Бабушка

       Бабушкин козлик не ходит со стадом —
       Бабушка кормит его виноградом.

   Эти две строчки Самуила Маршака, попавшие на глаза Саньке, он сразу отнес к себе. Ему посчастливилось иметь бабушку, пусть одну единственную, по материнской линии, которая кормила его сладким виноградом доброты. Второй бабушки и обоих дедушек на белом свете уже не было. Может, потому баба Мария и излучала так много тепла и света, чтобы восполнить их отсутствие, а заодно и подменить постоянно занятых родителей. Когда он родился, ей было под шестьдесят. Невысокая, сухонькая, вся в бесчисленных морщинках. На голове бессменный платок. Часто прихварывала, сказывались последствия бесчеловечной ссылки, в которой она потеряла мужа, но сберегла старшую дочь, пережила разлуку с младшей дочерью и сыном, оставленными у дальних родственников в Белоруссии, перенесла каторгу на приисковских отвалах.
   Она была на пенсии. Как могла, помогала матери с детьми и по хозяйству. С малолетства брала внука с собой на покос. Ему потом рассказывала, как он стал невольным участником летней страды. Укладывали его в теньке на кочку, совали в рот хлебный мякиш, завернутый в марлю, вместо соски, и маленький Санька безмятежно созерцал таежные просторы, пока остальные занимались заготовкой сена. Глядя на нынешних неспокойных малышей, выплевывающих безвкусные пластиковые соски, Александр всегда улыбался, вспоминая о своем младенчестве. Свою вкусную соску, конечно, не помнил, но прекрасно понимал истоки пожизненной мучной привязанности. Без хлеба у него не обходился ни суп, ни вторые блюда, ни чай. Любому сладкому десерту он предпочитал булочку или тост с медом или вареньем. Та же история с осенней страдой и привязанностью к картофельным блюдам. Такой же «хлебной» и «картофельной» душой стал его младший сын Николка.
   Когда Санька подрос, бабушка переехала к старшему брату Станиславу, у которых появился первенец Сережка. Ей стало тяжело ходить к ним пешком со Старой Кербинской. Дом стоял недалеко от центра Бриакана, по пути из школы, и не было случая, чтобы Санька туда не забежал. Часто там обедал и мчался обратно в школу на репетицию или поиграть с ребятами. Так было удобно, кроме того, он получал заряд положительной энергии от бабушки, с которой охотно обсуждал свои школьные проблемы. Станислав с женой уехали, бабушка осталась присматривать за детьми сестры Любы, переехавшей с мужем в тот же дом.
   Всегда очень спокойная, выдержанная, бабушка никогда не перебивала и не старалась доказать свою правоту. И голос у нее был негромкий, со всеми обращалась по-доброму. Саньке казалось, что она как-то выделяла его, относилась ко нему более ласково, чем к другим внукам. Тот отвечал ей тем же. Вероятно, и другие внуки и правнуки считали себя бабушкиными любимцами. Нельзя было не восхищаться ее беспредельным терпением. Пожалуй, более спокойного и уравновешенного человека он в жизни своей не встречал.
   Все дети баловники и проказники. Всех старшие бранят и наказывают. Санька не мог припомнить, чтобы бабушка повысила на него голос, не говоря уже о наказаниях. А ведь был упрямцем и оторвой, мог до слез довести старшую сестру, которая с обидой выговаривала, что вот его балуют, а ее мать строго наказывала за малейшие провинности. Соперничал он и с братом Володей, который к его вредничанью и притязаниям на равенство, к счастью, относился снисходительно и никогда не поднимал на него руку, хотя строго и внушительно выговаривал за провинности. Бабушка была отдушиной и источником доброты и ласки, которую Санька, как ему казалось, недополучал от родителей.
   Уже подростком, вовсю гоняя на мотоцикле, он часто отвозил бабушку погостить к родителям на Старую Кербинскую. Она усаживалась на заднее сидение, полностью полагаясь на водительские навыки внука, хотя сестра Люба всегда ругала его за бесшабашную езду. В отличии от Любы вез он бабушку всегда аккуратно, не повышая скорости. Но как-то раз отвлекся и задавил соседскую курицу. Выбежавшей на шум соседке бабушка спокойно объяснила, что инцидент произошел из-за ее неловкого движения, вина на ней и она оплатит причинённый ущерб. Выручила бабушка, сохранив репутацию лихого внука как безопасного водителя. Действительно, это был редкий явный «прокол» в его практике, о неявных, которые тоже случались, он дома не распространялся, зная о неотвратимом «лишении прав» принципиальным отцом. И это был единственный случай в его жизни, когда он задавил живность, управляя мотоциклом или впоследствии машинами.
   Санька сильно скучал по бабушке, поступив в институт. Приезжая на каникулы, первым делам навещал ее. Она явно любовалась им, наверное, он напоминал ей рано ушедшего мужа. Радовали ее и студенческие успехи внука. С ней было легко и просто. Чаще видеть ее Саньке приходилось и по другой очень важной причине – не хватало денег на развлечения молодости. На студенческих каникулах, тем более на прииске, не обойтись без традиционной выпивки. Пенсия у бабушки была небольшая, и по приезду внука почти вся она уходила на регулярные просьбы выделить рубль другой. Бабушка никогда не отказывала. Лишь сообщала, что пенсия закончилась, а следующая будет тогда-то. Пенсия заканчивалась вдвое быстрее, если на каникулы приезжал брат Володя.
  Летом 1972 года Санька не приехал на каникулы, был на преддипломной практике в Подмосковье, а потом ездил навестить брата на Украину. Туда и пришла краткая телеграмма от родителей – бабушка скончалась. Подавленный старший брат протянул ему листок. Строка поплыла у Саньки перед глазами. Брат тоже не мог сдержать слез. Они долго сидели, пытаясь пережить тягостную весть. Получалось плохо. Это была первая и независимо от того непереносимая большая утрата для них. Испытывая чувство, близкое к безнадежному отчаянию, оба не могли представить свою жизнь без родимой и единственной бабушки. Они отправились в переговорный пункт, заказали междугородний разговор. Когда соединили с Бриаканом, узнали от матери, что бабушка в тот год часто прихварывала, ей было нелегко в шумном доме у Любы, да и помощи большой она оказать ей не могла, и это было вдвойне тяжело для нее. Мать забрала ее к себе. Там бабушка и слегла окончательно, от врачей отказывалась и без жалоб и упреков, как и жила, ушла в лучший мир.