Экранов свет голубой под никольской горой часть 2

                Часть 2.
Телевидение. Такого слова в свои детские годы Герка это уж точно и не знал. Да и друзья его тоже. И от взрослых он тогда его тоже не слышал. Знакомыми словами на слуху в посёлке были: радио, радиоузел и ещё конечно кино. Даже слово радиоприёмник не всем было знакомо и понятно. Вот радио другое дело.
С каких пор этот говорящий предмет в их доме, висевший в передней комнате, на перегородке родительской спальни, напоминавший Герке чёрную чугунную сковороду, он впервые увидел, не помнил.
- Пап, а правда, наше радио на сковородку похоже? – спросил однажды Герка отца за обедом.   
Отец тогда вначале удивлённо посмотрел на него, потом подумав, ответил:
- Вообще-то чем-то да. Цветом уж точно. Ну и содержимым. Только там пища-то видишь-ли для ума, ну, для головы значит.  А здесь в тарелке, в сковороде для желудка, для живота. Человеку и то и другое надо. А что порой больше нужно, подрастёшь, разберёшься.
Герка рано заинтересовался этим предметом, который висел в передней на стене. Он точно чем-то напоминал ему сковороду, на которой готовила мать, заталкивая её вместе с чугунами под своды русской печи - оттуда исходил приятный аромат наваристых щей или тушёной картошки на молоке, а уж запах куриного супа нельзя было сравнить ни с чем. Его Герка улавливал даже на улице, возвращаясь от друзей. Хотя такое было нечасто, но было. Мать умела готовить. Этот дар у неё был от природы, или, как говорят, от Бога. Да ещё от того что, как только начала себя помнить, стояла у русской печи и помогала  или матери, или тётке. Готовить приходилось на огромную семью.  А в летние полевые работы и не на одну.  Запомнил на всю жизнь Герка пироги на протвине или сковороде. С мясом или с сурной рыбой, с сомятиной или стерлядью. Такое забыть невозможно. Как говорят, ум отъешь. А уж долгожданных гостей сурчане обязательно старались попотчевать такими пирогами, да и ухой знатной тоже.
Большей тайной была для Герки эта чёрная «сковорода» на стене, от которой тянулась верёвочка. Особенно после того, как отец что-то делал с ней, и она начинала говорить дребезжащим человеческим голосом, или в «сковороде» начинали петь, или просто играла музыка. Герка часто подходил к этой чёрной вещице и внимательно рассматривал её со всех сторон. Он начал думать, что есть какие-то маленькие человечки, которые сидят в ней, потом понял, что нет. Отец как-то объяснил ему: «Ты видел столбы на улице, а к ним один провод прикреплён, он к нам в дом идёт».  Герка ответил: «Видел».  «А видел провод из земли у дома по завалинке в дом идёт?»  «Ну».  «Вот по этим проводам с радиоузла, который там, за углом, всё и передают. Понял?»  «Ага».
Друзья постарше однажды показали и объяснили:
 - Слышишь Герка? В этом каменном доме, где палисадник с деревьями и сиренью. Ну, там где окошки открыты и музыку слышно, это радиоузел. А во дворе там ещё мотор работает, электричество вырабатывает.
Теперь Герка знал, где этот радиоузел. И с друзьями постарше через огороды он иногда наведывался туда, чтобы раздобыть столь необходимый провод для рогатки или подобрать выброшенную диковинную железяку и потом выменять на что-то более нужное. Иногда мальчишки заглядывали в открытую дверь каменного помещения, где внизу, как будто в погребе, сильно что-то тарахтело, и ярко светилась какая-то стекляшка - дома такого не было. Дома была керосиновая лампа.
Герке теперь казалось, что он много теперь чего знает про этот самый радиоузел. Но он совсем не предполагал, что оттуда по проводу в эту чёрную «сковородку» и песни, и музыку передают. Мудрёно выходит. И теперь он порой начинал воображать, как  приходящие на этот радиоузел мужики и тётки говорят там, играют на гармошке, поют, и всё это бежит по проводу к его чёрной «сковороде». Да не только к его дому, и к другим - у других они тоже ведь есть. И поэтому он очень стал завидовать одному мужику, который каждый день ходил на этот самый радиоузел.
       Герка рос, и его представления о чёрной говорящей «сковороде» конечно стали меняться, и он очень радовался тому, что никому об этом никогда не говорил. Тогда бы друзья постарше точно поизмывались бы над ним, а от них порой и так доставалось.
       Отец иногда утром чертыхался, включая радио:  «Опять чо-то оборвалось, говорит чуть слышно, ничего не разберёшь». Герка уже мог давать советы: «Землю», чай, наверно, парни откусили».  Отец шёл на улицу ко двору. Через некоторое время в репродукторе слышался   вначале треск, а потом он начинал работать.  «Ну, как?» - кричал отец.  «Да вроде нормально», - отвечал из дома Герка. Входя в дом, отец ворчал: «Точно ты говоришь: или клещами, или напильником. Вот оглоеды. Узнать бы кто. Да палку обломать. Делать что ли нечего?» Частенько такое бывало - резвились парни, возвращаясь за полночь с улицы домой, и тогда у многих на порядке радио молчало.  А заодно они могли и дрова  на «попа» поставить или калитку ими припереть. Вот такое оно радио в посёлке получалось.
      Много всякого услышал Герка из этой «сковородки». Особенно ему нравились, радиоспектакли. Это было что-то удивительное! И так ему жалко, что не сохранил он эту «сковородку!» Может, она не всегда говорила правду, да где и кто и в какие времена эту правду доподлинно говорил, да и будут ли говорить? Хотя в правде - огромная сила. А в жизни слушать так же, как и смотреть, ох как надо уметь, а это непросто.
А вот радиоприёмник Герка вначале мог только иногда слышать и то после того как к ним в посёлок пришло электричество. Те же, кто где-то, как-то, за какие уж там деньги приобрели этот самый радиоприёмник, были готовы всему посёлку сообщить об этом. Над домом появлялась антенна на двух жёрдочках, а между ними натянут провод и от него ещё провод в дом к радиоприёмнику. Летом в доме конечно открывались окна. И те кто шёл мимо слышал громкую мелодию или разговор. Некоторые порой долго и с завистью всматривались в окна. Иногда в окне можно было видеть человека сидевшего или делавшего что-то с безразличным видом. А из окна доставала слух знакомая песня тех лет. Пел Утёсов.
Как много девушек хороших,
Как много ласковых имен,
Но лишь одно из них тревожит,
Унося покой и сон, когда влюблен…
Однажды Герке повезло. На их улице жил парень. Звали его Юрка. Он был старше и очень хорошо рисовал. Герка тоже пытался. И вот однажды Геркины родители договорились с  Юркой немного позаниматься с их сыном. Тот не возражал.
 Когда Герка пришёл к Юрке и они сели за стол, то Герка увидел небольшую пластмассовую коробку с круглыми ручками и стеклянным окошечком. На стекле закрывавшей окошечко, был рисунок с изображением трёх русских богатырей. Герке он напомнил виденную им картину на самодельном ковре у кровати деда в деревне. Юрка перехватил его любопытный взгляд. И прежде чем приступить к уроку рисования, щёлкнул одной из ручек на коробочке. Окошечко с богатырями засветилось неярким желтоватым светом. Через некоторое время сквозь лёгкий шум и треск Герка услышал мужской голос, говоривший о достижениях советского народа. Юрка взялся за другую ручку и стал крутить. В окошечке за спинами богатырей задвигалась красная стрелка. Голос пропал. Сквозь шипенье, треск и свист заиграла музыка.
- Вот так-то будет немного веселей, – сказал Юрка, раскладывая на столе бумагу, карандаши, краски и кисточки.
Герке показалось, что рисовать под музыку приёмника на самом деле гораздо лучше.
И придя домой, он с нетерпением стал ждать отца с работы, а когда тот пришёл и ещё даже не разделся, Герка начал рассказывать ему о радиоприёмнике.
- Ты знаешь, папочка, там разные станции ловить можно. Мне Юрка показывал. Это не как у нас. Наше радио. Давай тоже купим радиоприёмник.
- Нет, ты мне лучше скажи. Ты нарисовал что-нибудь? – перевёл отец разговор на другую тему.
- Нарисовал, нарисовал, – буркнул Герка, поняв, что приёмника ему не видеть и не слушать.
- Георгий ты же уже большой и должен понимать. Я же в семье один работаю. А нас четверо. Брата надо в институте учить. Мать прибаливает. Откуда деньги?
Герка конечно понимал. Он видел, как крутятся в этой жизни родители. Он ощущал всё это и на себе. Он всегда носил разные перешитые, ушитые и перелицованные вещи. Пока отец на работе, мать крутилась по дому. Частенько он ездил с матерью за бардой на спиртзавод, который был в посёлке, чтобы накормить корову. Вместе они носили и сдавали молоко на маслозавод. При этом мать порой ворчала:
- Лучше бы я его продала. Глядишь, деньжонки были.