Русский роман. Том III. Глава 36. Ходжа Насред...

ТОМ ТРЕТИЙ
ГЛАВА XXXVI
Ходжа Насреддин и леопарды


Организационный комитет по устройству в Родимове компании для строительства моста собрался поздним вечером. Последним, в сопровождении Архипа, в небольшой особняк рядом со съезжей заявился Дюфарж, который сперва перемолвился несколькими словами с охранявшим входную дверь Антоном.

— Давно ждут?

— Как к вечерне колокола ударили, так сразу прибыл Георгий Сергеич, — вполголоса доложил тот. — А господин кассир сегодня еще никуда и не выходил.

— Что делают?

— Известно – молчат. В шахматы играют.

— В шахматы? – поразился Владимир Андреевич.

— Во-во, я и сам подумал, что подозрительно это. И казенку кушают.

— Может, знаешь, по какой причине?

— А как же, знаю, — пожал могучими плечами кучер. – Рому нигде не было – вот и водка пригодилась.

Владимир, оставив у входа Архипа, в сопровождении Антона поднялся на второй этаж, где в большой зале уже ожидали его Георгий Сергеевич и Ассириец. На столе кассира, действительно, расставлены были на шахматной доске фигуры, и белыми, со стороны Адама Войцеховича, уже был сделан первый ход королевской пешкой; но черные в ответ никакого движения не произвели.

— Что за срочность? – поздоровавшись, по обыкновению спокойным голосом задал вопрос Владимир Андреевич. Он снял очки с синими стеклами и постучал своей тростью по сейфу, отчего кассир поморщился. – Я полагал, что у нас все наперед расписано: через неделю, в ночь на субботу мы эту коробку от денег освободим, их поделим и отправимся восвояси.

Подойдя к столу, Владимир сделал ход черной пешкой и сел напротив Адама.

— Третьего дня я усадил за работу двух вами из Варшавы выписанных проектировщиков. Сейчас даже себе самому не могу объяснить, как я это сделал. Хотя они больше спрашивали, я же с ними соглашался – сам не знаю с чем. Адам Войцехович, они к вам ближе, будьте добры, уж поинтересуйтесь при случае, чем они занимаются.

Владимир повернулся к вахт-министру:

— Потом отправился в последний вояж, по рижскому тракту. Я свое сделал и по четыре смены коней на трех дорогах нас уже ждут. Так в чем надобность лишний раз собираться?

Ассириец выдвинул вперед еще одну пешку и печально хмыкнул:

— Всё как обычно. Когда кажется, что до цели осталось всего ничего, рукой достать – вдруг натыкаешься на преграду.

Кассир с грустью кивнул на Георгия Сергеевича.

— Наш вахт-министр сегодня узнал то, что его потрясло. И уже завтра желает нас оставить. Менее чем за десять дней до закрытия этой замечательной конторки, — с некоторой грустью он посмотрел по сторонам. — Jezus Maria! Только стала жизнь налаживаться…

Адам Войцехович обхватил голову руками:

— Еще никогда не доводилось мне добывать столько денег с такой приятностию во всем. И на тебе!..

Владимир Андреевич стянул с головы седой парик, оторвал бороду и усы. Походил конем.

— Не могу не согласиться. Очень легко всё оказалось. Когда не только мы — когда все лиходеи поймут, как просто грабить, используя не пистолет или кистень, а бумагу, то почти все они переместятся в банковскую сферу.

Он встал и положил парик на столик при зеркале:

— Самое неудобное оказалось ходить в этом клоунском виде. Кстати, Адам Войцехович, а не побриться ли вам? Я на эту вашу бороду без смеха смотреть не могу. А нам, насколько понимаю, предстоит серьезный разговор.

— В свете изменившихся обстоятельств мне сегодня еще в город придется выйти. А клеить бороду по два раза в день весьма утомительно. Так что с вашего позволения…

— Дело ваше. Георгий Сергеевич, так что такого срочного произошло?

Вахт-министр не отозвался, вместо него заговорил, придав своей речи восточный акцент, Ассириец:

— Однажды бухарский эмир, которому было к тому времени тридцать лет, но уже имел он славу толкового правителя, решил отправить Ходжу Насреддина…

— Адам, — обратился к нему Владимир Андреевич, — эти ваши бухарские истории бывают иногда коротки, но сегодня, похоже, не самый удачный мой день. А я с дороги; как только до «Бристоля» добрался, так сразу же вручили мне записку сюда прибыть. Сейчас бы, кажется, и эти шахматные фигурки сгрыз бы. За день и маковой росинки во рту не было…

Ему тут же было пододвинуто почти нетронутое блюдо с вареными раками, Антона же отрядили в ближайшую ресторацию с заказом. Глядя, как Владимир отрывает у рака хвост, а затем разламывает его ярко-красную броню, Адам вывел с первой линии слона и продолжил:

— Так вот, эмир решил отправить Насреддина с посольством к неверным.

«Посмотри, как у них там устроены дороги, — скучным голосом сказал эмир, бросая куски сырого мяса своим любимцам, ручным леопардам. – И запомни, где в их землях поставлены крепости и какой системы в них пушки».

За пределами огромного ковра извивались под бесконечную мелодию пастушьих рожков и дутаров с шелковыми струнами обнаженные танцовщицы, большегрудые и широкобедрые, но повелитель Бухары даже не смотрел в их сторону. Самому-то Насреддину больше нравились танцовщицы, чем кошки, и будь он на месте великого эмира, то ого-го!.. Но кто он такой, чтобы указывать правителю?

«Зачем?» — спросил Ходжа, наблюдая, как эмир любуется бродящими вокруг трона грациозными созданиями.

«После сбора урожая я отправлю к неверным наших богатырей — и расширю свое могущество на их земли», — не стал скрывать от мудреца своих намерений эмир.

«Это понятно, — кивнул Насреддин. – Но – зачем?»

«Как это – зачем? – оторопел эмир. И всякий на его месте изумился бы такому глупому вопросу. – Разве не в том состоит предназначение всякого благородного мужа, чтобы раздвигать границы своих владений, складывать холмы из вражеских голов и иметь столько золота, сколько его есть во всем мире? Разве не в этом счастье?»

Сам он при этом ласково погладил леопардиху, что подошла к нему, держа в зубах своего детеныша. Большая пятнистая кошка на это заурчала и Ходже показалось, что эмир едва не замурлыкал в ответ, — негромко рассказывал Адам Войцехович.

Владимир взялся за ферзя, но кассир вдруг повел рукой, повалив свои фигуры:

— Сдаюсь.

— Кажется, сегодня вам интереснее Ходжа Насреддин, чем победа в этой игре.

Ассириец не стал спорить.

— Ишак ищет свою ослицу и ее найти – главное стремление для него, подумал Ходжа, всё прочее не имеет значения. Ему нужна она любая! И пусть на сторонний взгляд первая же встреченная им ослица уродлива, это для ишака не важно. Он, да будет милосерден к нему аллах, точно знает, что прекраснее ее нет на свете никого. Именно с нею желает он продолжить свой ослиный род.

Гриф, вонючий падальщик, тоскует по такой же безобразной птице. Черная красноглазая крыса ищет такую же длиннохвостую прелестницу. И только человек зачем-то создан так сложно, что сам иногда не понимает, чего ему надобно. Даже когда у него, на сторонний взгляд, есть всё, он остается в поиске смутных видений своей фантазии.

Бедняга, глядя на повелителя, думал Ходжа.

Он был мудрец не потому, что много знал – таких умников в мире хоть отбавляй. И не потому, что умел вынести пользу для себя из любой ситуации – интриганов на свете еще больше. Насреддина полагали мудрецом, потому что он понимал природу человека и не боялся задаваться самыми простыми вопросами, этой природой обусловленными.

И Ходжа Насреддин сказал:

«Ты задал такой трудный вопрос, о мудрейший, что я не могу на него ответить сразу. В чем счастье? Дай мне несколько дней на раздумье».

С этими словами Ходжа удалился из Бухары и довольно долго бродил неведомо где.

Когда он вернулся, эмир кипел от нетерпения:

«Ну, нашел ты ответ? Рассказывай!»

«Могу показать», — кротко предложил Насреддин. И повел эмира за собой.

Они, переодевшись в погонщиков, выскользнули из дворца; обошли караулы – которые были предупреждены и бдительно смотрели в сторону, противоположную избранному Ходжой пути. Затем они покинули Бухару, прошли по каменистой дороге сорок тысяч шагов – и на всем этом протяжении Ходжа развлекал эмира назидательными историями. В конце пути они провели ночь в чайхане – и, выйдя затемно, ранним утром оказались в крохотном селении, после которого уже не было засеянных полей, одна только каменистая пустыня.

Деревня была нищей, и даже самый богатый дом в ней был слеплен из палок и глины. Но при каждом владении был сад, полный вызревающих инжира и хрустящей айвы, вишни и ароматных лимонов. К одному из этих райских садов привел Ходжа своего повелителя. И оттуда, из тенистого сумрака, донеслось до их ушей пение, сплетающееся с едва слышным серебристым журчанием ручья.

Насреддин посмотрел на поднимающееся над далекими горами солнце – к этому времени исправные дехкане и их семьи уже заканчивают связанные с поливом садов и полей работы. И он сказал:

«Зайди в этот сад, повелитель. Иди один, ибо не достоин я откровения, предназначенного только тебе».

Молодой эмир вошел в тень высоких орехов и прокрался к роднику, на звук воды. Там он…

Кассир замолчал и с немым вопросом в глазах уставился на Владимира Андреевича. Тот лишь рукой махнул:

— Зная вас, Адам Войцехович, о дальнейшем догадаться несложно. Вы ведь известный сердцеед! Полагаю, блистательный эмир увидел барышню.

Адам несколько разочарованно кивнул. Но голос его стал глубоким, проникновенным:

— Да, он узрел обнаженную девушку.

Ассириец прикрыл глаза.

— Блеск ее кожи, вобравшей в себя жар и страсть южного солнца, напомнил ему бархатистое сияние шкур его любимых леопардов, и точно так же, как у его любимой леопардихи, перекатывались под ней мышцы. Сама кожа была покрыта крохотными бесцветными волосками, в которых запутывались солнечные лучи, придававшие ей золотое свечение. На спине, на ладонь ниже ребер, были ямки, от вида которых эмира свело судорогой. Ноги этой деревенской красотки равнялись длиной всему остальному телу, были стройны и мускулисты; в них была сразу видны сила и нежность. И всесильному эмиру стало окончательно дурно, в глазах потемнело и он едва смог дышать, когда эта дочь дехканина повернулась к нему лицом, показав свои раскосые глаза над высокими скулами.

Кассир смотрел за спину Владимира так, словно видел там эту девчонку из окрестностей Бухары, и Владимир Андреевич едва удержался от того, чтобы обернуться.

— Движения ее были по-кошачьи плавны и, невзирая на худобу, исполнены силы. Ни один разумный человек не оценил бы ее более красивой, чем любая из придворных танцовщиц, но эмир к тому времени уже лишился разума: перед ним наяву оказалось воплощение леопарда в человеческом теле. И он влюбился с первого взгляда.

Адам Воцехович посмотрел на салфетку, в недавнее время в этом особняке появившуюся; ныне она покрывала сейф. По ткани, как было ему известно, змеилась вышитая девичьей рукой надпись: «Klein, alles fein».

— А когда встретились его глаза со взором девушки, в котором сияли уверенность в своих силе и превосходстве, то понял эмир, в чем его счастье. Оно в том, чтоб хоть иногда отдаваться своей мечте. Еще подивился эмир тому, что Аллах, мудрейший и всемогущий, создал мир таким, что мы, люди, никогда не знаем, что ждет нас за поворотом.

Адам Войцехович замолчал.

— И что? – поторопил его Владимир.

— Так ясно же – что, — скучно пояснил Ассириец. – То ли женился эмир на этой певунье, то ли взял ее в наложницы. Не сохранилось об этом в архивах никаких сведений. А она, эта крестьянка, когда разобралась в дворцовых хитросплетениях, так леопардов тут же в природу отпустила. Так же избавилась от танцовщиц.

— Тоже — в природу?

— Нет, подарила Ходже. Помилуйте, Владимир Андреич, кому нужны танцовщицы в природе? Медведям? А Насреддин – мужчина видный. И не дурак, уж такой-то сообразит, к какому делу их приспособить. Хотя, на них глядя, и дурак бы сообразил.

Адам потянулся. Устал он весь день взаперти сидеть. Пора уже решать, что дальше делать.

— Военный же поход отменился сам, так и не начавшись. Эмир оказался очень занят, не до войны ему стало.

— А потом?

Кассир расставлял на доске шахматные фигуры и вопроса не услышал.

— Я когда-то уже слышал этот анекдот, — вдруг заговорил Георгий Сергеевич. — Потом правитель Бухары пошел-таки войной на неверных. Счастье ведь не может длиться вечно. Но несколько лет был он исключительно счастлив, как никогда до того.

— Что ж так недолго?

— Так уж устроено, что после нескольких лет семейного счастья всякому отцу семейства, имеющего на то возможность, то и дело хочется затиранить свой народ, а лучше – захватить для этой цели каких-либо соседей, — пояснил Ассириец.

Владимир откинулся на спинку кресла.

— Теперь объясните мне, господа, суть этой аллегории. Не для того же вы меня срочно вызвали, чтобы сказки рассказывать.