Во власти огня

Таёжная быль.
У народов Севера огонь – это живое существо. Он живёт своей жизнью, имеет душу, сознание и волю. Ему поклоняются, его обожествляют и олицетворяют с женщиной – прекрасной богиней домашнего очага, - спасительного тепла, согревающего человека долгими зимними ночами в безграничных просторах таёжных урманов Сибири. Костёр у угров Югории назван богиней «Най».

***
Он был ещё несмышленым любознательным щенком трёх месяцев от роду, появившимся в лютый сибирский мороз у бездомной лайки под полом деревенской бани. В своей коротенькой жизни лайчонок познал и видел отнюдь не всё. Скорее всего, – «всё» – являлось для него полным открытием. И как любое «дитя природы», независимо от принадлежности к роду живого, полу и виду, стремился в единый миг познать мир, в который недавно пришёл.

Ему всё важно было потрогать рукой, именуемой - лапой. Но так-как лапам не всё дозволено и доступно для всестороннего изучения чудного мира жизни, – к ним неизменно присоединялся шустрый угольно - чёрный нос, карие глаза, острые, как иглы, зубы, именуемые почему-то людьми – молочными, - может, за цвет?.. Естественно, что пробовалось всё и вся на вкус, - изучалось на предмет пользы, съедобности, способности поиграть или… - укусить! Щенка назвала - Бимом.

Белый, с крупными рыже-чёрными пятнами, с обычным, далеко не баранкой, хвостом, он родился в лютый мороз ничейным. Помню, - тёмной зимней ночью, подошла к чужой бане, позвала, не надеясь, что выползет. На удивление, щенок сразу вылез на клич и благодарно расположился в руках незнакомого человека, доверчиво прижался.
Местом проживания новому члену семьи определила конуру и огород, где уже утром следующего дня пёсик по-хозяйски приступил к работе по охране наших владений от пришлых собратий.

С той мартовской поры минуло много лет, а у нас на Крайнем Севере, вблизи Приполярного Урала, в марте мороз заворачивает порой под сорок. Теперь Бимка впервые шёл со мной в весеннюю тайгу. «Весенней», её можно назвать лишь с оговоркой, - глядя на листочки календаря, а там… - властвует май! Но вот по погоде, – по утренним заморозкам, снегам и прочим природным проявлениям, думается, будто зима у нас обосновалась на второй круг.

Сказать, что Бимка, – «шёл»… - тоже не верно, ибо большей частью нашего пути он ехал в моём рюкзаке, - оба восседали на моей спине. Лишь только первый момент наездника тревожила уязвлённая гордость усаженного в мешок охотничьего пса. Совсем скоро щенок сполна оценил преимущество избранного положения и с высоты роста хозяйки с восторгом первооткрывателя обозревал дали, прежде не доступные по банальной причине короткости лап. Бимуля вращал мордашку во все стороны, тогда как попа с лапами грелась на моём шерстяном свитере, лежавшем поверх продуктов, котелка, топора, патронов и прочего походно-охотничьего скарба, столь необходимого на весновке в тайге.

Он не был ленивым пёсиком! И деловито: быстро-быстро! перебирал коротенькими лапками сам, пытаясь изо всех сил не отстать от размеренного шага хозяйки. Только коротенькие лапки чересчур уставали, заплетались, застревали в няше расквашенного зимника и не успевали за мной, а круглый животик, по-детски огромный, словно шарик, мешал перепрыгивать канавы, переползать снежные гряды, навороченные вездеходами и тракторами. Жуткие монстры, и те, еле-еле ползли по расквашенной зимней дороге, устрашающе лязгали при встрече, тащили за собой огромные хлысты таёжных великанов - сосен. Время от времени, руки хозяйки отрывали Бимку от земной тверди и загружали поверх вкусно пахнущего рюкзака. А оттуда, - из недр заплечного мешка, открывались великолепные пейзажи весенней Сибири!

Сидеть в рюкзаке щенку понравилось, главное, - безопасно, тепло, уютно и далеко видно! А как свернули с дороги в заснеженный лес, пришлось прятать излишне увлёкшуюся мордашку от хлёстких веток. Кутёнок скоренько одолел неожиданную напасть, - после пары ударов хищных еловых лап по восторженному носу научился прятаться. Бимка родился ловким и успевал вовремя укрыть ушастую голову под брезентовую крышку рюкзака, или же нырял за спину хозяйки при опасности столкновения с хищным деревом.

Щенок впервые видел лес и пытался освоится, получал очередной шлепок колючей веткой по мордашке. Эти странные создания – деревья, не походили на дворовых собак и на людей. Ветки он видел только у оленей, когда они отдыхали во дворе дома, прибыв с тундры. Только те смотрели огромными карими глазами, спали в снегу и не проявляли особого интереса к персоне носа щенка. А деревья - иные… - они упирались в небо! Никуда не бежали, только величаво раскачивали зелёными лапами из стороны в сторону, и неизменно норовили отшлёпать, сидящего в рюкзаке пёсика.

Приятно удивила любознательность и деловитость кутёнка в познании таёжного мира; то, что уже осенью Бимка станет охотиться, не сомневалась изначально. Щенок, несмотря на экстерьер «двортерьера», от роду проявлял хорошие лаечьи качества. Хотя, в те годы, в северных югорских сёлах любого щенка можно брать на охоту, и учить особо не приходилось: собаки сами осваивали традиционное охотничье ремесло сполна. Главное, - они рвались в лес! В тайге собака учится у человека лесным наукам, а человек обучается у лайки тонкостям дела; там всё становится общим, - иначе нельзя.

Порой я завидовала щенку: «Меня бы кто подвёз!..». - Тяжёлый рюкзак болезненно оттягивал плечи. Весенний снег, несмотря на май, не стаял. Быстро выбилась из сил.
Особенно тяжко идти, когда свернули с расквашенного зимника в почти не ведающий о весне хвойный урман. До лесного пристанища без чая и отдыха дойти не получалось. В полдень пришлось устроить привал на верховой болотИне, где имелся сушняк для костра. Безлесое пространство на вершине таежного перевала нещадно опаляло майское полярное солнце. Ослепительно белый снег не таял, а испарялся. Глаза пришлось щурить и прятать в свою же тень, чтоб не сжечь, не ослепнуть. Бимка, конечно же, пока всего не понимал, считал меня всесильным божеством и гордился, что именно он, а не возмужалый Дружок сопровождает хозяйку на охоту. Восторг, изумление переполняли крошечное сердечко. Бимуля не понимал, как трудно идти по проваливающемуся насту, не удерживающему веса гружёного рюкзаком человека. Наоборот, в лесу щенку - привольно: легко носиться по глади спрессованной воды. Для меня же наст, – сущая бедствие: всякий шаг – одно из миллионных проверок выносливости и силы!..

Привал. Останавливаюсь. Сил нет шагать дальше. Ухватившись руками за лямки, бережно стаскиваю на предварительно подставленное колено рюкзак вместе с хвостатым пассажиром. Ставлю их на снег. Ослабив ремни, подхватываю под передние лапки щенка и вытаскиваю из нутра мешка. Осторожно, поддерживая под животик, ставлю тёплые задние лапки на шершавый наст, опускаю туда же, передние.

Извлечённый из рюкзака Бимка, поначалу почувствовал свободу, а в следующий миг – оторопь: холод снега неприятно ожёг чуткую кожицу лап. Первым желанием стало: побегать. Однако поразмыслив, решил оставаться там, куда его поставили. Щенок смешно не шевелился, - терпеливо стоял в позе, что придала ему хозяйка. Эдак прошла минутка, другая, и Бим, наконец рискнул шелохнуться. Щенок присел подобно великовозрастному псу, оттопырил коротенький хвостик, навострил ушки; глубоко втянул носиком запахи нового мира - тайги. Времени не имелось наблюдать за щеночком, необходимо быстро развести костёр, вскипятить чай и идти дальше; постараться к вечеру дойти до лесного жилья, а оттуда – на своё болото.

Бим внимательно следил за хозяйкой, не понимая моих действий. Глубоко проваливаясь в снегу, я вцепилась руками в закаменевший, похожий на обглоданную гигантскую сизую кость, кедровый пень; принялась раскачивать из стороны в сторону; поскользнулась и с размаху плюхнулась попой в снег. Встала, обошла корч с другой стороны, попробовала оторвать от него большущую щепу. В конце – концов, ухитрившись, выволокла из снеговых недр весь комель вместе с здоровенными корнями; ступая в колею своего же следа, волоком дотащила до рюкзака, уложила поверх снежного наста. Бимка заворожено, не дыша, взирал на священнодействие хозяйки, не знал, как реагировать. Посему, на всякий случай, не шевелился, чуть только крутил мордашкой вслед моих потуг.

Добравшись до ближайшей сосенки, я наломала мелких сухих веточек на растопку. -Они горят, как порох. Надёргала бересты. Бимчик решительно ничего не понимал в моих действиях. Его глазёнки отражали искреннее изумление, озадаченность.
А хозяйка уложила в кучу притащенное; долго «колдуя», перекладывала, меняла местами. Щенячья мордашка словно спрашивала: «Что она собирается со всем этим делать?!..».

Пёсик настолько был обескуражен, что отвлекся от шорохов, звуков, запахов тайги. А лес очнулся от зимней спячки, перекликались птахи; кликали разными голосами стаи гусей и уток, влекомых весною в чудые тундровые дали. Восторженно выдавал барабанную трель дятел. Кричала радостно кедровка. Пахло снегом, солнцем, смолой сосен и тайнами неизведанного мира.

Бимка наблюдал:

- Хозяйка извлекла из кармана замотанный в целлофановый пакет, перевязанный крест – накрест резинкой, коробок. Подобные, щенок уже находил во дворе нашего дома. Его матушка – лайка, приволакивала с помойки различную всячину: пакеты, банки, кости, коробки… - В собачьей жизни различное случается. Она выкормила сынишку без помощи человека – сама; вырастила за счёт различных ненужностей, выкинутых на свалки, в туалеты. Ну да, - холёную домашнюю собаку, привыкшую к уюту и теплу городской квартиры, подобные факты возможно шокируют, только в жизни всякое приключается. - Грянули нежданно-негаданно перестройка, распад СССР и развал геологии. Северяне уехали: кто - куда! А собаки остались. Выживали все: и лайки, и люди, - кто как мог. Кутенок знал: съедобного в коробке нет, и интересного находиться не могло, но мои действия странны:

- Открыла коробок, извлекла коротенькую и совершенно бесполезную палочку, неприятно пахнущую серой; зажав в руке, чиркнула концом по тёмному боку коробка и!.. - на кончике спички неожиданно возникнул необычный зверёк! Бим мог бы сравнить его с прекрасными лепестками цветка, да родившись в зимнюю стужу, о существовании цветов не ведал.

Малюсенький, яркий зверёк сидел на краешке палочки, чуть-чуть колеблясь, чуть шевеля огненным мехом… или… - хвостом?!.. Хозяйка осторожно поднесла его к кусочку берёзовой коры и тот, обрадовавшись, шустро спрыгнул на бересту; поплясал по ней и резво перескочил на сосновые веточки. И тут произошло невероятное!.. - он распрямился! Вырос, едва ли ни до небес! Громоподобно загудел, затрещал, грозно зарычал, неожиданно превратившись в могучего жуткого зверя. С сосновых веточек ловко прыгнул на щепки, а с них - на брёвна. Из крошечного, ласкового, беззащитного зверюшки, что прятался тИхонько в коробкЕ и покорно сидел в кармане хозяйки, вырос в устрашающего хищника. Свирепо гудя, дымя, вращаясь, он восстал над хворостом, ощетинив косматую огненную шерсть. Незнакомый зверь то приседал, то подпрыгивал, наклонялся и силился укусить щенка, изловить, достать жгучими красными лапами с бесцветными когтями на концах.

Зверь,то носится по поленьям, то неожиданно прячется под хворост, ныряет в вытаявшие норки снежного наста. Пыхтя, кряхтя, пускает пар и дым; бросается даже на хозяйку, мечет в неё искры! Искры, попадая в щенка, больно жгут, опаливают шерсть. Дым душит, забивает нос, режет глаза.

Запах паленого меха, смешанный с едким дымом костра, - неприятен. Я отворачиваю лицо, приседаю, закрываю глаза и нос руками.

Бимка из осторожности тоже отошёл подальше. Он недоумевает: как такой сердитый хищник умудрился прятаться в крохотном спичечном коробке в кармане? Наверное, поэтому хозяйка заматывала его в целлофановый пакет и крепко перевязывала верёвкой, чтоб сидел смирнёхонько?!.. То, что опасного зверя всю дорогу я несла в кармане, щенка не удивляло, - ехал же он сам на мне в рюкзаке!..

Отворотив лицо от обжигающего пламени, наполнила котелок снегом, повесила на длинную палку над головой огненного зверя. Тот мгновенно схватил когтистыми лапами посудину, затащил вглубь оскаленной огнедышащей пасти.

Бимка видел, как я резко наклонилась, сгребла в ком горсть снега и бросила в зверюгу. Тот злюще оскалился, зашипел, мстительно выкинул клуб пара, однако, подчинившись воле человека, уполз под брёвнышки, где спрятался в вытаявшую нору.

- А!.. – вот тебе! - испугался хозяйку!.. – подумал и, гордо выпрямив спинку, котёнок отважился наконец-то пошевелиться. Но немного подумав, на всякий случай, вернулся на прежнее место к рюкзаку. Там, потоптавшись чуть – чуть, сел, как и полагается взрослой собаке на попу. -Лайчонок уразумел: рядом с сильной хозяюшкой бояться диковинного зверя не стоит.

Только любознательность превысила страх: «Куда же хищник спрятался?!..». - Бимка не выдержал, забыл про правила чинности взрослого охотничьего пса, - принял решение глянуть: куда же подевался зверёк? Обошёл кругом хвороста костровища - почерневшего, дымящегося. Пламени почти что не видно: «Испугался?! Спрятался в норку под снег?! Боится хозяйки?!..». - Наклонил мордашку, чтоб лучше разглядеть временами возмущенно фыркающего зверя. - Как, эдакий громадный, уместился под кучкой дров в снегу?!.. - недоумевал щенок. - Из-под хворостин костра выглядывали только крошечные язычки огня, - то ли лапы, то ли шёрстка?.. Они перебегали, высовывались в щёлки меж полешек то с одной стороны, то с другой, то вдруг исчезали в глубинах костровища.

Бим удостоверился, что непонятное создание от боязни не ускользнул, а прячется под хворостом в снегу. Дабы лучше разглядеть, сызнова обошёл костёр со всех сторон.

Заглядывая под поленья, приседал, опускал голову набок. Только, сколько не ходил, рассмотреть хищника толком не получалось. - Зверушка надежно прятался от пёсика и лишь перебегал на другую сторону костровища, глухо фырча и шипя на досаждающего щенка. Наконец, Бим отважился выудить его из норки, если не получалось разглядеть. Зверёк плохо пах, отчего нос неприятно щекотало, щипало. Бимка не сдержался и громко, по-человечьи, зачихал; мотнул головёнкой, закрыл глаза и с силой потёр лапкой мордочку.

И всё-таки щенячье любопытство не знает преград, а охотничий инстинкт, дарованный предками в миг рождения, настойчиво просыпался, не позволял отступать. Прочихавшись, Бимка героически, осмысленно зашёл зверю в тыл! - Там не так дымно, и огненная шкурка затаившегося хищника выглядывала из-под брёвнышка, провалившегося в протаявший снег. Зверёк, напугавшись, что его перехитрили, забегал резвее. Он перескакивал с одной сосновой хворостины на другую, ощетинив оранжевую шерсть, угрожающе раскачивался, то вдруг прятался под обугленную щепу, опять привставал; то заползал под брёвнышки, выглядывал в щёлки, прячась от юного пса. Тем самым, раззадорил в лайчонке врождённую охотничью страсть.

Бимка, забыл об осмотрительности, лёг животом на снег, протянул лапу в щель меж поленьями костра и попробовал поймать зверюшку, но тот мгновенно крепко цапнул огненными клыками охотника за лапу! «Ай!», - взвизгнул от боли и, резко отдёрнув обожженную лапу, отлетел. – Огненный зверь оказался не столь тёплым и игривым, как притворялся, он – больно кусался! Обожжённая Бимина шерсть почернела, скрутилась, лапа запахла палёным. Только Бим родился смелым пёсиком и лишь на секунду испугался. В нём уже воспылал дух бесстрашного бойца. Пёсик храбро подскочил к костру и решительно ударил опалённой лапой, - раз, другой по злому огню! Но и тот оказался не из трусливых таёжников! - В ответ больнее свирепо вцепился зубами в лапку охотника.

Лайчонок не успел понять, как это произошло: столь проворен оказался ответный удар маленького, изворотливого, с острыми зубами животины; притом – тот лишь колыхнулся! Кутёнок не успел даже разглядеть клыков, – столь стремителен бросок и укус огня; обожжённый ещё сильнее, отскочил от костра подальше. На безопасном расстоянии остановился в недоумении: он не почувствовал тела неприятеля. Его лапа прошла сквозь странного врага насквозь, словно сквозь пустоту, хотя несколько раз зацеплял добычу согнутой когтистой лапой! – Как такое возможно?!..

Бимка и в этот раз не собираясь отступать и продолжал наблюдать за странным хищником. В душе малыша нарождалась сила гнева бойцовского пса, для которого боль – это лишь сигнал к более решительному, но уже и обдуманному действию. В крохотном тельце просыпался дух могучей зверовой лайки, способной противостоять суровости охотничьего бытия. В нём поднималось умение терпеть лишения, боль, страх перед беспощадными морозами, дикими горными реками, разъярёнными когтями хищников. Щенок осознал: перед ним не просто безобидная зверушка, а хитрый и опасный враг, способный претворяться игривым лисёнком. В подтверждении, обозлившись, огонь выскочил из-под притухших поленьев, взметнулся огненными языками на метровую высь; яростно взревев, охватил поленья костровища со всех сторон, угрожающе шипя, загудел так, что и хозяйка, спешно прикрыв лицо рукавом, перепугавшись, проворно отскочила в снег - подальше.

Однако Бим, теперь не выказывая страха, продолжал внимательно наблюдать за неприятелем, лишь на всякий случай отошёл ещё дальше, не спуская глаз с огня.

Он уяснил: зверь кусач, силён и смертельно опасен, но не решается покинуть логово, привязан к норе под чёрными головёшками. Панического страха сейчас не испытывал, тем более, что хозяйка бесспорно сильнее: она бросила горсть снега в оскаленную пышущую жаром пасть и зверюга недовольно замотал косматой головой, уворачивался от таявшего снега. Стоили кинуть в взметнувшееся пламя большой ком снега, и огненному вихрю пришлось подчиниться: огонь тут же притих и примирительно, словно извиняясь, осторожно ворча, уполз под поленья, оставив на поверхности лишь кончики алого меха.

Положила комок снега на хворост, и огонь окончательно присмирев, стал покладистым, добродушным - ласковым. Он больше не рычал, а мелодично потрескивал – ворковал, мурлыкал; точно пел, довольный жизнью и - вовсе не злой, чисто лютый волчара. Бимка тоже успокоился и подошёл к костру ближе. Огонёк не пытался скрыться в хворосте и не кидаться больше даже на щенка. - С ним лучше подружиться! – Решил лайчонок, - тем более, что возле костра стало необычно уютно. От зверька излучалось приятное живительное тепло, убаюкивало.

Бим понял, что с сильными, не похожими на него сущностями, лучше вести себя смиренно. - Они не предсказуемы! От них можно ожидать то гнев и трёпку, то ласку и участие. А рядом с таким сильным другом не страшен незнакомый мир снежного леса. – Лучше заиметь его в друзья! Успокоившись, расположился рядом - возле костра, чутко следя за колыханием языков пламени – оранжевых, красных, белых, синих.

Лайчонок принял огонь за взрослое живое существо, а значит – более сильное, кому в силу щенячьего возраста пока не стоит перечить, воизбежании трёпки. И не смущало различие внешности. Бимка не видел своего отображения в зеркале, в воде, и не знал, как выглядит сам. Он видел свои лапы, живот, часть хвостика, а вот своего носа, ушей, глаз никогда не зрел. Мог бы их сравнить с глазами матери – лайки, но та имела совсем иной окрас шёрстки, рост.

Хозяйка же, – тем более не походила на них и умела снимать, менять шкурку. И тем ни менее, - они все жили рядом, вместе. Помнится, подражая человеку, Бимка пробовал вставать на задние лапы, но это неудобно при ходьбе и затею хождения на задних лапах своевременно забросил. Люди ходили на задних лапах, хотя… - исключения случались!.. – бывало, и люди ползали на четырёх, притом неприятно пахнув. С рождения видел вокруг различных соседей: оленей, лошадей, птиц, собак, оттого странного зверька из хозяйского спичечного коробка принял таким, каков тот был, – не зря же я его несла с собой в лес в кармане. И его тоже несли в рюкзаке! - Видимо, чудному зверушке нелегко бежать по раскисшей дороге, поэтому его и усадили в карман – в коробок.

***
Бежать по насту маленьким лапкам легко, а вот хозяйке доставалось с лихвой! Она глубоко валится в снег, часто останавливается, - чуть ли не у каждой сосны отдыхает. Прислонившись к стволу дерева, тяжело дышит. С лица струйками стекает вода, а в логу и вовсе проваливается в снег по грудь…

***
В затенённых со всех сторон горизонта логах, снег не стаял. В зимние метели в них намело доверху. Застряв, долго расшатываю себя из стороны в сторону, обминаю плотный сырой снег, затем зацепившись за ближайшее деревце, изо всех сил тяну себя и рюкзак к следующей сосенке. Делаю шаг вперёд, и как с метрового обрыва, падаю в снежную глубь, погружаясь до земной тверди.

Время шло и шло, а мы практически оставались на месте, не продвинувшись на километр. До лесного жилья рядом. Осенью, можно добежать за полчаса, а сейчас на километр пути уходит более двух часов! Снега вытягивают силы. Одежда намокла - хоть отжимай! Ладони исцарапаны колючими ветками и льдом наста. Наст не держит мой вес! Бимка, не понимая, крутился вокруг хозяйки волчком - то бегал, то прыгал возле самого лица; заглядывал со снежного бережка в глаза; пытался лаять и играть. Он принял моё барахтанье в сугробе за игру. Не отваживаясь далеко убегать, добежав до соседского кедра, понюхав соболюшкин след, весело подпрыгивая, подскакивал ко мне; приседал на передние лапки, подпрыгивал на месте, будто козлик, обегал со всех сторон. Щеночку не хватало терпения подолгу стоять на одном месте, хотелось скорее вперёд - туда, откуда уже навеивал запах лесного жилья. Лайчонку спешилось сообщить человеку о своём открытии, но нужных слов пока не находилось.

Бим весело подлаивал, скача перед самым носом, пока извлекала себя из очередного засыпанного снегом лога. Ему думалось, что я специально прячусь в снегу – играю с ним в прятки. Он в очередной раз подскочил вплотную к лицу; сверху – со склона, припав на передние лапки, прижав назад ушки, весело залаял, заигрывая. Щенок бегал на уровне глаз застрявшего в снегу человека. Играя со мной, соскочил вбок, на месте подпрыгнул ввысь, зовя повеселиться. Но что-то было не так. - Бим! - отойди! – срывающимся, необычно глухим, тихим и чуть охрипшим голосом, попросила хозяйка. Она, не улыбнулась приветливо в ответ, лишь мельком взглянула на вмиг притихшего щенка. Её руки с трудом дотянулись до ближайших хлипких берёзок, устало зацепились за хилые стволики и рывком вытянули покрытое снегом тело и рюкзак из безжалостного снежного плена на поверхность наста. Тяжело дыша, почти повиснув на деревцах, согнувшись, она отдыхала в подвешенном положении, потом сделала шаг, второй… - и опять с шумом провалилась по грудь в смесь снега и воды…

Маленький кутёнок неожиданно понял, что хозяйке совсем не до шалостей и игр сейчас. Вмиг посерьезневший, повзрослевший, он поднялся на лапы и тихонько отошёл в сторонку, стараясь больше не мешать мне. Сосредоточенное, посуровевшее, красное от напряжения лицо хозяйки, обеспокоили маленького, но отнюдь не безрассудного пса. В своей крохотной жизни лайчонок уже изведал и голод, и боль, и морозы, и страхи, и усталость, и бездомность. Моё состояние его встревожило. Бим перестал подскакивать со своими младенческими играми, осознав, что лес не создан для детского озорства, интуитивно почувствовал опасность, таящуюся в солнечном красивом месте и что-то ещё, что с этой минуты отделило лайчонка от беззаботности ребячества.

Наконец, вытащила себя из последнего на пути глубокого лога на вершину сосновой гривы. И, глубоко вязнув в снегу, медленно брела в направление полуденного солнца. Время же, двигалось стремительно навстречу ночи, но теперь запах нашего лесного жилья ощущала и я.

Лишь поздним вечером мы добрались до утонувшего в снегу лесного балагана. Солнце уж коснулось кромки леса на западе, расцветив багрянцем закат. Снега на склоне с прогреваемой стороны заметно меньше, чем в густом бору, местами появились долгожданные крохотные проталинки. От них приятно пахло землёй, сухой прошлогодней листвой, зелёными листиками брусники, веточками оттаявшего багульника. Здесь, словно дорогим парфюмом, пахло настоящей весной. Пахло и новым, и не забытым, передаваемым по генам от поколения поколению сибирских лаек, северным лесом. Пёстрый щенок западносибирской лайки ощутил, что пришёл сюда вместе с другом – с охотником, с кем теперь делить и холод, и еду, и сон, и страх, и радость удач, и горечь неудач, и – тайгу. Он учуял и запах былых лаек, что приходили до него, чей истлевший поводок всё ещё висит на сосне.

…Хозяйка, словно забыла о нём, предоставив возможность самому знакомиться с новым местом; зашла в заснеженное жильё; сгребла с печки снег, постучала по жестяной трубе; открыла поржавевшую дверцу, положила дрова. Между смоляных поленьев просунула кусочки белоснежной берёзовой коры, извлекла из кармана куртки всё тот же маленький спичечный коробок с огненным зверьком; развязала верёвочку, стягивающую целлофановый пакетик (наверное, чтоб загадочный зверёк не сбежал!); чуть приоткрыла коробок – совсем немного – щелочку – не больше (чтоб огненный зверёк не успел выпрыгнуть из него)…

Бим, заинтересовавшись, проскользнул следом за мной в полутёмные внутренности палатки и внимательно наблюдал за руками, вернее – за тем, кто сидел в спичечном коробке. Врождённый охотничий инстинкт уже всецело властвовал над будущим охотником, и призывал: не упустить! Успеть поймать! Схватить, сидящего в коробке загадочного зверюшку раньше, чем тот выскочит и поднимется в рост! Бимка поверил, что сможет в этот раз перехитрить и поймать хитреца. И если хозяйка растеряется, а огонь решит обмануть – обхитрить, то успеет перехватить и защитить человека. Он, приготовившись, насторожился:

- Хозяйка извлекла из коробочки знакомую крошечную палочку, чиркнула чёрным кончиком по бочку коробка и... - о чудо! - На кончик спичИнки вскочил крошечный огненный зверёныш: жёлтый, яркий, горячий! Он крепко прицепился лапами, на секунду замер, оглядываясь, не шевелясь!

Осторожно, стараясь не загасить спичку, поднесла к кусочку бересты…

Хитрющий зверёк, не раздумывая, перепрыгнул с палочки на кору берёзы; обрадовался, что выпустили из заперти на свободу; вмиг распрямился, но перед тем больно, на всякий случай, укусил кору! Та испуганно зашипела, зашевелилась, сворачиваясь в трубочку, почернела. Спичинка, с которой спрыгнул Огонёк, истончила, догорела; выпустив тонкий столбик серого дыма, загнулась дугой и потухла. А Огонёк – весело заплясал, распрямляя спину, он поедал белую кору, опаляя ту жаром. Щенок же подумал, что странный зверь питается берестой. Огонёк встряхнул шерстью, повеселел и загудел, точно в костре.

Любопытство Бима перешло границу собачьего послушания. Испугавшись, что я упустила зверька, и тот сейчас сбежит из открытой дверцы печи в лес, незаметно – тайно! пролез под руки и, просунув голову в печь, попытался ухватить огонь зубами.
Только мордашка не дотягивалась до Огня. Тогда щенок бесстрашно (и безрассудно!) шустро полез в раскрытую дверцу – в растопленную печь! А там! - неистовым огнём уже охватывались сухие смоляные поленья!

– Бим! Это - огонь! – резко окрикнула щенка, едва успев ухватить за ещё невыросший, скользкий, короткий хвостик и крохотную заднюю лапку. Бесцеремонно вытащила, изо всех сил упирающегося, охотника из растопленной печи. - Хорошо, что глупый! успел нырнуть в огненную печь лишь наполовину! Что бы произошло! – представить жутко: смольё могло в секунды заполыхать порохом. В тесной печи обожжённому перепуганному щенку не развернуться! Он, либо столкнул горящую буржуйку с камней и устроил пожар, либо серьёзно опалился.

Волоком вытащив не в меру горячего, упирающегося охотника из внутренностей печи, спешно пытаюсь закрыть дверцу свободной рукой, тогда как другая отодвигает упрямого щенка. Бимка ловко изворачивается, пробуя снова юркнуть в печь, чтоб словить Огонёк. Успеваю опять перехватить за хвостик - коротышку, но тот выскальзывает. Налету хватаю за кончик мелькнувшей лапки и в очередной раз оттаскиваю упрямого пса от полыхающей буржуйки. Наконец, удалось захлопнуть дверцу. В секунды пламя яро охватило смольё и, взревев, как реактивный самолёт на старте, факел огня вылетел в трубу наружу.

Запертый в железной клетке Огонёк рассвирепел, проявляя сполна хищный нрав, затрещал, зарычал, заметался от стенки к стенке, полез в щели, раскалил тонкие жестяные стенки печурки докрасна. Его когти скребли жесть, просовывались в дырочки прожжённого поржавевшего металла. Из послушного крошечного ласкового огонька спичечной коробки, превратившись в мощного дикого зверя, Огонь готов был разворотить старый очаг, сжечь и уничтожить людское жильё, лес. Огонь неистово рвался с плена на свободу. Он стал страшен в гневе; распрямившись до могучего чудовища, пытался выскочить через узкую трубу, но застрял там и смог едва лишь просунуть наружу синюю макушку. - До чего же он был зол и дик в злобе и стремлении сбежать на свободу!

Хозяйка забеспокоилась, начала поспешно проверять края брезентовой ткани вокруг железной разделки трубы, боясь, что хищник вырвется из печи на свободу, - тогда им несдобровать! На бегу она зачерпнула большую кружку воды, намериваясь плеснуть в чудище, лишь тот вырвется наружу, в палатку. Бимка уже разгадал, что Огонь боится не столько человека, как воду и снег. Лишь они способны охладить – укротить его дикий нрав. Кутёнок озадаченно наблюдал. К счастью, вода не понадобилась. У Огня не хватило сил, чтоб вырваться наружу. «Может, испугался, что зальют холодной водой, оттого и притих?!..» - размышлял щенок, сев из предосторожности теперь подальше от монстра - ближе к хозяйскому рюкзаку.

Пламя перестало высовываться из трубы и, смирившись, огонёк запыхтел, не прекращая всё же злиться, только сейчас выбрасывал лишь густой дым, напряжённо дыша. - Так случается у взрослых собак и у людей, когда те злятся и долго не могут успокоиться, - порыкивают и ворчат. Бимка, рассудив о случившемся с позиции взрослеющего пса, посмотрел наконец-то себе под лапы: оказывается, в суете уселся на прицепившуюся к хвосту колючую ветку шиповника, и та кололась. Привстал, отцепил зубами и перешёл поближе к выходу из лесной палатки, где чинно сел на новом месте. А хозяйка приоткрыла дверцу, о чём-то размышляя посмотрела на присмиревший огонь и, удостоверившись в безопасности, вылила воду из кружки в чайник; ещё несколько минут сидела на чурочке возле печи, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени, - о чём-то грустя, - как показалось щенку.

Биму захотелось отвлечь меня от печальных раздумий. Он подошёл к руке, опустился у ног, плотно прижавшись тёплым боком, и также пристально посмотрел на пляшущее пламя. Смотреть – больно: раскалённые головёшки излучали нестерпимый для щенячьей мордочки жар. Щенок отвернулся, понюхал высохшим горячим носом мою руку, лизнул в знак дружбы, взаимопонимания, сопереживания, словно совсем взрослый пёс. В ответ, тёплой ладонью, ласково погладила по головке, разгорячённым ушкам; вздохнув, закрыла дверцу, закрутив для надёжности алюминиевой проволокой. Ещё раз проверила щели в проржавевшей печи возле патрубка, отодвинула развешанные на просушку портянки, вышла из палатки, принялась за всякие дела. Потом ещё раз убедившись, что надёжно заперла печь, ушла за сухими дровами.

Больше не опасалась за огонь, а вот Биму было неспокойно. Он не верил, что Огонь присмирел, не хитрит и не предпримет новые попытки сбежать, обманув доверчивого человека. - Да и в спичечном коробке сидят другие огоньки! Там, на привале, на спичке вертелся первый огонёк, он остался на костровище и, когда уходили, – ещё дымил, спрятавшись в снежную нору. Здесь же, хозяйка из коробка высвободила другого зверя, А в коробке осталось ещё много спичек, значит, - зверушек там немало! И они смирны только, когда надёжно заперты в спичечном коробке! Размышляя, Бимка посмотрел снизу вверх на стол: спичечный коробок я положила на краешке, не замотав бечёвкой. Кутёнок решил, что коробок мною забыт.

Бим понимал, что трогать без разрешения хозяйские вещи нельзя, но то был иной случай: он же - охотничий пёс! И… – защитник человека! В обязанности собаки входит охрана от хищников. И, вопреки запретам и поперёк совести честной лайки, но не в противоречии с кодексом зверолова, опасливо подцепил иглами резцов спичечный коробок и вытащил из жилища на улицу.

«Бимка!» – тут же послышался укоризненный упрёк. Бим! - это спички… – там никого нет!

Щенок упрямо молчал и, крепко сжимая коробок, не спешил выпустить из наглухо сомкнутой пасти.

Подошла к своему юному защитнику, наклонилась и осторожно разомкнула руками напряжённые челюсти; аккуратно отцепила спичечный коробок от острых, как иголки, тоненьких белоснежных молочных зубов кутёнка.

Бимуля не обиделся, только запоздало попытался вернуть спичечный коробок под свою опеку, но хозяйка распрямилась, и коробок вознёся вместе с руками на недосягаемую для маленького охотника высоту. Она не ругалась, не сердилась. В голосе слышалось разве что удивление настойчивостью и любознательностью будущего охотника; голос показался чуть ироничным. Только дел в лесу море и для неё и для него…
Я продолжала заниматься заготовкой дров: таскала, разрубала на полешки, заносила в палатку, подкидывала в печь. Увлёкшись делами, перестала обращать внимание на щенка. Тревога же Бима, да и любознательность, не уменьшились и он решился сызнова зайти в палатку. Только теперь, зацепив зубами кусочек оставшейся бересты, вынес его на снег подальше от жилья (чтоб огонь не вспрыгнул на берёзовую кору, если убежит из спичечного коробка). Зажав в лапах, распластавшись на снегу, взялся разгрызать кусок берёсты, рвать на мелкие полоски. Ему хотелось выяснить: съедобна ли она для него. Щенок так увлёкся, что не заметил, как подошла хозяйка и, наклонившись, вежливо забрала: «Бим! – это береста… - её собаки не едят!».

Лайчонок, глядя снизу вверх то в мои глаза, то на кусочек белой коры в руке, разочарованно думал, что не успел распробовать. Лайчонку хотелось распробовать пищу Огня, но я положила высоко – недостать теперь. Щенок отошёл в сторону, не переставая наблюдать теперь и за спичечным коробком, и за берестой. Очень уж охота изловить зверька!

Пришла ночь. Я уснула.

«Только и хищник притаился в коробке! И пока хозяйка спит, может сбежать, натворив бед!..».

Утром, на снегу, вокруг палатки, лежали погрызенные, открытые, поломанные спичечные коробки и бесчисленные кусочки бересты, собранные юным стражем со всей округи: утащенные со стола, найденные под нарами – пустые и непустые, старые – десятилетней давности, и недавно принесённые – всякие!

- Откуда столько набралось!.. – недоумевала я. Предположить не могла, какое количество спичечных коробков в моих владениях скопилось! Удивлению не было предела. - Оказывается, Бимка не спал ночь, - он ноченьку охотился! Трудился! Изучал и оберегал мой сон! Крохотный щенок сторожил хозяйский огонь и меня от непонятных, но опасных врагов! А следующим утром к погрызенным коробкам и растопке добавились мои таёжные, пропахшие мышами, калоши, а потом… - присоединились не менее ароматные войлочные стельки, и даже… - мой болотный сапог. - Может, чтоб не сбежал от хозяйских ног?!.. – Бимка их тоже сторожил, или… - пытался обуть? Примерял?..
Хозяйка не обиделась, не ругалась, поняла, что щенок учится – познаёт таёжную науку.

Через пару ночей, утром проснувшись, я тщетно пыталась отыскать в пределах лесного жилья обувку, спички, заготовленную на растопку бересту – всё неведомыми путями исчезало. Пришлось идти босиком по застывшей в шершавый лёд земле на холод. Босая, проваливаясь до колена в гранулированный смороженный снег, болезненно морщась, собирала обувь, спичечные коробки, бересту; попутно, на ходу надевала одну калошу, потом вторую, и уже в них по своим же следам вернулась в палатку растапливать печь.

Так повторялось ещё несколько ночей. Как ни старалась подальше - в укромные места, прятать от Бимули спички и бересту, да и свою обувь, – утром неизвестными путями оказывалось всё вне жилья, - всё дальше и дальше от входа. Пробовала прятать в тот момент, когда щенка не было поблизости, - тщетно! Пока спала, юный исследователь отыскивал мои тайники! Пробудившись терпеливо собирала по склону лога обувь, растопку, спичечные коробки и возвращала по местам.

Каждое утро хозяйка извлекала огонёк из коробка, пересаживая чудного зверька в печь, кормила берестой, смолистыми дровами. Он ластился к ней и в благодарность кипятил чай, варил Бимке кашу. Через несколько дней щенок подружился с огоньками и больше не пытался вытаскивать их из печи. Правда, ещё не раз пришлось самого спешно извлекать волоком за шкурку, хвост, задние лапы оттуда, но сейчас он нырял вслед за Огнём, в надежде просто поиграть.

Через годы Бим понял, что с Богом Огня не играют, но его всегда берут с собой в тайгу, на речку; заворачивают в целлофановый пакет, плотно перевязывают резинкой, чтоб не вымок – не погиб и мог всегда радовать теплом. Теперь Бимина голова, лапы и хвост в дверцу буржуйки не помещались… - они и он выросли!

С годами Бимка в комариное раздолье научился спать в костровище! В ночь, когда в костёр уже не подбрасывали дрова, он обходил уголья и лапой трогал, – остыли ли?.. - Если горячие… - ждал, как переставали жечь лапу, разгребал угли и укладывался на прогретую золу, тёплую землю. Запах дыма отпугивал гнус. А насыщенные жаром огня зола и почва согревали больные полиартритом лапы. Не сразу догадалась, как он это делает, увидев однажды утром его в костре. Продолжалось раз за разом! Стало ясно, что не случайно! И однажды к ночи увидела, как Бимка ходит вокруг дымящих углей, пробует, - горячи ли? Раскапывает и ложится в центр.



Анонс:
Бимка – щенок, рождённый ничейным. Впервые идёт с хозяйкой по весенней северной тайге, где впервые видит огонь.

Ключевые слова:
Бим, лайка, щенок, кутёнок, лайчонок, тайга, весна, май, Север, Югра, Западная Сибирь, охота, снег, наст, огонь, костёр, спички, спичечный коробок, костровище, печь, буржуйка, палатка, лес, Бимка, береста, растопка, охотник.

Фотоснимки автора. На фото:
Крайний Север, Западная Сибирь, тайга, Зауралье, Югра. Весна. Май. 2008, 2009, 2014 год. Ноябрь 2007 год.

Во власти огня