Глава 26. Кассир. Обвиняемый

Первые пару недель после увольнения я просто наслаждался покоем, насколько это было возможно при сожительстве с тринадцатью мужиками. Высота второго яруса кровати оберегала меня от бытовых ссор и конфликтов, ежедневно возникающих в ограниченном пространстве хостела. В уюте комнатного ковчега вспомнилась школьная учительница, которая говорила, что я ничего не добьюсь в жизни и мой уровень находится ниже плинтуса. Приятно было осознавать, что ее прогноз не сбылся и уже в 29 лет я спал не менее чем в полутора метрах над плинтусом.
До середины марта меня даже не посещали мысли о трудоустройстве, а с зенита месяца и до его заката мысли эти кружили поблизости, но особо не тревожили. К первому апреля я располагал бюджетом в 15000 рублей, чего хватало либо на два месяца проживания в хостеле при жёсткой экономии на еде, либо на три месяца без еды вообще. Был ещё вариант с нормальным питанием и одним месяцем проживания, но его я даже не рассматривал.
Казалось, что отсутствие работы – это моя единственная проблема, пока я не сходил в УФМС и не получил письменный отказ в предоставлении временного убежища. До конца апреля следовало покинуть территорию государства, либо обжаловать решение в МВД России или через суд. Обрывать Маршрут до его завершения никак не хотелось, тем более, от заслуженной награды меня отделял всего один город.
В МВД Приморского края отказались принимать мою жалобу и сказали ехать в Москву. Уверен, приедь я в Москву – услышал бы, что заявление необходимо подавать во Владивостоке, ведь бюрократия специально создана чтобы генерировать очереди в коридорах госучреждений, а не решать чьи-то проблемы. Суд же в России был тем местом, где выносят приговор, но не тем, где защищают права человека и обращаться туда не хотелось. Поэтому я сначала явился на прием к депутату от партии, которая обещала юридическую помощь, а затем – в УФМС, где попытался подать документы на РВП. Ничего не вышло ни там, ни там и мне пришлось смириться с мыслью, что в май я вступлю уже в статусе нелегала.

Чем больше заведений общественного питания было посещено в поисках работы, тем больше вакансии напоминали аквариумных рыбок. Плавают себе по ту сторону непреодолимого стекла, веселятся, но стоит попробовать одну из них изловить – разлетаются во все стороны, укрываясь в расселинах камней. А пока  пальцы безрезультатно хватают склизкие водоросли, сзади уже приближаются кричащий администратор с охранником.
Очень непросто проходить собеседования, имея проблемы с документами, ведь любое неосторожное слово может грозить жалобой в миграционный контроль и судом. Раз за разом, наградой за мои игры разума становились лишь обещания перезвонить, предполагающие прощание навсегда, но однажды телефон всё-таки зазвонил. В середине апреля со мной связалась кассирша, с которой я нормально общался, пока трудился в столовой и пригласила вернуться на старое место. Меня совершенно не привлекала судьба сотрудника раздачи, но девушка оказалась неплохим переговорщиком и не дослушав мой отказ, предложила поработать кассиром на полставки. Никогда прежде я не возвращался в те места, откуда уже ушел, вкладывая в акт прощания что-то фатальное и судьбоносное. Однако, кассирша из Владивостока показала, что передумать – это нормально.
В столовой меня приняли очень хорошо и предложили максимально комфортные условия. За 15000 в месяц нужно было работать пять дней в неделю с 12:00 до 16:00, а каждый дополнительный час увеличивал зарплату на 111 рублей. Вопрос питания также был решен наилучшим образом: с позволения руководства я кушал дважды за смену и ещё без позволения брал немного еды себе на ужин. Коллектив, за время моего отсутствия, доброжелательнее не стал, но смены мои проходили спокойнее, поскольку больше не было нужды контактировать с поваром или работниками раздачи. Лишь пара кассирш то и дело пытались затеять конфликт, будто без этого у них не сходился какой-то ежедневный отчёт. Либо эти кассирши были грибами и так размножались – спорами.
И начались трудовые будни. У кассира лишь две задачи: следить, чтобы люди платили не меньше, чем следует, а также рассчитывать посетителей раньше, чем они уйдут. Работа сложностей не вызывала и втайне я был уверен, что получаю зарплату практически ни за что – лучшее ощущение на работе.

Моя встреча с майскими днями уже не была легальной на территории России, но спокойствия по ту сторону закона я не нашел. Менее чем через неделю позвонили из полиции и незнакомая женщина поинтересовалась, проживаю ли я все ещё в городе? Некоторые официальные вопросы содержат в себе подсказку к наиболее безопасному ответу, вот только я об этом не успел подумать, прежде чем признался, что нахожусь во Владивостоке. В одно мгновение голос невидимой собеседницы стал строже и в нем зазвучали властные нотки – от меня требовали явиться в полицейский участок для постановки на какой-то учёт, но сначала нужно было созвониться со следователем.
Новая ситуация не выглядела привлекательно и я весь извелся в ожидании неопределенной угрозы. Мне тогда ещё не было известно, что от лица при исполнении нельзя ждать человечности и я надеялся избежать проблем, откровенно поговорив со следователем. В моем воображении наш диалог звучал следующим образом:
– Здравствуйте, я вам завтра сильно нужен?
– Да не особо.
– Просто понимаете в чем дело, в УФМС мне отказали во временном убежище, хотя я из Донецка и у меня дома до сих пор идёт война...
– Бедняжка.
– И дали предписание в течение месяца покинуть территорию России. Я хотел посмотреть парад и уехать на следующей неделе, но раз такое дело, постараюсь оставить Владивосток как можно скорее, может даже завтра. Уеду и больше не вернусь на Дальний восток никогда. Отпустите меня, пожалуйста.
– Ну хорошо, в добрый путь.
– Спасибо, с наступающим вас, всего хорошего.
– До свидания.

Конечно же, все пошло не по плану. Телефонный разговор со строгой женщиной я начал с заготовленной фразы, но удержаться в нужном русле не сумел. Ведь, чтобы сочинить диалог, нужно только воображение, а чтобы его реализовать – ещё и уверенность. Резкими ударами, сбивающими дыхание, размеренность моего быта сокрушили два тезиса: я являюсь обвиняемым и на меня заведено уголовное дело. Поинтересовавшись, когда именно нужно явиться в участок, я спровоцировал женщину на крик и угрозы выставить меня в розыск за попытку скрыться. Беседа явно не задалась, но я предпринял ещё одну попытку вернуться на надёжные рельсы придуманного заранее диалога и начал сбивчато лепетать: "понимаете в чем дело... УФМС... Надо ехать... Просто уехал бы..." Дослушивать мою речь следователь не стала и ещё раз пригрозив розыском, потребовала скорее явиться в полицейский участок. Разговор закончился, а вместе с ним и моя безвинная перед государством жизнь.

Первая неделя в роли обвиняемого была очень напряжённой. Следователь постоянно злилась и кричала, а однажды я выключил телефон, пока был на работе, а после смены увидел один пропущенный вызов и сообщение: "я выставляю вас в розыск". Представленный мне государством адвокат, словно побрившийся налысо дикобраз – не интересовался защитой. А его советы сводились к тому, чтобы подписывать всё, что предлагает обозлившаяся женщина и надеяться на снисхождение.
Поначалу я пытался настаивать, что не могу быть обвиняемым, потому как не знал, что мне продали фальшивую регистрацию и сам являюсь жертвой мошенников, но эта версия не была удобной полиции. Поэтому вскоре, при помощи угроз и психологического давления, меня вынудили подписать признание, а также подтвердить факт использования заведомо ложного документа. Заполучив необходимую бумагу в свои руки, следователь сразу же подобрела, а адвокат даже сказал, что я могу избежать наказания, если сделаю временную регистрацию и суд зачтет это за деятельное раскаяние.
Правда в России позволялось иметь только что-то одно: либо регистрацию, либо нелегальность. И нелегальность у меня уже была. Я уже сталкивался с этим в Мурманске и точно знал, что попытка зарегистрироваться с просроченными документами закончится административным делом и предписанием суда покинуть территорию государства. А ещё одно судебное разбирательство мне было нужно, как курага в царстве Посейдона.
Воспользоваться адвокатским советом для освобождения от уголовной ответственности мне никак бы не удалось. Зато я углубился в особенности законодательства и узнал, что похитители людей полностью оправдываются в суде при помощи деятельного раскаяния, если добровольно отпускают похищенных. То есть, по российским законам, намного безопаснее при себе иметь краденого человека, а не купленую регистрацию.

В очередной раз образовалась абсурдная ситуация – я не имел права находится в России, но из-за судебного разбирательства не мог покинуть Владивосток безнаказанно.
Памятуя, как мурманский полицейский хотел оштрафовать владельца снимаемой мной квартиры, я был максимально заинтересован в том, чтобы владивосточные служители закона считали меня безработным. Моя должность помощника кассира существовала только потому что в обеденное время столовая наводнялась голодными сотрудниками близлежащих организаций, среди которых был и полицейский участок. Неоднократно мне приходилось посещать кабинет следователя сразу до или после работы и хорошо, что я уже не был сотрудником раздачи, ведь меня выдал бы запах еды.
Однажды, во время дознания, я стал свидетелем, как обозленной женщине предложили сходить на обед в столовую, где у меня через десять минут начиналась смена. К счастью, она отказалась, потому что когда-то отравилась там котлетой и обедала с тех пор в других заведениях. И это была единственная ситуация, когда регулярные нарушения шеф-поваром сроков хранения готовых продуктов принесли пользу кому-то, кроме него.
Однако, злоупотребления властью крупного мужчины в белом колпаке выходили за пределы кухни. Как-то раз он уволил одну работницу из Узбекистана и отказался выдавать ей расчёт. Но женщина мириться с произволом не стала и написала жалобу в комиссию по труду, сообщив о массе нелегально трудящихся мигрантов. Это была чистая правда – по настоянию директрисы, все сотрудники раздачи и кассиры являлись славянами, но на кухне, под началом шеф-повара, собрались практически одни узбеки. И не меньше половины гастарбайтеров из Средней Азии работали в столовой вопреки трудовому кодексу. Тогда я, конечно, сильно перенервничал, опасаясь, что вскроется мой статус. Однако, вскоре меня успокоил местный грузчик, который сказал, что я не выгляжу как человек, чьи документы нужно проверять. И эти слова придавали мне уверенности весь следующий год.

31 мая я последний раз посетил владивосточный полицейский участок, где следователь вручила мне обвинительный акт и сделала то, отчего показания моего ирониеметра резко зашкалили – пожелала удачи.
Дело было направлено в суд.