Подарок

Как вы относитесь к подаркам? Наверное, так же, как и все. Что-то нравится, от чего-то хочется поскорее избавиться. Что ж, обычное дело. И со мной такое бывало. И вот что из этого произошло.

Это был год, когда я только что окончила школу. А потому он был одним из самых счастливых. Однажды, вскоре после своего дня рождения, я забежала в гости к актрисе Екатерине Петровне Пуховой. А забегала я к ней, честно признаюсь, часто.

Едва вошла в комнату, взгляд скользнул по книге, одиноко лежавшей на комоде. Серая невзрачная обложка мгновенно вызвала внутреннее отторжение. «Ну вот, сейчас мне ее подарят», - почему-то промелькнуло в подсознании. И стало как-то грустно, потому что душа ждала чего-то необычного - сюрприза, чуда, а не этого вот серого кирпича. Словно поймав на лету мою мысль, Екатерина Петровна развернулась и эффектным театральным жестом подхватила книгу.
- Это тебе. Учись, как надо письма писать!

Книга и правда оказалась увесистым кирпичом! Это была переписка Бориса Пастернака с известными и никому неизвестными людьми. «Скукотища», - обреченно подумала я. Но дареному коню в зубы не смотрят…

А дома еще и мама подлила масла в огонь:
- Так я и знала! – победоносно заявила она. – Ей, небось, самой подарили, а она нашла дурочку, которой можно спихнуть! Ты же все возьмешь!

А разве можно отказаться от подарка?.. Конечно, это был риторический вопрос.

Книга, так ни разу и не открытая, осела в шкафу. Сколько раз я порывалась кому-нибудь передарить ее! Но в последний момент становилось жаль потенциальную жертву подарка. Да и стыдно было… Так и лежала книга. Иногда она случайно попадала в поле моего зрения, и я почему-то чувствовала себя виноватой. Словно это не книга, а забытый мной человек, ждущий внимания.

И однажды мое терпение лопнуло: я должна ее прочитать! Все 575 страниц мелким шрифтом! Это было уже дело принципа, спортивный интерес… как угодно!

Вчитываться было трудно. Пастернак не из простых авторов. Но я терпела и упорно продвигалась вперед. Пока не наткнулась на вопрос, живо заинтересовавший меня. Пастернак объяснил какой-то женщине, что, с его точки зрения, отличает настоящую поэзию от графомании. Я читала и перечитывала, впитывала и записывала у себя на сердце его ответ. С этого момента книга перестала казаться трудной и скучной. А Пастернак взлетел в моих глазах на невиданную высоту! С этого момента каждое написанное стихотворение я внутренне сверяла с его меркой. И почувствовала себя уверенно.

Прошло лет шесть. Меня пригласили на Семинар молодых авторов в Союзе писателей. Я впервые переступила порог этого заведения – вот так сразу, с корабля на бал. Передо мной – десяток членов Союза. Они по очереди высказывают свое мнение о моих стихах. И вот дошла очередь до очередного мэтра, который не выспался накануне из-за того, что ознакамливался с моими стихами уже ночью. Так и сказал. И решил мне за это отомстить, с разрушительной критикой пройдясь почти по каждому моему стихотворению. Но я читала Пастернака! Меня голыми руками не возьмешь! Конечно, я не произнесла этого вслух. Но, видимо, весь мой вид свидетельствовал об этом.

- Вы только посмотрите на нее! – оживился один из старейших нижегородских поэтов, махнув рукой в мою сторону. - Она же знает цену своим стихам!

Это была победа! Все остальные поэты словно очнулись и один за другим дружно поддержали меня.

Позже я узнала, что на таких разборах ломается много молодых авторов. Мне было очень жаль, что никто в свое время не подарил им Переписку Пастернака…

Но на этом история не заканчивается. Вернемся снова на шесть лет назад, к тому времени, когда я читала подаренную книгу, только теперь уже с большим интересом. В очередном письме мне, вчерашней школьнице, открылся невероятно глубокий внутренний мир Бориса Пастернака.

«Я с первых детских дней и до настоящего времени влекся через годы и положенья в постоянной завесе каких-нибудь навязчивых идей, всегда болезненных, всегда истачивающих сердце, всегда противоречащих действительному положению вещей. Менялись только эти завесы. Жизни, как ее верно постоянно видят другие… я никогда не видал и не увижу», - эти строки заставили меня остолбенеть…

Сказать, что я перечитывала их, это все равно что ничего не сказать. Я их выписала. Потом возвращалась к ним снова и снова в разные годы, каждый раз открывая какие-то новые смыслы и усиленно пытаясь удержаться за тот, первоначальный. Но это потом. А сейчас я остолбенела от того, что в лице когда-то трудного писателя увидела до боли родственную душу! Пастернак снова помог мне выстоять и идти дальше…

Прошло много времени, прежде чем эти строки из письма были основательно, в сотый раз переосмыслены мною и приняли вот такую поэтическую форму:

Я живу… не ошибка ли это?
Может быть, не родившийся где-то
В сотни крат этой жизни достоин!
Ну а я в ней, уж точно, не воин.

Над чужою бедою взахлеб
Плачу, в сердце приняв ее, чтоб
Пропустить через жилы и нервы.
За любимых – ответствовать – первой!

Как поэт – я лишь гулкое эхо
Тех, других, кто слезами и смехом
Храм души моей гнет и колышет.
Я себя в этом хоре – не слышу!

Звонкий голос я рву не речами,
Свою ношу несу не плечами.
А хотела бы жизнь испытать я,
Как нырок в глубину, как объятья!

Взгляд мой пристальный всуе не трогал
Всех соблазнов луга заливные.
На земле я оставлю не много:
Лишь стихи, да и те неземные.

Правда, последнюю строчку редактор исправил. Пришлось пойти на компромисс. И в напечатанном варианте, в книге она звучит:
Лишь стихи, как приметы земные.

Но жизнь шла вперед и постоянно вносила свои коррективы. В том числе в это стихотворение. Я возвращалась к нему в разные годы, когда казалось, что поняла еще что-то важное. И правила, исходя из настоящего внутреннего состояния.

Однажды это стихотворение приглянулось барду из Раменского. Он написал музыку, и стихи стали песней. Тут, казалось бы, и остановиться. Но душа жаждала совершенства. И я снова переписывала, пока стихи не попали в руки Алексея Алексеева – прекрасного певца и композитора и, что очень важно, истинного воина на музыкальном фронте. Но это уже другая история. А песня теперь так и называется Воин. Она росла и менялась вместе со мной двадцать лет. И переписывать ее я больше не буду.

Вот так мимоходом подаренная книга стала «ружьем», которое выстрелило. Да еще и два раза! А ведь это подарок актрисы… значит, все по закону жанра.

Раз уж речь зашла о подарках, расскажу еще об одном. Это тоже книга. Только подарили ее не мне, а маме. Но все по порядку. Однажды мама пришла с работы расстроенная до невозможности. Такой я ее еще никогда не видела. Хотя, что я могла видеть и помнить, если мне было всего два с половиной года! Но тот день помню как сейчас.

Мама устало опустилась на стул, ее глаза застилали слезы…
- Вот, смотрите! – бросила она перед нами на стол толстую книгу в твердой обложке. – Она что, издевается надо мной?! Нормального подарка для меня не нашлось?

Оказалось, что она – это Любовь Викторовна, для меня просто тетя Люба, главный бухгалтер с маминой работы. А книга – «Искусство эпохи Возрождения» Дмитриевой. Конечно, мама ожидала получить что-нибудь совсем другое – кастрюлю, например, или что-то практичное, что могло бы сгодиться в хозяйстве. И чисто по-человечески было жаль ее не оправдавшихся ожиданий.

 На меня же этот подарок произвел фантастическое впечатление! Яркий, вызывающий Рубенс, притягательный Веласкес, нежно-воздушный Боровиковский, наводящий ужас Босх… эти такие разные художники захватили меня и не отпустили уже никогда. С этой книгой я не расставалась все детство. Нет, я ее не читала, конечно. Но старательно, с любовью перерисовывала все, что там видела – в карандаше, в красках… Вглядывалась в портреты, словно по чертам лица можно было прочитать судьбы…

Эта книга и по сей день сопровождает меня, уже потрепанная и залепленная скотчем. И я до сих пор не перестаю благодарить дальновидную тетю Любу.

Не торопитесь расстраиваться и избавляться от подарка, если он вам не понравился. Возможно, он попал к вам в руки от чьего-то чистого сердца. Или по Божьему Промыслу. И он обязательно выстрелит в последнем акте. Или в другой пьесе.