Собачье сердце

       В те времена я жил в новом микрорайоне. Небольшая улочка с несколькими пятиэтажками и точечным домом, в котором я жил, вела к метро. Перед домом был пустырь, заросший травой,а в торце его временные постройки под мастерские, ого- роженные забором. Жил я в то время, как и многие, очень скромно, еле сводя концы с концами,но весело. Молодость брала своё. Во мне всё кипело. Я мог свернуть горы, имея достаточно свободного времени, но работать по совместительству в на- шем учреждении не разрешалось.

Помню, как однажды я вышел к пустырю почитать газеты. Весна была в разгаре, 
и солнышко хорошо припекало. Белоснежные барашки облаков с яркими бочками и ли-  ловевшими прогалинами, казалось, намертво впечатались в синеву неба. Я развалил- ся на траве у деревянного забора с тыльной от улицы стороны мастерских, где меня никто не видел, и начал читать, но вскоре был приятно удивлён и обрадован.Ко мне выскочил из-под забора серый щенок со стоячими ушками, похожий на овчарку. Как можно не обрадоваться щенку с его искренней непосредственностью и доброжелатель- ством.
     Надо сказать, что я уже в детстве был неравнодушен к собакам. Я мечтал о любом щенке, но безрезультатно - не было условий для содержания. И уже тогда в сознании укоренилось: вырасту - непременно приобрету!
     Все мои газеты были тут же оставлены. Мы познакомились и начали играть. Игра была самой незатейливой: я бросал палочку, а щенок с готовностью её прино- сил. Стоило мне свистнуть, придя в очередной раз на наше место, как он тут-же выбегал. Звали щенка Пальмой. Проходили дни и недели. Мне уже стало известно, что Пальму передал в мастерские некий юноша, который бесследно исчез. Рабочие
из мастерских не прочь были иногда поиграть со щенком, но определённого хозяина у Пальмы не было. Мне кажется, она это чувствовала. Возможно, именно поэтому она ко мне привязалась, когда я стал уделять ей достаточно времени. Так сложилось, что оставаясь днём без присмотра, Пальма привыкла к свободному образу жизни и частенько бывала на улице и сквозных дворах вокруг нашего дома, а спать прихо- дила в мастерские к сторожам. В любое время – стоило мне свистнуть – как она пулей летела ко мне и уже от меня не отставала.    
    
Пальма сопровождала меня повсюду, когда я отправлялся по своим делам на прилегающей территории – в библиотеку, в магазины, на рынок, а то и просто со- вершал прогулки или, что было чаще всего - пробежки. Некая пружина – жизненная энергия и задор двигали меня. Я бегал с такой лёгкостью, словно был невесомым. То же, только, может быть, более ярко выражалось и в Пальме. Казалось, мы это чувствовали и нас это объединяло.
     Наше общение сопровождалось затеями, которые возникали у меня спонтанно. Стоило собаке где-то замешкаться, как я прятался от неё, забежав за угол или в какой-либо подъезд. Пальма начинала метаться, и меня это, как настоящего садис- та, очень забавляло. Конечно же, она меня находила, но когда поиски затягива- лись,я помогал ей свистом. Стыдно признаться, но у нас была и другая забава. Стоило на пути появиться кошке, как я тут же науськивал Пальму полушёпотом: «ищи!». Стоячие ушки вздрагивали, и собака молнией бросалась за жертвой, пока
та не спасалась на каком-либо дереве.    
    
Зимой, прогуливаясь на лыжах я частенько бросал по пути перчатку и, давая понюхать другую, произносил то же самое «ищи». Иногда я приводил Пальму домой. Всё моё окружение несколько скептически относилось к моим забавам, когда я проводил сеансы обучения простейшим командам. Команду «сидеть» собака усвоила настолько хорошо, что без конца садилась, чтобы выпросить какое - либо нехитрое лакомство вроде сушки. Излюбленным нашим занятием было следующее: я давал ей понюхать какой-то предмет и прятал его в комнате, пока собака ждала за закрытой дверью в коридоре. Иногда, если этим предметом оказывалось нечто достаточно пахучее, например, яблоко – я прятал его в шкафу или в ящике письменного стола, а Пальма, обнаружив его, начинала лаять перед дверцей. Когда после очередной прогулки я с ней расставался, уходя домой – неизменно следовала команда «харт!». Не знаю, откуда это взялось - прямо как фашистское «хальт!». Бедная собака тут же приземлялась и пыталась проползти хоть несколько сантиметров вперёд, показы- вая, как ей хочется ко мне и не смея, тем не менее, ослушаться.    
     Случалось, что я выглянув в окно видел Пальму во дворе. Казалось, что она только и ждала меня, когда, поймав мой взгляд и встрепенувшись, словно её уда- рили током, неподвижно застывала. А я выходил на балкон и самодовольно произ- носил: «ну иди». Собака опускала голову и послушно шла к подъезду, ожидая, когда открою. В ней была природная скромность, как у неизбалованного ребёнка, познав- шего тяготы жизни. Помню, как соседка с верхнего этажа, однажды наблюдавшая эту картину, с какой-то горечью в голосе произнесла: «какая умница – прямо как чело- век»…Мне показалось тогда, что она что-то не договорила. Каким я всё-таки был бесшабашным мерзавцем и дураком. Несмотря на всю свою привязанность, Пальму я воспринимал, как попутное увлечение, вынашивая в глубине души идею, приобрести породистую собаку – когда позволят обстоятельства. Таких, как Пальма, дворняг, сколько угодно – стоит только захотеть, и все они  твои.    
   
 Время проходило быстро. Сторожа мастерских менялись. Появилось некое семей- ство: муж, жена и, видимо, дочь, которая их навещала. Похоже, что мать в этом трио выступала в роли новой хозяйки собаки. Наши встречи с Пальмой – может быть, не столь часто – но продолжались. У Пальмы появилось потомство. Один из щенков – рыжий и очень забавный, оставался при ней и уже подрос вместе с котёнком, кото- рого сюда кто-то принёс. Вспоминаю забавный случай. Както я заглянул во двор
мастерских и увидев кошку, нахально шепнул Пальме: «ищи!». Та встрепенулась и стала оглядываться по сторонам в поисках добычи. То, что стоявшая рядом кошка, и является этой добычей – ей никак не могло прийти в голову, а я, в свою очередь, не сразу сообразил, что выросший рядом котёнок не может отождествляться с кош- кой, которую надо преследовать.
     Как-то, поздно возвращаясь домой в несколько расстроенных чувствах, я свистнул. Хорошо зная мой свист, Пальма заметалась, как потом рассказал сторож. Не понимая в чём дело, он открыл калитку, и та выскочила во тьму улицы. В эту ночь она осталась у меня. А сторож, видимо, разволновался, увидев в этом событии что-то неладное, возможно некий заговор.

     Однажды случилась беда. Пальма пропала. Как выяснилось, её прихватили в
фургон вместе с другими бездомными собаками и увезли. Я очень расстроился. Сто- рожа из мастерской посетовали, но никаких действий по её нахождению не собира- лись предпринимать. Хоть и с большим трудом, но Пальму мне, всётаки, удалось найти. Когда я подошёл к решётке полуподвала, куда меня подвели - около двух десятков собачьих голов прильнули к ней. Зрелище было ужасное. Скопище собак, чувствующих, что попали в западню. Вид у них был жалкий. В глазах их смешались – любопытство, надежда, страх, и, может быть, что-то ещё. Пальма взвизгнула от радости и стала рваться, ко мне, пытаясь вылезти наружу. Когда её выпустили,она бросилась ко мне в объятья, и радости нашей не было предела. Пошёл сильный дождь. Мокрые, но счастливые мы отправились на остановку троллейбуса,и я благо- получно доставил её владельцам.
    
     Странно, ведь прошло очень много лет, но я отчётливо помню всё, что проис- ходило в те дни, вернее – всё то, что было связано именно с Пальмой. Обстоятель- ства сложились таким образом, что деревянные мастерские, как времянки, были сне- сены, чтобы освободить пятно под застройку. Не знаю, куда именно они переселя- лись. Когда я об этом, между прочим, спросил – мне вразумительно на этот вопрос не ответили. Возможно, сторожа и сами ещё толком не знали. Было известно лишь
од но – что куда-то далеко – в другой район города. У меня, как раз, наступили напряжённые дни по работе, появилось много дел. Через пару дней после сноса мас- терских я стал высвистывать Пальму, выйдя в пустое поле. Откуда-то издали,словно нехотя, она появилась. Пальма бежала, как заводная, опустив голову и сутулясь. Шерсть её вздыбилась. И когда она уже была близко, мне показалось, что шкура её состоит из лохмотьев. Она имела какой-то истерзанный вид. Подбежав, Пальма стала на меня лаять, словно на что-то жалуясь, то ли упрекая меня за что-то. Я оторо- пел. Никогда ничего подобного не случалось. Мы зашли домой, и через какое-то время выбежали, так как мне срочно нужно было ехать на работу. Перед входом в метро я попытался разменять рубль у двух мальчишек, которые здесь маячили. Но когда они стали доставать мелочь, Пальма на сей раз стала уже лаять на них,слов- но ограждая меня от каких-либо посягательств с их стороны. Я оторопел от неожи- данности. Это вообще не укладывалось ни в какие рамки. Я опаздывал и помчался в метро. Собака прорывалась за мной чуть ли на эскалатор, но её, конечно, выгнали. Больше я Пальму не видел...

        Только через день мне сообщили, что приезжала грузовая машина, с кузова которой Пальму окликнули по имени, и забрали. Скорее всего, это были рабочие из мастерских. Сердце моё кольнуло. Ведь прошло три дня и, не исключено, что мне была предоставлена возможность забрать собаку. Лишь годы спустя я в полной мере осознал, что за трагедия полыхала в собачьем сердце. Чувство, что я её предал, не покидало меня и с годами только усиливалось. Много разных событий произошло в моей жизни, седина давно уже покрыла голову. Но когда я вспоминаю Пальму,сердце каждый раз сжимается от боли. Я убедился, что у каждой собаки, как и у человека, свой неповторимый характер и своё неповторимое собачье сердце. Тяжко на душе. Прости, Господи!