Духовная победа над Наполеоном

             
      ПОБЕДЫ, КОТОРЫЕ СОВЕРШАЮТСЯ НА НЕБЕСАХ.
      ДУХОВНАЯ ПОБЕДА НАД НАПОЛЕОНОМ.
 
    Чтобы лучше понять роль эгрегоров в практике человеческой жизни (см. статью "ЭГРЕГОРЫ"), можно привести интересный исторический пример времён Отечественной войны 1812 года. Император Наполеон был не просто военачальником, так сказать военным чиновником, а именно АДЕПТОМ армейского ЭГРЕГОРА. Это подтверждается тем, как он чувствовал свою армию, как она чувствовала его и подчинялась ему. Он ощущал армию как свое продолжение, как чуткий инструмент своей воли. Дистанционно он мог влиять на настроение в войсках, вдохновлять солдат на подвиги именно благодаря мощной подкачке своей воли со стороны эгрегора. Чувствовал он и куда нужно во время битвы послать подкрепление, ибо там психологически была опасная обстановка в подчиненных ему войсках. Уверенность императора передавалась войскам, и они стойко выполняли поставленные императором задачи.
   Армия, руководимая его волей, была слажена, как единый организм, и была способна резко сконцентрироваться в нужное время в нужном месте и нанести сокрушительный удар противнику. Нигде в Европе не встретилась Наполеону столь же сильная воля армейского начальника и столь же чуткое сращение полководца с войсками. Поэтому он побеждал даже там, где по военной науке у его армии не было особых стратегических и тактических преимуществ.

   Только под Москвой при Бородино впервые он ощутил, что ему противостоит не просто армия, но ДУХ, воля, достойная его уровня. Однако это ощущение быстро сменилось самодовольством непревзойдённости, когда на следующий день русские сами, без дополнительного нажима, ушли с поля боя и добровольно оставили ему свою святыню – Москву! Слабаки! Его ликование было безудержным – опять ему и его воле нет равных! (Напомним, что при отождествлении адепта с эгрегором ему кажется, что его воля многократно усилилась, что он почти всемогущ…).

   Но русские знали, что делают. Если же быть более точным, то вернее было бы сказать, что не столько знали, сколько ведали (то есть чувствовали интуицией), что эта жертва нужна, лишь два человека – Александр I и Кутузов. Александр I после сокрушительных провалов летней компании против Наполеона, после понимания бездарности поставленных им полководцев, почти в отчаянии приехал в Троице-Сергиеву Лавру и молился там на мощах святого Сергия. Там было ему свыше дано понять, что нужно назначить главнокомандующим Михаила Илларионовича Кутузова и даже принять его решение в случае, если он предложит оставить Москву. И император, веря этому наитию, даёт «карт-бланш» Кутузову в управлении компанией против французов.
    Кутузов был по-своему в делах военных прозорливцем, как говорят на церковном языке. Он почувствовал, что, оставив Москву, он совершит что-то стратегически важное, что приведёт в конечном итоге к краху французской армии. Это был посыл свыше. Победы совершаются прежде всего на Небесах!

    При связи эгрегора с адептом используется невидимый нами, но хорошо видимый в иных слоях мощный волевой «шнур». Через него переливается энергия в адепта, через него идёт и обратная связь, и адепт чувствует свою «паству» чуть ли не как самого себя. Отсечь этот шнур, лишить этой связи, значит – превратить эгрегор в беспомощную массу, а адепта в «пустую фигуру». В Синклите России (Синклит – это святые покровители) имели ввиду именно такой план действий – отсечение «волевого» шнура, связывающего Наполеона с эгрегором его армии. Только в Москве, где влияние Синклита было огромным (особенно в Кремле), можно было отсечь в иноматериальных слоях Наполеона от эгрегора армии.

    Об этом «известили» Александра I и Кутузова. Отсечение было предпринято именно после входа Наполеона в Москву. После чего Наполеон и почувствовал, что армия больше не является его «продолжением». Он почувствовал, что его приказы как-то странно перестали действовать, то есть не то чтобы были попытки не подчиниться, но не было того вдохновения у него самого и того «огня» в глазах его подчинённых, который помогал ему побеждать на полях Европы. Армия стала превращаться в толпу плохо управляемых людей, в вооружённый сброд. Интуиция (читай "эгрегор и уицраор" Франции) уже не подсказывала Наполеону никаких дальнейших решительных шагов. Всё стало «выплывать из его рук».

   Как отлично показал в романе «Война и мир» Лев Толстой, тщательно изучивший архивное наследие Отечественной войны, Наполеон в Москве за четыре недели пребывания отдал гораздо больше письменных распоряжений, чем за полгода раньше в боевых действиях. Но почти ни одно из них толком выполнено не было, или их выполнение приводило только к ухудшению ситуации. Он хотел предпринять какие-то решительные действия для восстановления связи с эгрегором, для восстановления боевого вдохновения себя и армии. Однако это уже было невозможно. Первые же движения в сторону отыскания русской армии и навязывания ей боя привели к жутким разгромам французов и их союзников по коалиции. Армия и её бывший адепт покатились, спасаясь бегством, ибо это уже была не великая армия, а толпа желающих спасти свою шкуру людей. Так бескровно или почти бескровно произошла победа на небесах над Наполеоном и его армией, они были сломлены именно духовно.
   В подтверждение сему приведём одно предание, связанное с войной 1812 года.

   Это предание взято из книги «ЖИТИЕ И ПОДВИГИ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ, ИГУМЕНА РАДОНЕЖСКОГО И ВСЕЯ РУСИ ЧУДОТВОРЦА, составлено Архимандритом Никоном». Издание Пятое. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1904 г. Цитируется по книге "СБОРНИК СВЯТООТЕЧЕСКИХ ИЗРЕЧЕНИЙ И ПОУЧЕНИЙ" Часть 1. «Сердце чисто созижди во мне, Боже». Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1992 год. Стр. 24-26

    В декабрьской книжке «Душеполезного чтения» за 1909 год помещено народное предание 1812 года, распространённое особенно в бывшей Ярославской губернии, под заглавием «ВИДЕНИЕ НАПОЛЕОНА».
 В нём рассказывается такое происшествие: заняв Москву, Наполеон попробовал как-то русского сбитня, который сварил мастер своего дела старик-ярославец, и приказал ему прийти со сбитнем и на другой день. Его должен был сопровождать француз-приказчик  из французской лавки с Кузнецкого моста, поступивший переводчиком во французскую армию. В рассказе он называется кургузым.
 
    «…Сбитенщик и кургузый дошли до Кремля. Ярославец уже приготовился по-вчерашнему потчевать Наполеона и его свиту, но императору было не до сбитня. Он, взволнованный, ходил по царской площади. Его лицо подёргивалось, кулаки крепко сжимались. Свита казалась растерянной. Что-то произошло...
    «...но я видел... я видел и войско, и странного полководца», - ни к кому не обращаясь, говорил император французов настойчиво и с раздражением. Свита изумлялась, но не тому, что Наполеон ВИДЕЛ, а тому, что она НЕ ВИДЕЛА ни войска, ни странного полководца. Просто у императора воображение болезненно расстроилось. Опустелая, похожая на кладбище, пылающая Москва, недостаток во всём и страх за будущее довели вождя до того, что он поддаётся обману зрения и чувств. Надо, чтоб доктора обратили внимание на это и употребили все средства: верховный вождь должен быть бодр и здоров...
    Между тем, вот что произошло: Наполеон захотел полюбоваться окрестностями Москвы и поднялся на колокольню Ивана Великого. Солнце глянуло с небес. Бонапарт направил взор в сторону Воробьёвых гор и вдруг встрепенулся, дрогнул и обратился к приближённым голосом, в котором чувствовался испуг.
    «Вы видите, там на юго-западе движется армия? И с двух сторон подходят великие армии! – Это русские!»
    «Ваше Величество, мы не видим никаких там армий». Наполеон топнул ногой о деревянный помост. «Три армии... да, да! – Они ещё далеко, но они приближаются и будут в Москве... да, да, скоро будут». – Он трепетал, стучал зубами и порывисто говорил: «Три великих армии! три!… три!… как вы не видите?... Кажется, они не идут по земле, а несутся по воздуху как ангелы или демоны. И впереди – вождь. Вы видите вождя?»
   «Ваше величество, мы не видим вождя». – «Проклятье!» - потрясая кулаками, простонал Наполеон и стал торопливо спускаться по лестницам. Бледный, он рассеянно и злобно повторял: «Но я видел, я видел их... И этот предводитель весь в чёрном. Монах? Седые волосы, седая борода... с крестом в руках. Он осенял войска крестом... это необычайно! Что это? Кто этот чёрный вождь?»
   Наполеона трясло. В нём кипела злоба от того, что никто не видел воздушных армий с необыкновенным предводителем-монахом. Уже будучи на площади, Наполеон снова взглянул туда, но там уже ничего не было; солнце скрылось; тучи и дым висели над Воробьёвыми горами.
 
    Тут как раз появились в Кремле сбитенщик с «языком», то есть с кургузым. «Пусть подойдут ближе», - приказал Наполеон и, когда они приблизились, спросил ярославца, не знает ли он такого монаха: тощего, но величественного и седого, как лунь. Сбитенщик в свою очередь спросил, а где он, император, встретил такого монаха. В Москве не один монастырь, не один, следовательно, может быть и такой монах...
  «Там, вверху, впереди войск!» -  нетерпеливо произнёс император.
  Кургузый перевёл. Старик приосанился и, словно отчеканивая каждое слово, отвечал.
  «Вашему Величеству известно, должно быть, что простые монахи не ходят по воздуху, а единственная сила небесная открылась Вам. Не из нынешних монахов какой-либо вёл воинов, а непременно угодник Божий, охраняющий Москву и Русь». –
  «Так, так, - сказал Наполеон своим, - у русских людей и городов есть свои святые покровители». –  И, обращаясь к сбитенщику, добавил: «Кто покровитель Москвы?» - «Святой и Преподобный Сергий Радонежский - Чудотворец»- услышал он ответ.

   Наполеон повернулся, сделал рукою знак старику, чтобы шёл за ним, и все – Наполеон, его приближённые, сбитенщик, кургузый направились в Благовещенский собор. Старик оставил посудины со сбитнем на паперти и один из всех обнажил голову.  «Показать мне изображение святого!» - сказал Наполеон. Старик повёл его к образу Преподобного Сергия.  «Это он!» - воскликнул Наполеон и отшатнулся, вдруг овеянный страшным холодом. Но он долго не мог оторвать глаз от святого образа, и мысли одна за другой проходили в голове императора, тревожили его.

 ...Видение смутило, взволновало и устрашило, держало в своём плену гордого победителя. С ним не бывало подобного... Наполеон хотел сейчас освободиться от тягостного плена и не мог. Как будто судьба давала неумолимо понять ему, что есть Божий перст, который указывает народам и правителям, и смиренным, и гордым - пути к победе и величию, к падению и безднам.
    И глубокое раздумье взяло Наполеона. Он стал перебирать в памяти все события от того часа, когда он и «двенадцать других земель» 11 июня вторглись в пределы Российской империи, и до сегодняшнего видения в пылающей неприветливой Москве. Мало отрадного выпало на долю великой армии. Россия оказалась хорошей ловушкой, и этой ловушки не сломал даже Бородинский бой. «Что за радость, - подумал Наполеон, - признавать себя победителем, если нет побеждённых?»

    В раздумье он вышел из собора и вслух помыслил: «ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА НАРОД – РУССКИЕ, ЕСЛИ ИХ АРМИЮ ВОДЯТ СВЯТЫЕ... таких-то надо побеждать!» И вздрогнул. – «Коня!»
    Ему подвели великолепного арабского скакуна. Наполеон сел в седло и, сопровождаемый свитой, поскакал из Кремля. Он желал забыть видение; он проскакал через всю столицу в Петровский дворец, хотел остаться там и не мог. Он не находил себе места, не мог ничем отвлечься от тяжких дум, навеянных видением. Ему чудилось громкое ликование  трёх армий, что вёл святой Сергий, и казалось, что это ликование всё громче и громче. Армии значит приближаются, и не застанут ли его врасплох и «двенадцать других земель», с ним пришедших? И Наполеону стало жутко оставаться в Москве… "      

    В житиях Сергия Радонежского есть намёки на то, что и при нашествии Мамая на Русь в 1380 году Провидение, Русский Синклит (правда, тогда ещё более слабый, чем в 1812 году) готовили нечто подобное. Разношёрстная «бригада» Мамая, состоявшая в значительной доле из наёмников и прочих искателей лёгкой наживы, должна была, войдя в русские земли и углубившись в них, испытать внутреннюю распрю, и погибнуть сама от своих рук в большей мере, чем от рук русских дружин. Это тем более вероятно, потому что Мамай не был чингизидом (прямым потомком Чингисхана) и пытался этим походом на Русь укрепить своё положение. Говоря современным языком, Мамай был не слишком-то легитимным руководителем, вождём империи и армии.

    Сергий Радонежский духовным образом знал всё это. Он пытался настроить великого князя Дмитрия на отказ от прямого вооруженного противостояния с Мамаем, но когда это Сергию не удалось, ему осталось выбрать из двух зол меньшее – благословить Дмитрия на битву. А ведь в ней полегло почти 80 тысяч русских, и потом долго не могли оправиться от этого кровопролития русские земли. Москву же это, как известно, не спасло. Немного позже её сжёг тот самый Тохтамыш.

    Но видимо, могло быть и иначе, без большой крови – ПОБЕДА НА НЕБЕСАХ?
Было, по-видимому, возможно отсечение Мамая от эгрегора его армии, как в войне с Наполеоном?
 Однако не всегда люди бывают чуткими к намёкам Провидения.

Брисюк Сергей, Апрель 2007 года.