Ордынский тупик. Часть V

Часть V. Тройка.

— Поставьте меня в другую тройку. Василий Олегович, у меня были лучшие показатели по всем дисциплинам, а с Велом в связке ни у кого нет шансов сдать нормально практику.
— Дмитрий, Вы считаете, что в комитете непрофессионально распределяют составы?
Куратор Зима говорил ледяным тоном, оправдывая фамилию. Диман стоически выдержал ледяную атаку куратора и не сдался.
— Василий Олегович, я не это имел в виду. Просто я проанализировал статистику результатов выходов в искажение «гончего» Вела. Все «слышащие» в его тройках были самыми сильными по личным показателям и работе в предыдущих составах, но именно на тестах с ним «глохли». Так в его объяснительных записано. Но не может же быть такого, чтобы все хорошие «слухачи» оказались неспособными распознать искажения? И только по словам одного «гончего». Он же не наводчик. Но стабильно вступает в спор, заставляя «прослушивать» пустоты вокруг безнадёжных коматозников. То есть…
Диман спохватился, произнеся последнее слово, но куратор не дал ему возможности исправить оплошность.
— Пренебрежительное отношение к подопечному – показатель, говорящий о многом. Пациент, находящийся в состоянии между жизнью и смертью, по Вашему мнению – просто тренажёр из учебки?
В кабинете стало холоднее, чем за морозными узорами на окнах. Диман попытался попросить прощения, но куратор жестом приказал ему замолчать. Несколько секунд Зима сосредоточенно что-то писал в толстом журнале, заполненном наполовину. Диман стоял напротив стола и, по мере заполнения страниц размашистым почерком куратора, становился всё бледнее. Руки и ноги его заледенели, будто в кабинете действительно была температура ниже нуля. Глаза парня вцепились в стрелку часов, висящих на стене над креслом куратора. Спустя невыносимо долгих двенадцать минут куратор оторвался от записи и посмотрел на Димана, будто не ожидал его увидеть.
— Вы свободны, Дмитрий. Можете идти.
Диман повернулся как солдат на плацу через левое плечо и пошагал к выходу. У двери его догнал ледяной поток слов.
— Вообще, лучше обождите за дверью, я чуть позже сообщу Вам о своём решении.

В небольшом помещении перед кабинетом куратора было жарко. Или Диману это просто показалось после атмосферы кабинета. Вдоль стены с двух сторон стояли четыре мягких стула. На ближайшем к выходу сидел Вел, а ближе к двери кабинета – Рыжая. Рыжая была «молвящей» из их тройки. Диман демонстративно поздоровался с ней и сел рядом, не глядя на Вела.
— Что, заморозил тебя Зима?
Рыжая рассмеялась, чуть тронув кисть парня.
— Судя по рукам, ты ещё не совсем покойник, есть шанс выжить. Что сказала наша «Снежная королева»? Ты же на Вела накатал жалобу?
Диман вздохнул, отмахнувшись рукой от вопросов, чтобы задать свой.
— Ты же подтвердишь, что я прав? Ты была там с нами и видела, что он настаивал найти…
— Ой, нет. Ты прекрасно знаешь, что я не могу «услышать» искажение без наводчика. Моё дело – закинуть туда и вытащить обратно, после открытия вами Перекрёстка.
Диман с ненавистью посмотрел в сторону Вела. Он уже не старался сдерживать эмоции. Наглая попытка пробить защитный барьер «гончего» была замечена даже Рыжей.
— Диман, ты обалдел?
Рыжая погасила в себе инстинктивное желание «замолвить словечко» в защиту коренного своей тройки. Рядом с кабинетом куратора откровенно использовать арсенал возможностей было равнозначно подаче заявления об уходе из программы полевых испытаний, и как следствие – исключению из колледжа. Вел сидел в стороне, никак не реагируя на происходящее. Действительно ли он не «слышал» атаку ненависти, поставив дополнительные блоки в защите, или каким-то образом повысил болевой порог «гончего» – Рыжая не могла разобрать. Как все «молвящие», она не «слышала» ни эмоционального фона, ни искажений, входя в Перекрёсток, чтобы «молвить», только при поддержке «слухача».
— Диман, прекрати! Слышишь? Мне Машка говорила…
Рыжая остановилась, вспомнив, что о какой-то ненормально дикой восприимчивости Вела подруга ей сказала под большим секретом. В эту же секунду распахнулась дверь, и Диман прекратил атаку.

Куратор, выходя из кабинета, внимательно просканировал всю тройку.
— Екатерина и Вел, вы свободны. Дмитрий, зайдите в кабинет.
Едва Диман прикрыл дверь в кабинете, как Зима, бросив папку с бумагами на стол, развернулся к побледневшему парню.
— В этой папке лежит документ, который говорит о том, что я действительно совершил ошибку и непрофессионально оценил Ваши способности, Дмитрий.
У Димана глаза стали больше в три раза, а холодные руки и ноги будто окунулись в горячую воду. Пот прошиб мгновенно.
— Да, Дмитрий. Я умею признавать свои ошибки. И ошибкой было решение дать Вам второй шанс, переведя в новый состав практикантов. Вы отчислены. Приказ получите завтра в учебной части.
Диман успел прочесть несколько слов из разрываемого прямо перед носом документа. Это был приказ о его переводе в тройку лидера курса «гончих» Матвея Глинничкова.
— Вы свободны. Во всех смыслах этого слова. И запомните – при дальнейших попытках использовать свои возможности вне служебных целей Вас, несомненно, вычислят. И наказание будет гораздо серьёзнее.
— Василий Олегович, за что? Василий Олегович, я…
— Покиньте мой кабинет и вообще территорию колледжа. Немедленно.

Когда Диман вышел, хлопнув дверью, куратор взял телефон и нашёл в списке нужный номер.
— Дмитрий Сергеич, здравствуй, дорогой! У меня к тебе опять дело малоприятное. Присмотреть нужно за одним «слухачом». Отчислен за атаку на «гончего». Думаю, что может сорваться и попытаться отомстить. Да. Тёзка твой. Тоже Дмитрий Сергеич. Маленков. Скину на почту данные. Спасибо, дорогой. Держи в курсе. Супруге поклон передавай. Заезжайте в гости на этих выходных, баньку организуем.

Скинув анкету контролёру из службы безопасности Ордынки, куратор завис на несколько минут, глядя в одну точку. Потом рука его потянулась к телефону.
— Светлана Марковна, здравствуйте. Да, всё верно. Зайдите, пожалуйста, сегодня до конца рабочего дня, если Вы свободны. Спасибо. Жду.


10.05.2023г.