После любви

Больше не нужно гнать на другой конец Москвы, особенно ночью, тем более, ночью, выкидывая огромные деньги на такси. Твой дорогущий алкоголь стоил дешевле, чем эти бешенные ценники на мотор. Мне всегда тяжело давались именно эти последние минуты до тебя. Ладно, будни, когда понятно, что я тебя не увижу, хотя и очень хочу, редкие выходные, которые у нас не всегда совпадали, но эти последние минуты… Что делать? Писать тебе, звонить тебе? Когда я знаю, что ты мечешься по квартире, пытаясь прибраться, что-то приготовить или накрыть на стол и еще наряд выбираешь, а тут я со своими сантиментами. Глупо и не по-мужски. Поэтому я включал свой любимый ролик, ну ты помнишь, какой. Или смотрел на наши фотографии. Они и сейчас у меня запрятаны в самом сердце. Сердце телефона, да и в моем собственном, чего уж там. Я их до дыр засмотрел, каждый изгиб твой знаю, по памяти мог бы нарисовать наши фигуры и тени, а может быть, и нарисую, когда-нибудь. Только себя маслом, а тебя, конечно, акварелью.
Я же заболел, когда мы расстались. Ты знаешь, я никогда не болею. Нет, ну сутки похандрить могу. Особенно, если ты меня гладишь по голове. Никогда не забуду. Прости, это был лучший момент в нашей истории, без обид. Все остальное тоже супер, но это… И ведь я поправился тогда за вечер, кроме шуток. А тебя в таблетках вообще выпускают? Давно пора. Дорого, качественно.
Помнишь, ты мне показывала эту свою любимую песню. Французскую. Je Suis Malade – Я болен. Сначала пел автор песни, такой немного занудный. Потом девчонка, прикольная, кстати, я видел ее на афишах, она еще упала, как подкошенная, прямо на выступлении. Ты еще говорила, что она переигрывает, как будто ты сама не переигрываешь, постоянно причем, сколько я тебе говорил об этом. Ладно, ты не слушаешь никого, хотя бы меня послушала, ну хоть когда-нибудь. Как ты говоришь, нельзя же жить, совсем не веря в чудо.
А потом этот мужик, смешной, одетый, как школьник, с кривыми ногами, ну уж извини, где я не прав? Но пел он сильно, да. Я специально не сказал тебе тогда, что мне тоже понравилось. Потому что меня больше привлекли твои слезы, которые ты стирала тыльной стороной руки, обнажая запястье. И как ты потом дернулась курить, и не могла долго вытащить сигарету, и прикурить у тебя не получалось, пока я не помог, и вино ты пыталась налить сама, хотя обычно помнила о хороших манерах и всегда просила меня. Однако, это для тебя важно, подумал я тогда удивленно. Ты еще говорила, что эту песню нельзя часто слушать, потому что реально можно заболеть, якобы с тобой такое было несколько лет назад.
Ну а я сейчас подумал, что все равно уже болен, и мне все можно. Как я нашел этого маленького, старого, заросшего мужика, я в душе не знаю. Прокручивал ролики на ютубе и вдруг зацепился глазами за старую запись, как из советского телевизора. Знаешь, я тебя понял. Я, как был, в футболке и трусах выскочил из кровати сразу на балкон и схватил с осени оставленные замерзшие сигареты, так-то ты знаешь, я уже давно курю вейп. И поймал себя на мысли, что так же, как и ты, не могу прикурить, а было бы, что выпить, тоже расплескал бы. Моя скоро выскочила и начала орать, что я идиот, и она уже устала за мной ходить, и что я как маленький и вообще, ее весь офис ждет, а я тут веду себя, как дурак. А потом осеклась. Потому что я повернулся к ней и смотрел на нее, но не видел. Потому что представлял в этот момент тебя. Как ты бы вышла, набросив плюшевый халат, закурила бы свои ментоловые и, улыбаясь, сказала – Что, хочешь подохнуть, доходяга? Тогда лучше выпей йаду и не доводи меня. Сиди тихо и не дивиди меня. Сел и стих. Стих – это глагол. И смеялась бы… И я ушел бы с балкона, поверь…
Je ne r;ve plus je ne fume plus
Je n'ai m;me plus d'histoire
Je suis comme un orphelin dans un dortoir
 «Я больше не мечтаю, я больше не курю. У меня больше нет истории. Я как сирота в приюте».
Я больше не звоню подругам с криками: он сейчас приедет, он уже едет, он только что уехал, ты знаешь, что было, ты знаешь, что он мне сказал? Да он, как обычно, такое устроил!»
Я не наговариваю на диктофон неделями. Даже скорее заставляю себя это делать, чтобы не забыть потом хронологию событий, ты же знаешь мою короткую память, как у рыбки Дори.
Все стало буднично, серо, мрачно, краски потухли, как будто дождь, как погода в Питере. В живописи есть такой стиль, гризаль, по-моему, когда все стильно и красиво, но оттенки приглушенные, без цвета. Как будто сетку рыболовную накинули на весь мир или паутину. Вроде, та же весна, а все как через дым. Все, как будто не со мной, как в кино, но в кино Звягинцева, а я люблю побыть с ним в телевизоре час-другой, но не всю же жизнь.
Я никогда не думала, что будет так больно и плохо разлюбить тебя. Я так старалась, так хотела, так пыталась освободиться от этих пугающих чувств. А теперь стою и ежусь на солнышке, пока все остальные греются. Где мои три одеяла, опять ты все захапал? Быстро отдай! Шучу. Или нет.
Я улыбаюсь, я очень много улыбаюсь, я выхожу в мир, как обычно, ну ты знаешь, как будто я всех люблю, и все любят меня. Ага, особенно женщины! Ахаха, особенно, когда их парни и мужья сворачивают на меня голову. Естественно, женщины, как обычно, хотят меня убить, это не новость. А я так и буду выпендриваться до гроба, ну ты знаешь.
Помнишь нашу переписку:
– Не наигрывай!
- Это я не наигрывай?! Я всегда наигрываю! И танцующий смайлик.
- Я знаю.
Я не так страдаю по тебе, как по моей любви к тебе. Мне кажется, что я все пропустила, ничего не пережила, ничего не прочувствовала, ничего не поняла, не осознала. Жаль, что это не кино и его нельзя еще раз пересмотреть. Я бы смаковала каждый день, каждую минуту, что мы рядом… А когда ты будешь козлить, просто придушила бы тебя подушкой и фсе. Шучу, конечно! Или нет.
Я даже не хочу тебя увидеть. А зачем? Ты совсем другой, я совсем другая. Понятно, что мы в целом те же, но… Разные жизни, разные судьбы, смысла нет, цели нет, что у нас осталось? Только любовь? Какая ценность у любви, которая не жизнеспособна? Ты мне скажи!
Знаю, что ты скажешь, вернее, сделаешь. Ты посмотришь на меня долго-долго, пытаясь дать мне понять, что, ну, Женщина, ты загналась вообще! Закатишь глаза, ну, как ты любишь, знаем-знаем. Но поскольку я продолжу буравить тебя глазами, вдвое огромными, ты притворно зевнешь и перевернешься на другой бок, типа, хватит, не безобразничай! Все, я соскучилась по тебе, царская морда, приезжай! Если бы мы говорили по советскому автомату, здесь было бы: ту-ту-ту…
- Любимая, а я пошел к неврологу. Ты можешь себе это представить? Я! Ты мне весь мозг выела своими психологами, но чтобы я когда-нибудь по своей воле оказался в этих больничных стенах. Вот что ты со мной сделала, гадюка! Приходи посмотреть на дело рук твоих, грешница, ужаснись!
- Вы после обследования? - не глядя на меня, машинально спросила маленькая толстенькая медсестра в очках в длинном белом кабинете. – Я? Нет... – задумался я на минуту, - Я после любви. После этих слов она впервые наконец-то посмотрела на меня, даже на минуту сняла свои дурацкие старомодные очки. – Ааа, - медленно протянула она и прикусила дужку очков, - тогда вам точно по адресу.