Вера Алексея или Простая история русских людей

Посвящаю памяти
моих бабушки и дедушки –
Есыревой Веры Яковлевны (15. 06.1919 г.р.)
и Утяцкого Алексея Ивановича (13.03.1912 г.р.)




              Село Жердевка. Тамбовская область. Декабрь 1941 года

В ту ночь Вере приснился сон: Алексей выходит из леса на опушку. Трава вокруг зелёная, густая, сочная. Форма на нём оборванная, грязная, в кровавых подтёках. Выходит и стоит. Стоит, долго смотрит вперёд, смотрит, молчит, потом вдруг разворачивается и возвращается в чащу.
Вера проснулась в слезах. Словно в горячке бросилась к матери - пересказала ей страшный сон.
- Маманя, что это значит?
- Ранен он… тяжело…, но жив – подумав ответила та.
У Веры отлегло от сердца, Вера знала – мать всё видит! Мать знает! Муж уцелел, она – не вдова с маленькой дочкой.

                ***

              Баренцево море. Остров Кильдин.  Апрель 1936 года.

До острова каждый день ходили корабли – зимой один, летом – два.
Алексей поднялся из трюма на палубу. Северный ветер продувал насквозь. Над кораблём висели галдящие чайки.
- Вон, Кильдин появился – матрос, закутанный в непромокаемый плащ, указал вперёд, в направлении мрачной гранитной громады.
- Местные балакают, мол, камень небесный в море упал.
Алексей вгляделся в даль, и верно – огромный булыжник, торчащий из воды - голые берега.
Матрос чиркнул спичкой, закурил самокрутку – Не боись!  Там тоже наши люди живут.
Буксир загудел и подошёл к пристани швартоваться. Скинули трап, Алексей спустился на берег.
- Вот ведь, занесла нелёгкая – молодой человек огляделся, досадливо тряхнул головой и ухватил за рукав прохожего:
- Эй, товарищ, где у вас тут контора «Кильдинстроя»?
- А, вон туда – дядька махнул рукой в сторону невзрачного серого домишки с красным флагом – Туда, туда иди, тока они щас обедают.
Подхватив чемодан, Алексей направился к конторе. Окружавший пейзаж не радовал – низкое свинцовое небо, промозглый ветродуй, торчащие вдоль гавани мрачные хибары из горбыля, вместо земли под ногами заиндевелый мох, поросший на чёрных камнях, лишь транспаранты на кумачёвых полотнах, да красочные портреты товарищей Сталина, Ворошилова и Ягоды оживляли это угрюмое место.
Алексей поднялся на крыльцо с табличкой «Кильдинстрой», открыл дверь, и, войдя в тепло, оказался перед конторкой. Спиной к нему восседал человек в серой холщовой толстовке, который аппетитно прихлёбывал чай и хрустел баранкой. Услышав, как скрипнула дверь незнакомец тотчас обернулся.
- Типичный бюрократ – толстый, лысый, в круглых очках, ворошиловские усы - щёткой – отметил про себя Алексей, поздоровался и протянул документы:
- Утро доброе! Утяцкий Алексей Иванович – техник-прораб. Только прибыл из Мурманска. Здесь мои бумаги.
Как ни странно, чинуша отложил перекус, принял документы, расплылся в улыбке и протянул руку:
- Здравствуйте, Алексей Иваныч! Трегубов – инспектор по кадрам. Поверьте, невероятно рады вам, хе-хе. Ждём с нетерпением! Вижу - озадачены. Даже, знаю чем - вам тут не приглянулось. Бросьте! На Кильдине всё не так, как кажется по началу. Поверьте – здесь вы точно встретите своё счастье, хе-хе!
Я отмечу ваши бумаги и вызову машину до посёлка. Там, как говориться, наш штаб, хе-хе. В смысле - Управление начальника работ № 97.  Вот вы сразу и ступайте, туда прямиком к начальнику Управления.
Толстяк позвонил по телефону, сделал какие-то записи в учётных книгах и, услышав с улицы клаксон, вернул документы:
– Прошу! Авто у подъезда, товарищ!
Алексей вышел из конторы. У дороги и впрямь стояла полуторка.
- Ты что ль прораб будешь? – высунулся из кабины шофёр - Чего застыл?  Часики тикают. Прыгай на борт, мне ещё в две точки смотаться надо!

       Как ни странно - всё сложилось гораздо лучше, чем Алексей себе представлял.
Начальник строительства усадил прораба в своём кабинете и долго чаёвничал с ним, изучая молодого специалиста, как бы проверяя на «вшивость».
       Когда чаепитие завершилось, руководитель поднялся из-за стола и крепко пожал руку Алексея:
       - Что ж, товарищ Утяцкий, вы нам подходите. Сегодня размещайтесь в общежитии, завтра - осматривайтесь, будут вопросы – не стесняйтесь, задавайте – наши помогут. Ну, а послезавтра, как говориться, вставайте в строй! Времени мало, а дел - невпроворот! Объект сдаём через год, так что рабочий день у нас не нормированный, трудимся по-ударному, по-стахановски, по-сталински! 

       В общежитии - длинном двухэтажном бараке молодому специалисту выделили комнату, метров в пятнадцать, с буржуйкой, железной кроватью, этажеркой, тумбочкой, стулом, позже комендант притащил чертёжную доску, лампу и бумагу-миллиметровку.
- Чем не царские хоромы! – подумал Алексей, заложил руки за голову. Закрыв глаза от нахлынувшего вдруг счастья, он рухнул на спину в объятия матраса и пружинистой сетки кровати.

В то время Страна Советов возводила в Арктике новые рубежи. Укрепрайон Северного флота на острове Кильдин предназначался стать броневым заслоном Мурманска.
Работа полностью затянула Алексея, ему часто казалось, словно никогда не кончается один длинный день, или фильм, в котором всё повторяется снова и снова. Летнее полярное солнце никогда не заходило за горизонт.  Ежедневно прораб подскакивал пол пятого, от дребезжания будильника. Сперва он сидел на кровати несколько минут, приходя в себя после сна, затем обливался холодной водой из бочки во дворе, завтракал серым хлебом с чаем и убегал на стройку. Подобно лунатику он возвращался глубокой ночью в свою комнату, бессильно падал на кровать и тут же засыпал, до следующего звонка.
После двух месяцев непрерывного аврала, наконец в воскресенье дали выходной. Алексей спал почти целый день, когда он проснулся из коридора доносился весёлый гомон и топот каблуков. Алексей выглянул за дверь – соседи по общежитию, разодетые во всё лучшее, куда-то собирались.
- Ребят, вы чего?
- Всё дрыхнешь, тетеря? – услышал он иронический смех – Ты вообще, что ли с луны свалился? Сегодня же в Клубе строителей джаз из Москвы выступает! Единственный раз! Сам Аркадий Погодин! Давай, догоняй, а то всех комсомолок разберут, тебе только ситро, да бутерброды достанутся! – компания прыснула и поспешила к лестнице.
Когда Алексей подбежал к Дому культуры, то понял, что и бутербродов может не хватить. В набитом до отказа клубе, восторженно бурлило людское море, вдалеке, на сцене актового зала под софитами, срывая овации, раскланивались музыканты московского оркестра.
       - Браво! По-го-дин! По-го-дин! Браво! – орали со всех сторон.
Оглядевшись, Алексей огорчённо вздохнул – в зал не пробиться, да и все девушки заняты, он протиснулся к буфету.
Выложив гривенник, молодой человек взял ситро и бутерброд, отошёл в сторону и, с кислой миной на лице, принялся сосредоточенно жевать хлеб с сыром.
Затрещала барабанная дробь. В зале стихло.
       - Друзья! – громко объявил со сцены ведущий - По вашим многочисленным просьбам, наш джаз-банд исполнит романс на слова Павла Арского и музыку Константина Листова, разумеется, в нашей творческой обработке в ритме танго!
Объявляется белый танец! Девушки приглашаю юношей, комсомолки – комсомольцев, дамы – кавалеров, товарищи – товарищей!
       Зал радостно загудел, засуетился, Алексей безнадёжно махнул рукой, одним залпом осушив стакан газировки.
       Донеслись мягкие звуки скрипки и высокий бархатный голос чувственно запел:
                В парке Чаир распускаются розы.
                В парке Чаир расцветает миндаль
                Снятся твои золотистые косы
                Снится весёлая, звонкая даль…

        Заслушавшись, Алексей глубоко ушёл в себя.
        - Привет! – словно в полусне, раздался чей-то голос. Юноша вздрогнул, только сейчас он заметил - перед ним улыбаясь стоит девушка. Невысокая, крепкая, короткие волнистые каштановые волосы под бежевой береткой, белая блуза с накрахмаленным воротничком и значком ГТО на груди - такая-же, как большинство девушек тридцатых годов.
        - Привет, говорю! Чего молчишь? -  на этот раз уже громко, сказала незнакомка.
        - Привет – смущённо ответил любитель газированного лимонада и танго.
        - Чего не танцуешь?
Молодой человек пожал плечами:
        - Танец-то белый…, кому я нужен?
        - Например мне, пойдём, я приглашаю, только пустой стакан отпусти – хохотнула девушка.
       Тут Алексей с удивлением обнаружил, что и впрямь сжимает пустой стакан, покрутив, он резко отставил его на подоконник.
       - Где ж танцевать? В зале не протолкнуться.
       - Ничего, протолкнёмся, как-нибудь – девушка взяла молодого человека под локоть.
Они чудом протиснулись в зал. Алексей положил правую руку на талию спутницы, левой рукой бережно взял её ладонь…

       В парке Чаир голубеют фиалки
       Снега белее черешен цветы.
       Снится мне пламень весенний и жаркий
       Снится мне солнце, и море, и ты…

       Юноша наклонился к уху девушки:
      - Меня Лёней, зовут, вернее Алексеем, а тебя как?
      - Вера – ответила та и, вскинув ресницы, посмотрела на ухажёра глубокими голубыми глазами…
   
        В парке Чаир распускаются розы,
        В парке Чаир сотни тысяч кустов.
        Снятся твои золотистые косы,
        Снится мне свет твой весна и любовь…

Певец умолк, оркестр взял последние ноты, приглушённо-тягуче прозвенела медная тарелка, танго окончилось.
- Пойдем на воздух, душно– сказала Вера.
Солнце по-прежнему не думало опускаться за горизонт, однако дневная июльская жара уже сменялась вечерней прохладой. Алексей скинул пиджак и набросил его на плечи Веры. Девушка благодарно взглянула, кутаясь в мешковатую мужскую одёжку.
       - Прогуляемся? – предложил Алексей.
Они неторопливо брели по яркому ковру мхов и лишайников, глубоко вдыхая йодистый воздух океана.
       - Сколько тебе лет? – спросила Вера.
       - Двадцать четыре, а тебе?
       - Семнадцать. Расскажи о себе. Я тебя раньше не видела, ты откуда такой?
       - Я только в апреле на стройку приехал. Работаю техником-прорабом. Родом из Пятигорска, а вообще-то мы воронежские. Семья простая, крестьянская, батя умер в гражданскую от тифа, мать жива, трое братьев, две сестры. Учился в Ростове-на-Дону в строительном техникуме - теперь здесь.
Просто голова кругом идёт - столько дел, два месяца считай без выходных, сегодня – первый и сразу тебя встретил. А ты, ты давно на Кильдине? Где работаешь?
      - Я - птичница. Прошлым летом закончила училище птицеводства в Тетюшах, да ты, верно, и не знаешь, где это. Городок такой на Волге, в Татарии. Потом сюда по комсомольской путевке приехала на местную птицефабрику – Вера слегка усмехнулась – правда, конечно, птицефабрика, одно название, но в рабочих столовых всегда свежие куры и яйца - всё наше.
Вообще-то я - жердевская, из села Жердевка, значит, под Тамбовом. Слыхал про Тамбов?
      Алексей неопределённо пожал плечами:
      - Угу, там восстание кулацкое было – антоновщина. Да и всё, собственно.
      - Да, уж было… – вздохнула Вера и задумалась – мы тогда чуть с голода не померли. Нас тоже в кулаки записали, а какие мы кулаки? Только, что дом деревянный в два этажа, от отца остался, он его ещё до революции отстроил, купцом был, третьей гильдии – самопряхами, да овцами торговал. Тоже помер в двадцатом…
Вот мы и жили в доме втроём – маманя и мы - двое сопляшек - я, да Ленка-сестра. Маманя людей знахарством правила - травами, заговорами, с того и кормились. Бедовали, как все, а потом вдруг кто-то решил, что мы кулаки, дом отобрали, нас выгнали.
Ходили, побирались, горемыкали, в сенном сарае жили, спасибо поп - отец Василий помогал, хороший был человек, не оставил нас. Потом родственники приютили… тяжко было… – Вера умолкла, затем вдруг засмеялась, сбросила пиджак, задрала голову вверх и, раскинув руки, закружилась не месте
       – Зато теперь! Теперь, посмотри вокруг! Как прекрасно! Это солнце, это небо, это море!  Мы строим новый мир, счастье для всех - Новую жизнь! – что есть силы прокричала она.
       Её голос потонул в шуме морского прибоя, лишь испуганные птицы, спавшие под откосом, подлетели, тревожно галдя.
Алексей тоже рассмеялся. Ему хотелось, чтобы Вера всё кружилась и кружилась, а он всё смотрел, смотрел и смотрел на неё…
 
        В парке Чаир голубеют фиалки,
        Снега белее черешен цветы.
        Снится мне пламень весенний и жаркий,
        Снится мне солнце, и море, и ты…

  Летом тундра расцветала и становилась достойной кисти художника,   смешивая краски алых полярных маков, белоснежных ромашек, розово-пурпурных диких гвоздик, красно-фиолетового иван-чая, лиловых колокольчиков и бесчисленных мелких жёлтых, и нежно голубых цветочков.
С июня по август плато, в центре острова, превращалось в сказочное царство ягод и грибов.  В редкие выходные Алексей и Вера выбирались туда на тихую охоту, а вечерами, завернувшись в бушлаты, сидели на краю высоких водопадов, и подолгу глядели на медленно заходящее за горизонт полярное солнце.

Через год Укрепрайон был готов. Мурманск прикрыли надёжным щитом. Работа закончилась, строители разъезжались, Алексея перебросили за тысячи километров на самый юг великой необъятной страны строить город Сталинабад - столицу Советского Таджикистана.
Вера вернулась в Жердевку и по-прежнему работала птичницей в колхозе. С невыразимой тоской каждый день встречала она почтальона, ожидая письма с предгорий Памира …

        Помню разлуку, так неясно и зыбко
        В ночь голубую вдаль ушли корабли
        Вряд ли забуду твою я улыбку
        Разве забуду я песни твои…

                ***

                Конец ноября 1941 года. Западный фронт.
      Северо-Запад Подмосковья, где-то между Волоколамском и Солнечногорском.

Курсантский полк училища Верховного Совета РСФСР второй месяц не вылезал с передовой. Шестнадцатая армия генерала Рокоссовского, истекала кровью. Огрызаясь, она медленно пятилась на восток, к Москве, из последних сил сдерживая натиск врага. Командарм всегда рассчитывал на кремлёвцев, затыкая ими самые горячие участки. Отступление курсантам было неведомо – они или погибали, или бились в котлах, прорывались к своим, и снова гибли, и снова бились, и снова прорывались, и так все два месяца. 
       До 12 ноября 1941 года в Красной Армии не было случая, что бы целому полку присвоили звание лейтенанта, но это произошло и всем оставшимся в живых на петлицы легла пара рубиновых кубарей. 
Полк стал элитой из элит, хотя к тому времени из тысячи трёхсот штыков в строю оставалось не более пяти сотен измождённых, израненных, но не сломленных молодых красных командиров!

       Прорыв был назначен на утро 30-го ноября. Ночь перед атакой Алексей не сомкнул глаз. Лейтенант Утяцкий вдруг почему-то понял, что завтра его убьют и события прошедшей жизни зароились в голове. Дрожа от холода и кутаясь в шинель, Алексей присел на дно траншеи, сжал в руках ледяное железо дегтярёвского пулемёта и на краткий миг закрыл глаза…

       Сначала вспомнилась сибирская глушь – городок Бодайбо к северу от Байкала, где мыли золото на угрюмой реке Витим. Алексей завербовался туда на стройку в 39-ом – платили хорошие деньги. Он долго уговаривал Веру ехать с ним, но та всё временила, да осторожничала, и вот, наконец в середине июня сорокового он встречал её с охапкой таёжных цветов на аэродроме.
       Лишь Вера показалась из двери самолёта Алексей всё понял – они ждут ребёнка, и судя по большому округлому животу, в самое ближайшее время.
Теперь всё вернулось на свои места – стало ясно, почему Вера не хотела ехать в Сибирь.
       Алексей подскочил к лестнице самолёта, почти вынес девушку на руках и крепко прижал к себе.
       - Дурочка, ну что же ты мне голову морочила? Почему молчала? Почему только сейчас приехала?
Вера обняла его за шею и прошептала:
       - Не хотела твоей работе мешать, а потом маманя говорит, негоже, что б дочка без отца росла, давай поезжай к Алексею.
       - Дочка?! – Алексей подхватил Веру на руки и закружил – Откуда ты знаешь?
       - Маманя знает, она всё видит. Замуж когда меня возьмёшь?
       - Да хоть сейчас едем в ЗАГС!
       Вдруг Вера охнула, побелела и схватилась за живот:
       - Опусти, опусти на землю скорее… Ой, кажется, начинается…
       Алексей выпучил глаза:
       - Что? Что начинается?
       - То самое… Не видишь, что-ль!...

      В ЗАГС они пришли уже втроём – Алексей, Вера и безмятежно спящая на маминых руках, укутанная в одеяло, крошечная дочка.
Регистраторша строго оглядела вошедших.
     - Значит, желаете заключить брак?
     - Желаем – кивнули жених с невестой.
     - А ребёнок ваш? - подозрительно спросила тётка.
     - Наш – снова кивнули брачующиеся.
     - В один день со мной родилась - 15 июня – Вера нежно посмотрела на дочку.
     - Как назвали?
     - Эмма – громко сказал Алексей.
     - Как, как? – переспросила регистраторша.
     - Эмма – ответила Вера.
     - Странно – сотрудница ЗАГСа протёрла очки – Что за имя такое – Эмма?                Не наше, не русское, откуда?
     - Оттуда – съязвил молодой отец – нравится просто. В честь Эммы Цесарской.  «Тихий дон» смотрели? Аксинью помните?
     - Угу - хмыкнула тётка, окунула ручку в чернильницу и заскрипела пером, потом поднялась из-за стола, одёрнула кофту и, придав лицу серьёзный настрой, торжественно произнесла – Именем Союза Советских Социалистических Республик объявляю вас мужем и женой, также поздравляю вас с рождением дочки, о чём сделана соответствующая запись в книге актов гражданского состояния.
Поставьте подписи в соответствующих графах – регистраторша развернула к молодожёнам разлинованный прошитый журнал и тыкнула пальцем – Вот здесь и здесь.
Вера с Алексеем весело переглянулись и расписались. 
      Когда молодые вышли из ЗАГСа Вера прильнула к руке мужа, она вдруг поняла, что именной сейчас стала по-настоящему счастливой…

     - Утяцкий! – Алексей вздрогнул, открыл глаза, над нам нависал командир роты
      – Дегтярь в порядке? Запасные диски зарядил?
Алексей положил трёхпалку на ствол пулемёта и устало выдохнул:
      - Так точно, заряжены, к бою готов.
      - Хорошо, после артподготовки атакуем. Идём к Рогачёвскому шоссе. Около километра по прямой, через поле. Ты первый в роте.
      - Точно убьют! – подумал Алексей, обречённо ответил – Есть – и, стиснув оружие, опустил веки.

      В полудрёме вспыхнула залитая солнцем, утопающая в зелени и цветах июньская Москва. Они приехали в отпуск из Сибири. Поселилась на Тестовской, невдалеке от Пресни, в маленьком деревянном домике сестры.
Алексей с Верой никак не могли поверить в то, что после таёжной глуши вдруг оказались в столице их молодой великой страны.  От всего увиденного буквально захватывало дух и их сердца учащённо трепетали от восторга.
Рубиновые звёзды над Кремлём, бой курантов, Красная площадь, Мавзолей, широченные асфальтированные чистые дороги с бегущими по ним новёхонькими автомобилями, светофоры, громады улицы Горького и Садового кольца, ВДНХ, Дружба Народов,  Рабочий и Колхозница, дом на Набережной, фонтан у Большого театра, гостиница «Москва», подземные дворцы метро, Крымский мост, Парк культуры, стадион «Динамо», канал Москва-Волга, порт пяти морей на Речном вокзале; «Чапаев», «Волга-Волга», «Цирк» в «Ударнике» –  и это всё их город - город невероятного будущего!!!
       И всё было так светло, так прекрасно, так радостно пока в жаркий воскресный полдень сухой отрывистый голос из угольного репродуктора не объявил:
       - Граждане и гражданки Советского Союза. Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление.
Сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города…

       Дальше Вера уже не слышала, она до боли закусила нижнюю губу, слёзы невольно набежали на глаза и впереди возникло туманное марево…

       В июле Алексея призвали, направив в Училище Верховного Совета РСФСР, но уже в сентябре будущих пехотных командиров подняли по тревоге и бросили на Западный фронт.
Боевое крещение случилось нежданно. Алексея с двумя курсантами отправили в разведку.  Он вышел на обширную поляну. Осмотрелся – тишина. Махнул следующим на расстоянии товарищам. Короткими перебежками, добрался до середины поляны, как из подлеска с рёвом вывалился танк с чёрно-белыми крестами.
Повертев башней, чудовище заметило бурую шинель и плюнуло в неё раскалённым свинцом. Курсант сиганул в сторону, танк проводил его пулемётной очередью. Следующие минуты показались Алексею вечностью – он петлял по жухлой траве подобно зайцу, то мчался к лесу, то падал в грязные ямы и замирал, а монстр неторопливо катил вперёд и, забавляясь, гонял стрельбой шустрого русака. 
Вдруг, живая мишень потерялась из вида, машина замедлила ход и остановилась. Курсант осторожно выглянул из воронки - стальное чудище застыло боком к нему в нескольких шагах и медленно ворочало башней, в поисках беглеца. Сорвав с пояса гранату, Алексей рванул кольцо. Бросок пришёлся точно в гусеницу, громыхнул взрыв, траки шлёпнулись в мокрый суглинок. Обездвиженный танк взревел, выбросил облако черного дыма, заскрежетал башней. Лязгнул люк, показавшийся немец вскинул автомат и полоснул очередью в сторону Алексея.
Курсант, пригибаясь к земле, кинулся к ельнику, из-за веток раздался выстрел. Алексей обернулся - танкист обвис на броне.
- Давай сюда! Быстрей! – закричали из-за деревьев.
- Спасибо, мужики – задыхаясь вымолвил пересохшими губами Алексей, скрывшийся за густыми зелёными лапами …

- Не спать, лейтенант, не спать. Замёрзнешь. Приготовиться. Скоро артподготовка – Алексея встряхнули за плечи, над ним снова склонился ротный.
Снег заметал окоченевших бойцов. Не то, что развести огонь, курить нельзя - враг заметит. Пытаясь согреться, курсанты жались друг к другу в неглубоких траншеях. Внезапно по цепочке пронеслось оживление, кремлёвцы принялись поправлять обувь, каски, примыкать штыки, передёргивать затворы, передавать гранаты.
Алексей снял трёхпалки, подышал на серые обледенелые пальцы, потом опустил руку во внутренний карман шинели, где лежало последнее письмо Веры.             На жёлтой бумаге химическим карандашом были выведены три слова: «Люблю, Жду, Верю». Нащупав листок, Алексей внезапно ощутил – он будет жить дальше, не сгинет сегодня, и завтра, и потом будет долгая, долгая жизнь.
В ушах зашелестел серебристый погодинский тенор:

             Милый, с тобой мы увидимся скоро, -
             Я размечтался над любимым письмом.
             Пляшут метели в полярных просторах,
             Северный ветер поет за окном…

       Незадолго до рассвета окруженцы пошли в прорыв к Рогачёвскому шоссе.
Артиллерией командовал сын легендарного Чапая - он свёл вместе все живые орудия, долбанул по фашистам последними снарядами и чудо! - в кольце, вроде, появилась брешь, кремлёвцы бросились в атаку. Зимняя тьма осветилась ракетами.
       Алексей орал и бежал вперёд через заснеженное поле, стреляя из пулемёта короткими очередями.  Немцы очнулись от удара, и полыхнули огнём по наступающим. 
       Алексей видел, что товарищи падают рядом, один за одним.  Он оглянулся, откуда-то справа возникла молоденькая медсестричка, в огненных всполохах краем глаза лейтенант зацепил, как её красивое лицо вдруг окаменело, стало тёмным от крови, девушка вскинула вверх почерневшие ладони, и рухнула на спину, глядя в бездонное ночное небо.
       До позиций врага оставалось совсем немного, как выскочивший из-под земли фриц, махнул рукой в сторону атакующих. За Алексеем рванул взрыв. Спину обсыпало и разодрало раскалённое железо, под правым коленом что-то натужно лопнуло, нога безвольно согнулась, лейтенант заорал и повалился лицом в промёрзшую землю.

Что было дальше он не помнил. Очнулся от нестерпимой боли. Понял - лежит на животе. В ушах звенело, голову заполняли стрельба, крики, взрывы.
      - Что с этим, когда ранен? – словно вдалеке услышал он.
С трудом подняв тяжеленые веки, Алексей скосил взгляд, увидел край медицинского халата и яловые сапоги.
      -  Слава богу! Свои… Значит всё же прорвались, ребята вытащили, не бросили… – пронеслась мысль и снова всё затуманилось, где-то говорили: 
      - Лейтенант Утяцкий - Курсантский полк. Перебиты сухожилья и подколенная артерия правой ноги. Множественные осколочные поражения спины. Ранен 30-го ноября при выходе из окружения, доставлен сегодня.
      - Позавчера, значит… Хм…Немедленно готовить к операции. Что думаете делать с ногой?
      - Ампутировать, что-же ещё с ней делать, Лев Абрамович?
      - Не жалко? Парень-то молодой, как с культёй жить будет?
      - Но там-же месиво! Ногу невозможно восстановить, только ампутация!
      - И всё же, коллега, не будем торопиться, я поколдую, может получиться её сохранить.

      Когда Алексей снова очнулся – он лежал на белой кровати, уже лицом вверх. Правая нога была согнута, загипсована и поднята с помощью грузов.
В палату, в сопровождении медиков, вошёл среднего роста лысеющий человек в белом халате поверх военной формы и блестящих сапогах.
      Он подошёл к кровати Алексея, осмотрел больного и бодро заявил:
      - Ну? Что я говорил? Никогда не надо торопиться ничего отрезать, товарищ Резник! – шутник усмехнулся удачному каламбуру – Видите, товарищ лейтенант потихоньку идёт на поправку. Глядишь, через полгодика, на своих ногах уйдёт из нашего госпиталя, чай Карабаново - не пуп земли!
      - Спасибо, товарищ военврач – Алексей коряво улыбнулся, приподнялся с кровати, чтобы пожать руку доктора, но застонал, лицо его исказилось от пронзительной боли.
      - А, вот этого не надо, дорогой товарищ лейтенант – человек в белом халате назидательно погрозил пальцем – Вам надо пока поменьше шевелиться, несколько осколков в вашем теле сидят так глубоко, что достать их решительно невозможно, со временем организм их, так сказать, закапсюлирует. Постепенно станет легче, но жить вы будете теперь с этими сувенирами, надеюсь долго и счастливо…

                ***
                Село Жердевка. Тамбовская область. Июль 1942 года.

        - Верка, просыпайся, вставай!
Вера открыла глаза:
- Мамань, чего? Эмма плачет?
Мать зыркнула карим глазом:
- Емка спит, а ты давай, поднимайся, ступай за околицу, мужа встречай.
Вера подскочила:
- Мамань, откуда знаешь?
- Знаю – проворчала мать и строго цыкнула– хватит валяться, иди.
Вера подскочила, набросила рубашку, запрыгнула в юбку, и выбежала на улицу. 
Село только просыпалось, где-то невдалеке, собирая стадо, щёлкал кнутом и матюгался пастух. Стрекотали кузнечики. Вера ждала у дороги мужа, а он всё не появлялся, и не появлялся, и вот наконец, когда солнце уже взошло над деревьями, вдалеке замаячил солдатский силуэт. Военный заметно хромал и медленно шёл, опираясь на палку.
        Вера замерла, закрыла глаза, потом рыдая бросилась навстречу идущему. Это был её Алексей - невероятно исхудавший, постаревший, не по возрасту поседевший. Вера кинулась на шею к мужу, осыпая поцелуями его колючее лицо. Алексей утёр слёзы рукавом гимнастёрки,  сбросил  на землю вещмешок и стиснул жену в объятиях:
       - Всё, отвоевался…в отпуск приехал, потом в запасной полк. 
       - Слава богу! – прошептала Вера, пронзительно взглянув на мужа своими глубокими голубыми глазами - Я верила, верила, верила, что ты вернёшься! - девушка захлёбывалась от слёз и невероятного счастья.
       - Я только поэтому жив - Алексей, уткнулся лицом в волосы жены.

       Проезжавшие грузовики обдавали Веру и Алексея клубами дорожной пыли, а они всё стояли и стояли, не в силах выпустить друг друга.
       Война была в самом разгаре, немцы рвались к Сталинграду и Кавказу, фронт полыхал за полтораста километров к западу от Жердевки, но здесь и сейчас, словно в мирное время, во всю буйствовало обычное жаркое лето, и Вере с Алексеем, казалось, что целом в мире нет никого счастливее них...

               В парке Чаир распускаются розы.
               В парке Чаир расцветает миндаль
               Снятся твои золотистые косы
               Снится весёлая, звонкая даль…