Серафим. Марсель. Брат

   (Прод.)

    Дождливым вечером Борис прибыл в Марсель. Он остановился в гостинице у старого порта, решив начать поиск брата с утра. Ему порекомендовали посетить ресторан "Звезда", которому уже исполнилось более двухсот лет. Здесь собирались матросы с иностранных кораблей, стоявших неподалёку в порту. Так не бывает, но только он вошёл внутрь, как увидел Глеба с кружкой золотистого пива.
Старший брат чуть не опрокинул пиво, когда увидел Бориса. Они обнялись и расцеловались под удивлённые взгляды соседей, а потом устроились у окна за освободившимся столиком.
- Бог сжалился над нами и свёл вместе, не иначе, - начал младший, разглядывая брата и ещё не веря собственным глазам. – Ты ещё больше стал похож на мать.
- А ты возмужал, настоящий Илья Муромец.
- Так я и летал на аэроплане «Илья Муромец» Игоря Сикорского, пока не начался развал страны…Отец умер, Глеб. Он был серьёзно ранен. Я выходил его, но он подхватил по дороге лихорадку, и его потрясённый событиями организм не справился. Я похоронил его в Астрахани… Мы подняли восстание в Рыбинске, но были преданы, и наши планы сорвались. Во время штурма Коммерческого училища у железнодорожного вокзала потерялся Егор. Где он, не знаю. Ева и Серафим, Алинка и Алёна, Ирина с детьми остались в Рыбинске. Я слышал, там красные лютовали, арестовывая подозреваемых. Мы с отцом благодаря Серафиму чудом выбрались по Волге вниз. Ты что-нибудь знаешь о наших?
- Нет. Писем оттуда не было. Мы успели уехать перед началом террора. Знаю, что на Волге был гладомор, тиф и страшные репрессии. Советы до сих пор искореняют недовольных и имущих, в том числе, среднего крестьянина. Под подозрением бывшие купцы, чиновники, офицеры. Слыхал, расстрелян поэт Гумилёв Николай?
- Поэта-то за что? – нахмурился Борис, зная, что Ева и Серафим писали стихи.
- У них теперь свои пролетарские писатели: Горький, Есенин, Маяковский.
- Угу, оба последних покончили счёты с жизнью, и… Блок.
- Не знал.
- Это я здесь, во Франции прочитал… в эмигрантских газетах. Из писателей выехать успели Толстой, Куприн и Бунин. Бунину прочат Нобелевскую премию по литературе.
- Дай Бог, - согласился Глеб. – Ну а ты, как здесь оказался?
- Я сражался на стороне белых в рядах Колчака, отступал в Сибирь с боями, ушёл с атаманом Семёновым в Маньчжурию, обосновался в Харбине, писал на ваши адреса, но ответа не получил.
- Так мы изменили фамилию – стали Раушенбахами. Щаплеевский не выговаривается французами и не переводится. У меня открыта большая юридическая практика для эмигрантов и не только…
- Значит, пропала фамилия, - грустно проговорил Борис. – …Как семья, дети, Мария?
- Семья в имении, просто у меня что-то с двигателем на яхте, которую загнал два часа назад в ремонт, поэтому я оказался в кабаке. Мы утром их увидим, рассказывай дальше!
- О чём я…Ах, да. В Харбине мне удалось открыть ресторан, где познакомился с высокого ранга японцем из дипломатов и его дочерью, на которой женился, принял японское гражданство, их фамилию, чтобы выбраться на Запад. Сейчас я с семьёй, женой Мизукой и дочерью Масуми, обосновался в Нанте, как торговый представитель Страны восходящего солнца. Моя нынешняя фамилия, не смейся – Херовато.
- Круто, братишка, не ожидал, - Глеб задумался, глотая пиво. – Видишь ли, ситуация в Европе сложная, то войны, то кризисы. Тесть, Илья Моисеевич, с Марией Семёновной продали виллу в Италии и перебрались за океан в Америку, потому что набирает силу фашизм, нетерпимый к евреям.
- Давно они переехали?
- Лет шесть назад. Мы перезваниваемся часто, а Елена, дочка, и сын в прошлом году ездили к дедушке в гости. Им очень понравилось там.
 Мы подумываем тоже о переезде к ним. Предлагаю встретиться завтра за семейным столом и обсудить всё.
- Согласен, не будем торопиться, - согласился Бор в нетерпении от встречи с Марией и детьми.
Они долго обсуждали политику, экономику, культуру. Борис рассказал о гражданской семье Серафима в Париже, о его первой жене Алисе и дочерях Софье и Василисе, показал брату фотографии. Глеб похвастался семьёй, сыном и дочерью, которая, как и сын Борис, тоже на самом деле была дочерью младшего брата и которую тот никогда не видел. Раушенбах средний прилично зарабатывал и ни в чём не нуждался.
Борис понимал, что надо держаться ближе друг к другу, но в Штаты ехать не мог. Глеб, не испытавший трудностей, казался ему младше, не глупее, а, именно, младше себя.
- Глеб, нужно выспаться.
- Согласен, Борис. Идём в центр.
Завтра предстояла эмоциональная встреча, и братья пошли спать в гостиницу.

   (Прод. след.)