Костюм

Оно проснулось рано утром, не в силах больше раз за разом выдерживать волнительную полудрему, когда ты слишком возбужден, чтобы погрузиться в крепкий сон, но, в то же время, слишком устал, чтобы не дать себе шанса склонить голову. Оно быстро откинуло от себя одеяло, чтобы точно не ухватиться за него вновь, поставило чайник. Его день был свободным. Чувство свободы пугало его, казалось черной дырой, в которой можно пропасть, если не знать четких инструкций, как нужно поступать при столкновении с чем-то космическим и пугающим. Оно, однако, бодрилось, словно болтало ногами в безвоздушном пространстве, стараясь с помощью этих действий отлететь от чертовой дыры подальше. Борясь, оно подошло к старому комоду.

Его рука несмело и словно задумчиво легла на первый ящик. Оно потянуло его на себя, услышав легкое поскрипывание кожи, которая там лежала слишком давно, давно настолько, что успела получить заломы, впившиеся в углы досок. Они и производили скрип. Оно бережно достало помятую кожу, любовно потрепало ее и положило на гладильную доску, с которой предварительно был согнан его драгоценный питомец. Сверху на изделие легли и другие аксессуары из ящиков по соседству. Оно пробежалось глазами по своим сокровищам: до чего же хороши, как оно умно и запасливо! Из всего этого выйдет такая замечательная вещица!

Оно начало приготовления. Кожа была отпарена до состояния, которого требовала его задумка, с аксессуаров и инструментов стерта пыль. В моменте оно сделало паузу и насладилось чаем, совсем забыв о страхе перед манящей пустотой. Никакая пустота не смеет стращать его, пока оно разложило на стол свои инструменты: иголки, дорогие нитки, искусственные волоски, ножи и молоточки, о как была прекрасна его коллекция! Оно сделало еще один глоток лавандового чая и приступило к работе.

Летели часы. Оно упивалось своими действиями, своим лекарством от скуки, своим осознанием, что еще как минимум несколько часов блаженный, радостный труд избавит его от необходимости столкнуться с безликим одиночеством, засасывающей в себя пустотой. О, как оно творило! То была поистине лебединая песня. Оно было благословлено, и сейчас все движения его кистей, его ножей, его иголок и молоточков было четким и выверенным, клей схватывался на свежей помолодевшей коже моментально, волоски лежали один к одному. Оно то и дело сверялось с составленным заранее списком - все ли учтено, соблюдены ли параметры, соответствует ли его творение вкусам зрителей, на суд которых оно планировало его представить? Мельчайшие запросы отрабатывало оно в своем труде. Вот здесь нужно бы добавить деталей, которые говорили бы о элегантности и вкусе своего хозяина. На другом участке недоставало свидетельств глубокого интеллекта. В некоторых частях работы требовалось кокетство, способное привести к необузданной в дальнейшем страсти. Это была настоящая игра чувств, воплощение мысли в физический объект.

Наконец, оно закончило. Прошлось по всем швам, отсмотрело волоски, все признаки моральной составляющей, которые должны были прослеживаться в предмете. Осталось довольно. Да, конечно, у кого-то, наверняка получилось бы лучше, но с его опытом и простеньким инструментом оно сделало колоссальную работу, никто бы не смог ее повторить: слишком скудны были материалы и просто их происхождение для столь тонких работ. Оно собой гордилось. Оно знало, что будет оценено тем, для чьего взора предназначалось. Незамедлительно возжелав продемонстрировать плод своей борьбы с одиночеством и мрачным безличьем, оно собралось молниеносно и тотчас выбежало за дверь.

«Ты прекрасна», - сказал Он, едва завидев знакомую фигуру на горизонте. - «Что-то сделала с прической»?

Оно посмотрело в зеркало.

«И правда, волосок к волоску», - подумало про себя оно, оценивая гладкие и блестящие как шелк волосы. И пусть костюм немного больно натирал мозоли под ним, это не имело значения. Его талант мимикрии был бесподобен, а черная дыра осталась далеко дома, как и сотня других костюмов из кожи и искусственных волосков.