Дерьмо и спичка

      В одной из восточных столиц – назовём её Томбо – есть место, известное как Медовый квартал.
     Добропорядочным гражданам посещать его не следует. Можно потерять голову. В прямом смысле, в том числе. Соблазнов много, перечислять их незачем.  Достаточно сказать, как принято у менеджеров по продажам, что представлена практически вся линейка способов удовлетворения человеческих страстей, пороков и слабостей.
     Конец восьмидесятых прошлого века. До обрушения ажурной конструкции островного экономического «чуда» дело ещё не дошло, хотя тревожные  звоночки звучат. Зато дошло  до краха европейской послевоенной  постройки и мы, кто в теме, наблюдаем за процессом  в предвкушении грандиозных событий.
     Наблюдаем не пассивно, а весьма деятельно, подпиливая, подталкивая, направляя. Диапазон наших усилий обширен. Мы – как врачи – без границ.
     К тому времени мне удалось обзавестись некоторым авторитетом эксперта по русскому досье и в этом качестве я был включён в состав «станции» в Томбо.
     Установка была такой: советский дипломат – орешек традиционно крепкий, но может, в предлагаемых исторических обстоятельствах, струхнуть и побежать. Нам следует быть готовыми с объятиями и поцелуями. И с трезвой зоркостью, дабы отличить, как говорят русские, божий дар от яичницы.
     У шефа, увлекавшегося чтением русской классики под рюмку шерри, родилась остроумная идея. Соорудить «волчью яму».  Я был назначен звероловом. В помощь мне были выделены подручные загонщики. Две миловидные и опытные сотрудницы. Без знания русского языка, но с навыками, вполне этот недочет компенсировавшими.
     Одна – яркая, загорелая, веснушчатая, с соломенной гривой. Звали её Санди. Вторая – неулыбчивая белокожая брюнетка-скромница по имени Манди.
     Я был молод. Проект меня увлёк. Хорошо помню наши посиделки допоздна, на которых обсуждались детали. Шеф с рюмочкой шерри и лукавыми чёртиками в глазах. Ваш покорный слуга, сосредоточенный, даже несколько отрешённый, ведь нельзя упустить ни одной мелочи. Санди и Манди, безуспешно пытающиеся обратить на себя моё внимание.
     Решили что «ямой» будет спа-салон. Самого, понятно, пикантного направления. «Звериной тропой» – тупичок в Медовом квартале. Прикидывали разные названия, в основном из области ботаники и зоологии, пока шеф не вбросил гениальное: «Миссия».  Звучит достойно, привлекательно, туманно. Всего в меру.
     Таким образом, в квартале, где дипломатам большинства государств бывать не рекомендовалось, а советским – строго запрещалось, появилась баня « Миссия». Ни наших ушей, ни нас самих там, естественно, и близко не было. Учредитель – томбовец. За прилавком – безликая томбовка из тех, у которых нет возраста.
     Начальный период раскрутки и притирки выявил кое-какие шероховатости.
     Соседи. Ими оказалась группировка «Формоза».  Они считали этот угол Медовой территории своим и надеялись, что мы обратимся за согласованием. Не дождавшись, жёстко наехали на нашу баню.
     Начали с охранника-зазывалы. Пригласили, угостили, а потом насиловали всем коллективом, пока бедняга не испустил дух. Истерзанное тело бросили возле порога, который покойный охранял так недолго.
     С тётушкой на кассе тоже обошлись жестоко. Убили её кота. Обезглавили, а голову прислали почтой по месту работы.
     Пришлось отвлекаться, отвечать. Через пару дней владелец второразрядного отеля (он был у «Формозы» за главного) был взят в собственном лобби-баре группой захвата организации «Великая стена» и вывезен на континент, где бесследно исчез.
     В тупичке воцарилось добрососедство.
     Другая немелочь – татуировка. Сегодня кажется забавным, но в том, давнем Томбо это было клеймом, закрывавшим доступ в приличное общество. Её присутствие на теле говорило о принадлежности обладателя к преступному миру. Из расположения и расцветки узоров можно было почерпнуть такие сведения, как семейство, ранг, преимущественный род уголовных занятий. Обыватель боится и избегает  контактов с мафией, особенно в бане, где человек наг и беззащитен. Чаще всего  администрация прямо на входе уведомляет, что лицам с тату сюда нельзя.
     Я настоял, чтобы в нашем заведении этого ограничения не было. Я – противник дискриминации. Я уже многое знал о России. Интересующая нас потенциальная «дичь» могла быть татуированной. Профиль Сталина, например, или женское имя. В СССР этим отличался так же, как, всюду, прежде всего уголовный элемент. Но и среди подростков из благополучных семей иногда встречалось. Обидно было бы упустить добычу из-за недостаточной толерантности.
     Вот так и получилось, что первым клиентом у нас стал средних лет джентльмен, стриженный под ёжик, с проседью и золотым перстнем на безымянном пальце. Мизинец его был лишен одной фаланги. Когда он сбросил одежду (дорогую и безвкусную, напомнившую мне родной Восточный Лондон) то засверкал в приглушенном свете VIP-раздевалки, словно карп во рву императорского дворца.
     Что за красота, думал я следя за ним на экране. Он вертелся, оглядывая себя в зеркалах, а я видел то золотое чешуйчатое тело дракона, то лилово-алый венок глициний и лотосов, то петуха на храмовом насесте. Потом он медленно плавал в бассейне, поводя упитанными разноцветными боками.
     Больше к нам в тот день никто не пришёл. На следующий вообще никого не было. Потом снова появился «карп».  Поплавал в одиночестве, выпил бутылочку. Ушел. Несколько дней не появлялся. Когда появился, до меня дошло, что «Миссия» стала его баней. Персональной. Ему у нас понравилось, и никто другой сюда не войдёт иначе, как по его дозволению.
     Проверили, так и оказалось. Подступы к тупичку были надёжно перекрыты «пехотой» нашего джентльмена. Да и это было излишне, так как информация в Медовом расходится быстро и действует безотказно.
     Что делать? Собрались на совещание. Шеф задумчиво тянул шерри. Девицы предложили устранить клиента проверенным способом. Я был против. От одного дракона избавишься, накличешь дюжину. К тому же примета нехорошая.
     – Спустите воду, – произнёс шеф. Просто и эффективно.
     Во время очередного заплыва бассейн громко хлюпнул и стал стремительно мелеть. «Карп» возмущенно забил хвостом, ударился плавниками о дно. Бассейн стал послушно наполняться. Однако, поздно. Клиент нас покинул и более о себе не напоминал. Какое-то время мы были настороже, но, полагаю, у мафии сработало чутьё.
     «Крокодила» зацепила Манди на показе коллекции модного кутюрье. Она вышла на подиум в плиссированном свободном «ванписе» и в первом ряду увидела европейскую пару. Он старался не пялиться. Супруга внимательно наблюдала за сценой и за ним. Мысленно пролистав картотеку, Манди убедилась, что перед ней тот, кто нужен, и на фуршете прошла рядом с их столиком. Она рассчитала так, чтобы Крокодил обнаружил в заднем левом кармане брюк салфетку с её номером телефона до дежурного обыска жены.
Манди была уверена, что он запомнил её лёгкое, как первый поцелуй, прикосновение.
     Ждали недели три. Если судить по затратам времени, то наша работа состоит из ожидания и только. При том, что результат может быть неожиданным. В данном случае неожиданность оказалась  приятной.
     Он позвонил, предложил встречу в сетевой кофейне и сразу перевёл контакт в деловое русло. Канитель с заманиванием в «яму» оказалась лишней.
     – Меня интересуют условия, – прошелестел он, глядя мимо Манди и аккуратно отводя её рассеянно блуждающую руку.
     – От продолжения встречи уклонился, – в рапорте Манди угадывалась нотка женской обиды, но преобладала сухая чёткость. Уголок рта Санди дрогнул: бывает, мол, подруга.
     – Проверка? – мне уж точно было не до их спорта.
     – Изъянов не выявлено. Предварительно годен.
     Из кофейни Крокодил (мы закрепили предложенный мстительной Манди псевдоним) унёс ещё одну салфетку.
     Я – сторонник планомерного движения к цели. Экспромты, отклонения – всегда «серая зона».
     Запланировано принять кандидата в «Миссии» – надо выполнять. Ему не хочется светиться в Медовом квартале – значит через «не хочу». Пусть изворачивается. Если пойдёт на сотрудничество, ставка окажется намного выше, чем отступление от служебной инструкции.
     И он пришел. В сумерках. В шортах, кроссовках и летней футболке с надписью « Зико» – это имя тогда можно было встретить в Томбо на каждом углу.  Мы начали вести  гостя в парке, где он добросовестно протрусил несколько кругов. Санди трусила следом, время от времени поправляя шнурки для сохранения дистанции.
     – Добро пожаловать в нашу «Миссию», сэр, – приветствовал я Крокодила гостеприимным жестом, делая ударение на слове «нашу».
     Итог беседы был в целом приемлемым. Мелкий человечишко, сказал бы я, не будь сам предельно скрупулёзен в торговых делах. Сделка предстояла серьёзная, поскольку предметом её была купля-продажа души.
     Он проявил предельную предусмотрительность. Я – предельную щедрость. Вот так, сходу, за один присест? Кто-то не поверит и будет прав. Теория такого не допускает. Практика, как правило, тоже. Однако договорились. Знаете, что меня убедило?
     – Они разлучили меня с Мурзиком, –  выдавил он, едва не сорвавшись на рыдания. Мурзик, или как-то похоже, по-татарски, звали его кота. Он просил разрешения на вывоз кота в Томбо. Начальство отказало. И тогда он замыслил измену. Проявлял инициативу?
     – Было. Первый раз после раннего любования цветами тыквы. Дипкорпус разъезжался с парковки ботанического сада, и я подставил левый бок под вашего консула. Но тюкнулся какой-то африканец, вылез и, широко сияя зубами, пошёл знакомиться. Я еле успел прыгнуть за руль и спастись бегством.
     Другой раз в клубе я забрал пишущую машинку из бокса вашего репортёра. Думал – пойдёт на поиски. Потом посмотрел, а в боксе другая машинка с запиской: «Это –  пишущая машинка. Просьба не уносить.»
     Сопровождал супругу на показы, пока не дождался салфетки от Манди.
     – Как вы догадались, что это мы?
     – А кто ещё так работает?
     Действительно. Только, как – так? Ювелирно? Переспрашивать не стал.
     – Давайте договоримся о псевдониме, – завершая формальную часть, предложил я. О том, что мы называем его Крокодилом, я сообщать не стал. Он перешёл на свой язык:
     – Думал об этом. Пусть я буду «Меч»? А вы – мой «Щит».
     – Не лучше ли наоборот? – среагировал я, – вы – наш «Щит». Ну а мы, если вам угодно, – «Меч».
     – Олрайт, – не стал спорить наш новый тайный сотрудник, тогда ещё, наверное, слабо владевший английским.
     Так в моём служебном сейфе появилось досье “Shit and Match”. В переводе - «Дерьмо и спичка».
     Время было позднее, но я предложил ему сеанс массажа.
     – Хорошо, если быстренько, – не ломаясь согласился Щит. И удалился в кулуары. С Санди. Манди проводила их безучастным, но цепким взглядом.
***               
     В Томбо он провёл еще год. Мы его не беспокоили. Он нам нужен был там, у себя. Дали завершить командировку, собрать контейнер-пятитонник.
     Санди, наблюдавшая издали за погрузкой в порту, доложила, что значительную часть объёма заняли упаковки туалетной бумаги. Наш Щит хотел как можно дольше располагать доступом к благам цивилизации. По нашим прикидкам (мы знали состав его семейства) запаса должно было хватить на полгода.
     Совпадение или нет, но через полгода он пропал. Поехал охотиться на Княжьи болота и не вернулся. Сотрудник «станции», курировавший Щита, доложил, что поиски весьма затруднительны и едва ли имеют смысл. Трясина там простирается на многие сотни миль (по площади превосходя Лондон, Эссекс и ещё несколько графств) и способна поглотить не только охотника, но и любой колёсный транспорт. Кроме того, там на звериных тропах много «волчьих ям».
     Знаете, кто был этим куратором? Дело давнее, скажу: Санди. Да, она выучила язык (оказывается, начальный уровень у неё был раньше, я и не знал), подала заявку на перевод из Томбо и покинула «Миссию».
     А Манди осталась. Со временем она доросла до управляющей «Миссии», а потом и владычицы Медового квартала, подчинив «Формозу» и банды помельче.
     Шеф в ту же зиму скончался от цирроза.
 ***               
     Прошло много лет. Так, кажется, принято выражаться у беллетристов? Прибегу к этому композиционному приёму и я.
     Однажды автор этих строк выпивал со своим знакомым. Назову его Игорем. Местом встречи определю Россию (СССР к тому времени давно канул в небытие).
     – Скажи, дружище, – я знаю, как вызвать русского на доверительный разговор после энной рюмки, – что же тогда всё-таки произошло на Княжьих болотах?
     – Кто знает? Места там глухие, заповедные. На тропе, по которой он, как установлено, следовал, мы насчитали в общей сложности тридцать «волчьих ям». Самая старая – ещё со времён Калиты.
     – Тело нашли?
     – Где там. Кстати, у границы заповедника – областной скотомогильник. Его, что ли, прикажешь перелопатить?
     – Ликвидировали, значит. Знали?
     – Не преувеличивай и не напрягайся. Вот ещё факт: одежду нашли. Аккуратной стопочкой лежала на кочке. Включая майку и трусы.
     – Самоубийство? На это намекаешь?
     – Махнём, старина! За упокой разнообразных душ. Почём, говоришь, у вас они нынче котируются?
     Игорь поднял рюмку. Он угощал, посуда тоже была его. На рюмке – рисунок из русских былин, минимальный комплект вооружения витязя – щит и меч. Закурил и сломал в пальцах горелую спичку.
     Тёмная история. Нестыковки остаются. Версий несколько и нет такой, куда вписались бы все факты. Например, такой: супруга Щита, овдовев и выдержав приличествующий трауру срок, выехала на жительство за границу. С котом. Поселилась, я слышал, в … . Нет, не припомню.
     А ещё через месяц, что ли, ушла Санди. Не уволилась. Просто её не стало. «Станция» встревожилась не сразу – работник в поле, всякое бывает. На квартире чисто, в смысле ни следов похищения, ни бегства. Оформили как бессрочный отпуск за свой счёт. Кто-то пустил слух, что похожую, только пополневшую, фермершу видели на берегу Оранжевой реки. И якобы с мужем, фермером, она говорила на чудном языке, видимо, редком диалекте африкаанс.
     Сейф у меня вместительный, старые досье я не уничтожаю. Храню и это.