Вернись!

Кромешная тьма. Таинственную тишину погрузившегося во мрак кабинета с шипением разрушает зажжённая дрожащей рукой о чуть сыроватый коробок надломленная спичка. Лишь с четвёртого раза удалось ей поймать драгоценную теперь искорку, чтобы после передать её старой восковой свече, так часто плакавшей мутными слезами, застывающими у самого её основания причудливыми палочками, спускающимися с подсвечника на лаковую столешницу. С трепетным шуршанием измазанное чернилами перо рваным остроугольным почерком выводит на пожелтевшем от старости пергаменте неровные строки.

«Я так давно не видел тебя. Радость моя, мой первый весенний луч, моя печаль в дождливый вечер осени. Мой говорливый ручеёк».

Кончик пера на миг отрывается от бумаги. Неточным движением костлявой кисти в попытке набрать чернил оно утыкается то в столешницу, то в стенку склянки, не сразу попадая в цель. Но вот перо насыщается, утоляет жажду и возвращается к пергаменту, готовое вновь слиться с ним в общем деле, важном и ответственном.

«Я так долго искал тебя. Я так ждал тебя в тот вечер. В ту ночь. В то утро. В тот день. Я жду тебя и теперь. Вернись, молю! Я буду любить тебя, не оставляя ни капли чувств даже для самого себя».

Краткий вздох. Из-под веера густых чёрных ресниц на освещённую тусклым жёлтым светом мраморную щеку выкатилась хрустальная слеза.

«Нежный мой сиреневый ветер в майском саду. Что же случилось с тобой в ту зиму? Отчего ты так быстро сбегала с крыльца, спотыкаясь о каждую ступень? Я был недобр, невнимателен? Я обидел тебя? Ты заскучала?»

Вновь дрожащая рука пытается обмакнуть в чернила перо. Свечное пламя, потревоженное резкими жестами, опасливо отклоняется в сторону.

«Моя терпкая роза, моя чёрная печаль. Мой жизненный эликсир. Скажи, ты любишь меня? Всё ещё любишь?»

Вопросительный знак растёкся неприветливой кляксой.

«Отчего ты бежала, роняя туфли? Отчего не обернулась вслед слетевшей с золотистых кудрей шляпке? Отчего не выхватила её из моих скованных вечным холодом рук?»

Выписываемые напряжённым пером буквы заскакали во всевозможные стороны,  пускаясь в стремительный пляс.

«Моя маленькая балерина из музыкальной шкатулки. Скажи, откуда взялись эти слёзы на твоих бархатных щёчках? Отчего ты застыла, словно статуэтка, не издав ни звука?»

Мрамор лица усыпал хрустальный град.

«Мой нежный ангел. Я умираю без тебя. Если ещё можно назвать меня живым».

Стройное перо хрустнуло под усилившимся давлением нервной руки.

«Вернись!»

Солёные пятна поползли по пергаменту, превращая написанное в чернильную дымку. Кто-то обессиленно упал на него головой, погребая под каштановыми прядями надломленное перо и чернильницу. Свечное пламя встрепенулось и жалобно затрещало. Потревоженные порывом, испещрённые солёными кляксами, слетели со стола сотни листков пергамента.