На весновке с Бимкой

Первый шаг по тайге. На весновке с Бимом. Часть 1.

Вечер. Точнее, - ночь: белая - северная. Первые числа мая. Тайга Западной Сибири. Крайний Север Югры. Мы вдвадцати километрах от людей…

***
Бимка – пёстро-белый щенок западносибирской лаечки, упорно шлёпает широкими лапками по студёному месиву снега, льда и воды. Ещё по-щенячьи розовое, с тонкой кожицей, пузце погружается в обжигающе холодную талую воду. Острые края льда, как стеклянные, больно режут мягкие подушечки пальцев и бока щенка. Бурлящие ручьи и ручейки, ледовые островки, глубокие промоины и снег, набухший от воды, сделали труднопроходимыми долины и овраги. Отяжелевший, с шершавой, как наждачная бумага коркой, снежный покров ещё не стаял в кедрачах болотных мандалов и грив.

Улькая по ушки в снег, с трудом выкарабкиваясь из глубоких колодцев - ям, остающихся от следов моих болотных сапог; срываясь с неоттаявших кочек в воду, проваливаясь на хрупком льду наледи, упорно, без скуления и писка, с какой-то не щенячьей волей, Бимка неотступно следует за хозяйкой по неведомому до этого дня миру. Он очень старается не отставать и старается выглядеть совсем взрослым псом, ведь впервые в Бимкиной жизни его взяли на настоящую весеннюю охоту! Взяли его! – щенка! А не опытного другого пса!

Часть 2.Всё делим пополам.

Перейдя глубокую протоку, останавливаюсь, опираясь на берёзовую слегу, поджидаю щенка, подбадривая:
 - Молодец, Бимка! Идём! Идем, малыш!

Спешить нельзя: щенок должен успокоится, что хозяйка дождётся, не бросит, не уйдёт без него. Иначе - растеряется и может пораниться об лёд; не рассчитав силёнки зацепиться лапками за кусты, нахлебаться воды, и если не погибнуть, то сильно испугаться на всю собачью жизнь. Тогда хорошей охотничьей лайки не бывать из кутёнка, да и верного преданного друга от такого пса не жди, а в тайге хорошая собака подчас честнее человека, - она и напарник, и друг. Опытная лайка прокормит и себя, и хозяина, и его семью; выведет к жилью в коварную метель и в лютый безжалостный мороз, сквозь тьму непроницаемой ночи, когда не видно собственных рук, не то, что земли. Преданная собака, рискуя жизнью, остановит подранка медведя, когда осекнётся патрон, и нет времени перезарядиться. Добрейшее создание!.. - согреет, свернувшись клубочком на ногах; поддержит беседу долгими зимними вечерами, залижи вместо лекарства ранки и раны.

Она не убежит, поджав хвост, при виде опасности, как делает человек, а ощетинившись, грозным лаем, грозным рыком предупредит; не подпустит ни зверя, ни чужого человека к крепко спящему у костра напарнику в непроглядно тёмную осеннюю ночь. Всё делится на охоте с собакой пополам: и трудности и еда.
Хорошая собака спасёт. Плохая – погубит. Поэтому к выбору и натаске щенка подход весьма серьёзен. Допущенные ошибки в воспитании кутёнка трудно или подчас вовсе не исправимы. Главное… – и собака, и человек должны быть уверенны в друге!

Часть 3.Ревущая протока.

Бимка в очередной раз выбрался из бурлящего потока на лёд. Снизу вверх смотрит мне в лицо. Спокоен, не растерян, не испуган, однако не по-детски напряжён.

Осторожно опускаю ноги в клокочущую протоку. - Глубоко!.. Сильное течение! Под водой нащупала промытый неровный скользкий лёд! Осторожно погружаюсь в глубокую вымоину с острыми неровными краями. Нога неожиданно больно зажимается льдом. «Не спешить! Удержать равновесие, чтоб не сбило течением! Не поскользнуться! Не подвернуть ногу! Не пробить сапог!» - внушаю себе, заставляя не бояться, двигаться предельно осторожно без суеты. «Как там Бимка?!..»  – думаю, беспокоюсь, только останавливатьсянельзя, - повернуться, поглядеть на щенка и то заказано: на секунду оторвёшь взгляд от потока и… - собьёт ревущей струёй!

Опасаясь за щенка, всё же медленно - чуть-чуть, поворачиваю на долю секунды голову и… - мгновенно теряю равновесие! Лихорадочно пытаюсь устоять на ногах. Тяжёлый рюкзак заваливает вбок. Спасает прочный берёзовый шест и тренированные мышцы, но пронзает боль в спине!
– Вот нелёгкая! - Потянула!.. - вроде бы не сильно… - успокаиваю себя. Раздумывать о случившемся не приходится, тем более, нет возможности жалеть себя: не до того сейчас!

- Ух!.. - обошлось!

Лёгкий холодок страха, появившийся где-то в области солнечного сплетения, запоздало переходит в горячую испарину на лбу.

- Ноги целы… - это главное! Остальное… - подлечим. – ободряю разум.

Часть 4. Утка в наших местах идёт кучно.

– Искупаться не страшно. Купаться в ледяной воде привычно. Обидно сутки драгоценного времени потерять на сушку. - Утка в наших местах идёт на север кучно:три-четыре дня длится основной пролёт стай. Дальше тянутся отставшие, одинокие или те, кто останется жить на наших болотах, на гнездовье –это «местная» утка. Остальная идёт на север в тундру. И ради этих считанных дней всё мужское ходячее население посёлка разбредается по окрестным болотам, лужам, протокам, озёрам.
Я же, момент лета определяю по начавшейся ночной канонаде, похожей больше на военную артподготовку. Словно село вмиг становится полем битвы как в гражданскую войну при Белоколчаковском мятеже. К такому событию заранее в комнате стоит собранным рюкзак. И ночной сон становится тренированно чутким. – Хотя… - в том особой нужды нет: гул от выстрелов подстать минометному обстрелу! Пока ночами слышатся единичные выстрелы, - на болоте делать нечего. А лишь грохот, как раскаты грома, стал несмолкаем, – мигом рюкзак на плечи и... - бегом на своё болото!
Сердце учащённо стучит от спешки и в предвкушении удачной охоты. Мысли в голове, как молотки: «Быстрей! Быстрей! Быстрей! - успеть! Лишь бы утка не прошла!.. - Успеть к ночи дойти до своей лужи!».

Часть. 5.Безжалостная стремнина. Учимся плавать.

Бимка сидит на крохотном ледяном островке, окаймляющем веточку тальника, внимательно наблюдает за мной: за тем как перехожу стремнину, - учится.
Мордашка серьёзная! Понимает: следом опасный участок пути проходить ему самому придётся.

Выбираюсь на непрочный лёд. Жду щенка. – Бурлящий, клокочущийводный проход свободен. Бимка без слов понимает. Поднимается, подходит по хрупкому льду к краю ледового островка. Осторожно спускает с хрустального бережка передние лапки в воду...- да они не достают дна! И ревущий разъярённый поток, безжалостно срывая со льда, подхватывает крошечное невесомое тельце кутёнка, грохочущая стремнина поглощает щенка!..Миг!И в бурлящей пене видна лишь маленькая головка! Лишь на секунду пятнышком над водой появляется спинка и тут же исчезает в бурунах. Однако отчаянно гребут крохотные детские лапки! И в глазках нет паники! - лишь сосредоточенная решительность, - Бимкасмотрит на меня, верит мне, доверяет мне.

Волнуюсь! От тревоги и осознании происходящей опасности сердце шкалит, замирает. Усилием воли стараюсь не выказывать своего беспокойства, оттого намеренно не шевелюсь, чтоб Бимка не растерялся, заметив мой страх и не подумал, что ухожу, бросив. Щенок должен понять, что всё- в норме! – так и должно быть. Просто надо ему самому выплывать. Понимаю: пошевелюсь, - и щенокне справится с течением, и его потащит потоком под кусты, куда ниже несётся весенний агрессор – дикая, дикая вода. Оцениваю с тревогой: могу не успеть вытащить. - Там глубоко! кусты! промоины! Бешенное течение! Лёд! Щенка утащит и не найду даже, не догоню. Туда мне не пробиться, саму махом снесёт. Одна надежда, - сам выберется на островочек, за коряжку зацепится, но напугается.

- Молодец! –главное, не растерялся. «Только б успел выгрести, силёнок хватило, под кусты не затянуло! Оттуда щенку не выбраться!». – Страшно! Жутко от осознания собственной беспомощности. Сейчас всё зависит только от крошечного Бимки. Он только сам способен себя спасти.

Течение неумолимо тащит щенка в густой кустарник - в водоворот, где протока, расширяясь, становится ревущим озером с перепутанным непролазным талом, завалами поваленных громадных елей. «Там мне его не вытащить!».

- Умница! - смог поднапрячь силёнки в самый критический момент и поперёк течения увернулся от первых кустов! Изо всех сил гребёт лапками! Понимает опасность!
Поборов течение, кутёнок выгреб на безопасный участок и по заводи, меж кустов, уже спокойно доплыл до меня! Передние лапки закидывает на лёд, вытаскивает из воды напряжённое тельце. Неуверенно, на чуть дрожащих от перенапряжения и холода ледяной воды лапках, выпрямляется, пытается отряхнуться. Но не учитывает: лёд бережка неустойчив! И под тяжестью щенка медленно опускается под воду, грозит вновь скинуть спасщегосялайчонка в бешенную стихию весны.

Мгновенно соображаю: «Стоять нельзя далее ни секунды! Необходимо уводить Бимку с опасного места. Отворачиваюсь от него, и иду дальше, зная, что Бим тут же пошёл следом».

Бимка, скорее всего, не успел даже понять, что научился плавать, так неожиданно то случилось. Обычно, для щенка первое плавание всегда является значительным открытием. Часто лайчата в тёплой - то воде, боятся плыть: пищат, скулят, наотрез отказываются заходить в реку. А если в щенячьем возрасте не научатся плавать то, будучи взрослой собакой, ещё сложнее преодолевают страх перед водной стихией. А вот другие превращаются в водолазов, поняв назначение воды, и не одной лужи не пропустят, особенно в жару и на комарах, когда гнус нещадно грызёт живот и уязвимые иные места. С годами Бимка предпочитал не бежать по берегу реки, кормя кровушкой своей вампиров-насекомых, а сплавлялся по реке, как лодка.

- Жалко, конечно, щенка! В другой раз перенесла б на руках, чтоб не морозился напрасно, да не ранился, сама-то иду в болотных сапогах и одета тепло. Каково малышу в ледяном месиве с голыми лапками, с тонкой кожицей?!.. И на улице немногим выше нуля. Стоять неподвижно и то мёрзнешь. Согреться можно лишь на ходьбе. Восхищена упорству, выносливости кутёнка, что родился в лютые морозы ничейным, бездомным пару месяцев всего-то назад. Взяла его у брошенной хозяевами лайки. Те уехали с Севера на родину, на Украину в год развала страны нашей.

На плечах у меня тяжёлый рюкзак, болтается тяжёлое для меня ружьё, прикладом непрерывно цепляется за перевитые кусты долины ручья; патронташ набит патронами; охотничий нож за поясом.  – Не только мы с Бимкой спешим открыть весенний охотничий сезон, но и голодный бурый медведь уже проснулся, - бродит днём по нашему болоту в поисках прошлогодней клюквы. А ночью, как в прошлые весновки, примется следить за нами, поджидая утиных подранков; проверять костровище, – не осталось ли чего съестного?!..

Часть 6.Весеннее болото.

Наконец, минули долину, болотИну, выбравшись с лощины и перевалив через кедровую гриву, выходим на открытое болото. Оно, - как чаша! Залито зеркалами талой воды, - круглое, в кольце невысоких холмов. Тысячелетия назад на месте болота плескалось озеро. Время затянуло озерную гладь плывуном изо мха и торфа. Плывун располагается сверху, а под ним остались те же озёрные глубины в десяток метров, а то и более. Идём по-сути, как по крышке озера, притом качающейся.

При первой же мощной потайке ревущие потоки снеговой воды с холмов устремляются в котловину, переполняя водой, поднимают торфяной плывун вместе со снегом, подобно поплавку. Лужи, озёра талой воды перекатываются, переливаются, словно на подносе, - из одного конца болота в другой, то вздыбливая торфяные глубины, то опуская их; то осушая, то заливая. В считанные часы болотный ландшафт до неузнаваемости меняет облик, открывая в неожиданных местах бездонные «окна» - пропасти, коварные, хищные! Ходить по такому болоту опасно. Каждый шаг нужно продумывать, хорошо знать тропки и незримые проходы. И даже опытность не застраховывает от нежелательных приключений, ибо окна - термокарстовые колодца, появляются в неожиданных местах и каждый год в разных. Проходимость болота зависит от того, насколько протает мерзлота, и какой объём талой воды вместит природный резервуар в данный момент.

Медленно пробираемся с Бимкой вдоль края болота - ближе к кустарнику, к редким берёзкам. «Не улькнуть бы только в невидимый ручей - промоину!». - В протаенном ручье можно окунуться по пояс, да и - по грудь, а уж начерпать в раскатанные болотники обычное явление. - Как не осторожничай, всё равно не раз черпанёшь. Для того и несу запасные портянки и войлочные стельки, и даже тёплые колготки прихватила!

Болотная поверхность издали кажется твёрдой. Да так и на самом деле и есть: снежный покров под водой превратился в лёд, а торф ещё не отошёл. Идти было б легко по нему и быстро, как по асфальту.  - Не хочется плестись по краю болота, огибая и делая приличный крюк (тратить не менее часа драгоценного времени):
«Может, идти напрямую к скрадку?..». - Вовремя останавливаю себя.

Из горького опыта знаю, что спешка на болоте всегда оканчивается плачевно: многочисленные родники уже пробили мерзлоту, вскрыв потаённые глубины топей.
До сих пор появляется страх, лишь увижу то место, где по неопытности несколько вёсен назад, поспешив за подранком косачом, нырнула в одну из таких бездонных пропастей. - И шла то, как положено с трёхметровой слегой в руке, только та неожиданно улькнула в топкую бездну, увлекая за собой спавшее с плеча ружьё и меня следом. Словно болотный недобрый дух древних вогулов Комполэн из чёрных глубин схватился за конец шеста и, резко дёрнув, потянул к себе на съедение. Так вот, вероятно, и рождаются суеверия о болотной нечисти, а в душу закрадывается цепкий суеверный страх. - Как выбралась?!.. - в такие минуты убеждаешься и уверуешь в существовании и Бога и Ангела-Хранителя и всего- всего, во что в иное время не веришь и греховно забываешь.

Ружьё удержалось лишь на кончике пальца.Сама выбралась на крошащийся лёд, выкинув вперёд «ствол» и, опираясь на слегу, ползком на четвереньках, затем боком откатилась от края затягивающей жуткой бездны. На дрожащих ногах, давя запоздалый страх, добралась до леса. Развела большой костёр. Вылила воду из сапог и из рюкзака. Отжала одежду, развесила над костром сушить… – а драгоценная ночь потеряна!Воспоминаний холодок по сей день, спустя годы, мурашками пробегает по спине, только увижу этот, казалось бы безобидный обычный ручеёк, пересекающий ровное болото по осени.

- Сколько раз потом ещё купалась в ледяном крошеве снега, льда и воды! Специально пробовала измерить глубину, - опускала шест метров в пять длинной, – бесполезно! До дна не достать! Словно разверзнувшаяся бездонная пропасть в пустоту, в темноту! Стоишь в сантиметрах, - вроде бы твёрдо!.. - кругом ровное дно, залитое водой, а шаг делаешь вперёд и как с обрыва летишь в омут смертоносного «окна»! - Такова пугающая тайна термокарстовых процессов, термокарстового рельефа Севера!

Осторожно выставляя на полметра вперёд берёзовый шест, ставлю ногу вплотную к его основанию: вперёд шест… - пятьдесят сантиметров вперёд. И так, - шаг за шагом медленно огибаю болото вдоль чахлого березняка, залитого талой водой. Бимка столь же осторожно, - след в след, семенит за мной, стараясь меньше плавать, перепрыгивает через небольшие ручейки, оббегает по выступающим из воды кочкам лужицы. И уже самостоятельно выбирает свою дорожку вдоль прочных ледовых бережков, но по-прежнему из поля зрения меня не выпускает, далеко не отходит и учится искать свой путь. Радуюсь крохотному лайчонку, поражаюсь природному уму, деловитости не детской. Он осознанно учится и у меня, и своим опытом. Быстро соображает и делает верные выводы. И главное: стремится осознанно взрослеть в настоящего охотничьего пса.

- Скоро уже придём!.. - подбадриваю щенка. Чувствуется, что малыш сильно перемёрз и устал. Однако держится восхитительно молодцом! Другие щенки на его месте давно б истошно выли перед каждой лужей, наотрез отказываясь идти дальше. Бимка же, продолжает упрямо целенаправленно шлёпать по ледяному месиву, мужественно преодолевая боль, усталость, холод и страх.

 - Дойдём до места, Бимчик, - отдохнёшь! Ещё немножко осталось!.. – подбадриваю. Он благодарно слушает и понимает, верит, точнее – знает, что не обману.

Из десятков щенков лишь единицы в будущем смогут хорошо охотиться. Жизнь рабочей лайки полна опасностей и слишком коротка. Редкая собака доживает до восьми лет, продолжая успешно охотиться. Вот и приходится щенка с малолетства брать в лес для обучения, чтоб со щенячьего возраста определить будет из него толк или нет.

Часть 7.История рождения Бимки.

Бимка появился на свет в сорокоградусные крещенские морозы. Сейчас ему едва исполнилось четыре месяца. Бимкина мамаша – маленькая пёстренькая и весьма своенравная лайка, щениться запряталась под чужую баню на краю села. Месяц считалась пропавшей: «Как только выжила в морозы на голой промёрзшей земле, питаясь неизвестно чем и где?!.. - непонятно».Её логово нашлось по проторенной в снегах тропке на задворках села. И только в марте щенки выползли из-под бани сами.

Остался в итоге один щенок. Он не радовал ни экстерьером, ни окрасом – типичный двортерьер. Был худой, неказистый, но с первого же раза, не сопротивляясь, пошёл на руки, притих, пригрелся и оказался весьма смышленым, чрезвычайно выносливым, неприхотливым и покладистым пёсиком, и в тоже время крайне отчаянным, боевым с «пелёнок». Будучи в трёхмесячном младенческом возрасте он бесстрашно кидался на чужих собак, рыча и лая, защищал нашу огородную территорию. Громадные в сравнении с ним псы отступали под храбрым натиском и, злобно скалясь, уходили прочь. Правда и мамашка всегда находилась начеку: с ходу, без предварительных ритуальных предупреждений, она кидалась в свору кобелей; с разбегу вцеплялась в глотку обидчиков её чада и насмерть рвала во много раз превышающих размером псов. Силы суки и близко не были равными, и лайке серьёзно перепадало, но никогда не останавливало.

Часть 7.В скрадке на болотной «луже».

Улетевшие в размышление и воспоминания мысли, возвращаются к дороге: «Не черпануть бы!..», - поздно!.. - Несмотря на предосторожности с размаху влетаю в небольшое «окошечко»… - Скрадок то, в десяти метрах!.. Вот досада! -Почти дошла ведь!..

Цепляюсь за куст свободной рукой; со всей силой вытаскиваю себя вместе с нагруженным рюкзаком и тянущимся за ремень ружьём на снежный берег. Опираясь на брошенную поперёк слегу, на корячках отползаю по месиву воды и снега на безопасное расстояние.

- Вот нелёгкая!.. - всё-таки черпанула!.. И нигде-то на болоте, а возле скрадка, в метрах!..

Хочется от души чертыхнуться, но суеверно сдерживаюсь. – Фактически дошла уже!..
Не стоит поминать нечистую силу в ночь, когда один на один с Матушкой Природой и прочим.

Распрямляю спину. Выливаю воду из ствола. Раздумываю: «Идти сушиться?!.. – метрах в четырёхстах виднеется небольшой соснячок, – можно найти сушин. –Только и там тоже всё залито водой!.. - сушится некогда и негде. Решаю: «Придётся в скрадке помёрзнуть!». - Не привыкать! Перебьюсь до утра!..

 Ну вот, Бимка… - и пришли!..

Большая, как озеро, лужа рядом с леском на краю открытого болота, - место отдыха и кормёжки серой утки, - проходная лужа. Здесь охочусь не первый год. Простенький скрадок, свитый из берёзовых веток год назад, обрушился и вмёрз в лёд. Иного строительного материала, кроме мелких деревц, здесь не найти. Рубить единичные чахленькие сосенки и кедры жалко. - Им и без меня нелегко выжить на продуваемом торфянике! Пусть растут! Лужа – большая. К тому же, на болоте других крупных нет. Вода в ней достаточно глубока, но и с травкой: утка должна падать на неё. Если, конечно, пошла!На душе становится радостно в предчувствии удачной охоты.

Вода блестит ровной зеркальной поверхностью в лучах заходящего солнца.
- Как красиво!.. - светло на сердце после долгой зимы. Трудно не залюбоваться красотами весны. Трудно оторвать взор от весенних красок. Только надо спешить! - Вот и гуси налетают! - высматривают пристанище на ночь. Сделав круг над болотом, гуси улетают, встревоженные нашим с Бимкой присутствием.

- Куда же примостить рюкзак?!.. - кругом вода…

Достаю кусок полиэтилена, расстилаю на сырую кочку, скидываю рюкзак, достаю топор. «Положить некуда!..» - ставлю топор прямо в воду… – Лишь бы не затоптать потом!.. - не потерять в воде!

Бимка терпеливо стоит на кочечке –крохотном островке посреди бескрайней воды. Подхватываю дрожащего от холода, промокшего щенка. С него ручейками стекает вода и с всплесками капает в воду. Отряхиваю, как могу, бедолажку от воды. Отжимаю руками шёрстку, словно тряпочку, усаживаю на рюкзак - единственно сухое место на всём болоте. Бимка, не раздумывая, сворачивается колечком, пытаясь согреться. Не выросший, куцый хвостик, не может прикрыть лапки и мордочку продрогшего храбреца.

- Ничего, Бимчик!.. - потерпи, лапочка, ещё немного!.. - подбадриваю малыша.
Кладу рядом со щенком на рюкзак сырое ружьё, - больше некуда – кругом сплошь непрозрачная вода! - Надо спешить! - и так уже припозднились. Срубаю поблизости мелкие берёзки, поднимаю полусгнивший остов скрадка. Освободив изо льда, подновляю принесёнными деревцами; скручиваю для прочности проволокой, маскирую хворостом.

Сооружение получается неустойчивое, неказистое, но времени на шедевры лесного зодчества нет. - Вот и солнце село за холмы, надвигаются сумерки. Пробивает лёгкая дрожь, – то ли от промокшей обувки, то ли от нервозности, что запозднилась с дорогой, и вот- вот начнут падать утки, а я всё ещё вожусь со скрадком. – От всего вместе. Сваливаю поблизости пару гнилых берёз. Разрубаю на полешки; укладываю в скрадок вместо пола - настила. Нижние гнилушки уходят под воду. Вода проступает и с боков настила: «Ноги придётся ставить в воду!.. - скверно!.. - будут мёрзнуть! - Завтра что-нибудь придумаю лучше».

Расстилаю кусок полиэтилена поверх хлюпающего настила, поверх воды и снежного месива. В переднем уголочке стелю портянку для щенка. Поднимаю с рюкзака уже крепко спящего Бимку, - он согрелся, но ещё не просох. Сонный, жалостливо с укоризной смотрит на меня: «Зачем меня потревожили?!.. - я так сладко спал!».
Переношу лайчонкане расправленным клубочком на подстилку. Он только глубже зарывает холодный носик под коротенький хвостик и спит дальше, согреваясь теплом собственного тельца.

Вытаскиваю из рюкзака пенопластовые заготовки – манки. Распутываю тонкие верёвочки с гайками и болтами на конце – грузами (чтоб манки не уносило на луже ветром). Насаживаю, грубо вырезанные из пенопласта, утиные головы на коротенькие клинышки, вытесанные тут же из веточки. Соединяю их с пенопластовыми туловищами. Из пакетика достаю пёрышки, что остались с прошлой весны. Втыкаю их в пенопласт вместо крылышек и хвоста.- Сойдёт... - оцениваю качество манков. Если утка пошла, то и на такие манки будет падать. Расставляю по луже метрах в пятнадцати от скрадка.«Лучше б подальше поставить… - утка меньше станет пугаться. –Однако как стемнеет, и на расстоянии в тридцать метров видимости не станет вовсе. Утка сядет к манкам, а выстрелить не получится, - не прицелиться, - ни уток не видно, ни мушку ружья».

Отсчитываю шагами тридцать метров, втыкаю палочку, чтоб стреляя, оценивать расстояние. В сумерках на воде сложно иначе определить расстояние до цели: кажется, что утка упала или слишком далеко, или ближе, чем на самом деле находится. Жечь без толку патроны, да ещё и подранков оставлятьнегоже! -
Вроде бы всё приготовила?.. Далеко, за многие километры, послышались единичные выстрелы.

Извлекаю из рюкзака ворох сменной одежды.- Разложить некуда! Ни встать, ни сесть… - кругом вода, сырой снег, сырой мох!Кое-как, балансируя на одной ноге, стягиваю сырые болотники; раскручиваю слипшиеся влажные портянки; выливаю воду из сапога, вытаскиваю набухшую от воды стельку – отжимаю. С неё течёт бурая болотная жижа. С трудом удерживая равновесие, наматываю запасную сухую портянку. Со скрипом - еле-еле, вталкиваю в сапог ногу. Изо всех сил тяну голенища руками вверх, на себя, чтоб поставить в сапоге ногу на место, ей предназначенное. Портянка собирается складками в сыром сапоге: «Придётся довольствоваться пока этим… - сидеть – не ходить!.. - Не смозолю!.. Утром перемотаю. Переобуваю вторую ногу. - Не люблю процесс переодевания! Переобувания! И ничего не поделаешь! - для ходьбы нужна лёгкая одежда, а в скрадке в ней не высидеть.

Снимаю влажную «хэбэшную» энцефалитку, - в ней стоять и то уже холодно. Солнце село и подмораживает. Надеваю поверх тонкого свитера из ангорки большой толстый свитер из овечьей пряжи. Влезаю в тяжёлый «гусь». Его сын перешил из офицерской шинели, когда расформировывали воинскую часть при развале СССР. Становлюсь неповоротливой, неуклюжей! Ворох одежды ограничивает - сковывает движения. - Зато тепло! Натягиваю на голову зимнюю шапочку из мягкой овчинки. Она хорошо греет и в снег, и в дождь, не закрывает обзор. Надеваю сухие сменные перчатки из скатавшейся ангорки с обрезанными кончиками. Они плотно облегают кисть руки, оставляя пальцы открытыми; защищают от холода, от сырости, от наста, от бесчисленных заноз, порезов, царапин и не мешают при стрельбе.
Завершив основную часть нудной процедуры переодевания, неуклюже залажу в скрадок. Хлюпая водой под неустойчивым настилом, обустраиваюсь. Рюкзак укладываю под ветки за спиной. Туда же кладу топор: всё должно быть под рукой, чтоб в потёмках при необходимости достать на ощупь.

Тщательно маскирую просветы со спины, с боков веточками - сламываю те, что мешают. Для тепла подстилаю кусок войлочной кошмы под попу, усаживаюсь. Сгибаю и разгибаю ноги, решая, куда их удобнее поставить. Оборудую место для ружья. Примеряюсь к стрельбе в разные участки лужи. Переплетаю веточками нижнюю часть скрадка, чтоб ноги в чёрных сапогах утки не видели. Они пугаются черного цвета. Раскладываю патроны в зависимости от номера дроби, - в темноте легко перепутать: на лужу может сесть и гусь, и чернеть, и чирок. Не будешь же чирка отстреливать нулёвкой. На него пятёрка – и та крупна, а «чёрную» и четвёркой не достать!.. – Хотя… «чёрная» ещё вряд ли идёт! Да разное случается!..

Натягиваю воротник свитера на нос, а шапку на лоб. Одни глаза остались. Кладу ружьё на колени, предварительно прикрыв их для тепла кошмой.- Вот теперь, действительно, – всё! Можно и немного отдохнуть, помечтать, поразмыслить, повоспоминать, подумать.Смотрю на Бимку, - он даже не пошелохнулся, пока я обустраивалась. Подтыкаю с боков клубка свою энцефалитку, которой укрыла щенка. Оставляю маленькое отверстие возле носика, чтоб свободно дышал. Бимка крепко спит, хотя на жёрдочках лежать неудобно: «Маленький тёплый комочек!.. - за два десятка километров от ближайшего села в неуютных сумерках таёжной глуши, в просторах топкого болота, где из людей сейчас лишь я, а из собак - один Бимка и ещё… - медведи, лоси, лисы, волки…».


Часть 9. Весенняя ночь на болоте

Тихо. Холодно. Зеркало лужи тускнеет, гаснет. Полоска заката спускается всё ближе к горизонту, утончается. Белая Луна и единичные блестящие звёзды на сумрачно-сером северном небе кажутся нереальными - нарисованными. Чёрно-бурое болото и… - ни одной утки, ни одного куличка!.. - всё пусто, безжизненно, неуютно. Пустотой пробирается в сознание ощущение одиночества посреди этой застывшей глуши.
Начинаю ощущать себя мелкой беззащитной букашкой, случайно забредшей в пугающие своим могуществом жёсткие владения Природы. С тоской всплывает мысль об оставленном доме, где тепло, где телевизор, где люди, где не километры болот и урманов, а уютные белые стены при мягкой тёплой постели. Пожалуй, лишь в такие минуты, оказавшись наедине с самим собой, в диких безграничных природных просторах, человек начинает понимать ценность привычного домашнего тепла, его защищающую уверенность и покой. - Иллюзорный на самом-то деле!..
Здесь отчётливо до понимания доходит наша хрупкость и ранимость, наше высокомерие, наше заблуждение, что мы – люди, - властители и боги на Земле. А в реальности- те же маленькие беззащитные дети, что щенок, который доверчиво спит, полагаясь на мою опеку и покровительство. Мы живём за счёт планеты, которую беспощадно сами разоряем и губим. –Что я тут делаю?!.. -Что опять притащило на край Вселенной?!.. - сидела б дома, как все нормальные женщины! Не женское дело – охота! Из мужиков-то, поодиночке редко кто охотится.…«Неужели утка пошла стороной?!.. Если лужа застынет, охоте не бывать! - утка на болото не пойдёт», - отгоняю грустные мысли. Достаю конфетку. Медленно разворачиваю фантик. Медленно разжёвываю леденец. Хруст мешает обострённому слуху. Кажется, что его слышно на всём болоте.

Вздрагиваю… - на ветку скрадка села сова, но испугавшись моего резкого движения, срывается и улетает. «Неплохо замаскировалась», - хвалю себя. - Совы садятся на голову, - манки, значит, с высоты птичьего полёта выглядят реалистично, если хищники открыли на них охоту...

– Ну и досаждают же на весновках мне эти совы!.. - Пикируют на манки, утаскивают подранков и битую птицу, - обязательно утром не досчитаешься…

- Кыш! Кыш! – машу рукой, прогоняю сову, чтоб не распотрошила манки.

Улетает. Только ненадолго… - прилетит снова, да не одна, а с родственничками и друзьями, лишь открою стрельбу по уткам!..

Начинает пробирать холод. Особенно замерзают ноги. Сапоги - сырые! Слегка уже дрожу. Дрожь переходит в зубную чечётку. Зубы противно неуправляемо громко клацают. «Встать – пошевелиться?!.. Но вот-вот начнётся лёт!». Смотрю на часы: «Почти полночь. Ещё минут десять надо ждать. Обычно такая тишина перед самым вечерним (ночным!) лётом». Внимательно вслушиваюсь, всматриваюсь - не пропустить первые стайки разведчиков. Вспугнёшь, – сядут на дальние лужи, тогда и вся утка будет падать к ним, а не ко мне – просижу ночь попусту.

Часть 10.Лёт утки.

Вдали точками пронеслись первые стайки. И вот… – пошло!..

Как военные миги - с грохотом, свистом, разрывая воздух над моей головой крылами, делая круг, пикирует стайка шилохвостей!.. - Грохот! Всплески! А там уже, с разгона, без рекогносцировочного круга, заходит на посадку стая чирков. Выставив вперёд перепончатые лапы, тормозя расправленными крыльями, в доли секунды одна за другой падает серая утка. Кряканье, чириканье, скрежетание, цоканье, щёлканье, плеск воды - со всех сторон шум, гам. Пары, стайки!.. - чирки, свизи, соксуны, шилохвость, хохлатая чернеть!.. - Все вместе, в вперемешку… - десятки птиц! Зоосад – да и только!

Не успев оглядеться, самцы устремляются к самочкам, отгоняют соперников, дерутся, щиплются, хлопают крыльями, устрашающе кричат. Гомон, переполох! Драки!
Самочки благоразумно отгребают ближе к травяному бережку - под его защиту, предоставляя самцам возможность разобраться между собой без них. - Как же всё живое в борьбе за право продолжить жизнь, похоже!.. - Волки перегрызают глотки соперникам. Лоси скрещивают в смертельном поединке рога. Парни на дискотеках бьются кровавым боем за право лишь проводить домой особу женского пола. За один только женский взгляд льётся кровь, летят перья и весенние зори оглашаются криками, воплями, песнями продолжающейся жизни.

Сердце колотится так, что боюсь его шумом распугать уток. Глаза, кажется, расширяются от неописуемой картины доселе неизведанной жизни: «Очутиться в центре бурной тайны!.. - такое великолепие! Секунду назад давила оглушающая тишина, а сейчас!.. - болото шевелится, кричит сотнями голосов и звуков. Новые и новые стаи с рёвом на скорости реактивных самолётов рассекают небо - идут и идут на посадку!..».
Давя нервную дрожь, выбираю цель. Не успеваю. В трёх метрах от моих ног шумно плюхается в лужу обворожительно-прекрасный в своём брачном одеянии шилохвость.Высоко поднятая на длинной шее голова… черный блестящий глаз обеспокоено смотрит на меня, белоснежно-голубые косы на крыльях, длинный острый, как шило, хвост вызывающе гордо поднят.«Какая красота!.. - совершенство!» – хочется смотреть и смотреть в широко раскрытые глаза. Как возможно создать такую красоту?! Такое чудо?!..
Однако та же потребность в праве на жизнь диктует и мне – человеку, свою жестокую власть. Вспоминаю, что дома холодильник пуст, и нужно весну и лето кормить семью. А вегетарианство, что так рекламируется и восхваляется праведниками и перестроечными политиками здесь - у нас на Севере, неприемлемо. И домашние заждались свеженьких ароматных жирненьких уточек, - тех самых… - тех великолепных и прекрасно совершенных. – Такова суровая проза реальной жизни, где приходится всем выживать – и уткам, и нам – людям. И притащилась сюда я не для похвальбы, а чтобы банально кормить семью. Когда страна рухнула и реальный голод маячит под дверью. - Оглушительный выстрел взрывом врывается в гармонию жизни…

«Есть! - Селезень даже не бьётся! Сразу наповал!..» - не люблю оставлять подранков. Если стреляю, - то наверняка!

Утка так плотно падает, что выстрел заставил только некоторых птиц перелететь на другой конец лужи, не прекратив брачной возни. Более того, самцы ещё яростнее накинулись на своих соперников, когда те, испугавшись выстрела, отступили. Гомон лишь усилился, птичьи потасовки стали круче: нещадно щипля, преследуя друг друга, накидываясь сворой на вновь прибывших конкурентов… – птицы устанавливали власть за право оставить потомство, - полная неразбериха первозданного переполоха!

Новые стаи и стайки с грохотом, хлопаньем, свистом - то поднимаются и, резко срываясь, улетают, то падают с небес, словно приоткрылись врата из параллельного мира. И в них невидимая рука вышвыривает новых и новых уток прямо мне на голову.

 Стараясь не шуметь, переламываю ружьё…
- Вот дьявол!.. - Господи прости! Нечисть поминать не к месту. - Пустую полиэтиленовую гильзу заклинило! Выталкиватель не сработал. Патроны куплены на днях у местной торгашки, не успела пристрелять! Ругаю себя последними словами.
Нервничая, закрываю и вновь переламываю ружье: иногда помогает, но не сейчас.
– Бесполезно! – гильза прочно засела. Шарю рукой по рюкзаку, нащупываю нож, извлекаю из ножен, пытаюсь поддеть гильзу. - Никак!.. - ни малейшего зазора! Не подковырнуть!

Досада неописуемая: «Что ж делать?!», - если ничего не получиться, то  с охотой конец! Придётся возвращаться домой! - Попробовать шомполом выбить гильзу с обратной стороны ствола?.. – но шомпола нет! Осеняет. Вытаскиваю со скрадка берёзовую ветку и, уже не таясь от уток, не глядя на их возню, выстругиваю подобие шомпола. - Лишь бы получилось!.. - поворачиваю ружьё стволом к себе, просовываю импровизированный кривоватый шомпол – палку. - Проходит… и длинна достаточная… – лишь бы не сломался! Не застрял в стволе! - Надавливаю с силой, - хлопок!..

– Слава Богу! – облегчённо вздыхаю, - гильза вылетает из ствола. Аккуратно просовываю самодельный шомпол между веточек скрадка, чтоб не мешался, но был всегда под рукой. - Впредь наука на будущее! Век живи и век учись! К охоте надо готовиться тщательно, учитывая всё до мелочей!

Утки, конечно же, разлетелись, и всё же - не все. На пределе хорошего выстрела плавает парочка. Беру на прицел самца, дожидаюсь, когда он повернётся бочком… - выстрел! Дальше проза... - не что иное, как выживание в условиях сорвавшегося с цепи дикого рынка. Где нужно выживать, кормить, учить детей, полагаясь только на себя.

Часть 11.Утро.

Северная весенняя ночь коротка и холодна. Светает. Видимость улучшается, но лужа уже покрыта плотным льдом. Утки садятся прямо на лёд, тормозя выставленными вперёд красными, чёрными, жёлтыми перепончатыми лапками. Присев, смешно отталкиваясь ими, скользят на пушистых животиках по льду – катятся, словно по катку. Встают, чистятся, выбираются на бережки, усаживаются, распушив пёрышки - греют голые лапки. Отдохнув, летят дальше на север – туда, где ещё холоднее.

- Что ж, пора и мне идти в палатку отдыхать. Тяжело поднимаюсь, распрямляю затекшие ноги. Бимка всё спит и не просыпается. Ни оглушительные выстрелы над головой, ни гомон птиц, ни моя возня, ничто не нарушило его сна, – бедолага, так умаялся вчера.

Подхожу к луже. Снежное месиво бережков смёрзлось в прочный шершавый наст. Толстый лёд совершенно прозрачен и не ломается под моим весом. Приходится с усилием пробивать ногами во льду дорожку к подбитым уткам и манкам. Осколки льда, как хрустальное стекло, со звоном разлетаются по сторонам и катятся по застывшей поверхности лужи. Ноги неприятно – болезненно, задевают об острые края ледового прохода и плавающие в нём льдины. Студёная вода холодит даже через резину сапог и плотно намотанные шерстяные портянки. Медленно - шаг за шагом, пробиваю шестом перед собой прочный лёдовый панцирь, расширяя проход ногами. Тщательно простукиваю слегой дно вокруг: «Лишь бы в окно не влететь! – Болотники расправлены, плотно сидят на ногах; тяжёлая одежда ограничивает подвижность. – Не выплыть, если что… - Заморозок не менее десяти - пятнадцати градусов!..».

Подхожу к месту, где по прошлогодней растительности и очертаниям затопленного бережка угадывается ключ – исток болотного ручья. - Там лежит подбитый соксун!..
- Так и есть!.. – интуиция не подвела: шест, в тридцати сантиметрах от носка сапога, резко уходит в глубину. –Коварное окно!..

Осторожно, чтоб не потерять равновесие, чуть присев, опускаю трёхметровую палку в бездну «окна». Шест, не испытывая сопротивления, полностью уходит под воду.
- Ну и глубина! – больше трех метров! – становиться как-то неуютно здесь.

Медленно, не дыша, без резких движений, выпрямляюсь и, шаг за шагом, отступаю назад по пробитому во льду проходу. Родниковая вода, отепляя мерзлоту, могла подмыть ледовое дно вблизи окна, и оно, не выдержав моего веса, может в любую секунду резко проломиться. Тщательно простукивая ледяное дно, осторожно обхожу родник.

Близко подойти к утке так и не удаётся. Чуть присев для равновесия, достаю птицу концом шеста, подгребая рядом месиво льда, - подтягиваю к себе. И по проторенному пути возвращаюсь на берег. Собираю битую птицу. Извлекаю изо льда вмёрзшие манки. На них остаются куски острого прозрачного льда. Укладываю кучкой уток, манки со льдом возле скрадка. За один раз собрать дичь не удаётся. Приходится делать несколько заходов.

- Не плохо! – оцениваю добычу. Невольно вспоминаю скептическую усмешку, как-то забредшего в мои угодья охотника, по поводу моего кособокого скрадка и ещё бОльшую при виде моих импровизированных манков: «Что с бабы взять!..» – красноречивей слов говорил его вид. А сколько было «дельных» замечаний, критики!..
- Это не то! Это не так! Не туда поставила. Не туда села. Не так сделала! Только, просидев пару часов по соседству, и отправив вслед улетающим уткам не один десяток патронов, озадачено спросил: «Ты когда-нибудь мажешь?!..».
После столь испепеляющей критики всей моей охотничьей стратегии и тактики неожиданный вопрос поставил в окончательный тупик. Не сразу и нашлась, что ответить: «Патроны сейчас дорогие… - мазать то... – другого оправдания не придумалось». Хотелось ещё сказать: «Напрасно губить живность жалко, – вот и не мажу – стреляю наверняка». Подранков, конечно, подберут - не пропадут. Все сейчас охотятся за ними, - и лисы, и медведь, и ястребки - все есть хотят. Пёрышки и те не пропадут: полёвки, пичужки по гнёздам растащат.

Конечно, бывает, - но редко… - сидишь, сидишь… - надоест. А тут случайная утка наконец-то залетит… - забьётся меж кочек и ну голосить! Крякать! Вот и колеблешься: «Стрелять? Не стрелять?!» - темно. Не поймёшь: «Утка то или кочка?!..». Выстрелишь… – кочка!.. - патрона нет! А соседняя кочка с крепкими словечками «благодарности» свечой вздымает в небо, уводя за собой подальше и коллег.

Часть 12.Возвращаемся на днёвку.

 …Мысли, мысли. Когда не с кем говорить (Бимку и то ещё не будила) вечно в голову воспоминания лезут, постоянно, словно с кем-то говоришь - кому-то что-то доказываешь, что-то рассказываешь, споришь всё о чём-то, словно и не один на один с природой. Вытаскиваю из скрадка рюкзак. Складываю добычу, сырые портянки, ставшие бесформенными кусками серого льда. Манки прячу под полиэтилен в скрадке вместе с лишними вещами, придавливаю сверху полешками, чтоб манки не растащили хищные птицы и лисы. Бужу щенка.

Бимка - тёпленький, просохший, выспавшийся! Шустро поднимается, потягивается. Глазки выспавшиеся - повеселевшие.- Идём домой, Бимка!

«Дом» - это палатка, что километров в трёх отсюда, на одной из многочисленных, затерянных среди югорских болот сосновых грив.

Уходим. Наст - прочный, как асфальт. Бимка весело бежит следом за хозяйкой. Идти гораздо легче, чем вечером, но всё же, местами я проваливаюсь. Острый наст ножами режет ноги и сапоги. На ходьбе быстро согреваюсь. Снимаю шапку, засовываю в карман гуся. Торфяник за ночь всплыл подобно поплавку, подняв наверх смёрзшийся в лёд снег. Болотная низина вздыбилась, растопорщилась. В центре - на месте озёрной чаши, образовался купол - бугор. Вода с него скатилась к краю болота, просочилась вглубь торфяных недр. «Вот поэтому-то утка валом падала ко мне… - вода с болота перелилась в мою лужу, осушив центральную часть».

Останавливаюсь. Любуюсь красотой пейзажей. Болотная поверхность: бурая с оттенками серых, белых, чёрных, охристых, оранжевых, жёлтых красок. Белоствольные берёзы; пушистые оливково-зелёные сосны; изумрудно-зелёные кедры и ели; голубые, зелёные; белые горы и предгорья Урала на горизонте; багряно-алое, малиновое, фиолетовое, сиреневое небо. - И вот!.. - ослепительно яркие лучи восходящего солнца вспыхивают на севере!.. - всё расцветает, всё оживает и радуется весне.

Не хочется уходить: смотреть бы и смотреть на завораживающие, меняющиеся в солнечном свете, сочные краски! Только впереди море неотложных дел и пора топать: «Вечером опять с Бимчиком вернёмся сюда…».

Щенок, играючи, забегает вперёд; жадно втягивает влажным носиком весенний воздух с запахом куропачьих следов. На кустике карликовой берёзки зацепилось лёгкое ослепительно-белое пёрышко. Это куропатка меняет белоснежный зимний наряд на пёстрый - летний. Пёрышко срывается от лёгкого дуновения ветерка и катится по льду наста. Бимка припускается следом. Догнав, пытается поймать, удержать лапкой, ухватить мелкими молочными зубками. Перышко, как живое, то и дело выскальзывает из неумелой пасти неопытного щенка, подхватывается ветерком и улетает прочь.

- Учись, Бимка! - осенью не за пёрышком предстоит побегать, а за глухарём…

Бимка деловито обнюхивает снег, деревья, прислушивается к таинственным звукам проснувшегося леса. Наткнувшись на наши вечерние следы, настороженно принюхивается, бежит по следу, низко опустив к земле сырой нос, и неожиданно делает открытие: «Это же наши следы?!.. - вот тут моя лапа ступала! А вот следы лап моей хозяйки!». Неописуемый восторг открытия охватывает щенка, он понимает: мы возвращаемся в палатку! «У меня же там рыбий хвостик под валежинкой закопан!.. - Быстрей! Быстрей! А вдруг, кто найдёт и съест?!..».
Быстро семенят лапки по твёрдому, как асфальт, насту.Сколько радости от первого открытия?!..

Бимка то убегает вперёд, то возвращается. Притормозив перед хозяйкой, он подпрыгивает на месте, как маленький козлёнок; то по-собачьи припадает на передние лапки, приглашая к игре. И торопит, торопит: «Быстрей! Быстрей же! Видишь?.. - я нашёл тропу! Ну что ж ты так медленно шагаешь?!..».

И через миг, подражая совсем взрослому охотничьему псу, убегает вперёд по следу. Только щенячье детство пересиливает, и степенный шаг вновь сменяет игра.
Внимание Бимки переключается на сосновую шишку, лежащую на снегу. Щенок подхватывает её острыми зубками, подкидывает в воздух, футболит лапками – то левой, то правой; внезапно спрыгивает то влево, то вправо, то вперёд, то назад и рычит, и облаивает, словно перед ним вовсе не шишка, а грозный зверь. Казалось бы, обычная щенячья игра. На самом же деле - это опыт познания окружающего мира, опыт овладения навыками будущих охот. И пёрышко сохранило запах куропатки, а на шишке остался запах белочки, уронившей её с ели. – Щенок превращается в охотничьего пса.

Часть13. Впереди – весна!

Подходим к лощине. Ручей, что вечером был подобен разъярённой горной реке, затих - скован многослойной наледью. Поднимаю подбежавшего щенка, закидываю его на плечо, где уже болтается ружьё; поддерживаю за задние лапки: «Может, догадается как-нибудь сам удержаться на плече?!.. - не свалится в воду… - Самому ему не перейти сейчас протоку и посуху не обойти - негде».

Осторожно спускаюсь с ледяного бережка в воду. Дно очень скользкое и неровное. Равновесие удерживаю с трудом. Глубоко… - чуть не черпаю. Суконный «гусь» полами касается воды – мокнет, и рюкзак уже в воде плывёт. Осторожно двигаюсь - почти плыву. - «Не свалился бы Бимка! - как он там?!.. Что-то молчит странно, даже не шевелится… - притих подозрительно?!..».
Слегка поворачиваю голову и не выдерживаю, заливаюсь смехом:
Бимка, чтоб не упасть в воду, словно человечек, крепко-накрепко уцепился пальцами передней лапы за выступающий штырь каркаса станкового рюкзака. Вторая лапка, не найдя опоры, покачиваясь, балансирует в воздухе над протокой. А мордашка!.. - довольнёшенькая! С видом капитана лайчонокобозревает округу с высоты моего роста. И падать в воду явно не собирается!

«А здорово я придумал?!» – говорит вся его, озарённая гордостью, физиономия, повернувшаяся на мой неудержимый смех. Улыбаясь во всю щенячью мордочку, словно вот-вот засмеётся вместе со мной, неожиданно засмущавшись, Бимка перевёл взгляд с моего лица на протоку. «Купаться в ледяной воде не захочешь, – не так ещё вцепишься!».

Поразительно! С каким вниманием маленький щенок наблюдает за моими действиями, осваивая лесную науку, подражает человеку! Даже то, как я всю дорогу крепко держалась рукой за шест, не осталось незамеченным глазастым псом.

Наклоняюсь перед противоположным ледовым берегом. Спускаю щенка. Потом сама, подтягиваясь рукой за берёзку, вытаскиваюсь с воды ручья. Благополучно доехав на мне до противоположного ледяного бережка, принюхиваясь к запахам леса и приближающегося «дома», Бимка весело побежал вперёд по нашей вчерашней тропе. Следуя врождённому инстинкту, обучаясь на собственном опыте и перенимая опыт старших, он устремился к познанию всех премудростей охотничьей науки.

Минула первая охотничья ночь в Бимкиной жизни - первая ночь нашей совместной охоты. Впереди нас ожидала целая неделя весны.

***
Охотничьи псы быстро стареют. Состарился и Бим. Пропал он в новогодние праздники, когда уезжала на Урал проведать родных. Тогда, по найму сельской администрации, новые коммерсанты за немалые деньги из бюджета села, отстреливали собак. Тощие ничейные двортерьеры их внимание не привлекали. Охота ночами открывалась на ухоженных, сытых, с хорошим мехом и с жирком лаек. Мясо отправлялось в города – в корейские рестораны, на зоны туберкулезникам. Шкуры тоже шли в дело. Местные мастера вывозили изделия из меха и на международные хвалебные ярмарки, восхваляя традиционные промыслы аборигенного населения.
Законов, надежно защищающих домашних животных, не было и нет. Привлечь к ответственности убийц собак не представлялось возможным, да и сейчас не получится. Как погиб Бим, в деталях мне не известно. Только навсегда осталась о нём память, как о друге, погибшем от рук человеков. Сейчас у меня другие лайки и всегда страх их потерять. Не столь страшна тайга со зверьём, болотами, ледоходами, вьюгами, сколько алчные односельчане, за деньги отстреливающие наших друзей по «заказу» нами не избираемых чинуш.

Фото автора. На фото: Взрослый Бим. 26 мая 2008. Западная Сибирь. Ледоход на сибирской реке. Повзрослевший Бим.

Анонс: весенняя утиная охота на просторах сибирский болот Севера Зауралья с юным лайчонком.

Ключевые слова: Весновка, весна, охота, болото, утки, утиная охота, щенок, лайка, Бим, Западная Сибирь, Зауралье, Югра, ХМАо, озеро, вода, протока, ручей, белые ночи, СССР, распад страны, свизь, соксун, шилохвость, серая утка, чирок, сова, волк, медведи, Комполэн. Окно, топь, плывун, холмы, солнце, холод, скрадок, лёд, наст, обучение щенка, двортерьер, тайга, грива, кедрач.

На весновке с Бимкой.