Ольга Гольдштейн

Её недолюбливали всем отделом. Пожалуй, можно сказать, что её не любил весь наш, почти полностью женский, коллектив. Да и как любить такую?
 
Стройная, с точёной фигурой, кареглазая, с прямым семитским носом (и очень острым языком), с длинными тёмными волосами, не нуждавшимися в окраске, несмотря  на подкативший средний возраст. Глядя на такую женщину, воскликнет польский шляхтич:
“Jaka postawa!”
 
Я изредка заходил к ней в её рабочий кабинет, маленькую комнатку в конце длинного коридора, уставленную стеллажами с папками. Среди стеллажей за столом пристроилась она, архивариус и регистратор научных изобретений нашего всесоюзного НИИ полимеров.
 
- Кофе будешь? – спрашивала она меня, протягивая руку к электрокипятильнику.
- Давай, - соглашался я.
- С сахаром или без?
- Конечно, с сахаром.
- А я попью без сахара. Он на сердце плохо действует. 
 
Мы познакомились поближе в колхозе, месте частых трудовых командировок научных сотрудников времён Советского Союза. Тяпая сорняки на свекольной грядке, поравнялся я с женщиной, сидевшей на своей грядке, вдоль моей.  Это была она, Ольга Гольдштейн.
 
- Отдыхаешь? – спросил я её бодрым, если не бодряческим, тоном.
- Отдыхаю, Серый, - ответила она, печально опустив глаза. – Что-то моторчик барахлит, - она приложила руку к груди слева.
- Во! Может, помочь?
- Спасибо, не надо. Посижу немного, и само пройдёт. Чай, не в первый раз. Ты иди, норму делай.
 
Про проблемы с сердцем она никому не говорила. И потому считалась здоровой и очень подходящей кандидаткой на прополку свеклы, уборку картошки, сушку зерна, заготовку сена и прочие виды сельхоз работ в период посевной или уборочной кампании.
 
На одном из собраний отдела, где среди прочих вопросов внутренней жизни обсуждалось, кому и когда ехать помогать Родине в реализации продовольственной программы, она прямиком заявила:
- Я в колхоз не поеду.
- Как так? – опешил ведший собрание парторг. – Вы, что, Ольга Абрамовна? Не согласны с политикой партии в области сельского хозяйства?
- Не согласна. Можно раз или два выручить в чрезвычайных обстоятельствах. Но у нас, похоже, каждый год обстоятельства чрезвычайные. В колхоз гоняют школьников, студентов, солдат, научных сотрудников. А в магазинах всё равно пусто.
- Значит, в колхоз Вы не поедете? – не унимается парторг.
- Не поеду. Я архивариус, а не оператор машинного доения.
 
- Хорошо, - шипит парторг. – Мы это запомним.
- Запоминайте, - заключает Ольга Абрамовна под  испуганными взглядами коллег.
 
 
Когда я заходил к ней в очередной раз, спросила она меня неожиданно.
- Серёж, ты мне не поможешь?
- А в чём дело?
- Английский мне нужен.
- Зачем?
- Я в Америку собралась. Надоело мне тут среди жополизов бултыхаться да начальству подмахивать. В Лос-Анджелесе у меня дядя и брат двоюродный. На первое время примут.
- Язык учить – как скалу грызть, - изрёк я банальную премудрость.
- Я – человек упорный и любознательный, - ответила она.
- Да? А что твоя фамилия Гольдштейн означает, знаешь?
- Что?
- Золотой камень.
- Я не камень, Серёж. Я – кремень.
 
Она купила самоучитель. Мы начали занятия. Я приходил к ней в обеденный перерыв. Объяснял грамматику, ставил фонетику. Давал и проверял домашние задания.
 
Учеником она оказалась весьма способным. Язык усваивала легко и быстро. В ходе занятий мы обменивались информацией о себе. Она разведена. Муж был бездельник и пьяница. Сын отбывает срок за распространение наркотиков.
- Чего дураку не хватало? Я его одела, обула, приличную работу нашла. Но не хочет паразит работать. Пятьдесят процентов еврейской крови, а русской дури – на двести двадцать. Весь в папу.
 
- Придёт скоро?
- В следующем году. Я уже всего ему накупила. Какой ни есть, а всё-таки сын.
 
Как-то она протянула мне пакет.
- Возьми вот это.
- Что тут?
- Лосось и масло сливочное.
- Зачем? Или я не работаю?
- Не гоношись, Серёжа. У тебя двое детей маленьких. А я на двух работах работаю. Подрядилась в одной конторе мыть полы по утрам. Есть у меня деньги. Так что бери…
 
Однажды, видимо заметив моё смурное настроение, спросила она, как всегда прямолинейно.
- Что с тобой? Ходишь как в воду опущенный.
- Ничего. Хандра временная.
- А я знаю, отчего ты хандришь.
- Отчего?
- Оттого, что тебя в Японию с нашей институтской делегацией не послали.
- Больно мне нужна эта Япония!
- Нужна, Серёжа, очень нужна. Переводчик без загранкомандировок – это как пловец без бассейна. Наш парторг вместо тебя свою любимицу, пардон, любовницу определил, хотя в английском она тебе до колен не достанет. И японского, в отличие от тебя, не знает. Вот ты и ходишь мрачнее тучи. Или не так?
Я молчу.
- Примем молчание за знак согласия, - говорит Ольга. – Ладно, не грусти. Вот тебе адресок и телефон. Это молодая фирма, но с перспективами. Занимается внешней торговлей, то бишь, распродаёт Родину помаленьку. Заработки там приличные. Скажешь, что ты от Ольги Абрамовны.
 
Я поехал по указанному адресу… Началась новая работа, пошли командировки. Я полетел на Мальту, в Германию, Арабские Эмираты…
 
Однажды, после значительного перерыва, мы нечаянно встретились на улице. Всё та же горделивая осанка, всё те же тёмные некрашеные волосы, но уже значительное наложение макияжа. Я был очень рад её видеть. Так ей и сказал.
- Рад тебя видеть,  Олька. Выглядишь ты превосходно, аж целовать тебя хочется.
-  В чём же дело? Почему не поцеловать красивую женщину?
Я целую её в щёку.
 
Мы беседуем. Она вышла на пенсию. Подрабатывает на рынке с азербайджанцами, торгуя овощами.
- Ахмет – классный парень. Платит хорошо, без обмана. Но весь день на ногах. Устаю как собака. И сердце побаливает. В воскресенье у меня выходной. Приезжай, по рюмочке чайку выпьем.
Она даёт адрес. Пошарив в сумке, достаёт картонный пакетик.
- На-ка тебе.
- ?
- Чистящее средство для кухонной плиты. Бери-бери. Жена тебе спасибо скажет.
 
Созвонившись, я приезжаю к ней в гости. Она встречает меня деловито и радостно. Показывает не очень  большую, но уютно и со вкусом обставленную квартиру.
- Америка отменяется, - говорит она. – Дядя умер, а брату я нужна как зайцу стоп сигнал. Будем жить в России. Видишь мою новую квартиру? Нравится?
- Да, нравится.
- У меня и муж новый. Витька. Сейчас на работе. Замечательный мужик мне достался. Мастер на все руки. Меня бережёт и любит. Чего ещё женщине нужно? Сейчас вот деньжат подкопим и купим избушку за городом. На лоне природы жить будем. Лепота!
На кухне она угощает меня вкусным красным вином. Плесканула себе на дно бокала.
У меня ощущение, что я разговариваю с мудрой женщиной, почти как с матерью, хотя она всего лишь на пару лет старше меня.
- Не пропадай, - говорит она мне на прощанье. – Позванивай.
Я звоню ей время от времени.
 
Узнаю однажды новость. В тридцати километрах от города она с Виктором купила дом. Точнее, старый домик.
- Витька всё отремонтировал, жить даже зимой можно. Сейчас теплицу строим. Приезжай.
- Это какой район?
- Дубенский. Деревня Казначеевка.
- Неужели? Это ж родина моего отца и дяди, на войне погибшего!
- Тем более приезжай.
- Так там дороги нет. Не доберёшься.
- Давно уже есть. Приезжай. Тут места сказочные!
- О’кей. Вот соберусь и приеду.
 
Наконец, я собрался. Уговорил жену и сына съездить на его машине. Надо позвонить предварительно и договориться о деталях визита. 
Звоню.
- Алло! Ольга?
- Нет. Это Виктор.
- А Ольгу можно?
Наступила долгая пауза… И наконец я слышу глухой, сдавленный плач Виктора.
- Завтра девять дней как её не стало…
- Ой-ё-ёй, простите. Я не знал. Что с ней?
- Сердце. Помяните её по-христиански. 
- Да-да, непременно…
 
На следующий день я, не шибко верующий, прихожу в церковь. Стою возле икон. Вспоминаю. Поминаю. В этой жизни я опять, уже в который раз опоздал. Как и чем я могу отблагодарить тебя, Ольга? Бог даст, когда-нибудь напишу о тебе несколько строк…
… И вот, как смог, как получилось, написал….