Взрыв и взорванное равнодушие

Да что такое! Денег дай, людей дай! На что вообще уходят бабки компании? Какой еще памятник? Ты его вообще видел? Ты еще и не знаешь, куда ехать?!...

 - Михалыч, ты хоть скажи, где этот памятник? Тоже адрес не знаешь?!… Ты ж каждый год туда краску возишь! - звоню начальнику транспортного отдела.

 - Там… сраз… по… пер… да…лво, - Михалыч чего-то квакает в ответ, но несмотря на жуткую связь, мы понимаем, что после переезда - налево.

Повернули, звоним еще раз, там развилка. Опять налево. Но если б знали, как он выглядит, увидели бы от дороги красный веер из труб и арматуры. «Взрыв» называется.

Выглядит он убого, несовременно, не цепляет взгляд. Зачем он тут вообще. И зачем ему нужен кошелёк нашей компании и без того дышащий на ладан. Что тут вообще произошло?

А произошло вот что…

… Сентябрь  1941-го. Ленинград окружали фашисты. Наши, как могли, удерживали «высоты», контролировавшие округу. Да только стреляли через два раза на третий: боеприпасов почти ноль, беречь надо, никто не подвезет.

А бойцов-то из пятидесяти в живых осталось раз, два и обчелся. Еще военврач - молодая жена одного везунчика. Эти двое на свадьбу полевую напросились месяц назад. На лучшее надеялись, конечно, в двадцать один год.

Но лучшее что-то не видно, а вот море фашистское за горизонт плещется, еще и сотня танков на подходе. И ожесточённо громят - по-немецки, методично, без перерыва, круглосуточно, не давая вздохнуть и выдохнуть.

Нет, уйти не получится - кровь из ран хлещет, руки-ноги не слушаются. Отползи от орудия?… сил нет… Да и куда полуживой доползешь, когда эти рожи гогочущие совсем рядом — без бинокля видно уже… А установку артиллерийскую, умолкшую и безответную, моментально взорвут… Да и Ленинграду крышка тогда - как на ладони будет…

— Леха, сколько снарядов осталось? Четыре? — пытаясь перекричать взрывы спросил командир Антонов и, прикрывая раненный бок, продолжил.— Надо бы Тоню твою за подмогой вниз отправить.

— Я не пойду, я не могу вас двоих тут оставить… Леша, скажи! — Тоня не знала, что делать. Она понимала, что в деревеньке под горой если кто и найдётся, так то полуслепая бабка или хромой дед. И откуда подвезут снаряды, если их за неделю не смогли подвезти.

— Что значит не пойдёшь?! — глядя стеклянными глазами на девушку пытался командовать Антонов. — Это приказ! Воды хотя б добудь!

Понимая, что шансов выжить у них с Лехой уже нет, выпускник военно-морского училища Саша Антонов искал любой повод спровадить Лёхину молодуху, отчаянно стирающую пот со лба стонущего от ран мужа.
Но приказ есть приказ, и собрав фляжки товарищей-спецназовцев, которые уже несколько дней в воде не нуждаются, спешно поползла в сторону деревни.

— Лёха, они рядом совсем, — скоро прокричал командир, глядя перед собой. — Надо этих сволочей с собой захватить… Нет, заряжать не будем… Нам нужен взрыв… тут.

… Тот самоубийственный взрыв забрал жизни двух моряков-артиллеристов спецназа «Аврора», прихватив несколько десятков фашистских.  И артиллерийская установка, снятая с одноименного крейсера, никогда не выстрелила в сторону Ленинграда с Дудергофских высот.

Тоня, девушка-военврач, выжила. И до своих семидесяти лет она прошла миллион разных инстанций, убеждая, что надо сохранить память о ребятах, защищавших подступы к Ленинграду, а не устанавливать на том месте совхозные парники.

Ведь это — герои. Они сражались против рабства, за свободу, за нашу будущую жизнь. Сражались невообразимой ценой - ценой своей единственной жизни, которую так никогда и не прожили.

А Антонина сражалась за память о них против райкома КПСС. И она победила. Победила этим сваренным из стальных труб неказистым памятником.

Пойду подкрашу… И надо бы еще щебёнку заказать, дорогу отсыпать. А вы что, еще лестницу не доделали? Что значит, что у вас профиля нет? У нас что, все стройбазы в России закрылись?


«Здесь славные Герои полегли... В суровый час взорвав себя с врагами, они навек в бессмертие ушли и навсегда остались вместе с нами» (Надпись на памятнике)