Прогулки со смертью. Прогулка седьмая

(начало см. в начале)
Наконец понедельник! В десять утра должен был быть консилиум по тяжелобольным. Я ждала нужного лекарства, которое остановит цитокиновый шторм.
Мне становилось всё хуже и хуже, дойти до туалета уже не представлялось возможным и пришлось звать санитарку. Меня усадили в инвалидное кресло и покатили через весь коридор. По коридорам ковидного отделения гуляли сквозняки и выздоравливающие. Народ в пижамах ободряюще улыбался мне, словно говоря: «Вот видишь, мы же встали». Мысли путались от жара и общего истощения, но осталась одна чёткая мысль-приказ – не упасть в туалете. Усилием воли я просто заставила себя не упасть. Меня снова отвезли в палату, и я бухнулась на кровать.
Ковид мною ощущался как странная болезнь – он хозяйничал во мне с первых часов заражения, внедрялся в клетки: мне даже казалось, что я чувствую, как он буравит их мембраны и корёжит мою ДНК. Кто-то второй был во мне, кто не обращал внимания на моё желание быть здоровой. И вот сейчас этот второй должен был меня победить, потому что у меня сил бороться уже не оставалось. Но какой же он глупый, этот ковид: если я умру, то вместе со мной умрёт и он. Зачем он меня тогда убивает?
В этих раздумьях я начала снова падать в забытье – хорошо мне знакомое забвение реальности, но такое манящее из-за предвкушения встречи с моим другом, несущим смерть. Но друг не появлялся. Состояние забытья стало сгущаться и из сумрачного перешло в полнейший мрак. В этом мраке были разные голоса, было движение, но я ничего не слышала и не видела – я знала их. Знала, но не чувствами, а просто прямым проникновением в суть вещей. В кромешной тьме я стала звать:
– Доктор Смерть, где ты?! Мне плохо!
– Ну не драматизируй! Я здесь.
Его голос слышался колокольным звоном и вибрацией отдавался во всём теле:
– Боишься? Расслабься. Расслабление – это отсутствие страха. Страх сковывает.
– Давай прогуляемся, – предложила я, чуть расслабившись.
– В этом мраке?
 Голос моего собеседника был улыбающимся. Это слышалось примерно так, как та моя песня, которую записывали на студии звукозаписи. Тогда мне там сказали: «Улыбайся во время пения – слушатель это поймёт», и моя «улыбающаяся» песня была записана с первого раза.
Внезапно я задала вопрос доктору Смерть:
– А если музыка приносит боль, напоминая о человеке?
– Берёшь мелодию, напоминающую об этом человеке и прослушиваешь её столько раз, сколько нужно, чтобы погрузиться в чувство. Определи, какое это чувство – ну, например, тоска. Где оно? В середине груди, или во всём теле, или в животе? Какого оно цвета? Как воздействует на тебя – колет, режет, давит, мешает, жжёт? Дай ему быть. Просто перестань бороться. Постепенно чувство тает. А мелодия становится просто мелодией.
– То есть, если я её услышу, я больше не вспомню об этом человеке?
– Нет, не так. Ты вспомнишь, ведь память стереть трудно – да и зачем? Но разрушающего тягостного чувства больше не будет. Останется просто память без эмоций, – почему-то перешёл на шёпот доктор Смерть.
Я очнулась от сильной тряски: меня трясла за руку медсестра, которая наконец пришла сделать мне долгожданный укол. Она уколола меня в живот – играючи, безболезненно. Совершенно умиротворённая, вся в надеждах на выздоровление, я снова провалилась в сон.