Чёрное перо Ангела. Рассказ третий

 
   Иногда мне кажется, что я сейчас взлечу. И это получается. Хотя у меня нет крыльев как у птиц. Июль. Жара. Кажется, что асфальт сейчас плывет под ногами. Как шустрый ручей.
    Катя в коротком платье идёт рядом. Улыбается. Облизывает несколько припухлые губки. Ест мороженное. И я тоже. Один плюс один. Плюс ещё один. Четверо.
    Ещё пара минут и нас останется двое. Лишь что-то изменится. Холодное превратиться в тёплое и зацветет улыбками на лицах. Мороженное это всегда хорошо. В меру. Но почему нет такого мороженного с руку? В форме сердца? И так чтобы мы его ели с двух сторон.  Ведь есть же кроме куриного яйца яйцо страуса! Большое!
   Мы его ели с Катей. На троих. Правда, моего кота, точнее кошечку совсем не приглашали. Она сама пришла.  Но мы щедрые- угостили это маленькое мяукало! Да, у меня появился котёнок! Чёрненькая, с беленькими пятнышками маленькая, но уже такая вредная кошечка! Но, может, поэтому я её так люблю! Красотуля!   
   Не звали. Пришла. Ну, пусть наестся вволю!!! Молодость всегда голодная! Правил не знает. Лезет отчаянно нахально – дай! Хочу! Мне надо!
   Только Катя, насколько я понял, не разделяет моего восторга. Она не захотела, есть с одной тарелки, с которой уплетала Элька. Мы, буквально на минутку отлучились с кухни, и это малое обнаружило тарелку с едой.
   Элька… Так зовут мою кошечку. Мне её подарил дядя Вася, сантехник. Он приходил к нам, когда у нас стали течь краны. Мама позвала.  Он хороший мужчина, только пьёт много. Спиртного. Это чувствуется сразу, как он входит  в прихожую.
    Я думаю, что профессия определяет сознание. Это я Карла Маркса, бородатого немца из древности почитал. Ну, не совсем древности, не всё равно, это было давно. А ведь Вася работает с водой, значит, поэтому он пьет, раз работает с водой. Только когда я поделился своими мыслями с мамой, она обозвала меня дураком.   
   Катя, в отличие от неё считает меня умным. Она, правда, не говорила, об этом, но я думаю, если она гуляет со мной, значит это так. И кошечку мою тоже любит, ведь она её гладит и приносит вискас. Мне она тоже приносит печенье, и мы вместе пьём чай.  А я её угощаю печенюжками.
– Почему ты их называешь печенюжками? – спросила как-то Катя.
– Да вот…– немного замялся я, но тут же нашёлся, – просто, когда я их даю, я тебе желаю так много хорошего. Они, меняют свою структуру и превращаются в печенюжки и вкусняшки!
Катя, тогда пила чай и чуть не поперхнулась от смеха. Ей – понравилось!
   Она мне тоже мне нравится. Катя позитивно смотрит на жизнь. Правда в последнее время ей очень много стали задавать заданий в университете, куда она поступила, и она не всегда может со мной встретиться. Только я не очень огорчаюсь. У меня есть Элька и мы с ней играем целыми днями. К тому же пособия, что даёт государство мало и мы с мамой, как она говорит, живём на грани нищеты. Но я так не думаю: у нас всегда есть макароны, овсянка и гречка, а мясо…Мясо я прочитал, есть вредно. Хотя Катя считает, что поджаренная курица должна быть всегда на столе. И всё это случилось, после разговора с мамой… Она очень изменилась. Как-то Катя, пришла, когда дома была мам.
– А-а-а-а… это ты… ты всё ходишь к моему сыну?
– Ну да, – улыбнулась Катя.
– И что ты в нём нашла?
– Ну…– замялась Катя.
Был серый осенний день и уже начинал моросить такой мелкий и противный дождь.
– А ладно…– мама открыла шкафчик, что всегда был заперт, и вытащила оттуда бутылку коньяка.
– Согреемся? Будешь кофе?
   Катя, несколько промокшая в своей красненькой, далеко не новой курточке кивнула головой. Мама достала из холодильника сыр и быстро нарезала его на тарелочку.
– Садись! – широким жестом пригласила она девушку.
 Мы его редко покупаем, и кушаем по праздникам. Я напряг мозги, пытаясь вспомнить какой же праздник сегодня, но в голову ничего не приходило.
– Давай поговорим с тобой как женщина с женщиной, – сказала мама.
– Давайте…– голос Кати как-то противно несмело, едва слышно задрожал испуганными нотками.
– Вадим, можно тебя попросить? – спросила меня мама.
– Да…
– Можно я поговорю с Катей наедине… это женский разговор.
Я стоял несколько растерянный. Было такое чувство, что мне в руки дали две тяжёлые сумки.
– Ах да…– мама взяла три кусочка сыра и протянула их мне, – на вот… погрызи…в своей комнате.
Я взял сыр и спросил, что меня интересовало больше всего:
– Мама, а какой сегодня праздник?
Мама удивленно уставилась на меня, а потом усмехнулась.
– День лопоухого гуся!
Я удивленно захлопал глазами, переводя взгляд с мамы то на Катю. Но Катя, по-видимому, не удивилась. Видимо такой праздник есть, просто я него не знаю.
– Иди уже! – несколько грубовато с недовольным привкусом портящегося настроения рявкнула мама. Я знаю, когда у неё портиться настроение. Я знаю, что, когда у неё портиться настроение, на глаза ей лучше не попадаться. А это бывает часто. Когда её бросают мужчины. Точнее, как она раз выразилось, не ценят настоящих женщин. В общем, мужики вымерли как динозавры!
– Тогда я пойду…– поняв, что не получу ответа на свой вопрос сказал я.
– Да иди… а мы поговорим с Катериной… Катей ведь тебя зовут, не так ли? – переспросила мама, и, увидев, что та скромно кивнула головой, – о нашей женской горькой доле! Я расскажу тебе, какие бывают мужики!
   Я был против, но пришлось, молча согласиться. Я решил, что если мама скажет что-то не то, то я смогу с Катей поговорить потом и мы все вопросы решим.
Горькая, несчастная, неудачливая бедная…
   Как я не люблю этих слов. Есть утро, есть день, есть вечер!  Они обручены друг с другом. И только так, а не иначе! И всегда во времени, которое они обозначают можно найти нечто хорошее. Но прежде всего утро… с него всё начинается. Каждое утро я делаю пять вещей:
Читаю фразу «Ты самый счастливый человек на земле!» там ещё я нарисовал сердечко, солнышко и много разных цветов. Названий не знаю, но я рисовал их с книжки, где их фотографии. Фотосессия!
   Потом глажу по пузику китайского болванчика, что зовут Хотэй. Такой улыбающийся мужичок с большим пузиком! И хоть он и китаец, он такой симпатичный! Я его глажу много-много раз и шепчу много раз: в моей жизни всё хорошо, а скоро будет ещё лучше!
   Третье, что я делаю, это смотрю в окно минут пять. Завожу таймер, он говорит пи-пи, когда срок прошёл.
   Затем я закидываю зелёный чай в термическую кружку, завариваю чайник и заливаю воду туда и иду к любимому водопаду. У нас в Минске есть разветвленная водная система и много водопадов. Мой любимый – самый близкий. Там я становлюсь на небольшой парапет, и смотрю на расстилающуюся водную гладь! Она разная в разное время года. Но есть и нечто неизменное, шум-песня падающей воды, движение чего-то могучего и непостижимого в этой великой волной массе.
Пятое…пятое я пью чай. Медленно. А потом умываюсь его остатками. Мам говорит, что я занимаюсь глупостями, что за лицом нужно ухаживать иначе, что есть специальные кремы… но я считаю, что сила зелёного чая – величайшая сила на земле. Одна из самых могучих! И когда я умываюсь, мне кажется, что я смываю остатки сна и наступает настоящее утро! Утро прыснувшегося и довольного человека. А иначе… иначе совсем не утро. Это просто потраченное впустую время! И так я делаю каждый день! Каждый день я стараюсь найти в жизни нечто….
   Из кухни я слышу разговор. Он становиться всё громче и громче! Иногда она переходит на визг, и Катин голос странным образом изменившийся сливается с маминым. Они сидят долго. Сыр я уже съел и мне несколько скучно. Нет, конечно же, я бы нашёл занятие, если б Кати не было у нас в гостях, но, когда она тут… я просто не знаю, что мне делать.  Я просто тупо слоняюсь из одного угла комнаты в другой.
Наконец-то!
Дверь открывается, и мама зовёт меня.
   Катя уже стоит в своей курточке в нашей маленькой прихожей и как-то странно улыбается. Мама всё ей что-то говорит. Слов я почти не слышу, но каким-то чутьём улавливаю, разговор для меня не самый приятный. Хотя мам вроде ничего крамольного не произносит. Лишь только общего плана фразы:
– Ну, ты меня, надеюсь, поняла, мы станем с тобой подругами, ты умная девушка, и я рада, что познакомилась с тобой.
– А ты… ты уже уходишь… – я не могу скрыть разочарование.
– Сегодня я не смогу побыть с тобой… давай в другой раз… мы ведь…  в общем, у меня есть ещё дела!
Мне сложно понять, что за дела у неё, я вижу, что она выпила и вряд ли сможет что-то делать.
– Я провожу тебя! – решительно заявляю.
– Так, никого провожать ты не будешь! – мама накидывает лёгкую кофточку, – пойдём милая, мне нужно тебе рассказать…
Я растерянно смотрю, как пара красных туфелек Кати, и пара белых мамы исчезают за дверью.
Наступившая тишина в доме – оглушает!
   В кухне и коридоре стоит едкий запах коньяка, кофе… две чашки ещё стоят на столе, и дым ментоловых сигарет. Маминых. Так происходит всегда, когда мама нервничает или злится, или кто-то её обидел. Она тогда ходит по дому и что-то неслышное бубнит себе под нос. Но сегодня… сегодня всё несколько иначе. Я не могу понять почему. Не могу понять, что произошло. Я открываю форточки, чтобы выветрить запахи, и они улетают на улицу, но чувство тревоги и чего-то непоправимого поселяется в моей душе. Я не выдерживаю и, придя в свою комнату, падаю на кровать. Падаю и горько рыдаю. Плачу, не понимая прочему, и чем вызвано это.
   С того случая, с Катей мы стали встречаться намного меньше.
А вскоре грянул гром.
– Ты знаешь, настоящий мужчина должен обеспечивать женщину… покупать ей туфли, колготки, платья, машины. Водить по ресторанам!
– Но ведь главное не это, – говорю я, – главное чувства одного человека к другому.
– Ну да, но ведь это тоже нужно…
Мы идем, и между нами вырастает пропасть.
   Она меняется. Я – нет. Мне нравится прежняя Катя, а настоящая Катя – нет! Она становится другой. Ноя почему-то верю, что всё изменится. Лучшее в человеке всегда побеждает. Я в этом уверен. Просто злая мачеха, так зовут «суровую реальность» заперла золушку прекрасные романтические чувства, в кладовку. Но я очень верю, что кладовка когда-нибудь откроется и выйдет золушка. Выйдет в шикарном платье и помчится на бал, где её уже, ждёт принц.
   Я знаю, что любовь победит! Я знаю, что мама просто не умеет жить. Она умеет готовить еду, ходить, но не жить.  Ей нужно научиться жить. Чёрный ангел станет белым, если провести по ней кисточкой с белой краской.
– Нет настоящих мужчин! – восклицает, как попка-попугай Катя за мамой. Но это сосем не так. Она просто не хочет их видеть! Она как птенец застыла в своём развитии и просто не хочет летать! Не хочет попробовать! Учу… Внушаю!
– Мама, мужчин замечательных много. Просто выйди на улицу и улыбнись!
   Мама что-то шепчет едва слышно, и сквозь полустиснутые губы я слышу: дурак, дибил…
   Но я настойчив. Я возложу корону на голову убийцы, прежней Кати, корону. Она станет желанной для всех мужчин. Королевой! А без этого – никак! Никак с Катей отношения не заладятся. Я сделаю маму счастливой! Сделаю, как делаю, всегда пять вещей утром: читаю, смотрю, глажу, слушаю, пью, умываюсь…
   Моя мама – самая лучшая, только ей нужно немножечко помочь!
То, что ожидал, в худших своих предположениях произошло.
– Наши чувства…– взгляд Кати скользит вниз, – тебе нравится моя ножка?
– Да.
– А ты хотел бы её поцеловать?
– Здесь?
– Да, если бы я попросила.
– Не знаю.
Не знаешь или же готов поцеловать?
Наверное. Наверное, готов.
   Она садится на лавку и закидывает одну ногу за другую. Она в красивом белом платьице с алыми розами. На вытянутой ножке, слегка покачивающейся, красная туфелька блестит особенно ярко. На солнышке.
– Тогда поцелуй!
Мне несколько неловко.
– Ты помнишь, говорю я, – недавно мы гуляли и видели одну… несколько неприличную для людей и нормальную для животных сцену? Это когда пёс полез на самочку.  И мы смотрели. Ты тогда ещё немного стеснялась. Мы тогда делали несколько шагов, и потом снова смотрели. Шли. Смотрели. Снова шли.
Лицо Кати покрывается красной краской. Ей стыдно.
Я приседаю на корточки прямо перед ней.
– У тебя саамы прекрасные ножки на свете!
Я тихонечко, осторожно дую на них.
– Ты для меня, как ангел, – говорю, – мне нравятся твои белые крылышки, только среди них затесалось чёрное перо. Я могу не только ножки твои поцеловать, но и… но просто тогда мы ничем не будем отличаться от тех собачек. Шарика и Тузика!
Катя встаёт и закрывает лицо руками. Оно – полыхает!
Я накладываю свои ладони на её ладошки.
– Этот мир: Лондон, Париж, Мадрид, Минск, Москва, и все люди в других городах верят – ты невиновна! Просто есть…кто-то злой и вечно вредный, смущающий и пробующий нашу душу на прочность вставил тебе это перо. А может,  виновато чёрное перо, затесавшееся в твои белоснежные крылья. Ведь, правда?
– Правда! – выдыхает облегченно она.
Я живу на первом этаже. Большие деревья окружают его. Когда светит солнце, здесь светло и хорошо. И, кажется, что весь мир заполнен красотой и светом! Но солнце заходит за тучи, и весь мир превращается в чёрный склеп, где мне холодно и сыро. ТАК И С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ РАЗУМОМ.
– Значит, вынимаем чёрное пёрышко… чтобы мы снова могли летать?
– Да! – она обнимает и прижимается ко мне. Её духи берут меня в плен.
Глупо стонать, в пасмурную погоду, что нет солнца. Оно есть! Там, за облаками! Я знаю, что всё у нас будет хорошо! Там, в междуножье её души живёт самое сокровенное – желание любить! На уровне феромонов. Потом, это желание движется, вверх по позвоночнику и заходит в мозг. Потом возвращается обратно и сливается с невидимым нечто на уровне сердца.
   Настоящий мужчина…Настоящий мужчина – это миф. Миф, придуманный существом противоположным богу. Добавившем к нашим крыльям чёрное перо. Лишь только от женщины зависит, увидит она в белых крыльях это чёрное перо или нет.
   Иногда мне кажется, что я взлечу. И это получается. Как у птиц. Или ангелов, что незримо танцуют в высоте. В великолепном танце. Я жду. Я верю. Я делаю всё, чтобы выросли крылья. У Ангела. У Ангела, что назовут моей половинкой.
   Чтобы понять мир, нужно прочитать его душу, что сокрыта в глазах Стрекоз.