Рассказ к 9 мая

              Я иду по земле, на которой более 70 лет шли бои. Может быть на том месте, где я сейчас остановился, чтобы перевести дух лежал тогда мёртвый советский солдат. Или немец. В паре шагов от меня кто то совершил подвиг, кто то побежал… Сегодня здесь парк. Очень красивый, со скамеечками, елочками. В самом центре парка — памятник павшим…
            
               Объявление на заборе, большими чёрными буквами. Корявое, с ошибками. но понятное каждому. — «ВОДА ТОЛЬКО ДЛЯ НЕМЕТСКИХ СОЛДАТ! РУССКИЕ БЕРУЩИЕ ОТСЮДА ВОДУ БУДУТ РАСТРЕЛЯНЫ! ВОДА ДЛЯ РУССКИХ НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ.» Внизу печать с орлом, подпись — сельский комендант. Где эта другая сторона не указано. Потому что вода только в одном месте. Но русских, лишь за одну попытку отхлебнуть воды, расстреливают. Без преувеличения. Где брать воду? Только в реке, до которой аж три версты. Упросить коменданта невозможно. Он тебе, скорее, конфетку даст, шуткой одарит, а воды не позволит. Кстати, насчет конфетки — в соседней деревне погнали куда то всех женщин с детьми. Один молодой немецкий офицер детям конфетки давал. Старший на того заорал и молодой прекратил. Но не конфеток старший пожалел. Оказалось, детей с матерями гнали в полевой госпиталь. Шли ожесточённые бои и у немцев полно раненых было. Донорская кровь необходима, а где её взять? Вот у детишек с мамашами решали позаимствовать. Точнее, откачать, сколько можно. А от шоколадных конфеток кровь какая то не такая становится, вот старший и запретил детям кровь портить. Гонят по уезжанной гусеницами дороге, по самой жаре, без отдыха. Кровь нужна, чтобы раненые выздоровели, снова в бой пошли. Один мальчишка, лет десяти, не из деревни, приблудный, без матери, подбегает к старшему офицеру:

    - Господин дяденька! Позвольте мне жить!
    Дяденька хочет оттолкнуть мальчишку, но что то останавливает его. Может быть дерзость неожиданной просьбы? Что это за глупость — позвольте ему, видите ли!? Или остановила неожиданная недеревенская речь мальчишки с этим «позвольте»? И арийские светло-голубые глаза. Русский язык старший офицер знает хорошо:
    - Позволить? Тебе? — отзывается офицер без улыбки.
    Мальчишка молча кивает головой, плещутся голубые глаза на бледном лице. Из такого крови много не накачаешь. Офицер бы может и позволил, но если мальчишка сейчас побежит прочь, за ним и другие могут рвануть. А за мальчишками бабы. Стрелять придётся, а их в госпитале ждут. Неповреждённых, целых. Из трупов кровь никому не нужна.
    - Господин дяденька! Позвольте мне жить! — повторяет мальчишка.
    Офицер жёстко хватает его за плечо, толкает в сторону движущихся деревенских.
    - Встань в строй. Будешь жить! — говорит офицер с неожиданно доброй, успокаивающей интонацией.

Может быть и выжил тот приблудный голубоглазый мальчишка. Вот немецкие солдаты с офицерами вряд ли. Если только в плен попали. Началось наступление советских войск — танки, пехота, авиация единым фронтом прорвали все немецкие позиции, освободили деревню. Кто жив из деревенских, до сей поры помнили мёртвого коменданта у порога комендатуры, на лице которого сорванная табличка про воду «только для неметских солдат». Скажете, такое только в кино бывает. Но, нет, многие про это рассказывали.
 
    Не слыхать боёв в здешних краях без малого 80 лет. Верю, что ещё ровно столько не услышим мы их здесь. И ещё ровно столько же. Именно для этого сложили головы бойцы, лежащие в братской могиле, рядом с парком. Протянешь руку — они рядом, точно здороваешься, поздравляешь их. Павших. Которые навсегда рядом с живыми. Которые пали для того, чтобы строились парки, а мы в них гуляли. Чтобы мирно и безмятежно плескалась вода в роднике и в озере.