примерно в два раза меньше — семь-восемь тысяч.

Хотя крепость Казани была деревянной, артиллерия не могла её легко пробить из-за особой конструкции: стены были сделаны из дуба, а пространство между ними засыпано перемешанной с камнями глиной. Кроме того, перед крепостью были выставлены наполненные землёй деревянные срубы для защиты от ядер. Для взятия города потребовались серьёзная инженерная подготовка. Руководил инженерными работами воевода Иван Выродков. Против армии Ивана IV сражался 30 тысячный гарнизон и столько же воинов вне города.

Несмотря на превосходство русского войска по качеству вооружения и численности, взять крепость без грамотных осадных сооружений не удалось бы. В течение семи дней крепость была окружена деревянным частоколом и турами — башнями из плетней с землей. Для их возведения перед началом кампании войнам было приказано заготовить брёвна и корзины с почвой. Всего было построено две линии таких сооружений, перед которыми вырывали окопы для стрельбы из пищалей и луков. Позади частокола и мешков с землей размещалась артиллерия. Инженерные сооружения возводились ночью, а рабочие укрывались за подвижной защитой. В качестве заслона выступал гуляй-город — передвижные, крепко смыкаемые деревянные щиты на колёсах.

Никитка со товарищи не переставая палил из своего орудия по стенам крепости, нанося чудовищные разрушения. Пушку едва успевали охлаждать, поливая водой.

В день окончательного взятия Казани случилась беда — шальная татарская стрела, пущенная со стен крепости, попала Никитке в левый глаз. Умер он не сразу, а промучился еще часа четыре.

2 октября 1552 года русская рать под командованием Царя Иоанна Васильевича взяла столицу Казанского ханства Казань, или Восточный Царьград, как ее называли.

Через два дня после взятия Казани войсками Ивана IV Грозного — 4 октября 1552 года — царь приказал игумену Иоакиму (Якиму) с почестями похоронить всех погибших воинов в общей могиле. При взятии Казани погибли и были похоронены в братской могиле с рядовыми солдатами 4 воеводы и 198 детей боярских. Среди них  и Никита Шохин — выдающийся пушкарь, сам литейщик, и сын литейщика. Потеряла Анна мужа, Василий и Настасья — сына, а Царь и Россия — героя, защитника Родины!

А 12 октября 1552 года Анна родила сына — будущего литейщика, а может быть, пушкаря?

Литература

[1]. Чернов В. П. Артиллерийское орудие.
[2]. Тарасевич Ю.Г. Номенклатура артиллерии среднего и малого калибра в Московской Руси XVI-XVII веков.
[3]. Полковник Е. Болтин «Первые русские артиллеристы» Источник: Артиллеристы. Сборник статей и рассказов. — М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1939.
[4]. Итальянские артиллерийские мастера Ивана III. Пушечные избы Ивана III.
[5]. Лобин Алексей Николаевич. Артиллерия Ивана III.
[6]. Лобин Алексей Николаевич. Русская артиллерия в Казанском взятии
[7]. Лобин А.Н. По осаде Казани 1552.
[8]. Ковалев Валерий. Производство артиллерийского вооружения России: первая Пушечная изба, Пушечный двор, Пушечный приказ.
[9]. Откуда у средневековой Руси появились пушки, если тогда в стране не было ни меди, ни олова.
[10]. Андрей Чохов.
[11]. Гутнов Д.А. Пушки Андрея Чохова.
[12]. Гутнов Д.А. Московский Пушечный двор: его расположение, сотрудники и технология производства.
[13]. Забелин И.Е. История города Москвы. Ч. 1. М., 1905. С. 165.
[14]. Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4. Л. 894.
[15]. Русская артиллерия, как все начиналось (topwar.ru)
[16]. Волков В.А. Служилые люди «пушкарского чина»
[17]. Левыкин А.К. Русские городовые пушкари второй половины XVII века.
[18]. Татарская осада Казани. Почему русских в армии Ивана Грозного было мало?
[19]. Жестокий штурм Казани. Военное обозрение.
[20]. Москва. История города. ч. 18 – Пушечный двор (1483).
[21]. Пенской В. В. Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.  /  В. В. Пенской —  «Центрполиграф»,  2018 — (Новейшие исследования по истории России).
[22]. Пушечной мастер Елисей Кует пушки кожаные водою кует – аналитический портал ПОЛИТ.РУ (polit.ru)
[23]. Химическое оружие — наше всё! Дебют в Сирии и рука Москвы XVII века | История | Общество | Аргументы и Факты (aif.ru)