Загорянка, 18. Часть пятая -6

  Генерал Лазарев сразу прошёл в кабинет Султанова:
- Приветствую особый отдел! - начал он с порога, протянув руку Евгению Петровичу.
- Здрасьте-здрасьте! - Султанов поднялся навстречу генералу. - Какими судьбами к нам занесло?
- Да, уж занесло!
  Лазарев расположился за столом полковника и с улыбкой на лице произнёс:
- Областная проверка началась по запросу Центра, всех военных городов и поселений на предмет взаимодействия экстренных служб. Сейчас уже в порт и таможню поехали, по воинским частям, к тебе, вот, людей прислали документы проверить по вашим общим делам с военными. Ну, с этой комиссией я сам приехал в своё родное УВД. Помнишь, как мы тут начинали в пятидесятых?
- Как не помнить? Мы тогда с Егоровым желторотиками пришли под ваше начало. А вы были в звании майора, вон, как наш Терещенко, - рассмеялся Султанов.
- Ладно!.. Ты, как начальник особого отдела, давай собирай сейчас документы по общим делам с гарнизонами и ВАИ, если таковые имеются, а я к Егорову пойду. У себя он? - спросил генерал, вставая из-за стола.
- Да, на месте!
- Вот и отлично, - Лазарев поправил очки с тёмными стёклами и прошёл в соседний кабинет.
- Алексей Михайлович, - начал генерал с порога, - у нас сегодня проверки начались, какого рода, я уже всё Султанову рассказал, как начальнику особого отдела. Теперь у меня к тебе, как к старшему следователю оперов дело имеется. Нам для комиссии в порту и на таможне нужны люди из УВД, такой приказ из Центра, чтобы обязательно при проверках были люди из всех силовых структур и правоохранительных органов города. Они не для следствия нужны, не бойся, скорее для протокола. Просто их присутствие обязательно. Получается, я еду сам и кого-нибудь дай мне из оперов или следователей.
- Берите, конечно...
- А конкретного человека, у тебя можно попросить?
  Егоров взглянул на Лазарева вопросительно и тот поспешил ответить:
- Я хочу твою Наташу взять. Она очень внимательна и почерк у неё хороший.
  Алексей Михайлович поёрзал на стуле и ответил, как-то нерешительно, что от генерала не ускользнуло:
- Ладно, берите! Только...
- Только, что?
- Да, я хотел её сегодня с Жигулиным отправить на опрос в кафе на набережной, у нас там вчера сотрудника нашего Павлова порезали, - ответил Егоров.
- Наслышаны уже. И как, что-нибудь конкретное известно?
- Есть некоторые наработки и вот сегодня ребята, Жигулин то есть, должны исправлять свой косяк в опросе свидетелей. Кое-что они вчера там не доглядели.
- Это понятно, ну, что у тебя больше не кого послать? Оперов не хватает?
- Опыта у них не хватает, вот что, а не оперов! Тут им сегодня большой объём работы предстоит и в опросе нужен не новичок. Я предложил было вчера Андрею взять с собой Терещенко, он отказался.
- Как это, отказался? Он на работе находится, или где? Ты что их так распустил? Ну-ка, вызови сюда этого гордого самоуправца, синеглазого красавца вашего... Он, кажется, твой старший помощник? - Лазарев был явно недоволен подобной информацией.
- Да, а на этом деле выступает в качестве самостоятельного следователя и просто не хочет дёргать особый отдел, - пытался оправдать Жигулина полковник.
- Давай-давай сюда его на проработку! - и генерал одёрнул свой китель.
  Когда Андрей вошёл, Лазарев строго взглянул на него сквозь свои очки:
- Что это вы, молодой человек, субординацию не соблюдаете, приказы старших игнорируете? - громко и строго спросил генерал Андрея.
  Тот сразу покраснел и опустил руки по швам.
- Не поняли, о чём речь? Вам вчера была дана рекомендация пригласить на опрос майора Терещенко, опытного следователя по особо важным делам. Вы почему отказались? Жду ответа!
  Жигулин молчал. Здесь в УВД все жили, как одна семьи и никто не привык, даже в самых критических ситуациях выносить сор из избы: "Ругайтесь, деритесь, но только у себя дома, - всегда говорил им Султанов. - Нужно быть верным, если хотите, своему рабочему коллективу, в котором работаете. То есть нельзя из него выносить сплетни наружу, мусор всякий, наушничать, например, о своих коллегах чужим людям."
  Андрей продолжал молчать. Егоров ёрзал на своём стуле, но больше в их разговор не вступался.
- Вот сегодня комиссия будет у вас работать до часу дня и все сотрудники УВД должны быть на своих рабочих местах, кроме выездных оперативников, а после того, как уедем отсюда, занимайтесь своими делами... Егорова со мной едет в порт и на таможню, а вы с Терещенко - на опрос! Если нет никого в вашем отделе и все заняты, почему бы не обратиться к следователю по особо важным делам? Что, гордость не позволяет или, как? Потом, как это вы можете ослушаться вашего начальника, не выполнить его приказа или, даже просьбу? - и Лазарев повернувшись к Егорову, добавил: - Дисциплины у вас тут не хватает, надо бы подтянуть!
  Егоров кивнул в ответ и Андрею пришлось подчиниться. Наташу одели в специальный китель с таможенными нашивками на воротнике помимо знаков отличия работника УВД и ровно в 13:00 Лазарев посадил её в свою машину. Ещё через полчаса в служебном автомобиле, за рулём которого был Сева Ткачук, Андрей и Александр Терещенко ехали к пансионату "Вымпел" на опрос свидетелей. Они молчали всю дорогу, отчего водитель стал как-то подозрительно на них поглядывать. Терещенко сидел рядом с шофёром, Андрей сзади, он смотрел на мелькавшие за окном дома, деревья, автомобили. На душе было пасмурно. Он не находил больше с Наташей
общего языка, она откровенно избегала Жигулина, особенно после этой истории с её побегом из-за домашнего скандала и во всём он обвинял, именно Терещенко. "Ты на него злишься, - сказал ему Истомин сегодня утром, - потому что в этой истории с Егоровой, он оказался единственным настоящим мужиком!" И Славка с восхищением произнёс эту фразу. Да, кто же знал, что он, несмотря на срыв и гнев Егорова, всё же поедет за Наташей в это Фёдоровское? Андрей думал, что он сам на другое утро вместе с её отцом отправится за ней, а она за ночь одумается, поразмыслит о своём поведении, пристыдится и будет ещё у них прощения просить. Но тут вмешался Александр. Жигулин тяжело вздохнул и неприязненно посмотерл на Терещенко, который тоже молчал и был сегодня слишком серьёзен, что бывало крайне редко.
  Машина затормозила у пансионата "Вымпел", распахнулись двери и оба следователя, точнее один из них был старший помощник, вышли на тротуар.
- Вот что, Александр Константинович, - официально с ноткой укора и обиды, начал Андрей, - я вчера уже говорил с директором кафе, он меня видел, знает, и поэтому сегодня я иду именно туда. А вы, будьте любезны мне не мешать. Идите и опрашивайте, кого хотели и о ком докладывали вчера полковнику.
- Так не положено, - спокойно ответил ему Терещенко, - и ты это знаешь. Мы должны вместе идти в кафе.
- Разрешите мне, всё-таки, самому решать здесь. Я веду это дело, а вы, просто вызвались мне помочь, - Жигулин сверкнул на него своими синими, холодными глазами и Терещенко, окинув его пристальным взглядом, больше не стал возражать и, как окажется - зря!
  Андрей вскоре скрылся из вида на повороте в сквер. Терещенко свернул с бульвара и пошёл к воротам пансионата, а потом обернулся и крикнул шофёру:
- Сева, машину на площадку отгони сзади кафе. И жди нас!
  Сева прыгнул в машину и завёл мотор.

  Опрос в самом пансионате и рядом в ларьках и магазинах ничего не дал. Никто вчера из продавцов и персонала не видел вечером в начале шестого пробегавших по улице мимо "Вымпела" подозрительных людей: ни группами, ни по отдельности. Терещенко, потеряв на этом более часа, перешёл через дорогу и оказался на набережной у торговых палаток, что спускались уступом вниз от площадки, на которой и стояло кафе "Шурпет". Он осмотрелся. Кафе отсюда было видно только с торца, его входные двери смотрели на сквер и упирались в огромные кипарисовые клумбы. Они были открыты сейчас и солнечные полуденные лучи яркими пятнами отражались в их прозрачных стёклах. Да, похоже, что на эту сторону хулиганов не понесёт, очень много кругом народа гуляет. Но всё-равно, такое обстоятельство не смутило Терещенко и он подошёл к палатке, торговавшей мороженым и лимонадом.
  Показав своё удостоверение, Терещенко начал с вопроса о подозрительных людях. Продавщица сказала, поправляя свои белые нарукавники, что народу за день много проходит, никого не упомнишь, но про историю с избиением милиционера она знает, ей рассказали у соседнего открытого ларька.
- Вон, стоит парень, сувенирами торгует, - показала она на открытую палатку под летним тентом, что была в стороне от площадки, почти у самого сквера, - так на него вчерась из этой кафешки трое и выскочили, налетели на его зонтик и с разбегу всё перевернули.
  Зацепившись за эту информацию, майор быстро подошёл к парню-продавцу.
- Да, как раз был шестой час, когда эти болваны выскочили из кафе, кинулись бежать и на мой ларёк налетели, - говорил парень, - а у меня, что? Зонтик, да вот этот пластмассовый стол и есть. Так они с разбега его и опрокинули. У меня всё перевернулось!
- Вы описать их сможете? - спросил Терещенко, доставая блокнот и ручку.
- Могу только двоих, третий быстро в сквер убежал. Он был незаметный какой-то... А эти двое очень друг на друга похожи и не высокие ростом, коренастые крепыши с короткими стрижками. Волосы у обоих чёрные и узкие глаза. Вот одеты они были почти одинаково в серые тренировочные брюки и голубые футболки с короткими рукавами. Я ещё подумал, что вечером уже прохладно у воды, а они совсем раздетые, - парень почесал затылок. - Помню, тот который опрокинул мой стол, когда падал, карманом зацепился за мой зонтик. Я посмотрел, а у него из того кармана, что-то острое торчало, потому и зацепился.
- Спасибо, вы можете понадобиться для составления фоторобота в УВД. Черкните мне ваш адрес и телефон, - попросил майор.
  Парень выполнил его просьбу и Терещенко хотел было уже идти к следующей палатке, как его вдруг окликнули:
- Сашка, ты ли это?
  Майор обернулся. На него в упор смотрела женщина лет тридцати с детской коляской и большой игрушкой в руке в виде пластмассового флюгера-вертушки. Она весело улыбалась, поправляя свои вытравленные перекисью, сильно закрученные в спирали, волосы.
- О, ну надо же, Алка! - Терещенко рассмеялся и подошёл к женщине. - Сколько лет, сколько зим! У тебя уже двое? - кивнул он на коляску, где спал ребёнок и на малыша, что бежал впереди матери.
- Ага, вот дочка зимой родилась, скоро годик будет, - и Алка расплылась в улыбке.
- Ну, как вы там поживаете у себя в деревне? Не скучно после городской жизни? - спросил её Александр.
- Всё нормально! А ты, смотрю, уже майор? Быстро летит время.
- Да, быстро!.. Как Женька? Что, он всё работает там же, инженером на сталеконструкциях?
- Да, там же, - и Алка стала рассказывать что-то про своего мужа, Терещенко при этом посмотрел на часы.
  Жигулин всё в кафе сидит или уже ушёл и ждёт его в машине? Нет, если бы вышел, то Сева непременно просигналит и Терещенко сделал жест Алке, жене своего бывшего одноклассника, чтобы прекратить с ней разговор. Она поняла это:
- Да-да, вижу, ты тут по работе. И мы, вот, гуляем, приехали к моим родителям в гости. Я хотела в кафе зайти, сынку купить мороженое, а они перед моим носом закрылись, - сказала женщина и собралась уже уходить на аллею к фонтанам.
- Как закрылись? - встрепенулся Терещенко, удерживая Алку за руку. - Вот это кафе? - и он указал на "Шурпет".
- Да, и свет даже погасили. Странно! - буркнула Алка недовольно.
  Александр ничего не сказал в ответ и, не попрощавшись со старой знакомой, побежал к узбекскому заведению. Уже подбегая, он видел, как к кафе подходят посетители и дёргают за ручку закрытой двери. Он подскочил ко входу и громко забарабанил кулаком в стеклянную створку. Тишина.
  Терещенко бросился за угол, нашёл заднюю деревянную и очень узкую дверь и попытался её открыть, но и она была, будто наглухо замурована. Но, ведь когда он подходил сюда на площадку, было видно, что кафе работало, из распахнутых дверей люди выходили.
- Эй, откройте! Немедленно, слышите?! - закричал Терещенко и со всей силой ударил по этой узкой двери ногой.
  Она затрещала, но не поддалась, ему снова никто не ответил, но было слышно, что внутри идёт какая-то возня.
- Вот, чёрт! - крикнул он и побежал обратно к фасаду этого низенького, одноэтажного здания, выглядевшего, как обыкновенный магазинчик с высокими окнами по бокам стеклянной двери, заделанной резной решёткой.
  Он снова с силой ударил по ней кулаком. Стёкла задребезжали, а внутри опять тишина. Это уже пугало и настораживало. Получается, что Андрей может быть внутри, и что-то там пошло не так.
- Эй вы, в кафе, откройте, милиция! - кричал майор, привлекая к себе внимание прохожих с площади.
  Он быстро огляделся по сторонам и увидел, что кипарисовая клумба у входа отделана по бокам гладкими и скользкими валунами, величиной со среднюю черепаху, которые иногда заплывают летом к ним в залив и сидят на мели. Терещенко подскочил к клумбе, присел на корточки и выдернул один валун из его утрамбованного гнезда. Потом подбежал к фасаду здания и встал напротив широкого окна, которое опускалось до самого гранитного пола.
- Не хотите пустить? - закричал он. - Тогда вам пламенный привет... - и размахнулся булыжником, - от майора Терещенко! - с этими словами он с силой бросил в окно этот крупный камень.
  Раздался треск и звон. Широкое окно разлетелось вдребезги, крупные верхние обломки рухнули вниз, разбрасывая осколки стекла мелкими брызгами в радиусе не менее пяти метров. Александр прыгнул в разбитый проём. Он пулей залетел в кафе, в эту непроглядную темень и заметил на полу в свете тусклой боковой лампочки над барной стойкой, лежащее тело у перевёрнутого вверх дном стола. Над телом стояло несколько тёмных фигур. Терещенко бросился к ним, но его тут же сбили с ног и опрокинули, пытаясь придавить к полу. Применив ловкий приём, майор перехватил этого неизвестного за шею и развернул к себе, ногами при этом отталкивая второго, навалившегося откуда-то сбоку. Он дал такого пинка этому второму, что тот отлетел, с грохотом пересчитывая по пути и перепахивая головой все соседние столы и стулья. Майор перекатился со спины на живот, оттолкнулся от пола коленями и поднялся на ноги. Ещё двое неизвестных буквально повисли на нём. Началась драка. Терещенко увидел, как в темноте кто-то замахнулся на него тяжёлым предметом от стены, он быстро присел и увесистый табурет, пролетев над головой, шлёпнулся об дверной косяк.
  Тем временем у разбитого окна собрался любопытный народ: - Милицию вызывайте! - кричали со всех сторон и прислушивались к шуму, раздающемуся из кафе.
  Там внутри шла чудовищная потасовка. Столы и пластмассовые стулья летели в головы напавших хулиганов. Майора снова опрокинули на пол и пытались на него навалиться, но он нащупал рядом с собой высокий барный стул и, ухватившись за его ножку, с силой шарахнул по голове одному из троих нападавших. Тот застонал и осел на пол, а Терещенко снова вскочил на ноги и сбил одним ударом нападавшего на него с блестящим предметом в руке. Его лезвие, или что там, сверкнуло в свете тусклой лампы и отлетело в сторону. Этот кто-то охнул и завалился на Александра, который мощным рывком поднял его за плечи и бросил на барную стойку. В разные стороны полетели на пол бутылки и стаканы, среди этого звона и возни раздался глухой голос: - Уходим!
  Терещенко увидел, как открылась задняя узкая дверь и несколько тёмных силуэтов быстро шмыгнули в неё. Он обернулся на хруст стекла у кого-то под ногами. В разбитый оконный проём пролез Сева Ткачук и кинулся к бару. Терещенко тут же побежал к открытой двери, выскочил в сквер, но потом опомнился и остановился: "Андрей там..." - пронеслось в голове. Он бросился бежать обратно. Сева стоял у колонны, разделявшей зал пополам:
- Что тут произошло? - закричал он во весь голос.
- Быстро беги на дорогу! - приказал ему Терещенко. - Может они ещё не скрылись. Их трое, проследи за ними!
  Сева выскочил через заднюю дверь в сквер. Свет из двери падал на пол и Александр увидел Андрея, это именно он и был тут, когда майор ворвался в кафе. Жигулин лежал у бара без движения.
- Андрей, ты живой? - тормошил его Александр.
  Он не долго думая, приподнял Андрея за плечи и потащил к стеклянному выходу. Дотянулся рукой до щеколды, которую крепко задвинули в пазы, и со скрипом раскрыл дверь настежь. Под шум любопытной толпы, он вытащил Жигулина на улицу, волоком дотащил его до ближайшей скамейки и с силой подтянув вверх, положил на сиденье.
- Эй, Андрюха! - тряс Терещенко побледневшего Жигулина.
  Он похлопал своего коллегу по щекам.
- Воды, принесите кто-нибудь, - обратился он к столпившимся зевакам.
  Из автомата с газировкой ему принесли наполненный стакан без сиропа. Терещенко вылил его Андрею на голову и в этот момент прибежал запыхавшийся Сева.
- Нет, не поймал, но впереди за общагой мелькнули какие-то бегущие типы! - громко доложился он. - Что это с Жигулиным? - и Сева наклонился к Андрею.
  После очередного вылитого на него стакана газировки, Андрей замотал головой, зачмокал губами и открыл глаза.
- Здорово они тебя прихватили! - произнёс Терещенко. - Как всё было, помнишь?
  Он продолжал трясти Жигулина за плечи: - Ну, очнись же!
  Андрей уже осознанно обвёл толпу, собравшуюся вокруг, своими туманными глазами:
- Где я? - спросил он и сплюнул кровавый сгусток.
  Терещенко в ответ с раздражением и досадой потрогал разбитую, припухшую губу и ссадину на подбородке, потом со злостью глянул на Жигулина:
- Я же говорил тебе, что нужно идти вместе, упёртый придурок!
  Андрей всё ещё тряс головой, приходя в себя.
- Скорую вызвать? - спросил Сева, со страхом озираясь по сторонам.
- Нет, не надо, - Жигулина прорвало, он выпалил это скороговоркой, заплетающимся языком. - Боюсь врачей, вколят что-нибудь... Боюсь!
  Терещенко опустился рядом на скамейку, вытер взмокший лоб ладонью, загладил растрепавшуюся волнистую чёлку. Фуражка его слетела с головы, ещё когда он штурмовал разбитое окно. Он тяжело поднялся и, немного прихрамывая, пошёл обратно к кафе. Вышел оттуда уже с фуражкой в руке и спросил у водителя:
- Где машина? На стоянке?
- Да, там где приказали.
- Подгони сюда, будем Жигулина грузить и по рации сообщим в местное отделение милиции, чтобы оцепили место происшествия, пока эксперты подъедут, - сказал Александр и подошёл опять к Андрею.
  Вскоре они уже сажали его в машину позади водителя, а Терещенко, достав из-под сиденья рацию, вызывал 2-е отделение милиции.
  Уже в машине, сидя рядом с водителем, он повернувшись к Андрею, который полулежал на заднем сиденье, спросил:
- Сколько их было, не удалось разглядеть? И, кстати, как это всё произошло с тобой?
- Я не помню!.. - Жигулин был просто уничтожен данной ситуацией. В голове стоял туман и он, на самом деле, очень плохо помнил произошедшее. Его тошнило, кружилась голова, во рту стоял привкус крови.
- Сейчас завезёшь в нашу сан.часть, - попросил Терещенко Севу.
  Санитарная часть УВД находилась на их же территории, только в другом здании, против проходной. Подхватив Андрея под руки с двух сторон, его притащили в кабинет на осмотр врача травматолога.
- Похоже на сотрясение, - сказал тот. - Да и вас самого надо обработать... Татьяна!
  Молоденькая девушка медсестра с улыбкой подошла к Терещенко.
- Больно? - спросила она, прикладывая вату с перекисью водорода к его разбитой губе, а потом к ссадинам на щеках и подбородке.
- Нет, что вы, - улыбнулся он своей обворожительной улыбкой. - Мне хорошо!
  И Татьяна просто растаяла под знаками его внимания. Уже когда выводили Андрея в коридор, она снова спросила у Терещенко: - Ещё к нам придёте?
- На перевязку? - рассмеялся Александр. - Постараюсь!
  Девушка долго стояла у окна, глядя им в след.
  У проходной Жигулин попытался идти сам, оттолкнув Терещенко и Севу. Ткачук вернулся к автомобилю и повёл его в служебный гараж, а два пострадавших следователя стали медленно подниматься на второй этаж, ловя попутно на себе косые взгляды сотрудников.
 У себя в кабинете Терещенко опрокинулся на стул и опустил голову на сложенные на столе руки. Посидев так несколько минут, он дотянулся до телефона и в трубку произнёс: - Экспертов на выезд в кафе "Шурпет". Нападение на сотрудников милиции.

  Через час они оба стояли, что называется "на ковре" у Султанова в кабинете. Таким сердитым и строгим Терещенко и Жигулин его ещё не видели. Он прохаживался из угла в угол вдоль стола, бросал на них обоих беглые, косые взгляды и сжав крепко, побелевшие от напряжения губы, молчал. Потом остановился на середине кабинета, снял очки и положил их в верхний карман пиджака, ( он почти никогда не носил на работе форму, лишь в крайних случаях) что не предвещало ничего хорошего. Жигулин наблюдал за этим многоговорящим и угрожающим жестом и втягивал голову в плечи.
- Хороши! - наконец выпалил полковник. - Ну, хороши, полюбуйтесь на них! Красавцы! - на последнем слове он наклонился к ним вперёд и вытянул шею. - Ничего не скажешь, дожил я до позора на старости лет. Теперь на всё УВД, да что там УВД, на весь город разговоров не оберёшься! Ну, вам, конечно, на это плевать!
  Андрей и Александр переглянулись, им было непонятно пока, столь бурное проявление начальственного гнева.
- Я так и знал, я так и чувствовал, что этим закончится, - Султанов уже переходил на крик. - Да, разве можно было полковнику Егорову вас куда-нибудь вместе посылать? И этот ещё тут припёрся, Лазарев, старая калоша!
  После этих слов у Терещенко чёртики заплясали в глазах, хотелось засмеяться, но он удержал себя ценой неимоверных усилий и поднял глаза в потолок, тяжело вздохнув.
- Не в потолок гляди, а в зеркало... в зеркало на себя посмотрите! - кричал Султанов.
- Но, что мы сделали?! - не выдержал Жигулин.
- Что сделали?! А, он ещё спрашивает, наглец!
- Ничего же особенного... - пытался объяснить Андрей. - ну, со всякими бывает!
  Султанов подскочил к нему и схватил за плечо:
- Иди сюда, голубок! - и он притащил его к висевшему в дальнем углу за шкафом зеркалу. - Ты в отражении себя видел? Стоят с такими расписными узорами на лицах, оба, и ещё оправдываются! Все ваши факты, как говорится, на физиономиях написаны.
  Он отпустил Жигулина и тот быстро подбежал к Терещенко и снова с удивлением взглянул на него, пожав плечами.
  После небольшой паузы Султанов остановился у стола, а потом резко развернулся в их сторону и с угрожающим присвистом произнёс:
- Подрались?! Из-за Наташки подрались!
  Глаза Жигулина расширились, а у Терещенко дёрнулась его больная, разбитая губа. И тут он быстро достал из кармана и положил на стол перед Султановым лист бумаги, исписанный с двух сторон.
- Что ты мне суёшь? Отвечайте, мерзавцы, как это всё у вас получилось?.. Всё УВД уже на ушах стоит, а он мне тут какие-то записки пишет... - полковник негодовал, отпихивая этот листок в сторону.
- Это не записка, товарищ полковник, - в пол голоса ответил Александр,поглаживая больную губу, - это отчёт о происшествии...
- О каком ещё происшествии?
- Вот об этом, - и Терещенко неловким жестом обвёл своё лицо. - Об этих вот, расписных узорах отчёт, - и он ещё раз круговым движением руки показал на своё лицо.
  Султанов схватил лист бумаги со стола, достал очки из кармана и натянул их на нос. По мере того, как он вчитывался, плечи его опускались всё ниже и ниже, а потом и вовсе расслабились и он тяжело осел на свой стул. Дочитав отчёт до конца, он поднял виноватые глаза на своих незаслуженно им обиженных сотрудников.
- Господи, какой же я старый болван! - с некоторой долей иронии, произнёс Султанов. - Простите меня, ребята, ради Бога простите! Ведь я подумал о вас плохо, не простительно плохо. Всякие разговоры уже давно о вас ходят, а тут иду по коридору, а мне и говорят из дежурки на первом этаже, что ваши мол сотрудники, Терещенко и Жигулин, совсем совесть потеряли, вернулись откуда-то в синяках оба! Что это, мол, они у вас, выяснять отношения на работе стали?.. Вот я болван! Всегда останавливал себя, чтобы не верить никаким сплетням, а тут, как нарочно, не удержался.
- Бывает! - пожал плечами Терещенко.
- Так, значит уже три дела объединяем в одно. И на вас напали, - Султанов подозвал поближе Жигулина.
- Тут Терещенко пишет, что у тебя подозрение на сотрясение мозга. Обследоваться в больнице будешь?
- Нет. Мы в нашем медпункте уже зафиксировали побои.
- Хорошо. Иди домой, ложись в постель, а будет плохо, вызывай на дом врача и бери больничный, понял? - участливо произнёс Султанов.
- А меня вам совсем не жалко? - с иронией в голосе спросил Терещенко и потёр разбитый подбородок.
- Ну, Саша, ты ведь у нас уже взрослый мужчина, а этот... чего там говорить, сопляк ещё малолетний. Не обижайся Андрей, мал ещё для подобных потасовок. Вот, влез куда ни надо, и прилетело тебе.
- Да, я разве же знал, что так получиться... Ну, сидели двое за столом, парочка, и ссориться стали. Парень девушку ударил по лицу, слышно даже было хлопок этот. Она вскочила, а мы аккурат у барной стойки с директором кафе разговаривали. Он стал рассказывать, что не знает кто к нему врывается, каждый раз без предупреждения. Его бьют и в кухню, вырубают там свет, рубильник, что над плитой висит, гасят. И творят потом свои безобразия. Я слушаю, записываю, а сам на эту парочку поглядываю, что сидели у стены, прямо против бара. И вдруг свет погас, только лампочка над стойкой светит. Гляжу из угла от запасного выхода выскочил кто-то невысокий, и пульнул в этого парня стулом. Его девушка вскочила, закричала и бросилась к двери бежать. Народу было мало и все стали вылетать из кафе от страха. А этот маленький запер дверь у парня под носом и к нему подбежали ещё трое, откуда они выскочили, не пойму, и повалили его у столика. Я тут за парня того и вступился. Завязалась драка. Меня, что буду скрывать, чем-то тяжёлым вырубили почти сразу. По голове огрели. Всё замелькало перед глазами, и я провалился в темноту... Очухался уже на лавке у кафе. Терещенко меня по щекам хлопает и за плечи трясёт.
  Султанов внимательно выслушал Андрея и, немного подумав про себя, взял со стола папку с начатым "Делом" о нападении на сотрудника Павлова.
- Вот и тут он пишет, в протоколе опроса потерпевшего: наш Димка, сидел в кафе сперва со своей девушкой, а потом они разругались, - и Султанов опять снял очки и немного взволнованно взглянул на Жигулина и Терещенко.
- Но, ведь сперва он говорил, что был в кафе один, - ответил на это Александр.
- Не хотел перед женой светить свою знакомую. Случайно, говорит, встретились... Там нет никакой романтики, просто её брат должен в армию идти этой осенью, она хотела попросить Димку достать какую-то там справку, откосить его от службы, короче. Тёща Павлова - медик. Вот и поругались. Он говорит, что даже накричал на неё и обозвал дурой. Она ушла, а тут вскоре и свет погасили. Ничего вам это не напоминает?
- Коломийцев нашёл свидетелей из "Дианы"? - спросил Терещенко, подёргивая больной щекой.
- Не приехали ещё. Сидят с Истоминым сейчас в 4-м отделении. Звонили оттуда, говорят, что есть интересная информация, - ответил Султанов.
- Подождём!
- Саша, куда ждать-то? Иди тоже домой. Сейчас наши приедут из порта... Не пугайте вы Наташу своим "героическим" видом.

  Александр закрылся у себя в кабинете. Нужно было о многом подумать: и о жизни, и о деле, которое так непонятно сложилось и куда пойдёт дальше, не понятно. Короче, о многом. Он сел за стол и достал из верхнего ящика Наташкино зеркало с пудреницей. Домой было идти нельзя, но очень хотелось лечь в постель и долго приходить в себя. Но ведь сегодня дома сестра Надя, это завтра она дежурит в ночь, а сейчас он придёт и она испугается его вида, ещё за сердце схватится. Нет, он жалел её, берёг - ведь она была теперь единственным родным для него человеком. Он взглянул на свои синяки и ссадины в Наташкино зеркало ещё раз, попробовал пудру взять на палец, замазал ею ссадину на подбородке.
- Нет, всё-равно видно, - с досадой сказал он вслух.
  Даже сидеть было тяжело, все мышцы болели и ныли. Казалось, что на теле не осталось ни одного живого места, в сперва он ничего не чувствовал, это теперь после психической горячки организм взялся подавать сигналы. Но он знал по своему горькому опыту, что так бывает только в первые часы, к ночи всё уляжется, останутся лишь редкие неприятные ощущения при резких движениях. Главное, не подать виду, что ему больно, но так даже лучше, потому что на душе было ещё больнее. Пусть уж физическая боль заглушит хоть немного ту, душевную. Для него по сей день было непонятно, почему Алёшки нет рядом. Он часто просыпался с мыслью, что всё это был только сон, страшный ночной кошмар. Сейчас он проснётся и всё будет по-прежнему: сын дома, пришёл со школы и гоняет мяч с ребятами во дворе... С его губ непроизвольно сорвался стон. Хорошо, что он один в кабинете, ничего не надо никому объяснять, можно немного и расслабиться. Александр откинулся на спинку стула и закрыл глаза и всё сразу поплыло. Нет, так можно и сознание потерять, он встряхнулся и тут же услышал, как кто-то дёрнул за дверную ручку. Терещенко тяжело поднялся и подошёл к двери, щёлкнул замком.
  Вошла Наташа, которая только что приехала с Лазаревым из порта. Он отступил в сторону, пропуская Егорову в кабинет. В первые секунды девушка ничего не заметила, но захотела что-то сказать и повернулась лицом к Терещенко. Она сперва замерла на месте, а потом захлопала глазами, прижала руки к груди и нервно-истерически хохотнула. Он только улыбнулся в ответ и быстро ушёл в коридор. Наташа выскочила следом. В свете заходящих янтарных лучей яркого солнца на фоне окна чётким силуэтом выделялась его стройная фигура.
  Егорова зашла к Султанову, который в это время разговаривал по телефону с её отцом, что находился в этот момент в воинской части. Она ждала конца разговора и никуда не уходила. Во первых, нужно было доложиться о приезде из порта, а во вторых - узнать, что здесь произошло и почему её начальник такой разукрашенный.
  Наконец полковник повесил трубку и улыбнулся ей, кивнув головой в качестве приветствия.
- У нас всё в порядке, - с волнением в голосе, начала она. - Лазарев сказал, что планёрку в понедельник проведёт у нас сам, про дисциплину много говорил и просил, чтобы на планёрке все присутствовали, в том числе младший состав и технические службы. Идут проверки областные и всё такое...
- Хорошо, Наташа, спасибо!
- А, что это там, - она кивнула головой на дверь, - я вошла, а Александр Константинович... Что-то случилось?
  Султанов откашлялся.
- Говорил ему, уходи сразу домой, - раздосадованным голосом начал полковник. - Но, видимо, не может сразу, тяжело идти. Я заметил, что он немного хромает. И Андрей твой, такой же с опроса приехал.
- Как? - ноги её подкосились и Наташа плюхнулась на стул, залившись румянцем.
- Тоже нехорошее про них подумала? - видя её состояние, угадал полковник. - И я, каюсь, подумал о том же, но... Вот возьми и почитай. Это отчёт о происшествии в которое они вдвоём сегодня угодили.
  Наташа взяла в руки отчёт, написанный чётким, ровным почерком её начальника. Она читала, а внутри отчего-то всё холодело.
- Боже мой! Вот влипли то! - воскликнула она, прочитав документ.
- Тут ещё Коломийцев кое-что привёз из 4-го отделения, - произнёс Султанов. - И об этом уже серьёзно надо подумать, завтра с утра совещание собрать.
- Что-нибудь необычное? - переспросила Наташа.
- Да. Похоже, что у нас в городе появилась банда молодых людей, как в Краснодаре 1975 года. Нам тогда сообщили наши краснодарские товарищи, всю подробную информацию.
- А, что там было? - Наташа смотрела на полковника и глаза её постепенно наполнялись влагой.
- Там группа молодых людей нападала на влюблённые парочки, те которые им не нравились по каким-либо причинам. Ссорились они, например, или в общественных местах очень шумно себя вели. Эта группа решила таким образом показать, кто хозяин в городе и проявляли при этом свои садистские наклонности. Типа - карали непокорных. Там они действовали в основном на танцплощадках или крупных городских мероприятиях: концертах, спортивных соревнованиях. Ни с того, ни с сего возникали массовые потасовки с поножовщиной. И выловили их не сразу. А тут у нас, смотрю, они действуют в закрытых помещениях, но в ходу те же доблести. Цепляются к ребятам, которые ссорятся со своими подружками. То есть, наказывают их.
- Я поняла, Евгений Петрович, - Наташа встала и медленно пошла к двери, потом вспомнила что-то и обернулась у порога: - Разрешите идти?
- Конечно, иди и постарайся уговорить Сашу, всё-таки пойти домой, - попросил её Султанов.
- Он боится, что Надежда испугается, - ответила Егорова.
- Сам тебе сказал?
- Нет, я догадалась... Мы с ним, ни о чём ещё не говорили.
  Наташа вышла, а Султанов ещё долго смотрел на дверь за которой она скрылась. Он до сих пор, как и её отец, не мог понять ту перемену в их отношениях с Жигулиным, которая приключилась за это лето. Егорова была уже не та, точнее та же самая Наташка открывалась с другой своей стороны, пока ещё полковнику непонятной. Было ясно лишь одно - серьёзных отношений с Андреем Жигулиным она не хотела. Но почему? Он красивый, интересный парень, к тому же, сразу видно, любит её. В чём дело - не мог угадать никто, видимо это и явилось причиной недавней её ссоры с отцом, который так неосторожно сорвался от московских неудач.

  Егорова вошла в свой кабинет. Терещенко сидел на подоконнике и читал материалы дела, из-за которого сегодня Султанов их с Андреем чуть не уволил со службы. Наташа открыла дверцу шкафа с аптечкой, достала оттуда баночку с пастой "Лассара", потом спокойно, молча подошла к Терещенко и стала мазать ему лицо этой белоснежной густой мазью. Он не сопротивлялся, не отпихивал её, только слегка вздрагивал от прикосновений к болячкам.
- Вот, - сказала она, когда закончила эту процедуру, - теперь быстрее заживёт. Щипать не будет!
  Он чуть кивнул головой в ответ и тихо произнёс:
- Не щиплет!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.