Былинные земли. Рубец дележа. Часть 13

(Продолжение)

В «СЕРДЦЕ» ПЕРЕДЕЛА

То, что земли входили когда-то в общий регион, составляя единую Берестейскую землю, доказывает еще один факт. Валерьян Жаба, положивший глаз на Свяду в 1720 году, занимал должность брестского каштеляна. Позже его избрали в Главный литовский трибунал.

Долг, который лежал на приобретенном поместье, вызывал опасения. И большое число разошедшихся подданных, конечно же – не подарок, но Валерьян уверенно пошел на риск. Насколько близок он был к идее создания беспрепятственного речного перехода, мы не знаем, но заинтересованность была очевидной. Король еще ранее направлял комиссаров для изучения местности и составления проекта. Участие в осуществлении грандиозной затеи выпало на долю внука Валерьяна – Тадеуша, который присягнул на верность царю. Наверняка землевладелец получил вознаграждение за участок трассы, которая пролегла по его территории. Не зря же он числился в тайных советниках «Его Императорского Величества».

Канал назывался «Лепельской» (так на карте 1800 года). Это было начало Березинской водной системы – ее «сердце», основной, соединительный отрезок. Два «разнополых», разнородных озера - одно южного, березинского, стока, а второе северного, западнодвинского – скрепили, соединили общей веткой. Осуществилась давняя мечта великокняжеской власти, но ее уже не рассматривали дееспособной. Великое княжество Литовское, как и всю Речь Посполитую, поделили: восточная и западная империи. В области канала земли тоже кроились. Южной частью, где возникла деревня Волова Гора, распоряжались одни владельцы, а северной, где возник Городок – другие. Северной частью владели Жабы.

КОЛЛЕКТОР ДЛЯ ПРЯМОТОКА

С жабинской половины трасса уходила на север, к Лепелю, вдоль речки, которая была пограничной между свядскими землями и богомольческими, монашескими. Можно предположить, что озеро Береща в то время занимало более обширную территорию, разливаясь до Крутого Рога – Пышнянского предгорья, ибо оттуда снова повели искусственную трассу. Здесь нитка называлась выпрямительной. Снова повели канал, избавляясь от «услуг» реки Береща, которая сильно извивалась и не подходила для пароходного сообщения, мешала сноровистому течению. Для коллекторного сброса использовали западный берег реки, левый, принадлежавший виленским монахиням-бернардинкам, при этом сохранив первородное русло. А устье канала «оформили» по-другому, отрезав у богомолок целую «длань». Позже то место обозвали Усохами, но там хорошо росли плодовые деревья и волнами расходилась рожь, почва была глинистой. Ветку канала тянули к Эссе, а там она делала невообразимый зигзаг, создавая с речкой Береща настоящий полуостров. Его-то и отрезали, проложив коллектор напрямик.

Что при этом испытывали собственницы-монахини, не скажешь, но известно, что им выплачивались денежные компенсации. Хотя их судьба была предрешена. Уже в 1805 году был образован Лепельский уезд, и их центральную усадьбу – двор, перенесли. Они теряли управленческие функции. А после шляхетских выступлений, в 40-х годах того же столетия, все их земли перешли в казну. При жестком царе Николае I империальная власть уже не церемонилась - его настроения использовал капитал, чтобы давить неугодные выступления.

Свядское поместье в зоне выпрямительного участка оставалось нетронутым, и его канальная выпрямительная трасса не коснулась. В отличие от церковниц, Жабы получали несомненную выгоду. Так как их имение впритык лежало к береговой линии Березинской водной системы, то магнат постарался развить коммерческий успех. Главным для землевладельца стало использование преимуществ большой водной трассы, развитие прилегающих территорий. Это как сейчас – частники имеют «навар» с транзитных автомобильных дорог. Слободские условия позволяли снимать «сливки» со всех водоемов одновременно: и с озера Береща, которое полностью находилось в распоряжении Жаб, и с правого берега речки Береща, и с Эссы, которая на протяжении многих километров текла по землям имения.

ИЗ КРАСНОЛУК – НА ВЕРЕБКИ

Кроме того, Свяда повязывала две возвышенности пешим «путепроводом» из Ходивли (Годивли), который вел чрез волок, а теперь канал, и за ним еще долгое время сохранялся Свядский мост при следовании на Березино. А в обход, словно ограждая прорытое соединение, лежал еще один столбовой маршрут. На карте 1795 года он подписан «из Краснолук», и вел, расходясь, на Лепель и Березино.

На картографическом пособии 1800 года тот же шлях под другим «соусом» - «Для прохода войскъ». Видно, что создание канала обострило земельные отношения, и появилась нужда в демонстрации военной мощи. Войсковой путь вел из Борисова. В Ходивле он сворачивал на Свяду, не доставляя хлопот владельцу, бывшему полоцкому воеводе, наоборот, он чувствовал себя, как у Христа за пазухой, преклоняясь пред царской властью. Престиж набожниц, с которыми Жаба вел пограничные споры, падал, их роль снижалась.

Канал войсковцы преодолевали в Веребках. Пространство между каналом и речкой называлось «дамбой», и по ней устроили проезд, украсив величественными березами. Их называли «екатерининскими». Пешим образом переходили по шлюзам и плотине, что выстроили на реке из инженерных соображений. А на конях переезжали в специально созданных переправах, мостов тогда не было. Чтобы переехать канал, дожидались спуска шлюзовой воды, а на речке был устроен брод. Он на памяти живущих там людей, хотя самой речки больше нет: она пересохла. В памяти веребчан остался случай из событий последней войны. Фашисты, отступая, бежали, используя различные средства и «коридоры», пути были забиты воинскими потоками. На переезде в Веребках застряла немецкая штабная машина. Бегство было настолько стремительным, что фрицы бросили автомобиль, не пытаясь его вытащить – облили бензином и подожгли. Он долгое время стоял, как напоминание о кровавой драме, что разыгралась на древней белорусской земле.

БУСЯНКИ – НЕ БУСЛЫ В ПРИРЕЧЬЕ

В то время еще сохранялась разобщенность, что сформировалась в средние века – когда речка служила разделительной чертой между разнородными поветами: Полоцким и Виленским. Даже части селения назывались по-разному. После создания канала и ликвидации монашеской среды землями распоряжалась царская казна, и левый берег населял обслуживающий персонал. Крестьян там именовали веребчанами, но при этом добавляли: казёнцы. А правую часть называли Бусянки, хотя правильней было бы «Бузянки»: по названию Сергуча, который связывал канал с Березиной. Когда волок прорыли, то вода хлынула в оба конца, пароходы, двигаясь, поднимали со дна природных водоемов «бузу». Ил, сапропель, которым особенно богато озеро Береща, попадал в речку, которой пользовались приречные жители, доставляя им немало хлопот.

Разделенность существовала и раньше, до постройки канала, но граница проходила по реке. Оба берега назывались веребскими. Это видно по стародавним картам. На правой стороне, лукомльской, лежал свядский застенок Веребки. Его можно узреть на карте Борисовского повета 1800-го года. На тот час по Береще пролегла граница между новыми губерниями Российской империи, которой досталась северо-восточная часть Речи Посполитой. Правобережье вошло в состав Минской губернии, а левый берег был во власти так называемой Белорусской губернии, которую преобразовали затем в Витебскую. В 1800-м году берещинской «канальи» - выпрямительной канальной ветки, еще не было, и застенок прописан как «За (застенок, - авт.) Веребкі».

Для Жаб в принципе ничего не поменялось. Как и раньше, западная граница Свядского поместья как маркировалась по речке, так и продолжалось. На веребском участке она была не только административной, но и географической: предшествовала Пышнянскому нагорью. В Веребках граница поворачивала на восток и пересекала Эссу. Затем по Свядице уходила в сторону Лукомля. Поместье было огромным.

МАЛОЕ МЕЖДУРЕЧЬЕ: КТО ТАМ?

На каком-то этапе лукомлянам удалось закрепиться на западном берегу Эссы и осесть в маленьком междуречье. Если Западная Двина и Березина сформировали большой междуреченский регион, то Эсса и Береща – маленький. Тем не менее, он имел немаловажное значение. Это был, по сути, большой остров в очень значимом месте – в каньоне между Лукомльской и Пышнянской возвышенностями. В чем состояла его ценность для Свяды? Она со всех сторон защищалась водными рубежами, и в то же время контролировала речные перемещения.

Судя по всему, свядский застенок на речке Береща имел невероятно давние корни. Василий Низовцов в своем трактате для Иоанна Грозного в 1563 году поселения не называл, но это не значит, что их там не было. Не исключено, что он воочию не видел, и потому лишь обращал внимание на Свяду боленских панов «за Берещицей речкой». Ему важно было обозначить разделительную черту между тогдашними Полоцким и Виленским поветами, а что находилось внутри, его мало интересовало.

ВНУТРИ ГОРНОГО ОВАЛА

Свядский застенок Веребки впервые письменно упомянут в акте купли-продажи Свядского имения, в 1720 году. Там он в латинской транскрипции - Wierebki. Кто в нем жил в XIX веке, после сооружения канала, расскажем далее, а пока отметим, что территория на редкость исключительная. В «приложении» к Веребкам, в их окрестностях, расположен необыкновенный уголок. Он сразу же за перевалом – за горной грядой, что соединяла две больших возвышенности: Лукомльскую и Свядскую. Гряда вытягивалась от каньона, куда «протиснулась» речка Береща и куда «затолкали» ветку канала, а обрывалась на Эссе, за которой лежала Свяда. А внутри горного овала образовался околоток, который можно уверенно назвать небывалым. Это творение природы. Там три необыкновенных точки – три горы, расположенных созвездием, и одна на самом берегу Берещи. Ее исследовали археологи и обнаружили следы 2000-летнего поселения. Окрестности окутаны тайной былинного содержания. Посмотрите, какие названия: Великий Бор, Великие Пожни, Курганистики! В пространстве между созвездием гор - Репище, где мои предки выращивали хлеб.

Учитывая городище, можно не сомневаться, что там тоже жили когда-то люди. И это видно по еще одному знаменательному признаку. На Великих Пожнях еще в советское время устраивались народные гуляния – фестивали. А на самой высокой точке горной террасы, в месте каньона, отмечалось Купалье – празднество в честь солнцестояния.

ДЕЛО ЖАБЫ

Возможно, что область городища «обвязывалась» когда-то притоком Эссы, образуя небольшое неприступное островное поселение. Помню в детстве, проходя на Плоскую Гору, мы преодолевали ручей, что вытекал из дремучей пущи по-соседству. Ее история закончилась делянкой, о чем будет рассказано в дальнейшем, как и о том, что она принесла местным жителям – крестьянам. Сейчас отмечу только факт из истории Жаб. Известно, что Тадеуш, чтобы получать отдачу за сплав леса, выпрямлял русло Эссы – еще в бытность полоцким воеводой. Возможно, что ответвление Эссы, что окаймляло Плоскую Гору, было устранено им. Перепрыгивая через ручей – «остатки» той ветви, мы пробирались к Плоской Горе, залезали на верхушки деревьев и рассматривали крыши свядских домов на Лукомльской возвышенности.

КОМБИНАЦИЯ КНЯГИНИ

Лукомляне доминировали в этом околотке, но с каких пор, неизвестно. Возможно, благодаря княгине Лукомской-Щидутской. Как сообщает белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич, она объединила две части Свядского поместья во второй половине XVI столетия. То был короткий, но знаменательный эпизод. После смерти жены Петковича, ее сестра Анна сконцентрировала в своих руках обе части ранее разделенного поместья. Анна и была той княгиней.

Одна из сторон Плоской горы крутой стеной нависала над руслом Берещи, делая городище важным сторожевым постом. А горный увал, что объединял две возвышенности, вытягивался к Рудне, еще одному свядскому поселению. На карте Борисовского повета за 1800 год территория в виде выступа - полуострова, окаймленного границами губерний: Белорусской и Витебской. На острие борисовского (минского) выступа - Плоская Гора. В документе за 1720 год Веребки с Рудней неразделенные - в одной связке. Только имена жителей разные. А на моей памяти – воспоминания веребских старожилов, когда застенковый род Шушкевичей имел погост в Рудне: такой же древний, как и весь околоток.

В инвентаре Свядского поместья за 1720 год перечислены поселения, но два из них неизвестны, определить, где они располагались ранее, пока невозможно. Лишь литерация одного из них – Вирембла, очень близка к слову «Веребки». Можно предположить, что он находился где-то поблизости – территория позволяла.

ПЛАКУЧИЕ ИВЫ - ВЕРБЫ

А вообще, в зоне выпрямительного канала были и другие поселения. Рассмотрим левобережье, где двести лет землями распоряжались богомолки. После создания канала они еще 40 лет сохраняли свое положение, но создание уездного центра (1805 год) было уже сигналом к свертыванию деятельности. Кто мог противостоять прагматическому напору, капиталистической волне, что накрыла край? Система с тем и создавалась, чтобы открыть простор капиталу.

Церковные Веребки можно увидеть на первой российской карте 1795 года. Они там с одной пропущенной буквой – то ли Вербна, то ли Вербка. Сознательно или нет, но слово в прямом смысле отвечало религиозной сущности. В переводе с польского wierebki - это «ивы», по-белорусски, «вербы». И это неспроста. Берег реки украшали плакучие деревья – они создавали неповторимую картину, нависая над глубокими речными омутами. Религиозная принадлежность удостоверяется данными из тарифного плана Лепельской парафии за 1775 год, где сказано, что монахиням - послушницам бернардинского монастыря, принадлежала весь Веребки, а в ней 4 дыма.

На той же карте показаны еще два селения - Дедница и Оконье. Они на одной линии с Веребками, что говорит о их приречной диспозиции. Оконье ближе к Береще, скорее всего, в истоке одноименной реки. «Оконье» можно идентифицировать по инвентарю Лепельского поместья за 1641 год. В документе того времени назывались две слободки – Оконнница и Береща, которыми обладали послушницы Святомихальского монастыря по завещанию бывшего канцлера Великого княжества Литовского. Сейчас их нет, и даже трудно представить, в каких местах конкретно располагались. Учитывая, что Веребки в том документе не фигурируют, то одна из слободок могла стать их предысторией. Некоторые фамилии слободчан близки к тем, что сейчас населяют левобережные Веребки. Оконяне и берещинцы могли переселиться на более высокое место – за Крутой Рог, пышнянское предгорье, куда не доставал новый уровень воды в связи со строительством системы.

КТО ВИЛ ВЕРЕВКИ?

В переводе с латинского и венгерского Wierebki - это «веревки». Казалось бы, никакого смысла в этом нет: какие веревки в отдаленной части Лепельского поместья, зачем? Однако будем реалистами. Зачем-то жителям края давалась «слобода», они освобождались от подымного сбора. Не зря же кто-то – то ли предшественник монахинь, то ли они сами дали поблажку крестьянам, там обитавшим. Значит, они могли там чем-то заниматься, что-то производить. Учитывая близость волока, а также путь, что вел туда по воде, можно предположить, что тамошние коренные жители вили для перетаскивания лодок нити - бечёвки. И это вполне реально. Если посмотреть, какой товар сплавлялся по Системе, то наряду с другими назывались пенька, конопля, лен. А это говорит о том, что выращивание этих культур было распространенным занятием поместных жителей, и не исключено, что веревочные изделия производились в Веребках. К тому же, канаты могли использоваться для сопровождения посудин бурлачным способом.

Устаревшее значение верёвки - вервь. Береща была невероятно извилистой рекой, я помню ее крутые виражи с глубокими воронками - водоворотами, которые мы в детстве называли «бучками», где было удобно купаться и ловить рыбу удочками. Их было много. И столь извивистый характер русла мог тоже предопределить название поселения.

ШКИРАНДО, КУРМЯЛИ И ГОСТИ ИЗ РИГИ

Система повлияла не только на картографию населенных мест. Обнаружилась связь с двумя концами водотока, с европейской идентичностью. Например, присматривать за шлюзами поселился Шкирандо, явно французского происхождения – специалист по сложной технике на канале. Его выписали из Европы. А в речном водоеме появились рыбки, которые заплывали из Западной Двины. Мы их называли «курмялями». Это из латышского лексикона: «kur mals», в общем, прибрежные небольшие рыбёшки. Они плавали стайками в чистой воде на мели.

Само собой разумеется, что край стал насыщаться торговой спецификой. Помню, как в советское время, когда система уже бездействовала, но шлюзы еще сохранялись, приплыли туристы – несколько человек в лодках. Они были из Риги. Вышли на берег, чтобы передохнуть. Спрашивали магазин, чтобы отовариться и плыть дальше.

Жабы приспосабливались к потребностям Системы, используя ее «навороты»: предлагая перечень прибрежных услуг.

(Продолжение следует).

На снимке: естественный ковер пред входом в Репище.


07.05/23