сторож начало

Маленький росточек выкарабкивался из-под земли, похожий на зеленый всход травинки.
Наверно Он знал, что так и будет.
Всегда и отныне.
Сначала пойдет семя, посаженное в плодородную эдемскую почву, потом из него получится росток, стебель, куст, дальше дерево.
— Подойди сюда, — сказал Он.— Этот росток нуждается в пригляде, за ним нужно смотреть, чтобы он вырос. Но только  не очень много…
— Да отец, это золотая середина, так ее называют те, разумные существа, которыми мы населили тот осколочек Космоса…
— Именно. Ни больше, ни меньше.
— Но что это за росток?
— Эх, несмышленыш, хотя ты ещё слишком мал, чтобы понять мой замысел.
Я сотворил всё, но им чего-то всегда не хватает. Тогда, мне пришлось выдумать это…
— И что это такое?
— Это называется Боль, сын. Оно питается от тех существ, той субстанцией, называемой болью. За этим росточком нужно приглядывать. Ты хочешь стать Стражем?
— Да отец, понял, теперь это моя миссия, быть сторожем при Ней.
*
Планета Земля.
Удар лапы динозавра едва не примял, проклюнувшийся росточек, похожий на травинку, среди всех трав, а в основном папоротников.
Но он не был похож на обычную траву.
Серебристое  навершие растения издавало едва уловимый свист, от переполняемой энергии, требующий продолжение роста.
Проходили миллионы лет, то растение превратилось в… тоже в растение, только сродни металлическому никелированному шесту, как громоотвод.
А кроманьонец уже сменил питекантропа.
Идут тысячелетия: падение Римской Империи, восстание Спартака, Христа повесили на кресте, Византия, и снова идут века.
Шест вырос в башню, но ее никто не замечал, она научилась прятаться и делаться невидимой для всех.
Неорганика, питающаяся субстанцией, земных существ, — оно могло сделать и не такое.
Вполне себе обычное чудо, для разумной неорганики, титан, никель, кобальт и немного других примесей  с пластиком микросхем, составляющим основу искусственного интеллекта.
Башня научилась думать.
Теперь ей не хватало силы и мощи, чтобы развернуться, как следует.
Выход был найден, те разумные существа, сначала строили антенны, затем сооружения.
И затем появились вышки сотовой связи, которые выросли как грибы после хорошего дождя, поэтому давали ей дополнительную энергию для роста и существования.
— Сторожа, сторожа, — скрипела зубами она, хотя у ней не было зубов и скрипели лишь металлические сопряжение на великанском ростке.
— ****ые Сторожа…— усмехнулась Она, башня..
Сочленения вновь издали звук похожий на смех фальцетом.
Такой тоненький и протяжный, когда кто-то проводит когтями по стеклу.
Противный, задевающий за душу, аж до нервов.
Особенно ей не давал покоя, один малюсенький человечек, в одном маленьком детском садике. И он там работал простым сторожем, но не совсем это было так.
***
— Ты кто?— раздался голос откуда-то резко сбоку.
Он обернулся, тому, кто спрашивал.
Стал говорить, торопливо и сбиваясь на каждом слове, словно этому мешала сглотнуть вдруг ни откуда-то появившаяся слюна в рту;
— Я по объявлению, я звонил начальнику, насчет вакансии сторожа.
Он в курсе, должен быть…
Валентин, Валя, или «валек» или более обидным прозвищем Валенок, так его называли друганы по школе и ПТУ, решил срубить деньги по-легкому, увидев объявление,  о приёме на работу, в одном известном сайте.
Он позвонил, там ответил приятный мужской голос, баритон 0,2.
Отметил Валя и согласился прийти в указанное место.
Да, и он пришёл, ведь ему нужны деньги и работа.
Стоял день, они договорились на встречу после 2-ух часов, после обеда.
Но едва Валя зашел на территорию производственной базы, а по совместительству магазином, нет большим супермаркетом, где продавались лишь автозапчасти для всех марок и машин, его напряг шум, грохот, суета.
А ешё больше его напряг пес, породы крупной овчарки, запертой в огромной клетке, размером с небольшую комнату.
Только завидев Валю, пес залаял, щеря огромные клыки.
— да пошел ты, ****ая псина.. тебя , что не кормят здесь?
Валек, отыскал офис, спросив местного работягу, где ему найти начальство.
А оно, было так себе, никакого вип зала, никакого кабинета, ничего.
Иди туда, иди сюда, оставь свои данные здесь.
Он и оставил.
Одна девушка, точнее женщина, там выпытала данные,
пыталась задавать вопросы о его прошлой жизни.
А он честно ответил, что не помнит.
— Угум, а что вы помните?
— Нормально всё помню, у меня и справка есть, я не больной, я проходил медкомиссию…
— А что же вы не помните тогда это, —  вы писаетесь в штаны?
— Да пошли вы!
— Мы перезвоним вам…
Валёк забрал свои документы и вышел сначала из офиса, потом из магазина.
Для него это был день, а потом наступила тьма, похожая на ночь.
— Ты сторож?
— Я не сторож, я только хотел устроиться… а меня не взяли..
— Да не ссы, не взяли здесь, возьмут в другом месте.
— Слышь, паря, а ты чего Зевса пужнулься? Может ты тот самый Сторож?
— Да не строж я…. А ааа а …..
Разнеслось по округе, далеким рычанием и писком от боли.
Уже наставшим днем, Зевс, так звали эту овчарку, мирно полеживал.
Положив собачью голову на лапы и смежив веки.
Его ждали в миске две аппетитные косточки….
***
У Валька в то время имелись кореша с одного двора, два неразлучных приятеля, оставшихся ещё со школы: Витька Жмыхов, и Мухамадеев, по кличке Муха, — невысокий, юркий, человечек, с бегающими глазками.
Недалёкий Валентин Витьку уважал за силу, за высокий  рост, а Муху за кипучую энергию.
Жажда приключений, разной полу криминальной движухи,  не давали ему усидеть на одном месте. А в тот раз Муха предложил приятелям сходить на одно плёвое дело, дабы подзаработать на красивую жизнь
Дело, по его убеждающим словам, было совершенно простым, ничем ни грозило в последствии: залезть в частный дом, отыскать сейф, по возможности взломать на месте, если нет, то утащить его с собой, потом где-нибудь в темном уголке, вскрыть сейф с помощью каких-нибудь подручных инструментов.
— А что в сейфе?— спросил Валёк.
— Да ясен-красен, не туфта лежит в нём, — презрительно сплюнул Муха. — А по-любому золотишко, алмазы-брильянты, ну или бабосики.
— А охрана, видеокамеры там, сигнализация? — встрял Витька.
— Да ничего в доме нет, пацаны! Даже собаки нет в огороде, инфа сотка! Забор только высокий, но можно что-нибудь придумать. Так идём?!
— Чё-то стремно… не, я пас, — заявил с сомнением Валентин. — Тут что-то не сходится.
Да я ещё на работу собрался устроиться.
— И кем же?
— Да сторожем пойду.
— Ну-ну, вали, Валенок ты и есть Валенок.
— Да и пойду! — обиделся Валентин на приятелей, и, хлопнув дверью, вышел из подъезда.
— А ты, тоже зассал?! — взвился на Витька Муха.
— Да не, мне бабки нужны, я в теме. Чё, когда выдвигаемся?
— Вот это я понимаю настоящий друган! Готовься на завтра братан. А потом мы станем реальными богачами…
На следующий день, когда наступил вечер, парочка заранее подготовленных приятелей к далёкой прогулки, встретилась на автобусной остановке.
Немного постояв, они залезли в нужный автобус.
Маршрут автобуса пролегал к окраине города, где был расположен посёлок из частных домов. Далее они, не стали вызывать такси, а чтобы сэкономить наличку, пешком добирались до условленного места.
Сильно стемнело, в ближней лесопосадке где-то глухо каркало воронье.
— Да не ссы, —  возбужденно шептал  на ухо приятелю Муха, его рука в хозяйственной хлопчато-прорезиненной перчатке, сжимала остро наточенную стальную монтировку.
— Замки на дверях, там ерунда. В крайняк через окно влезем и так же уйдём.
Понял братан схему? Вообщем действуем по плану.
— Окей. Долго ещё тут лежать? А то чета яйца начинают морозиться.
Они лёжа пока прятались за небольшими сугробами, наблюдая за выбранным домом и безлюдной обстановкой вокруг него.
— Не спеши, не спеши, подождём малёхо. Лучше перебздеть, чем недобздеть — бормотал Муха, озабоченно вглядываясь в темноту ночи.
— Ну всё, вроде чисто, хозяин этой халупы, счас на работе. Так что, всё чики-пуки.
— Ладно, погнали по-тихому…
Муха первым подобрался к забору из профнастила.
Щелей в нем не оказалось, тогда Муха снял шапку, стал напряжённо прислушиваться.
Тяжело ступая к нему подошла плотная фигура Витька.
Всё тихо.
— Погнали! — запел Муха по-мушиному, когда муха примеривается сесть в одно в определенное место.
Закинули лестницу через забор.
Муха лез первым, Витек вторым.
Дверь, окна,..
Муха торкнул дверь, она оказалась не запертой.
— Входим…,—  сипел Муха.
Витек вошел следом за ним.
— Ищи сейф, свет не включай….
— Да бля, понял, достал уже сука поучениями!
— Иди туда — иди сюда, да бля, достало уже,, — ворчал в полголоса Витек.
— Да что ты шаришься как слепой, иди на наверх, второй этаж обыщи.
— Да темно как в жопе у негра..,
— Зажги свечу, или че там, фонарик на телефоне,
— Ага, откуда нахуй, были бы спички, я б костер развел.
— Витя, иди наверх, там походу сейф. Внизу чисто.
Дом был двухэтажный; на первом этаже: кухня, прихожая, зала, гостиная, коридоры, ванная, сортир, унитаз, смесители, — как положено.
Только все было сделано из металла и пластика.
Ни деревянных изделий, ни тканевых потолков, ничего.
Металл и пластик.
Муха, метался как муха по первому этажу, не теряя времени, словно ту него было восемь глаз как настоящей мухи.
У него в руках был фонарик, небольшая динамо-машина, когда нажимаешь на кнопку, она издает жужжание и небольшой свет вроде фонарика.
— Ну ты скоро??
— Да бля…
Витек промахнулся со ступенькой, на винтовой лестнице, поэтому кубарем покатился вниз…
— Кажись, я ногу сломал, — прохрипел Витек.
— Да бля, бля ,бля  что делать???!! — прыгал вокруг него испуганный Муха.
— Валить надо отсюда…
— Понял, понял братан.
— Давай сюда, вот так, оботрись на меня, и пойдем потихонечку….
Приятели вышли из дома, едва прикрыв дверь, один кряхтел от боли, другой от тяжести своего друга. Едва волочась по снегу, их следы оставляли странный трехпалый след.
— Я больше не могу.
— Я тоже, не могу
— Мне ****ец,
— Да не ссы, счас прооперируем, и всё чики-пуки.
Муха достал складной ножичек, стал резать заиндевевшую штанину Витька, где была сломана нога.
Выпирала кость, лилась кровь, застывая на снегу багряными каплями.
— Мне ****ец, походу задета артерия, или вена, — оценил ситуацию Витек.
Он служил в армии, бывал на войне.
Немного разбирался в таких вещах, когда на учениях санинструктор вдалбливает и вдалбливает, раз за разом азы полевой медицины в головушки таких недотёп.
— Не ссы, не ссы,,. — Муха стал обтирать кровавую ногу снегом.
— Да хули ты творишь???!! Скорою вызывай бля! — заорал Витек не сдерживаясь.
Муха достал телефон, стал набирать номер 122, но гудок стих умолк после дозвона.
— Твою мать, батарейка сдохла..
— Муха я сдыхаю, придумай что –нибудь..
— Тихо братан, тихо, я думаю….
К дому в тот момент подъехал внедорожник.
Из него вышел мужчина, прошел к забору, где калитка, — вошел внутрь двора.
Через минуту в доме уютно зажегся свет люминесцентных ламп..
— Слышь, слышь, надо вернуться, тот хозяин лох, он ничего не поймет.
— Лады…
Муха сграбастал долговязого Витька, под мышки, потащил  к дому.
Калитка в заборе оказалась открытой, Витька хрипел от боли и истекал кровью.
Муха тащил друга по крыльцу к двери.
Она распахнулась.
В проеме стоял человек: темный и очень черный.
Могло показаться что это из-за черных волос, одежды,  или этому способствовала игра света и тени.
Муха удивился, но немного, когда незнакомец широким жестом распахнул дверь  и молча пригласил внутрь своей прихожей.
— Мы войдём? Да? да?  мы туристы, мы рыбаки. Вот, заблудились немного.
— Выпили, то-се, а друган ногу сломал, — бормотал Муха сбивчиво, объясняя ситуацию незнакомцу, подволакивая Витька к диванчику, который стоял в прихожей.
— Больно?
Это было первое слово, и вопрос, который произнес флегматичный неулыбчивый незнакомец.
— Да бля, ещё как, — пробормотал Витек, шипя сквозь стиснутые зубы.
Черный показал рукой внутрь освещённой гостиной, Муха без слов его понял.
Туда, так туда. Только Витек стонет, но ничего потерпит малость.
Сейчас они вызовут «скорую», МЧС, или что там еще придумано для спасения людей.
Черный ушел, «черный», так его стал называть Муха про себя, он вскоре вернулся.
У него была сумка, или ящичек, похожий на аптечку.
Шприц, ампула, укол в плечо.,,— Витек прорвался в недолгий сон.
Через некоторое время он очнулся.
Ничего не болело, он удивился, хотя чему тут удивляться: болело, так болело.
А сейчас нет.
Витек пошевелился, понял, что нога не болит, а на локтевом суставе, чуть поверх него, надет странный манжет, с огоньками.
Манжет обычный, тот которым ешё медсестры давления меряют.
Огоньки на манжете мерцали.
— Да мы это, я же говорю, рыбаки…,— послышался голос Мухи.
Витек встал и пошел на голос. Они оба сидели на кухне, незнакомец, и Муха.
— О, очухался. Так может мы пойдем, а?
Черный кивнул отрицательно.
— Довезу вас до остановки..
— О, ништяк! — обрадовался Муха.
Дальнейшие события Витька очень плохо помнил.
Не отчетливо, как в бреду, или как при хорошей пьянке.
Помнил как они ехали в теплой машине, потом вроде как ехали в автобусе.
Он приехал до места назначения, там на остановке, Витек вышел из него.
Мухи не было видно.
— Муха! Муха ты где??!
Заорал Витек и полез обратно в автобус, проверять пассажиров и выходящих из него.
Но его друга не оказалось в нем.
Люди оборачивались и показывали пальцами, или смеясь говорили: мол, перепил ты паря.
Нет здесь мухи. Особенно в зимнее время. Здесь таких нет.
— Ааа!!! —  заорал Витька, выпрыгнул из автобуса и бросился бежать к своему дому, к своей квартире.
Уже понимая, что это мало что значит для спасения.
В уголках его разума послышался вой собаки.
Очень большой и очень громадной.
Которая означала всепожирающую боль.
Вой был далекий, но приближался.
Витек зажал голову руками, чтобы его не слышать.
— А Вы кто? —  тогда спросил Витя в машине в забытьи.
— Тахо…, — ответил черный человек, со смуглым лицом похожий на неприятного старого мексиканца…
Его глаза насмешливо блеснули, скрытые за оправой черных солнцезащитных  очков.
Но Витек был готов поклясться, что так и было.
Чертов мексикашка, или латинос, хрен их разберёшь, только откуда им взяться в  зимней России, — улыбался.
Он улыбался, как умеют только они: оскалив крупные, чуть желтоватые зубы, приподняв щёку, а ровная щеточка аккуратно подстриженных усиков исказилась дугой на одной половине непроницаемого лица.
Но его улыбка означила ничего хорошего.
Так умеют улыбаться либо мертвяки, либо….
Витек не успел додумать, — оглушающий вой настиг его.

****
Бессмертие не означает жизнь.
Если человека никогда не называли идиотом, значит он неверующий.
А если называли, то выходит он верующий. Странно…
****
В начале марта, тот воскресный день выдался пасмурным, но не морозным, потому что в воздухе висела невесомая дымка, похожая на кисейный туман, а цветом на разбавленное молоко.
Хотя по всем прогнозам погоды, он вскоре был должен прекратиться, это легко проверялось при регулярных хождениях за дверь.
За окном, к которому иногда подходил, поэтому поглядывал в него, с деловитым рычанием черно-желтая снегоуборочная машина с включенными маячками сгоняла сугробы стаявшего снега, с тротуаров, в одну кучу, размером с небольшую гору.
Можно было смотреть на эту гору, скатанную из грязного снега, на безупречную работу машины, или озирать всё это одним взглядом, с видом настоящего знатока.
При этом думать о всяком таком, что приходит в голову человека в состоянии безмолвного созерцания: например об окружающей природе, или о круговороте в жизни, когда на смену суровой зиме, вдруг возникает долгожданная весна.
Но меня в данное время интересовали другие вопросы, я размышлял над «теорией яиц».
Для тех, кто не знает, могу кратко напомнить: «теория яиц», заключается в следующем; все люди, в той или иной степени, независимо от пола, обладают яйцами.
Они держат друг за друга за них, если кому-нибудь становиться отчего-то больно, то он, в ответ начинает сжимать яйца другого человека, так происходит по всей цепочке.
Пока по Вселенной не прокатится многоголосный вой невыносимой боли, от страдания всеобщего человечества, а потом наступит Апокалипсис «пипеца».
Ну то есть всего на свете; жизни, планете, растениям, животным, и так далее.
Мрачно, зато надежно, как связано с другой народной мудростью, —  с «теорией семи рукопожопий».
Она наверно похожа на сказочную историю, как и «теория семи чудес света», а есть ещё «теория семи струн», но это не то. Совсем не то.
Или вот ещё: люди на сцену выходят, зачем?..
А люди, которые толпятся возле сцены, зачем они тогда?..
Вообще-то в человеческом мире существует множество занимательных теорий, вроде той, когда бутерброд неизменно падает вниз маслом.
Хотя, тут, немного, подзабыл упомянуть о себе, кто я такой, чтобы рассуждать о пространных материях, — я сторож.
То есть не в этом смысле, а в том.
Или какая разница?... Наверно я одинок. Или что-то ещё? Возможно.
Перефразируя Бернарда Шоу: —  2 % людей думают, 3 % думают, что они думают, а в итоге 95 % подавляющее большинство автосинхронизируются под тех, кто думает, что они думают.
Социологам хорошо известно такое явление, автосинхронизация в обществе.
Хотя 2%, не лучшее предпочтение, это состояние между дегенератом и полным идиотом, про которых можно сказать умные, а можно просто сказать гении, но впоследствии  у них наступает одиночество, даже среди своих единомышленников.
Понять это сложно, а научить как-то бесполезно.
Поэтому работаю обычным ночным сторожем в одном здании, которое также охраняю, мне при этом ещё платят зарплату.
Для всех этот воскресный день является выходным, а для меня рабочей сменой.
Снегоуборщик тоже я впустил через въездные ворота, чтобы он спокойно убирал снег, пока никого нет на территории. Это было час назад.
Когда он закончит чистить дороги, то выйду на обход, затем закрою за ним ворота на замки.
Мне нравилось подходить к окнам, то к одному, то к другому, особенно в ночное время, затем подолгу стоя возле них рассматривать, что твориться за окнами.
Нравилось делать обходы территории согласно графику, когда идешь вокруг садика, неосознанно подмечаешь, что всё это — остаётся на месте, никуда не пропадает.
Подломленная веточка на ели, рядом упавшая шишка, дощатая веранда, заметенный снегом кустик какого-то кустарника, отпечаток моего следа, водосточная труба на стене, лестницы с перилами, струны натянутых проводов, и многие другие мелочи, которые лишь на первый взгляд только кажутся пустяками.
А сквозь  разные окна, через которые присматривал за дворовой территорией, виднелся со всех сторон жилой массив, окружавший детский сад.
Вырисовывались игровые площадки с песочницами, закрепленные за определённой группой, на которых днями носились стайками дети.
В летние месяцы, с  непарадной стороны и с торцов, высились по периметру деревья берёз с гнёздами ворон и грачей, стволы рябин с красноватыми ягодами.
А со стороны фасада вымахали во весь рост липы с липовыми цветками,  пирамидами тополя с тополиным пухом, ели с пахучими шишками, они стояли разодетыми всегда одном синевато-зелёном наряде.
В цветниках, по длине бетонных бордюров, высажены цветы, распространявшие тягучий опьяняющий аромат красивой и молодой жизни.
С наступлением зимы было всё также, но со снежным слоем, без травы, без листьев, без цветов. Да клинья грачей с перелётными птицами улетали на юг, где им жилось в теплом климате. Но весной они снова прилетают именно сюда, в этот родной садик для них, наполняя его веселым гвалтом, словно малые детишки. Они снова будут обживать гнезда на березах, дружной семьёй заводить птенцов, а когда малышня вылупится и подрастёт, учить их летать, добывать пищу. Вообщем становиться взрослыми, как они сами.
Видимо это место, для птиц, стало тоже их детским садиком.
По ночам уютно светились окна жилых домов, в них, за просвечивающими шторами и занавесками, существовала своя жизнь, во тьме двора раздавалось карканье встревоженных ворон, а свет фонарей и фар машин отражался в асфальте.
Днем становилась та же самая обстановка, только с прибавлением в городском пейзаже двигающихся людей, которые проходили то медленно, то спеша, мимо садика по пешеходным дорожкам по разным делам.
Организация, где устроен и числюсь по налоговым взносам, официально по всем документам называется,— МАДОУ Д/С № 27.
А по-простому, это детский сад, под названием «Надежда», расположенный в одном из микрорайонов нашего города.
Сторожем, как понимаете, был не всегда.
Такой шанс выпал мне один из…
В общем не стоит говорить из «сколько».
В образе сторожа, я как влитой из мрамора, только немного ожившего: возраст за 50 лет, угрюмый, молчаливый, неразговорчивый.
На всякие вопросы отвечаю: да, или нет.
Персонал детсада, с кем общаюсь постоянно, не знает кто я.
Заведующая  садика, модно одетая, молодая стройная женщина лет тридцати с чем-то, — Надежда Александровна, видимо в честь её назван так этот  детсад, которая меня принимала на работу в качестве ночного сторожа, через ГОРОНО, медкомиссию, проверки на «уголовки», наркотики, и всё такое прочее, даже не подозревала, кто я, на самом деле.
А кто тогда, под табельным номером «9951»? Как объяснить.
Мое нынешнее рождение, или воплощение, кому как нравиться, оно состоялось в этом городе. Жил, гулял, веселился по всему свету, — пока оно не пригнала меня сейчас в родной город.
А потом заставило устроиться обыкновенным сторожем.
В детский садик, в который ходил, в моём детстве.
В Союзе строили прочно и навечно, поэтому он сохранился до сегодняшнего дня.
Здесь почти ничего не изменилось, это ощутил сразу, как очутился в нём: невысокий подкосившийся от времени забор из сетки рабицы, детские площадки с травкой, уцелевшие песочницы, старенькие веранды, их крыши покрыты шифером, скрипучие весовые качельки, лесенки-лазилки, турнички…
Конечно, всё это регулярно красилось и ремонтировалось, но оставалось таким же.
Правда, здорово выросли деревья.
Я помню: при мне они были высотой примерно как вишнёвое деревце.
Что ещё; крышу садика, поменяли на металлический профнастил, синего цвета.
В помещениях сделали ремонты, заменили всю сантехнику с трубами, поставили пластиковые окна с жалюзями, обновили паркет, кафель, обстановку, мебель, кроватки, матрасики, парты, стулья…
Кстати сейчас стулья сделаны так, что их можно регулировать по росту ножек.
Но это ничего не меняло, в основном: дух садика оставался прежним.
Моё чувство как можно сравнить, будто надеваешь старое ношеное пальто, лежавшее в шкафу много времени без дела. Оно вышло из моды, кое-где нашиты заплатки.
Хотя всё равно, пальто такое же узнаваемое и привычное, жмет в плечах, где-то в талии, но вполне ещё пригодно для обыденной носки.
Да какая ирония происходящего в жизни; в садике, из которого вышел в шесть годков, вернулся в него снова, через сорок с чем-то, лет.
Именно в этот садик, где когда-то рос, возле бабушки и мамы.
С деловитыми молоденькими нянечками, которые вытирали мне попку после горшка со сделанными делами, со строгими  тетями воспитательницами, которые учили азбуке.
Дневной сон после обеда, общий туалет, прогулки, занятия.
Завтрак, обед, полдник. Одевания, раздевания.
Утром прощания с родителями, вечером встреча.
Теперь мне это не грозило: тех нянечек, воспитательниц, которые видели меня голеньким и маленьким, с грязной задницей, наверно уже давно нет на свете.
Абсурд, если это рассудить со здравой логикой, ибо человек не может возвратиться в одну в реку, но это так: я работаю сторожем в детсаду, где рос с трех лет.
Где тут Кастанеда с байками про тольпеков, где иудейские волхвы?
Не знаете? Я тоже.
Их здесь нет, и не бывало.
Есть только детский садик, моя работа ночным сторожем, и я.
Работа сторожа заключалась, по словам Надежды Александровны, и по нормативным документам, которые подписывал, не глядя на них, а в разрез блузки, а за ней скрывались весьма аппетитные.. — обход территории в ночное время каждые два часа, обход помещений садика, проверка подвалов, включение-выключение общего освещения.
Утром открывание калиток и ворот, для проезда машин с продуктами в пищеблок.
Ведения журналов «сдал-принял», глядения в мониторы видеонаблюдения за обстановкой, закрытия окон и дверей, перекрывания кранов, смесителей, датчиков, счетчиков и так далее, и так далее.
Кроме того, по мере необходимости: помогать дворнику в уборке снега, мусора, расчистки дорожек, поливать цветы, копать землю под  грядки и цветники, принимать участие в субботниках, в ремонтах.
Конечно, это понятно, это работа.
Хотя и абсурд происшедший в моей жизни.
Но мне было по барабану, не это выходило главным занятием.
Я был поставлен Сторожем, приглядывать за всеми, наверно так суждено.
Вот моя настоящая работа.
Пишу записки и тексты, время от времени, когда стал ночным сторожем.
При чем здесь они? Ведь книги — самая лучшая забава, нарочно придуманная, чтобы скрыто издеваться над людьми.
Вместо пишущей машинки, набиваю слова на стареньком ноутбуке, который принёс в садик из дома. У него вышли все сроки работоспособности, поэтому он часто ломается.
Но через некоторое время, он, каким-то образом сам по себе чинится, оживает, снова начинает сносно функционировать.
Когда в садике никого не остаётся, заняться нечем, то на ум приходят всякие мысли, которые мне почему-то кажется необходимым делом записать их черным по-белому.
Кроме того, помните «теорию яиц».
К примеру: пишу карандашом на огрызке листочка: «да пребудешь ты, «имярек», здравый, дойдёшь до дому», — и всё, человечек, жив-здоров.
Ни кирпич на голову не упадет, хотя в нашей жизни надо говорить «сосулька с крыши», ни машина не собьет, ногу не сломает, хулиганье не пристанет, в магазине на кассе не обманут. Ничего не случится, вообще.
Он придет домой, будет кушать, смотреть телевизор, ночью спать.
Поэтому этот довольный всем человек не станет сжимать яйца другому человеку.
Ибо он в порядке, как вроде бы, счастлив, по-своему.
Какие именно слова? Не знаю, всякую бессмысленную белиберду, точнее отсебятину, что приходит на ум, оно получается каждый раз по-разному.
Это словно выражение странных мыслеобразов, сродни построению игральных карт, из «хроник принцев Амбера».
Или, к примеру, у одной певички есть песенка, в ней слова про «джагу».
Немало копий сломано, когда слушатели выясняли смысл этого слова.
Хотя не сильно важно значение слов, главное, что в них закладывается их создателем.
Некоторые скажут, что такого не может быть в принципе.
Но с некоторых пор не верю в серую реальность, которая слишком состыковывается с грубой жизнью, во всех ее проявлениях.
Чтобы в ней иногда не находилось место, для кое-чего другого, той же мечте, или для страшной сказки со счастливым концом однажды рассказанной ночью.
Это становиться в первую очередь магией слова, а потом реальной жизнью.
Так вот, я и другие Сторожа, нас много, целая секта Сторожей в мире, мы внимательно следим за тем, чтобы не осуществилась «теория яиц».
Ведь это будет апокалипсис, а оно нам надо?... Всем живущим.
Прерывая мои размышления, с улицы раздался приглушённый двукратный сигнал гудка, видимо что-то обозначавшее важное.
Я находился за служебным столом, где обычно сидят сторожа и вахтеры, поэтому посмотрел на монитор: одна видеокамера из девяти, показала, что снегоуборщик резво покатил к воротам, моргая фарами.
Понятно, работа здесь закончена на сегодня.
Записал в журнал время его отбытия, стал одеваться: куртка, шапочка, обувь.
Захватив ключи, вышел за дверь. Она автоматически закрылась на магнитный замок.
Сходя по ступеням крыльца, в конце чуть не упал, вовремя ухватившись за поручень.
Последняя ступенька и примыкающий к ней асфальт оказались скользкими, под выпавшим накануне снежком, скрывались налипшие корочки льда.
«Да, надо бы днем, когда потеплеет, непременно почистить само крыльцо, заодно дорожку до входной калитки, — подумалось мне. —  Вдруг упадёт какая-нибудь мамаша, а дворничиха, когда придет рано утром, просыплет песочком. Если так надо…»
Туман всё ещё не расходился, но сквозь облака, обрисованные серым графитом, на несколько мгновений проглянуло солнце.
***