Мать Хмурого

 Ночь была тихая, ветер не трепал деревья. Луна, почти полная, освещала ядовитым жёлтым старые надгробия и почерневшие кресты. На свежей могиле, между стоящих шалашом венков, лежали ещё не увядшие гвоздики. От них шёл густой истеричный запах смерти, сладкий и болезненный одновременно.

 Демьян сидел на расшатанной лавке у заброшенной могилы, заросшей в человеческий рост колючей травой. На низком памятнике, изъеденном чёрным лишаём, с трудом, но ещё можно было разглядеть выцветшую фотографию старика и выбитую на граните подпись: Степанов Михаил, 1967 - 1986. Демьян ещё раз поводил зажженной спичкой под фотографией и с раздражением плюнул в сторону. Где-то за перелеском выла собака. А может и не собака. Демьян снова закурил.

 Около трёх часов ночи он, наконец, услышал глухой едва различимый стук. Сначала подумал, что показалось, но, когда прислушался, звук повторился. Демьян схватил лопату, прислонённую к облупившейся оградке, и побежал на звук. Времени было мало, так как каждые три часа гробовщик делал обход кладбища и уж ему точно лучше на глаза не попадаться, об этом знал каждый, даже детей пугали, если те не хотели доедать кашу:
“идёт гробовщик с фонарём и секирой,
утащит тебя в свою он могилу,
намажет тебя он там чёрною кашей
и съест за обедом, как Петю и Дашу” - говорили родители страшным голосом и дети конечно боялись.

 Стучали из ближней могилы, в которую ещё вчера опускали гроб с Зоей Фёдоровной, мамкой того самого Толика Хмурого, воскресшего на третий день совершенно не по писанию, а по причинам таинственным. У неё случился инфаркт, когда Толик вернулся после смерти своей, и на рассвете она разрешилась. Утром, не мешкая, её положили в гроб, не переодевая, и отнесли без ритуалов и церемоний на то же кладбище, да закопали рядышком с распотрошенный могилой сына. А восставший из мёртвых Хмурый, теперь лежал прикованный на оцинкованном столе под яркой лампой и торчало из его тощего татуированного тела множество проводов и датчиков, а он рычал, разбрызгивая слюну и пытался высвободиться из железных наручников, глаза его были покрыты мутной плёнкой и будто сквозь них смотрела на мир сама смерть.

 Мать последовала примеру сына и уже яростно колотила в крышку гроба, да что-то как будто бы выкрикивала неразборчивое.
 Демьян копал, озираясь по сторонам. Огромная невидимая рука с кривыми почерневшими ногтями, медленно повернула луну так, что она поливала отравленным светом и могилу, и медвежью спину Демьяна, и выцветшие цветочки из тонкой ткани на венках, качующих с могилы на могилу. Злился Демьян на весь мир, на луну предательницу, на тупую лопату, на страшного гробовщика, которого он откровенно боялся, хоть и был сам размером с молодого быка, а силу имел такую, что ловил одной рукой летящий в его сторону футбольный мяч и лопал его, сжав ладонь.

 Когда лопата заскребла по дереву, Демьян, тяжело дыша, обернулся в очередной раз и тут увидел тусклый отблеск фонаря в десятке могил от себя. Он повалился в свою яму и прижался лицом к гробу, в котором Зоя Фёдоровна уже неистовствовала.
 - Тихо ты, падла! - прошептал он в гроб.
 - Выстпусшти, ааааа, отшктрой, ааааоооо! - вопила Толикова мать.
 - Молчи, дура, молчи, погубишь нас!
 Зоя Фёдоровна кажется поняла, когда Демьян как мог тихо стукнул кулаком в гроб, и умолкла. Демьян слышал, что рядом кто-то ходит и хрипит при каждом вздохе, точно курильщик с двухсотлетним стажем. “Только бы не заметил”, - говорил про себя Демьян. - “Пожалуйста, пусть пронесёт! Я не хочу закончить как Мишка”. А луна так и таращилась прямо на разрытую пасть могилы и Демьяну казалось, что он лежит на общем обозрении и участь его решена. Шаги остановились совсем рядом, Демьян зажмурился, как в детстве от маминого ремня и открыл рот, готовый закричать, но услышал, что чудовищный хрип гробовщика стал деформироваться и после нескольких  гавкающих попыток кладбищенскую ночь залил дикий вой неведомого зверя, ледяной и отчаянный, как тревожная сирена на химзаводе. Толик Хмурый на другом конце города в эту минуту приподнял свою мёртвую голову, будто что-то услышал, растянул лопнутые посиневшие губы в улыбке и тоже хрипло завыл. Цифры на его датчиках замигали вместе с яркой хирургической лампой над ним.

 - Ууууууууааааааааааа!!! - вдруг снова заорала из гроба Зоя Фёдоровна и Демьян в
отчаянии проломил кулаком доски примерно в районе лица и широченной ладонью зажал кричащий рот ожившей женщины.

 Он думал, что теперь ему точно конец и, сжимая тёткину голову, как футбольный мяч, он тревожно смотрел наверх из могилы, но, к его удивлению, гробовщик оборвал свой вой и также хрипя резко зашагал прочь.

 Когда ночь растворила шаги и остался только кислый запах земли, Демьян разжал ладонь, встал на ноги в яме и прямо руками выломал все доски по центру гроба. Подлая луна плеснула светом и Демьян увидел испуганную толстую женщину с опухшим лицом. Она в страхе прижала расцарапанные руки к груди и смотрела на Демьяна, как котёнок на овчарку. Он взял её под мышки и легко плюхнул наверх на кучу вырытой земли. Толикова мать издавала странные звуки, слюни и сопли текли ей по лицу, руки - ноги не подчинялись ей, поэтому она не смогла даже усидеть и повалилась на спину. Гробовщика не было видно.

 Как огромный мешок со свежим навозом лежала Зоя Фёдоровна на плече Демьяна, мягкие похоронные тапочки слетели почти сразу. Ещё при жизни она приготовила себе “смертёльный”, как сама говорила, комплект одежды, но была похоронена в халате и фартуке, потому что никого не предупредила, что мол в шкафу лежит стопочка из белой блузы с пышными рукавами и бисерным воротником, да юбка вельветовая, с павлиньей вставкой по бёдрам. Только тапки, белые и дешёвые, стали её “смертёльной” обувью.

 Кладбище было уже далеко позади, когда Демьян понял, что сейчас сам помрёт от тяжести своей ноши. А уж он то вряд ли воскреснет, в отличии от семьи Хмурых.
 - Вааадыы, - стонала Зоя Фёдоровна.
 Он прислонил её к дереву и вместе с ней сел на землю. Она уже понемногу стала приходить в себя, даже стиснула руками шею Демьяна.
 - Почти пришли, - говорит Демьян.
 - Ты кто такой? - голос Зои Фёдоровны был грубый и колючий, как стальная стружка.
Она силилась сосредоточить на своём носильщике выпученные глаза, но это было трудно.
 - Демьян я так то.
 - Кто, Демьян, меня вытащил сюда? - тётка часто сплёвывала обильную бурую слюну.
 - Я и вытащил так то. Откопал, гроб сломал и вот.
 - Нет, Демьян, - сплюнула рядом с собой. - Кто тебе сказал достать меня из гроба? Не сам же ты понял, что я живой там?
 - Так этот, отец Никодим наш сказал. Да и пацанёнок там этот рыжий, Лёха этот, тоже всё рассказал - как будет и что делать так то.
Зоя Фёдоровна на этих словах заинтересовалась. Откашлялась, сплюнула ещё раз.
 - Пацанёнок говоришь? Ещё и рыжий? А лет ему сколько?
 Демьян ошалело смотрел на толстуху, восставшую меньше часа назад из гроба и больше всего ему сейчас хотелось прекратить этот тревожный разговор. Он почесал голову задумчиво.
 - Лет восемь, девять может так то.
 - Ясно, - тётка криво и зло ухмыльнулась, пощупала свою грудь и похлопала толстые бёдра, удивлённо покачала головой. - Неси меня, Демьян к пацану своему, а то сейчас от жажды сдохну.
 Отдохнувший громила уже неуверенно положил Зою Фёдоровну себе на плечо.
 - А вас то как звать?
 Мать Толика сплюнула теперь у самого лица Демьяна.
 - Герман я.