День архимандрита

         
 (Из цикла «Дни лукавы»)
  Будильник зазвонил  ровно в 5 утра. Спавший на тонком матрассе старик с всклоченной  бородой открыл глаза и попытался встать. Получилось с трудом. Восемьдесят лет это вам не семнадцать и даже не  сорок пять. Возраст, он свои коррективы вносит и не всегда приятные. Скорее, наоборот.
 Но и скованность членов надо  благодарно принимать.
Архимандрит Николай сделал над собой усилие и медленно сел на кровати, спустив тощие ноги с узлами  сизых вен на пол. Залеживаться в постели  для монаха – весь день на смарку пустить. Бесы насядут, спуску не дадут.
 Оделся, накинул подрясник и стал читать утреннее правило. Оно было длинным,  как его последний раз благословил его ныне покойный духовник, один  известный старец, на которого любят ссылаться теперь все, кому не лень. Духовник железной рукой держал свое чадо в тонусе. Не стало его и многие внутренние вопросы остались  без ответа. Как жить, какой ответ дать к при ходящим к нему людям с особо сложными  обстоятельствами или просто посмотреть на себя со стороны. Последнее давалось архимандриту с трудом.
  Покончив с  правилом, о. Николай взялся за синодик. Он представлял собой толстую растрепанную от многих прикосновений столистовую тетрадь, содержащую тысячи имен как живых, так и усопших.
 Халтуру или сокращения в таком деле о. Николай не любил. Может потому, его чада так просили его молитв. А может им по вере давалось. Иди разберись. Читал имена вдумчиво полтора часа. Не торопясь.
   Потом принял просфору со святой водой и вышел прогуляться по утреннему, просыпавшемуся городу. Было восемь часов утра.
 Тбилиси только начинал свой обычный будний день. Заспанные люди спешили на работу, нищие шли к насиженным застолбленным местам.
  Многих из них о. Николай знал в лицо т.к выходил по одному и тому же маршруту многие годы подряд. Поравнялся с безногим на коляске и подал ему мелочь. Тот равнодушно кивнул и отвернулся.
 В этом простом  движении рук оба, и податель и приемщик понимали бессмысленность действия. Безногий знал, что львинная часть его дневного заработка пройдет мимо его носа прямиком в карман «крыши», архимандрит тоже был в курсе существования вышестоящей организации, но подавал из принципа: просящему дай и сам факт его действия может отложиться в памяти сотни наблюдающих вокруг как лишний плюс  на чаше весов в пользу церкви.
 Потом о. Николай вернулся домой. Его келейник Виктор должен был придти с минуты на минуту. В его обязанности входила сервировка стола и последующая уборка.
 Часы показывали начало десятого, а парня не было видно. Опять, видимо, проспал, бездельник.
 О. Николай не терпел  разгильдяйства и отчитывал за такие промахи, справедливо полагая, что чем больше требуешь с человека, который решил связать свою жизнь с церковью, тем лучше. Путь тернист и выложен шипами , как физическими, так и духовными и неизвестно,  которые из них больнее.
 Виктор, тридцатилетний парень неопределенной внешности, появился в полдесятого. Бухнул с порога:
 - Простите, батюшка, - и дальше понес без  пауз  что-то про транспорт, будильник и прочую чушь.
О. Николай нахмурился и велел положить ему в своем пристусвии пять поклонов за нерасторопность.   В душе закипала раздражительность против  нерадивого келейника. Он чувствовал ее прилоги и  тут же схватился за четки. Раздражительность была  одной из его душевных язв, с чем он боролся всю жизнь и не мог ее побороть окончательно. Возраст его никак не обещал завтрашнего дня, а он еще не положил начала исправлению.
 Келейник  более или менее споро орудовал на кухне, хлопал  дверью холодильника, включил электрочайник.
  Язва желудка давала о себе знать ноющей болью, но старик терпел и мысленно повторял спасительное: «Это мне за грехи». Грехи он свои знал и старался потому всякую боль переносить без ропота. Иногда выходило, иногда нет. И это было нормально. Ибо человек слаб.
 К десяти сели завтракать. Стол архимандрита был небогат:  деревенское масло, которое специально заказывали у местной мацонщицы, варенье трех сортов, сыр сулгуни и пожертвованная духовным сыном – полицейским баночка икры. Хлеб предпочитал черный, специальной выпечки.
  Не успели закончить трапезу, как на мобильный к келейнику позвонили.
 - Батюшка, к вам просится одна прихожанка. Говорит, по личному вопросу. Примите?
 - Пусть придет. – неохотно ответил архимандрит. Ему хотелось полежать, отдохнуть, но не выходило.  Ибо сказано «Грядущего ко мне не изжену вон».
 Подавляющее большинство его духовных чад были женщины за 50 и туда дальше. Молодежь выбирала себе других духовников, более современных, новой формации, пишуших в соцсетях, чего  архимандрит не понимал категорически, считая эти новшества суетностью и духовным развратом.
 Среди прихожан о. Николай считался строгим, грубоватым и очень принципиальным. Такие, как правило,  на любителя. Большинство хочет мягких и обтекаемых, всепрощающих и  с чувством юмора.
  Неизвестная прихожанка запаздывала. Старый монах снова и снова ловил себя на раздражительности. Бабы, они такие, крапивное семя, упаси Боже вслух сказать, обид не оберешься. Ломило спину, но ложиться не стоило. Монах, он должен максимально бороться с грешной плотью. Во вся дни живота своего.
 Наконец-то пришла, опоздав на час. Сразу видно, гордости через край, под благословение не подошла и даже не сделала попытки поцеловать руку. Но вместо этого  сразу представилась Ниной приступила к причине прихода.
 - Батюшка, у меня безвыходное положение. Я заняла 5000 долларов, а отдавать нечем. Придется квартиру продавать. У меня трое детей.  Я вдова. Куда мне идти???- и заплакала некрасиво размазывая тушь с ресниц по одутловатому лицу со следами давно погасшей красоты.
  Он слушал ее и рассматривал из-под прикрытых век. Потом еще задал несколько вопросов по существу проблемы, как и  при каких обстоятельствах пришлось взять эти деньги. Уточнил, воцерковлена ли  горемычная. Посетительница ответила стандартно.
 - Захожу по большим праздникам поставить свечку. Бог в душе.
 О. Николай укоризненно пожевал губами. Читать лекцию о том, для чего надо систематически ходить в церковь не было ни сил, ни желания. Просто обронил.
 - Нда, плохо...
 Потом ушел помолиться, чтобы принять окончательное решение.
 За десятилетия служения он научился почти безошибочно определять, кто перед ним, аферист или реально человек, попавший в трудную ситуацию.
  Нина эта принадлежала ко второй категории. Но она была невоцерковлена, что  в глазах о. Николая было ощутимым минусом, подлежащим к исправлению.
  Он достал из   ящика письменного стола некую сумму в ларах и вышел к посетительнице. Деньги  у него были постоянно. Их приносили многие духовные чада с просьбой помолиться и многим по вере давалось просимое. Часть этих финансов о. Николай тратил на свои биологические потребности, другую часть пускал на  потребу ближним.
 - Здесь не все деньги, которые вам нужны. Но большая часть.  Остальное вы получите от разных людей, от кого даже не  ожидаете. Но! – он поднял указательный палец, чтобы зафиксировать внимание. – Если вы будете ходить в церковь каждое воскресеньте на службу и участвовать в таинствах.
 - Но я там многое не  понимаю. – попыталась перебить его Нина.
 - Ничего страшного. Бог поможет. Я даю вам деньги на таком условии. Берете?
 Женщина подумала  секунду и кивнула.
 - Беру. ...И ходить буду...
 Затем она попрощалась и пошла к дверям. О. Николай проводил ее взглядом и сказал сам себе: «Ходить будет, а там, может, и втянется. Господь по разному приводит людей к себе».
   И сказал келейнику  подавать обед. Виктор уже успел приготовить  овощной суп, зажарить рыбу, потушить грибы с луком, а вот с компотом вышла промашка. Слишком много сахара бухнул. По крайней мере так о. Николай распробовал. А может, рецепторы от старости слегка атрофировались. Но монах  неожиданно для себя дал волю гневу.
  Слово за слово, вспомнил еще и старые Виктора прегрешения при его нерасторопности и ленности.
 Виктор вдруг надулся и брякнул.
 - Уйду я от вас, батюшка. Надоело все.... до чертиков. Прости Господи.
 Психологический срыв был на лицо. Насели на парня темные силы. А может, и длительное воздержание в мозг надавило. На последней исповеди Виктор говорил, что очень уж его блудные помыслы одолевают. Просто сил нет.
 Терять проверенного келейника о. Николай не хотел. Иди найди еще подходящего человека. Да еще и на старости лет.
 Пришлось старику дать задний ход. И по духовному разумению, и по человеческому приличествовало попросить прощения перед виноватым. О. Николай смирил себя и выдавил глухо:
 - Прости меня грешного.
 Виктор размяг и  сказал на полуавтомате уставные слова:
 - Бог  простит как я прощаю.
О,  велика сила смирения, ибо им  любые замки  отпираются.
 Телефон опять зазвонил. На этот раз на аудиенцию напрашивался один из молодых священников, о. Василий.
 Приехал на машине через час и вбежал по лестнице, придержав полы рясы. О. Николай наблюдал за ним из окна и уже успел осудить младшего собрата.
 - Ишь, машину какую имеет. Не печется о репутации. Прихожане глазастые, любую мелочь у священника подмечают. Да и не только прихожане. Куда более чревато, что простые люди с улицы скажут... На всей церкви   ярлыки поставят. Не отмоешься...
 ( Именно по такой причине о. Николай положил себе за правило никогда не иметь личного транспорта, хотя средства на это были. Доброе имя дороже. А за  то как деньгами распорядишься, еще ответ надо давать. И неизвестно,  как там с него, многогрешного спросят.)
  О. Василий, подошел, поцеловал старика в плечи, ради  вежливости  осведомился о самочувствии и довольно скоро перешел к делу, которое  оказалось крайне скользким.
  Не обращая внимания, на маячившего рядом келейника, стал жаловаться и обвинять своего собрата священника, который во всем стремится его опередить, неправильно направляет его чад, отменяет благословения и перехватывает требы.
  Келейник Виктор хоть и не вмешивался в монолог, но по лицу было видно, что тема его заинтересовала. О. Николай нахмурился и выслал любопытного в магазин. Потому как неполезно это о чужих грехах слушать и тем более вникать в кухню  внутрицерковной жизни. Так и веру легко потерять. А у Виктора она итак, сикось – накось, на соплях держится.
  С о. Василием говорили около часа. О. Николай дал ему свои рекомендации, потом проводил до дверей. Был после разговора в большом смущении и пошел молиться. Читал Иисусову молитву и не мог избавиться от навязчивой мысли: уйдет он и еще несколько из его поколения, кто их сменит и куда они повернут церковный корабль.
 Келейника, вернувшегося из магазина, отпустил раньше обычного, что бывало с ним крайне редко, хотя Виктор вечно ныл о каких-то личных делах. Что за личные дела могут быть у холостого парня, старый архимандрит понять не мог да и не пытался.
 Снова стал на молитву и прочитал  сверх правила  еще и две кафизмы, чтобы восстановить утеренный душевный покой.
.......................................
 О. Николай перекрестился, закрыл с молитвой глаза и приготовился отойти ко сну с надеждой проснуться завтра и служить Господу хотя бы не хуже, чем сегодня, а даст Бог, и лучше.