Верую!
( рассказ)
Ну, вот, опросталась Чуйка. Наконец-то. Хорошо, что не забралась под сарай как в прошлый раз, а в самом сарае. Видать доверилась хозяйке, что не выкинет, не утопит ее детей.
Прошлый помет, из шести дворовых, Настасья пристраивала аж по трем деревням в округе. Алексей, муж, смешно сказать, на мотоцикле развозил мелкоту. Еле избавились. Топить то уже поздно было, бегали, да пищали. А из-под сарая не выгребешь их. Пришлось кормить да раздавать сокровища эдакие.
Это ещё хорошо, что домов в деревнях много в том году понаспокупали, да родителей с внуками малолетними многие туда привезли на пмж, на воздух чистый, сосновый боровой. Собаки требовались. А то бы беда просто. Куда такую ораву деть было бы?
А нынче Чуйка молодец, пожалила хозяев, только одного и принесла. Красивый, необычной расцветки. Даже и топить жалко. Никогда таких не было. Интересно какой вырастет, здоровый поди кобелина будет. И сторож хороший должон быть. Мать то никогда никого на двор чужого не пустит. Сторожкая. Да и тех, прошлогодних, хозяева хвалят, благодарят, хорошо стерегут, хоть и молодые ишо.
Настасья огладила ладонью яркий цветастый платок на голове, поправляя выбившиеся волосы.
Дочин подарок! С прошлого приезда. Не забывает родителей. То посылочку пришлет, то сама приедет. Не везёт чего-то девке на личную жизнь, никак не устроится. И справная, и ладная, и характер вроде неплохой, спокойный, а никак мужика не найдет стоящего. А лет то уж немало, летом 36 стукнет.
Уж даже батька ей сказал в прошлый приезд
- Для себя то хоть роди, не вечные мы с матерью. А ну-ка, одна останешься, нехорошо будет. А рОдишь, так мы, пока в силе, поможем. Нам тоже веселее будет, на лето привозить будешь. Если парень, так всему научу, чего мужику знать да уметь надобно. Да и девчонку не обижу! Тоже научу всему. Отец хохотнул. И пилить,и строгать, и гвоздочки заколачивать. Авось пригодится когда. Чтоб не только сковородкой отмахиваться умела.
- Ну, дак чего, со щенком-то, что делать будем? Больно уж красивый нонче получился, можа оставить, а, отец?
- Дак чё, любоваться на кобеля будешь? Почто он нам? Помрем вдруг, дак и будет один одинешенек бегать, люди то нас тогда добрым словом не помянут. Утоплю утром. Щас уж поздно в сарай идти, темно больно. Ты там старое ведро сготовь с водой в сенях, а пока пущай ещё матку пососет напоследок.
Мартовское раннее утро пробуждалось в северной деревне медленно. Первый солнечный луч, прорвавшийся сквозь облако, легко добежал до окна и пролился сквозь стекло в темноту старого, но ещё крепкого дома. Алексей поднялся с кровати, чувствуя, как привычно заныли суставы. Вот ведь, не любят они холодов. А все почему? Поморозился в детстве, в зиму вторую, послевоенную. Малой был совсем. Не уследили, в сенцы уполз, а когда хватились, уж синеть от холода начал. Еле оттерли-отогрели. Ох и влетело старшим братовьям тогда от отца да матери, что недоглядели за ним, годовалым. Так всю жизнь теперь суставы и типает, чуть похолодает на улице.
Ополоснув лицо водой из рукомойника, который звонко сбрякал, приветствуя новое утро, старик, надев валенки и фуфайку, вышел в сени. Постоял, оглядываясь и ища ведро для утопления щенка. Нашел. Взял. И пошел в сарайку.
За колодой, на соломе лежала, раскинувшись в кормящем счастливом материнстве, Чуйка. Возле ее набухших от молока сосков, попискивая, возился разноцветный новорожденный щенок.
Старик взял в руку пушистый, почти невесомый комочек и почувствовал, как испугался вырванный из материнского тепла малыш. Растопырив короткие лапки, он напрягся, закричал, заплакал пронзительно и тонко.
Глаза и уши его ещё не были открыты. Крохотная розовая беззубая пасть с капельками молока открывалась в отчаянном плаче.
Чуйка навострила уши и стала ловить взгляд хозяина, поскуливая и едва виляя хвостом. Как бы говоря
- Ну ты же не забрать его пришел? Посмотришь и на место вернёшь? Но я все же волнуюсь, я мать...
Алексей, как-будто поняв все ее мысли и волнения, сказал
- Дак, куды его, голова твоя бедовая? Ладно хоть один нонче.
Алексей снова посмотрел на щенка. Окрас у него и впрямь был диковинный. Не в мать. Та была черной, как уголёк из печи, и гладкошерстной.
- Ты, приблуда, с кем это такого настряпала-то? Ишь, пух какой. Своей огрубевшей ладонью старик чувствовал тепло маленького, пищащего, и совершенно беспомощного комочка.
- Ишь ты, тварь Божия ведь тоже! Жить поди хочет, коль народился-то.
В душе старик чувствовал смятение, ранее неведомое ему в таких случаях. Поймал себя на мысли, что и ему хочется, пожалуй, как и жене, поглядеть, что за чудо такое вырастет из этой младенческой немощи.
- Ой, и здоров, поди, будет. Уж не от Пашкиного ли кобеля из Митяево? Да далеко вроде бегать-то для случки , да и на цепи он у него сидит. Вот оказия.
Проснувшееся не ко времени любопытство будущего мешало старику сделать то, за чем он пришел в сарай. И дело то вроде обыкновенное, сколько раз топил таких, а нет. Не то что-то нынче. Старый что-ли совсем стал?
Сентиментальный. Подсказала старику услужливо память. На днях тут птичку пойманную у кошки чуть не отнял, да остановился вовремя - ее добыча, законная. А птице, видать, судьба такая вышла. Ведь сказано в писании " ни один волос с головы не упадет без воли Его".
И пот вдруг прошиб Алексея на этих мыслях. Выступил на лбу крупными холодными каплями и заскользил, скатываясь и затекая в глаза.
- Это я чего, на старости-то лет, Богом себя возомнил что-ли?- Подумалось вдруг.- Стою тут, жизнью чужой распоряжаюсь, топить или не топить думаю. Это я, Бог?!
Скольких утопил то за жизнь, котят да щенят этих. И не жаль было. А, может, внуков то поэтому нет?
Эта странная и страшная по смыслу мысль показалась старику почему-то очень логичной.
А если не топить этого? Может не зря такой красивый-то родился. Старик ещё какое-то время потоптался в нерешительности, потом подсунул щенка Чуйке под бочек, поближе к соску и, взяв ведро, вышел из сарая.
-Настасья, не утопил ведь нонче! Не смог! Сказал он жене, садясь за стол, где уже гудел самовар, а на блюдце лежали яйца, сваренные вкрутую. Не смог , никак вот, мысли одолели. Подумал, если оставить этого щенка, может Бог внука пошлет?
Глупо поди думаю?
Настасья стояла замерев. Никогда, за всю их совместную долгую жизнь, не делился с ней муж своими такими сердечными и глубокими, потайными движениями души.
Сказала тихонько
- Дак не утопил, дак и ладно, пущай живет. Красивый уж больно. Маленькие смешные они, веселее нам будет. Да и Чуйка поди последний раз уж гуляла, старая становится. Пусть и ей радость будет. Ребенок ведь он ейный, не приблуда какой.
Так и остался этот разноцветный комочек жить в своей первой весне. И, неслыханное дело, дед его на веранде поселил, когда тот подрос. Весёлый парень оказался, лопоухий, длиннолапый, смешной. Все лето, как с ребенком малым, дед с бабкой с ним забавлялись. Скажи кому в деревне, так ополоумели , скажут.
И то соседка уж дивилась, как заходила
- Почто собачину то такую в веранде держите, загадит все, потом не отчистишь!
Так Алексей наплел ей с три короба, что страшно им с бабкой уж одним то, а так хоть, если что, дак воров каких спугнет или людей лихих.
- Да какие люди то у нас лихие? И слыхом не слыхивали! Совсем из ума выживаете. Надо Надежде вас в город к себе забирать!
---------------------------------------------------
Никак она от него такого не ожидала, что силой возьмёт. Думала, по-человечески, по любви сладится у них все. Выздоровел, - горько усмехнулась Надежда, - хорошо ухаживала!
Трясясь в районном автобусе, ходившем до родительской деревни три раза в неделю, Надя смотрела в окно и, закусив губы, чтобы не разрыдаться о несбывшемся, вспоминала и вспоминала...Как привезли к ним в отделение, в ее дежурство на хирургии, по скорой, истыканного ножом парня. И как-будто голос ей какой шепнул: "суженый твой будет". А она, дура, и поверила. Влюбилась. А он и попользовался случаем. Да как! Прямо в отделении, зайдя в медсестринскую ночью, накануне выписки. Повалил ее на тахту, рот рукой зажал. А она и сопротивляться не могла, обмякла телом, делай с ней, что хочешь. Но не было ее воли на такое! Не было. А он целовал, да шептал
- Моя ты, моя, но не останусь с тобой, не могу я, так пусть хоть раз у нас это будет! Чтобы вспоминать тебя потом. Вор я! Выйду отсюда завтра и дня не проживу на свободе! Судьба у меня такая! Зря лечили. Ну, да тебя встретил напоследок, порадовался!
------------------------------------------------------
- Мама, беременна я!
- Да как же это, доченька? Рада ты али нет этому, не пойму я тебя!
- Сама не пойму, мама! По любви я хотела, а получилось, как получилось. Не знаю теперь...
-Ты, Надежда, того-этого, только не дури, и жизнь у дитя не отнимай! Оно, конечно, не ладно, что все так-то получилось. Но дитенок тут ни причем! Наш будет! Алексей рубанул кулаком воздух и стукнул им о столешницу. Род мой, семя мое, кровь наша!
- Я вон кутенка Чуйкиного пожалел нонче по весне, не потопил, как бывало. Подумал тогда
- Боженька, откликнись милостью своей на это, дай детей Надежде, а нам внуков на утешение . Может это Он и откликнулся, ишь ведь как совпало то! Кутенок то, видела, какой бегает? Может, для внуков такой и послан нам свыше. Играть с им будут. Необычный цвет то у него. Какой только шерстины нет на теле: и черная, и рыжая, и белая, и серая, а кудлатый какой. Мы с матерью его чешем, чтобы как овца не зарос, да шерсть не свалялась. Дак пух у него хороший, из подшерстка. Мать зимой спрядет да в носки ввяжет, теплые будут. Лечебная, говорят, шерсть у собак, ноги лечит.
-А ты, давай, не дури, уж Бог дал, так бери, а то осерчает, что не приняли дар Его. Чего уж теперь. Ваша бабья доля родить! Потом ещё спасибо скажешь, что отговорили от худого.
------------------------------------------------------
И снова был март. Ранняя весна согревала своим теплом землю, на которой то там, то тут появлялись уже первые черные прогалины, и по ним важно вышагивали вернувшиеся в родные края грачи. Под их громкие, победные "кра", похожие на "ура!",заносил в свой дом дед Алексей Акимович внука Илью Ивановича, 4-х кило весом и 55 сантиметров росту.
- Богатырь будет! Мужик! Илья-Муромец! Всему тебя научу, внучек! Расти быстрее!
Постоял на крыльце, передав внука заботам мамы и бабушки. Почесал за ухом большого разноцветного лопоухого пса. Поднял лицо к солнышку, просочившемуся сквозь редкую белую тучку
- Спасибо тебе, Боже мой, услышал ты меня, сына своего блудного Алексея, раба Твоего грешного. Дал Ты нам радость великую и долгожданную!
Верую в милость и благодать Твою, Боже! Верую!
Спустя час, когда новоиспеченный счастливый дед прихлебывал чай из блюдечка вприкуску с разноцветным городским сахаром, из сарая пришла Настасья
- Чуйка то, дед, у нас учудила нонче! На старости то лет, опять щенка принесла , и опять разноцветный. Чё с им делать то будем? Может, потопишь опосля, как дочаевничаешь?
Алексей ажна на лавке подскочил!
- Я те утоплю! Я те утоплю, старая! Даже думать не смей! Топить она животину счастливую собралась! Да через нее, может быть, со мной сам Господь разговаривает! Я те дам, утопишь! Нашла дурака!
Кулак старика опустился на столешницу. Подпрыгнули и звякнули на блюдцах чашки, зазвенели ложечки. Из-за занавески, отделявшей кухню от комнаты, выглянула Надежда и прижала к губам палец
- тссс....Илюшка проснется...
Вот ведь как! Илюшка теперь у нас есть! - думалось Алексею. -А все потому, что кутенка тогда пожалел, вот не иначе!
-И этот, новый, тоже пущай живет!
Такое слово мое будет!
Сказал он решительно и пошел в комнату. Где в, под потолком подвешенной люльке, в которой ещё сам младенцем ножками голыми сучил, спал, причмокивая губешками, крепким сном внук Илья Иванович. Продолжение его, Алексея, Рода....©
Автор - Елена Лифиц
Свидетельство о публикации №223051001197