Известная под именем Ал. Алтаев

(к 150-летию писательницы)
Далеко не каждый в Пскове может ответить на вопрос, в честь кого названа в городе улица Александра Алтаева. А утверждение о том, что названа она в честь женщины, у некоторых вызывает недоумение. Правда, как-то раз одна девушка, узнав об этом,  воскликнула:
- Ой, я вспомнила! Была такая писательница - Александра Алтаева. Наверное, перепутали род, когда таблички делали.

Что ж, в одном девушка оказалась права: назвали улицу действительно в честь писательницы. Только настоящее её имя было Маргарита Владимировна Ямщикова (по мужу), которая появилась на свет 22/5декабря в Киеве в дворянской семье Рокотовых.  Но как писатель она была больше известна под псевдонимом - АЛЕКСАНДР АЛТАЕВ, а точнее - АЛ. АЛТАЕВ.

Помню, когда в детстве я узнала от мамы, что автором любимых мною адаптированных для детей  рассказов Ал. Алтаева о Чайковском, Бетховене, Рафаэле, Колумбе и многих других знаменитых людях была женщина, я была потрясена. Зачем она назвалась мужчиной, почему именно таким именем – эти вопросы не давали мне тогда покоя. Ещё почему-то мне хотелось узнать, был ли у неё муж и как он относился к тому, что у его жены мужская фамилия. Вот такие серьёзные и наивные мысли роились тогда в моей детской головке.

Потом я выросла, и судьба из далёкого Казахстана, где я провела детство и юность, привела меня на Псковскую землю, которую Маргарита Владимировна Ямщикова и её дочь  Людмила Ямщикова-Дмитриева  называли «родиной души».

И здесь из памяти вдруг «выпрыгнуло» моё детское желание узнать тайну псевдонима автора любимых в детстве книг, да и вообще узнать как можно больше о её жизни. В моём распоряжении были библиотеки Пскова, где об Ал.Алтаеве было море литературы, да и в Интернете к тому времени было полно необходимой информации.

Удовлетворила ли я своё любопытство, нашла ли исчерпывающие ответы на свои вопросы? В целом можно  ответить положительно. Но все материалы были  уж очень однотипны, как будто списаны друг с друга, а в воспоминаниях самой писательницы и её дочери очень скупые строчки и о выборе псевдонима, и о муже, чью фамилию носила Маргарита Владимировна по паспорту. Последний вопрос, о муже, меня стал интересовать всё больше   -   и это не было простым женским любопытством. Это  любопытство связано было, как ни странно это может показаться,  с дискуссиями относительно того, дОлжно ли женщине заниматься писательством -   а посему мне пришлось коснуться истории «женской литературы» в России. Возможно, в контексте этих рассуждений  удастся высветить некоторые ускользающие от нас моменты жизни и поступков Маргариты Рокотовой, а потом Маргариты Яищиковой, известной миру как Ал. Алтаев.

 Принято считать, что в России переломными для  вхождения «женской литературы» в общий литературный поток стали 1860-е годы и что стало это во многом благодаря  реформам  Александра II – ведь именно они   повлекли значительные культурные перемены в стране, а, стало быть, отразились и на  положении женщины  в литературной сфере. Наконец-то медленно, но бесповоротно женщины, посвятившие себя писательству, стали отвоёвывать себе место  в почти официально мужской до того времени русской литературе.

Успешным завершением этого процесса называют, обычно, конец 1880-х годов. И, словно знаменуя это важнейшее для русской литературы  явление, в 1889 году выходит монументальный  труд князя  Н.Н.Голицина – «Библиографический словарь ж;нщин-писательниц»,  который  даёт сведения о 1286 русских женщинах, писавших на русском и иностранных языках. Словарь этот удивителен. Он поражает осознанием того, как необыкновенно  талантливы и широко мыслящи были  русские женщины в России во все времена,  и  тем, как много их было! 

К сожалению,  Маргарита Ямщикова  не вошла в этот словарь, потому, что ещё была слишком молода на момент его  составления -  но именно в год выхода этого словаря, в 1889 году  она вошла в литературу! Совпадение, которое  теоретически могло бы  рассматриваться как знаменательное событие для пишущих женщин: Ура!  Вот оно, начало новой эпохи – эпохи  равноправия женщин и мужчин в литературе! 

Могло бы. Да вот незадача: семнадцатилетняя девушка публикует свой первый рассказ «Встреча Нового года» в журнале «Всемирная иллюстрация» под мужским  псевдонимом - АЛЕКСАНДР АЛТАЕВ, а проще - АЛ. АЛТАЕВ.

Увы, на исходе XIX века, женщинам всё ещё было гораздо труднее, чем мужчинам, утвердиться на  писательском поприще. Представление о том, что занятие   государственной, общественной и творческой деятельностью – привилегия мужчин, по-прежнему доминировало в русском обществе.  Вот и решила молодая писательница войти в литературу под мужским именем, взяв для себя  имя  героя повести  яркого писателя  Я.П. Полонского «Рассказ вдовы». Почему именно его? Биографы считают,  потому лишь,  что он благосклонно отнёсся к первым литературным трудам юной девушки. У меня на этот счёт другое мнение, но об этом  чуть позже.

Состоятельность подобного вхождения  в литературу  ранее уже доказала француженка Аврора Дюдеван,  опубликовав в 1832  году свой первый роман под мужским именем - Жорж Санд, с триумфом войдя с ним  в европейскую  литературу.  Помимо произведений, поднимающих проблему  женской эмансипации, французской романистке не чужды были  и сюжеты с ярко выраженным национально-освободительным пафосом – случай, назвать который прецедентным,  было бы опрометчиво даже  для французской литературы того времени.

Русскую писательницу также привлекали «мужские» темы. Массовые народные движения,  бурные исторические события занимали воображение Маргарита Владимировна Ямщиковой. Не потеряли своей значимости и исторической ценности такие её произведения, как «Вниз по Волге-реке», повествующее о народном движении под предводительством Степана Разина, и «Бунтари» -  о  восстании декабристов.  Не меньший интерес представляют также её работы, посвященные  выдающимся личностям мирового  искусства, среди которых М.И.Глинка, П.И.Чайковский, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микельанджело и многие другие – ведь никто иной  как   Маргарита Владимировна Ямщикова,  стояла у истоков серия «ЖЗЛ». Если коротко, то неоспоримая заслуга писательницы заключается прежде всего в популяризации ярких исторических событий и личностей.

Можно смело сказать, что Маргарита Ямщикова ломала всё ещё сильные стереотипы относительно несостоятельности женского писательства, как занятия «противного женскому естеству». Делала она это без какой-либо декларативности. Самой своей жизнью она  опровергла, например,  неожиданное высказывание раннего Белинского о том что, «…НИКОГДА ЖЕНЩИНА-АВТОР НЕ МОЖЕТ НИ ЛЮБИТЬ, НИ БЫТЬ ЖЕНОЮ И МАТЕРЬЮ».

Жена (правда, недолгое время, о чём я ещё буду говорить) и замечательная мать, она вошла в  литературу яркими талантливыми работами, браться за темы которых осмелился бы  не каждый писатель-мужчина.

Согласитесь, что для русской языковой традиции ассоциировать мужское имя и фамилию, имеющие орфографию с ярко выраженными родовыми признаками, с особой женского рода,  и говорить при этом о ней «она» более, чем чуждо: «Александр Алтаев БЫЛА хорошим писателем»! Так же странно говорить: «Александр Алтаев БЫЛ хорошим писателем», прекрасно зная, что вообще-то речь идёт о даме. В этом смысле Авроре Дюдеван повезло больше, поскольку отсутствие родовых окончаний во французском псевдониме «Жорж Санд» не порождает алогизма, вполне естественно вступая в грамматическое взаимодействие со словами, имеющими признаки как мужского, так и  женского рода:   «Жорж Санд БЫЛА хорошим писателем»!  Останавливаюсь на этом факте лишь потому, чтобы заметить, что принятие русской женщиной, желающей творить под псевдонимом,  мужского имени русскоязычного происхождения, не всегда, на мой взгляд, удобно чисто в узуальном плане.

Но это всего лишь формальный аспект вопроса. Важно совсем другое:
даже в выборе имени, которое  начинающая писательница взяла для своего псевдонима, чувствуется какой-то вызов вкусам и стереотипам общества.
Ведь Александр Алтаев из повести Я.П. Полонского был человеком, не вписывающимся в рамки прописной добродетели и нравственности. И его вовсе не занимало, как относится к его поступкам и высказываниям общество. При желании в нём можно было обнаружить (хоть и слабые) признаки и Евгения Онегина, и Печорина, и  бунтарских героев Байрона… А ещё он обладал талантом и широтой души.  Всё это не могла не разглядеть и не оценить пытливая читательница.

Но и это, на мой взгляд, не основная причина, в силу которой было выбрано это имя. Будучи ещё совсем юной и, наверняка, романтической  особой, Маргарита могла увидеть в герое повести тот идеал мужчины, который она смутно рисовала себе в своём воображении, увидеть глазами героини «Рассказа вдовы» Полонского, когда   Александр Алтаев  впервые предстал перед ней:

-  «В голосе гостя была какая-то дивно певучая струна, от которой всё лицо моё горело. Я почувствовала неловкость... мне и уйти хотелось и хотелось остаться. Все с жадностью слушали его, так говорил он умно, так был остёр и мил, бледное истомлённое лицо его казалось мне самым живым лицом из тысячи лиц, которые я видела, и улыбка у него была волшебная, и блеск его тёмных глаз казался таким золотым, таким добрым и ласковым! Он стал чаще ездить к нам, и я скоро с ним познакомилась. Сначала я дичилась. Мне казалось, что он смеётся надо мной. Думала, боже мой!  -  всё меня обманывает, всё - и его голос обманывает, и слово, и каждый взгляд!.. Я не только никого не любила, я даже не понимала романов, где описывались страсти; в доме шутя звали меня монашенкой, у меня была мечта в какой-нибудь пустыни кончить мою молодость. Как же это могло случиться, что я влюбилась». 

 Не даёт ли нам этот отрывок очень важное знание,  которое  мы не сможем почерпнуть ни из  одной статьи о Маргарите Рокотовой,  ни  из   её собственных книг и воспоминаний?  Не даёт ли он  ясное представление о чистоте и мечтательности юной писательницы,  чем-то  сродни образу Татьяны Лариной, о  её внутренних переживаниях, о тонкой душевной организации девушки, вступающей на трудную для женщины тропу писательства,  и избравшей  себе для  этого имя  героя, столь близкого по внутренним ощущениям  ей самой?  И найдёт ли она свой идеал  мужчины в реальной жизни?

Я уже упомянула, что замужем Маргарита Владимировна  была недолгое время  - факт, который в данном конкретном  случае может, с одной стороны, подтвердить бытовавшее мнение, что женщина-писательница не может в принципе быть женой, а, с другой, -  отсталость,  патриархальность представлений  мужчин о женщине как жене и личности.   

Думаю, не открою Америку, если скажу сейчас одну ужасную вещь: женщина-писатель не самое лучшее явление в семье. Одна моя знакомая писательница говорила:
- Они (муж и другие домочадцы) всегда чувствуют, что мысленно я не с ними, хотя и стараюсь не показывать это.

И это действительно так – ведь писатель не хозяин своего мозга, он не может контролировать поток мыслей, слов, сюжетов, которые, как муравьи, переполняют его голову почти всегда! К тому же они требуют выхода, осмысления, а это значит – часы за писательским столом!  Какой муж выдержит это! Если только он сам писатель… 
Но  Бог даёт писательский талант и мужчинам и женщинам, а, значит,  семья должна принимать это с пониманием в обоих случаях.

Замуж Маргарита Рокотова вышла в Петербурге, куда семья перебралась из Пскова, где её отец В.Д.Рокотов  – театральный деятель и артист, руководил театральной любительской труппой в сезон с 1885 по 1886 годы.  Там девушка какое-то время обучалась  на педагогических курсах Фребеля, общалась со студенческой молодёжью и, конечно,  продолжала писать. В 1892 она  вышла замуж за студента Лесного (Горного) института А.Ямщикова.
 А вот уже в лето 1895 года, в её первый приезд  на Гдовщину (ныне Плюсский район Псковской области), где она снимала  дачу,  Маргарита Ямщикова приезжает без мужа, с двухлетней дочкой «Люлей». Мужа она оставила, или, как пишут некоторые источники, сбежала от него.
Подробностей об этом разрыве в биографических материалах мне не удалось отыскать. Неужели семья не выдержала испытания «женским писательством»? Ведь основания для этого были.  Достаточно сослаться на воспоминание Людмилы Ямщиковой-Дмитриевой,  дочери писательницы, о своей матери: «Характер этот был страстный, экспансивный, захватывающий писательницу всю без остатка, почти не оставляющий ей времени на семью, на быт, на широкое общение с людьми».

Но вот в книге Ал. Алтаева «Гдовщина. Забытый угол» в главе «А зачем паспорт?», описывающей события первого пребывания писательницы в селе Лосицы, а затем и в поместье Лог, читаем: «Может быть, здесь и не требовалось, действительно, паспортов. Но меня было совсем особое положение. Настоящего паспорта я не имела, так как разошлась с мужем. А он не  дал согласия на выдачу мне отдельного вида на жительство, требуя к себе «по этапу» в Польшу, где служил в лесничестве.  Я хлопотала  о выдаче паспорта помимо него. И, пока дело ещё не разобрали власти, жила по полицейским отсрочкам, возобновлять к4оторые приходилось каждые три месяца, заново прописывая там, куда я приезжала».

 Показательно, что в  этот период жизни Ямщикова испытывала острейшую нужду, занимаясь «ручной перепиской у частных лиц»,  и  только «в промежутках между работой писать своё». Но и это не заставило её вернуться к мужу.

Вот вам и ответ на вопрос не только об отношении мужа к жене, но и унизительной узаконенной в то время зависимости женщины от мужчины. Так что  тезис о существовавшей  десятилетия проблеме  женского неравноправия в мире «мужской» литературы, уже перестаёт казаться  для кого-то надуманной.
 
Интересно, что, когда я спросила Татьяну Николаевну Степанову, заведующую Литературно-мемориальным домом-музеем Ал.Алтаева в усадьбе Лог, которая, без преувеличения,  знает всё об этом месте и его обитателях во все времена, известны ли какие-то подробности о причине расставания  Маргариты Владимировны с мужем, она лишь подтвердила, что писательница практически не писала об этом. В то же время, по словам Татьяны Николаевны, существовал какой-то неблаговидный поступок Ямщикова по отношению к жене, который писательница могла расценивать как предательство.  Кстати, в статьях о  жизни Маргариты Ямщиковой  я встречала  упоминания о том, что муж  не желал, чтобы жена занималась таким делом, как сочинительство.
 
Вот так я попыталась найти ответы на свои детские вопросы о замечательной писательнице Маргарите Ямщиковой, которая  завоёвывала  место в литературе под мужским именем, которая и в семейной жизни сохранила достоинство и воспитала прекрасную дочь, актрису и писательницу, часто работавшую с матерью в соавторстве  и тоже вошедшую в литературу под мужским именем Арт. Феличе – героем любимого романа Войнич «Овод». Интересно, что англичанка Лилиан Войнич тоже одарила своим присутствием Псковскую землю. Но это уже другая история.

А я безмерно благодарна судьбе, которая на исходе лета в 2020 году привела меня  в деревню  Лог, усадьбу,  в которой с 1895 года бывала и подолгу находилась Маргарита Владимировна,  где в 1926 году она приобрела барский флигель в свою собственность и где, приезжая из  Москвы, жила и  писала свои произведения. Жаль, что флигелёк теперь в частной собственности, и видеть его можно только через калитку, сквозь прутья которой лаем встречают любопытных туристов   две забавные крошечные собачки,  как бы  предупреждая о частных владениях.  Но стоит барский дом, в котором есть рабочий стол Маргариты Владимировны и много-много вещей – свидетелей её жизни здесь. Есть хозяйка дома-музея Татьяна Николаевна Степанова, слушать и знать которую  тоже большое благо. 

Как память о том поистине литературном месте, у меня есть теперь уникальная книга Ал. Алтаева «Гдовщина. Забытый угол» с дарственной надписью  Татьяны Николаевны, приложившей большие усилия, в том числе,  работой  над рукописями писательницы, чтобы эта книга воспоминаний увидела свет в 2020 году. Считаю эту книгу бесценным достоянием Псковской земли ещё и потому, что вступительная статья к ней написана Валентином Яковлевичем Курбатовым, который «исходил эти места в пору, когда создавался музей Ал.Алтаева».

Боже, как прекрасны эти места! Как не понять Маргариту Владимировну, прикипевшую когда-то к ним!  И  хочется  вновь и вновь   цитировать  слова  писательницы из её воспоминаний о Пскове: «Отец - пскович, значит и я псковитянка, недаром же меня так манит к этим старым мшистым стенам, к гулким колоколам. Не Новочеркасск, где я провела детство, не могучая Волга, даже не прекрасный Киев, где я родилась, - не моя родина, нет: моя настоящая родина, родина души - на севере, в старой Псковщине...».