Ты сможешь. Глава 3
Машина замерла с таким же тихим вздохом, с каким и двигалась. Жужжание мотора стихло, оставив после себя звенящую тишину, нарушаемую лишь щебетом невидимых птиц. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и Велс, выйдя, обернулся ко мне, протянув руку. Его молчаливый приглашающий жест был полон странной, необъяснимой галантности. Магри, предательница, уже виляла хвостом у его ног, всем видом показывая, кто здесь новый хозяин. Мне ничего не оставалось, как принять его руку. По крайней мере, теперь мне не придется путешествовать, перекинутая через плечо, как мешок с картошкой.
Высокие, стройные деревья, похожие на кипарисы с листьями ивы, почти скрывали здание за высоким каменным забором. В просветах мелькала белизна стен и темная черепица крыши. Воздух был густым и сладким, как мед, переполненным ароматами незнакомых цветов.
— Магри, сидеть! — скомандовала я, и голос мой прозвучал неестественно громко в этой идиллической тишине.
Собака послушно уселась, водрузив мохнатую попу на теплые камни мостовой. Мужчины переглянулись — мой голос, видимо, был для них таким же диковинным, как их речь для меня. Пока они обсуждали что-то тихо и быстро, я решила осмотреть наш транспорт.
Машина снаружи казалась куда меньше, чем изнутри. Сзади у нее не было багажника — лишь гладкая, обтекаемая поверхность. Я присела на корточки, пытаясь разглядеть, что же вместо колес позволяет этой штуке двигаться. Из-под днища тянуло легким запахом озона и теплого металла.
Рядом со мной бесшумно присел Велс. Он наблюдал за мной с таким видом, словно я была самым очаровательным существом на свете, а не запыленной дурочкой, заглядывающей под машину. Его внезапная близость заставила меня вздрогнуть. Мозг услужливо подкинул очередную порцию ужасов: продадут, съедят, отдадут на органы... По спине снова побежали ледяные мурашки.
Но Велс просто встал, снова взял меня за руку и повел к ажурной кованой калитке в заборе. Сердце заколотилось где-то в горле. Магри следовала за нами, не проявляя ни малейших признаков тревоги. «Предательница полнейшая», — подумала я беззлобно.
Калитка открылась, и нас окутал настоящий шквал ароматов. Воздух в саду был плотным, как сироп, и пьянящим. Он пах терпкой полынью, нежным жасмином, чем-то цитрусовым и еще десятком незнакомых нот. Под ногами хрустела дорожка из темно-оранжевого щебня, а по бокам цвела и благоухала буйная, невиданная флора. Я, никогда не выезжавшая дальше Краснодарского края, чувствовала себя попавшей в оранжерею другого мира.
Велс вел меня по извилистой тропинке, его пальцы были удивительно нежные, но не выпускали мою руку. Дом приближался — большой, светлый, с огромными окнами. Дверь отворилась сама собой, едва мы подошли. Снаружи было жарко и солнечно, а внутри царила приятная, бархатная прохлада, пахнущая древесиной, воском и все теми же полевыми травами.
Прихожая была огромной и светлой. В ней свободно помещались низкий диван, массивный резной комод и огромное зеркало в деревянной раме, в котором я увидела свое испуганное, запыленное отражение. Легкие шелковые шторы колыхались от сквозняка.
Пока его спутники растворялись в глубине дома, Велс, не отпуская моей руки, повел меня по винтовой лестнице на второй этаж. Сердце бешено колотилось, подгоняемое страхом и странным, щемящим предвкушением. Его пальцы сжали мою ладонь чуть крепче, и это сжатие отозвалось где-то глубоко внизу живота тревожной и сладкой судорогой.
Наверху был длинный коридор с несколькими дверями. Он повел меня налево, остановился у одной из них, достал ключ и вставил его в замочную скважину. Скрип поворачивающегося механизма прозвучал как приговор.
Дверь открылась, впуская нас в комнату. Она была просторной, но аскетичной: кровать, тумбочка, пара стульев, ковер на полу. Ничего лишнего. Магри тут же устроилась на ковере и устроилась калачиком. Велс наконец-то отпустил мою руку, и я почувствовала, как по коже, где еще секунду назад были его пальцы, разливается странное, теплое онемение.
Он прошелся по комнате, одним движением задернул тяжелые шторы, погрузив помещение в мягкий, интимный полумрак. А затем... расправил покрывало на кровати. В моей голове взорвалась паника. «Вот оно. Начинается. Сейчас он потребует...»
Я рванулась к двери, но он оказался проворнее. Легкое движение — и я оказалась на мягком, утопающем матрасе. Я зажмурилась, готовясь к худшему, затаив дыхание. Но вместо его веса на мне лишь громко хлопнула дверь, и в замке щелкнул ключ.
Я лежала одна в центре огромной кровати, утопая в перинах, как та самая принцесса на горошине. Тишина оглушала. Никакого насилия. Никаких пьяных приятелей. Только пьянящий аромат сада, пробивавшийся сквозь щели в окне, и бешеный стук собственного сердца.
Я осторожно поднялась, осмотрела комнату в поисках оружия или хоть какого-то способа защититься. Потом подошла к окну и отодвинула тяжелую портьеру. За стеклом простирался тот же бесконечный, цветущий сад. Побег казался невозможным.
Усталость, наконец, сломила меня. Скинув грязные кроссовки, я повалилась на кровать, не раздеваясь, и натянула на себя прохладное шелковое одеяло. Сознание уплыло почти мгновенно, убаюканное непривычной тишиной и мягкостью постели.
Я проснулась от того, что в комнате горел мягкий свет ночника, а на тумбочке стоял поднос с едой. От него вкусно пахло чем-то тушеным и свежим хлебом. Магри исчезла. Еда выглядела простой, но аппетитной, в глиняной посуде, без изысков. «Не аристократ, — мелькнула мысль. — Или просто не хочет меня баловать?»
Я ела медленно, прислушиваясь к звукам дома. За стенами царила тишина. Допивая последний глоток прохладного фруктового чая, я услышала четкие, уверенные шаги в коридоре. Они приближались к моей двери.
Сердце снова застучало. Я схватила вилку — жалкое, но единственное оружие — и юркнула за складки тяжелой шторы. Дверь открылась. Послышался тихий свист, и через мгновение мою ногу обтер теплый мокрый нос — Магри с радостным поскуливанием обнаружила мое укрытие.
Я вышла из-за шторы, сжимая в потной ладони вилку. Велс сидел на стуле и смотрел на меня. На его лице читалась усталость, но в фиолетовых глазах теплилась все та же успокаивающая усмешка. Он не делал резких движений, просто ждал.
Я медленно подошла и опустила вилку на поднос. Какое глупое, бесполезное оружие. Потом села на край кровати, сжимая руки на коленях. Он смотрел на меня, а я на него. В полумраке комнаты его черты казались еще более резкими и в то же время уставшими. «Может, он и правда не знает, что со мной делать? — подумалось вдруг. — Зачем ему эти хлопоты?»
Магри устроилась у его ног, положив морду ему на ботинок. И в этот момент он показался мне не похитителем, а таким же заложником обстоятельств, как и я.
Я позволила себе рассмотреть его. Белые волосы, которые он в задумчивости откинул со лба. Глубоко посаженные глаза цвета спелой сливы, в которых читалась неведомая мне тоска. Синяя рубашка из грубой ткани, натянутая на мускулистую грудь. Казалось, еще одно усилие — и швы треснут, обнажив кожу, покрытую каплями пота. Он дышал ровно, но каждый его вдох был наполнен скрытой силой, которая одновременно пугала и притягивала.
А его взгляд... его взгляд скользнул по моей шее, остановился на вырезе футболки, на том месте, где ткань обтягивает грудь. Вспомнился выпускной, темно-вишневое платье с глубоким декольте и споры одноклассников о том, кому достанется эта «гордая вишня». Тогда никому. А сейчас... Сейчас на меня смотрел незнакомец из другого мира, и под его взглядом я чувствовала себя той самой девчонкой — одновременно испуганной и польщенной.
Мой взгляд, против воли, соскользнул ниже его лица, задержавшись на мощной шее, на расстегнутом вороте рубашки, обнажавшем ключицы, на контуре грудных мышц под грубой тканью. Я почувствовала, как по щекам разливается горячая волна стыда. Нет, я не была невинна — брак научил меня многому. Но это тело... это тело было другим. Чужим. И мои семнадцать лет, пульсирующие в крови, кричали о неправильности этого взгляда, о его запретности.
Велс заметил мое смущение. Он откинулся на спинку стула, и в уголках его губ заплясала едва уловимая усмешка — будто он читал мои мысли и наслаждался этой игрой. Уши мои пылали, как два раскаленных уголька. Я закрыла глаза ладонями, пытаясь спрятаться от его пронзительного фиолетового взгляда, и отвернулась.
В следующее мгновение я услышала его шаги. Два стремительных движения — и он уже был передо мной. Его пальцы мягко, но неумолимо легли на мои запястья, отводя руки от лица. Он приподнял мой подбородок, заставляя меня смотреть на него. В глазах его не было злобы или насмешки — лишь спокойное, всевидящее любопытство и та самая необъяснимая тяга, что вихрем проносилась между нами.
Я замерла, внутренне сжавшись в комок от страха и предвкушения. Что он задумал?
Он не спеша провел рукой по моим волосам, распущенным и спутанным после дня заточения. Его прикосновение было на удивление нежным, почти гипнотическим. Я смотрела на него, и в голове роились вопросы: «О чем он думает? Что я для него? Пленница? Диковинка? Или нечто большее?»
Велс взял мои руки в свои и поднял меня с кровати. И снова между нами пробежала та самая волна — слепая, всепоглощающая, сметающая страх и логику. Она исходила от него и накатывала на меня, заставляя сердце выпрыгивать из груди. В его расширенных зрачках я видела то же самое смятение, ту же жажду. Я чувствовала, как бьется его сердце — гулко, как барабан, в такт моему собственному.
Это длилось всего несколько секунд. Он сделал невероятное усилие над собой, отстранился, его грудь тяжело вздымалась. Взяв поднос с пустой посудой, он вышел, и снова щелкнул замок.
«Вот и вся страсть», — с горькой иронией подумала я, падая на подушки. Мои собственные эмоции метались между разочарованием и облегчением. «Реши сначала, чего ты хочешь, дура, а потом уже бросайся в омут с головой».
Я перебрала в голове десятки безумных планов побега, но все они разбивались о суровую реальность. И тогда меня осенила новая, еще более безумная мысль: «А что, если у них здесь вообще всё по-другому? Что, если близость — это просто обмен энергией? Или они размножаются почкованием? Или детей выращивают в пробирках?»
Эта фантастическая идея на какое-то время успокоила меня. Я почти убедила себя, что моя телесная неприкосновенность вне опасности.
Следующие три дня проходили в одном и том же ритме: он приносил еду, выгуливал Магри, мы обменивались долгими, многозначительными взглядами, и он снова запирал дверь. Я изнывала от скуки и собственного запаха. Наконец, на четвертый день что-то изменилось. Он открыл дверь и знаком пригласил следовать за ним вниз.
Мы вошли в просторную гостиную с высокими потолками. Воздух здесь пах старыми книгами, воском и сушеными травами. Вдоль стен стояли массивные книжные шкафы, на стенах висели портреты в золоченых рамах. Широкие окна от пола до потолка открывали вид на ухоженный сад. Я увидела изящную беседку, увитую лианами с огромными розовыми цветами, и широкие качели, качающиеся на ветру. А рядом... песочницу. Детскую песочницу.
Ледяная игла страха вонзилась мне в сердце. «Он женат? У него есть дети?»
Я резко обернулась к Велсу, впервые сама, без его просьбы, вглядываясь в его лицо в поисках ответа. «Как спросить? Как узнать?» — металась я в мыслях.
Он, казалось, почувствовал мой внезапный испуг и огляделся вокруг с легким недоумением.
Он был чертовски красив в своей белой рубашке и темно-фиолетовом камзоле. А я... я за четыре дня превратилась в затравленного, засаленного зверька. От меня исходил устойчивый запах пота, стресса и немытого тела. Когда он сделал шаг ко мне, я инстинктивно отпрыгнула, зажала нос и замахала руками.
— Нет-нет-нет! — защебетала я, показывая на себя и гримасничая. — Я воняю! Понимаешь? Как пещерный человек! Фу! Мне нужно помыться!
Он остановился, и на его лице мелькнуло понимание. Он развернулся и вышел. Я, облегченно вздохнув, плюхнулась на ближайший стул. Достала телефон и принялась листать галерею. Старые фотографии — я с подругами, я на работе, моя уютная квартирка... На глаза навернулись предательские слезы. Две тяжелые капли упали на экран.
Я не услышала, как он вернулся. Он стоял сзади и молча наблюдал, как я переживаю по своему прошлому миру. Телефон запищал, сигналя о низком заряде батареи, и я окончательно расплакалась.
Его рука легла мне на плечо. Я вздрогнула. Он мягко, но настойчиво развернул меня к себе, притянул и, не обращая внимания на мои бормотания о том, что «я воняю», большими пальцами осторожно стер мои слезы. Потом взял за руку и повел обратно наверх.
На сей раз он открыл не мою комнату, а другую дверь. Она вела в просторные апартаменты — явно его личные покои. Он провел меня через спальню и открыл дверь справа.
Я ахнула. Это была ванная комната. Большая, светлая, с огромной круглой купелью, напоминающей небольшой бассейн. Я захлопала в ладоши и от переполнявшей меня радости, не думая, подпрыгнула и чмокнула его в щеку.
Он замер. Застыл, как изваяние, прикоснувшись пальцами к тому месту, где коснулись мои губы. На его лице читалось не столько недоумение, сколько глубокая, сосредоточенная задумчивость.
— Прости, — залепетала я. — У нас так... спасибо выражают. За доброту.
Он не сказал ни слова. Вместо этого он наклонился и ответил мне — мягким, мимолетным поцелуем в губы. Он был так легок и быстр, что я могла принять его за играние воображения. Но губы еще долго хранили память о его прикосновении.
Он показал на ванну, открыл кран, и вода с тихим шепотом хлынула в чашу. Пахло чем-то цветочным и свежим — видимо, в воду добавлялись ароматные масла. Потом он вышел и вернулся с охапкой одежды, аккуратно сложив ее на стуле.
Как только дверь закрылась, я сбросила с себя грязные вещи и погрузилась в благоухающую воду. Это был рай. Я вымылась с каким-то диким, животным наслаждением, смывая с себя не только грязь, но и остатки страха.
На стуле лежали не «тряпки», а изящные платья из мягких, струящихся тканей. Длинные, с кружевами и лентами — точь-в-точь как у героинь моих детских фантазий о балах и принцах. Я выбрала самое скромное, цвета слоновой кости, с высоким лифом и длинными рукавами. Оно сидело на мне идеально, будто сшитое на заказ, лишь слегка обтягивая грудь, подчеркивая ее форму.
Я вышла из ванной, робко прикрывая декольте ладонью. Велс сидел на кровати и ждал. Его взгляд скользнул по мне, и в его фиолетовых глазах вспыхнул неподдельный восторг. Увидев мой смущенный жест, он лишь улыбнулся.
Я подошла к большому зеркалу в резной раме и не узнала себя. Из замызганного «зверька» я превратилась в леди из старинного романа. Не удержавшись, я сделала реверанс, как когда-то в детстве перед зеркалом.
Велс в ответ склонился в изящном поклоне, подошел и предложил руку. Его ладонь была теплой и уверенной. Он повел меня вниз, в столовую.
Ужин был тихим и церемонным. Мы ели молча, но на этот раз тишина была не гнетущей, а наполненной каким-то новым, трепетным ожиданием. Когда я закончила, я по привычке собрала посуду на поднос. Но Велс остановил меня, мягко произнеся мое имя:
— Ева.
Он указал на диван. Я послушно подошла. На его коленях лежала папка из темной кожи. Он предложил мне сесть рядом и вложил ее в мои руки.
С замиранием сердца я развязала шнурки и открыла ее. Первый же рисунок заставил меня вздрогнуть — на нем был изображен этот самый дом. Я посмотрела на Велса, и он кивнул.
Я отложила лист в сторону. Под ним был другой. И на нем... была я. Не сегодняшняя, а та — с выпускного вечера. Мои волосы были уложены в сложную прическу с локонами, глаза сияли счастьем и надеждой. Каждая черта была выписана с трепетной точностью.
— Но... как? — прошептала я. — Ты же не мог этого видеть...
Я лихорадочно перебирала следующие листы. Эскизы, наброски, портреты. Везде была Я. Я в своей квартире, я в парке с Магри, я задумчивая у окна... Моменты моей жизни, запечатленные рукой невидимого наблюдателя.
Холодный ужас и непонимание сковали меня.
— Откуда ты это взял? Кто тебе их дал? Что все это значит? — мой голос срывался на крик. — Я хочу домой! Верните меня домой!
Папка выпала у меня из рук, и ее содержимое рассыпалось по полу веером моих собственных изображений.
Он поднялся за мной, прижал к себе и стал что-то шептать на ухо. Его голос был низким, бархатным, а слова — похожими на древнее заклинание или странную музыку. От тепла его дыхания у меня закружилась голова, а колени стали ватными. Он стоял недвижимо, как скала, а его руки на моей талии казались одновременно и надежными оковами, и единственной опорой во всем этом безумном мире.
Я запрокинула голову, ища ответ в его глазах. И вновь между нами пробежала та самая волна — слепая, всесокрушающая, сладкая и пугающая одновременно. Она накатила с такой силой, что ноги окончательно подкосились. Не выпусти он меня, я бы рухнула на ковер, как подкошенная. Велс легко подхватил меня на руки и усадил на диван, не отпуская и не отводя взгляда. Его фиолетовые глаза, казалось, видели меня насквозь — всю мою тоску, страх и это дурацкое, необъяснимое влечение.
Он медленно поднес мою руку к своим губам. Его поцелуй на моих костяшках был нежным, почти воздушным, но от него по коже побежали мурашки.
— Велс, — голос мой дрожал, — пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Откуда эти рисунки? Почему я здесь? Ты... ты колдун? Ты можешь читать мысли? Усыплять собак? — Я почти рыдала, выпаливая все свои страхи и вопросы в одном дыхании. — Я так хочу домой... и так боюсь, что уже никогда его не увижу.
Он слушал меня с невозмутимым, но невероятно сосредоточенным выражением лица. Казалось, он впитывал не только звуки, но и сами вибрации моего голоса, мой страх, мое отчаяние.
Потом он медленно поднял руку и коснулся моих висков. Его пальцы были удивительно прохладными. Другой рукой он продолжал держать мою, как бы заземляя меня. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком моего сердца.
И тогда он открыл рот. И прозвучало не просто сочетание звуков. Прозвучало слово. Четкое, ясное, пронизанное тем самым бархатным тембром, но на этот раз — поняла каждое слово, каждую интонацию, будто всегда его знала.
Свидетельство о публикации №223051000512