Любовь среднего школьного возраста

     Года за три до описываемых событий во дворе появились новые гости-отдыхающие. Невысокая дама бальзаковского возраста с дымящейся папиросой, редким именем – Эра, излишним весом и дочкой Томкой, на год-полтора младше нас с Санькой Борисовым. В то лето гостили они недолго, ничем мне не запомнились, а им условия отдыха, видимо, понравились, потому что два следующих сезона мама с дочкой проводили на нашем «курорте».
     Вполне приличный в то время Центральный пляж, с обновляемым к первому июня песком, металлическим забором с проходной и платой 5 копеек (вскоре отменённой), с развитой, как сегодня называют убогие удобства, инфраструктурой. Волнорез из бетонных блоков, защищающий «лягушатник» для самых маленьких, два выходящих на метровую глубину мостика для тех, кто не любит долго идти по мелководью. Прекрасный Парк, недорогой изобильный фруктами, овощами, рыбой и раками рынок, устойчивая погода – привлекали гостей не только из Шахт, Донецка, Макеевки, Луганска, но и из других, более отдаленных областей.

     Будучи летом самым свободным (от спорт-худ-муз-тех кружков Дворца Пионеров) я иногда сопровождал тётю Эру с Тамарой на пляж или показывал короткую пешую дорогу к интересующим их историческим объектам.
     Подвижная, худенькая, с живыми пытливыми глазами Томка быстро подружилась со всеми, приняла стиль жизни и игр, как будто выросла в нашем дворе. Лёгкое заикание, которое мы не сделали предметом насмешек, проявлялось только в минуты сильного волнения или скороговорения. Доверив дочь нашей команде, тётя Эра, покуривая (чтобы не располнеть ещё больше), засиживалась в компании гостей и хозяев двора за игрой в преферанс, «петуха» и ещё чего-то пока не доступного нам.

     Летом 65 года вместо Томки-пацанки мы увидели девушку-подростка. В это время у Борисовых гостила родня из Пятигорска с тремя девочками, у Рудкиных – из Москвы, ещё у кого-то хлопец около нашего возраста. Этот сезон стал самым госте-обильным и дружным. До такой степени, что убедившись в благонадёжности хозяев, родители отпустили девчонок (Томку и пятигорских) ночевать с нами во дворе. Раскладушек под абрикосами стало в два раза больше. А тут и День Рыбака подоспел. Многие гости с удовольствием приняли участие в морской прогулке. (см. фото к «День Рыбака».)

     Время в лучах постспартакиадной славы летело ярко и весело. На наши вечерние дворовые посиделки кто-то притащил своего знакомого парнишку Адама, гостя из Польши, неплохо говорящего по-русски. Уровень курорта поднялся до международного. Как-то так получалось, что во время этих мероприятий Томка и я часто оказывались рядом. И однажды в наступающих сумерках, когда во дворе стало шумно и многолюдно, мы с ней пришли к решению сбежать вдвоём на прогулку за пределами двора. 13-летняя девочка в начале превращения в девушку и 14-летний мальчишка, у которого усы начнут пробиваться года через два. Мы не собирались уходить далеко и надолго. В сквере напротив дома, было достаточно скамеек под деревьями, откуда можно было в минуту вернуться во двор. Но прогулка получилась очень странной.

     Когда мы «по-английски» вышли за ворота, у каждого сбоку прилепилось по «хвосту» женского пола из младшей группы. Кто-то бдительности не терял. Заставить лишних свидетелей вернуться – ещё больше привлечь к себе внимание.
     С Украинского мы свернули на улицу Фрунзе, безлюдную в вечернее время, освещаемую в основном из окон пролетающих трамваев, и тут Томка неожиданно взяла меня под руку. К предплечью прикоснулось что-то теплее и мягче, чем моя кость, обтянутая кожей. (Ну, и что тут такого, – скажете вы. Сегодня, когда молодняк целуется при встрече, ещё не зная, как кого зовут, – это вообще ни о чём. Сегодня – да. А 50 лет назад это было прикосновение к чему-то запретному, о чём тайно мечталось.) Юный организм откликнулся вполне естественно, но бурно. Попытка «освободиться от захвата» привела к ещё более плотному контакту, и чтобы скрыть смущение и некоторую необычность в одежде, я, слегка сутулясь, ускорил ход, укорачивая шаг.

     С этого момента прогулка превратилась в соревнование по спортивной ходьбе. Чтобы не отставать, Тамара уже обеими руками схватилась за моё предплечье, и мои мысленные приказы организму взять себя в руки, ни к чему не приводили. Чуть сзади слышалось сопение двух соглядатаек. Я выбирал самые тёмные переулки. Никто не понимал, куда и почему с такой скоростью несётся эта странная четвёрка. Вам должно быть – смешно. Мне было не до смеха. Трудно сказать, сколько улиц и переулков мы промчались почти безмолвно, пока усталость победила напряжение. Мне показалось, что это длилось не более пяти минут. Оказалось, прошло полчаса, и нас уже хватились во дворе.

     Через несколько дней ставропольская семья объявила об отъезде. Тётя Эра тоже засобиралась домой. Наступила последняя ночь перед расставанием. После отбоя, улегшись по местам, ещё немного поболтали о том, о сём, и тут Томка начала говорить, как она полюбила Таганрог, наш двор, и как она счастлива. И неожиданно закончила:
– Я так вас полюбила. Можно я на прощание всех поцелую?
     Я сразу решил, что «всех» – это только благовидный предлог покуситься на мою невинность и решил не сдаваться без борьбы.
     После недолгой паузы Толик Борисов (ему уже исполнилось 18 лет) нашел слова, из которых стало ясно: сегодня поцелуев не будет. Все остальные в знак согласия промолчали…

     Перед Новым годом мне пришло письмо от Тамары. Немного о себе, о школе, приветы всем ребятам, вопросы о нашей жизни. Я ответил. Письма стали приходить регулярно. Почту из ящика брали все. Письма лежали в столе среди учебников и тетрадей. Весной пришло письмо с признанием в любви. Я не знал, как ответить, а дня через два мама спросила, что это за странная переписка и добавила, чтоб я не морочил девочке голову. Так я и не морочил. К 15-ти годам я не был готов к любви даже по переписке.
     Надо было достойно закончить 8 классов и решить: техникум или 10 классов и институт. Поэтому я написал Томке, что она погорячилась, что эта юношеская влюблённость пройдет и всё такое из подвернувшейся под руку статьи в рубрике «Алый парус» газеты «Комсомольская правда».
     Переписка прервалась.

     Кажется, кроме мамы никто ничего не знал. Но ни этим, ни следующим летом Томка к морю не приехала. А потом наша семья перебралась в другой дом.

      (Прошло десять лет. За это время женился Толик, потом женился я, через два месяца женился на моей однокласснице Галине П. Санька. Я с семьёй жил в Новокузнецке (потом в Краснодаре). Узнали, что неожиданно для всех Толик развёлся.

     В Таганрог мы приезжали в отпуск проведать родителей, Саньку с Галкой и Женьку Мальцева. Однажды Санька сообщил, что второй женой Толика стала – догадались? – да, та самая Томка. Она тоже сходила замуж, развелась и жила с дочерью в Таганроге. Я порадовался за них, удивился превратностям судьбы и вспомнил (про себя) эпизод с перепиской. В следующий приезд, проходя по Украинскому мимо старого дома, увидел в окне первого этажа голову Толика и Томку за его плечом. С удовольствием принял их приглашение зайти на чаёк. Хорошо, весело поговорили. У них родилась девочка. Очень интересовала их моя сибирская эпопея. Не знаю, вспоминала ли Томка то лето, рассказала ли о смешной прогулке Толику…

     Пролетело ещё несколько лет. Жили Толик с Томкой счастливо, но, к сожалению, не очень долго. После тяжелого инсульта умер Анатолий, через несколько лет – Тамара.
     Поэтому я позволил себе выгрузить ту давнюю историю из памяти на бумагу.)