толстый и тонкий

                Толстый и тонкий

                1

   В жаркий летний день встретились на Тверской два приятеля, толстый и тонкий.

   - Ты ли, Проша? - Просиял толстый, прижав к себе тонкого и смачно поцеловав его в щеку. - Сколько лет, сколько зим.

   - Я, я, Миша, - прохрипел тонкий, насилу освобождаясь от крепких объятий друга. - А кому ж еще быть? - Он выглядел немного сконфуженно, но чувствовалось, что также был рад встрече с приятелем. - Почитай, лет тридцать как не виделись.

   - Да, вроде того.

   На толстом была небесного цвета сорочка с коротким рукавом, тщательно отутюженные светлые брюки и легкие сандальеты на ногах. Светозащитные очки предохраняли глаза от ярких лучей солнца, а на голове новенькая соломенная шляпа. Весь его вид как бы кричал на всю Ивановскую: "Эх, братцы, жизнь удалась!"

   Взглянув на его визави, можно было только горько вздохнуть: на нем была застиранная рубашка неопределенного цвета, мятые джинсы, которые он носил зимой и летом, и стоптанные кроссовки. Прищуренные от яркого солнца глаза прятались в сеточке мелких морщин, уже покрывавших все его лицо. На голове блином сидел выцветший от времени берет.

   - Что же мы стоим. - Спохватился толстый. - Давай зайдем куда-нибудь, отметим нашу встречу.

   - Да я... - Замялся тонкий.

   Толстый понял его нерешительность по-своему.

   - Ты брось, не конфузься. Я угощаю.

   - Я не то хотел сказать, - промямлил тонкий. - Я не пью. У меня язва.

   - Но в такую жару и для язвенника кружка холодного пива - лекарство. - И толстый уверенно толкнул дверь первого попавшегося кафе.

                2

   На пороге их встретила столь желанная прохлада. Над столиками затемненные бра, тихо играла музыка. В этот непривычный для посетителей час было много народу, но официант нашел для них свободый столик в углу зала. Толстый плюхнулся в кресло, достал из кармана пачку "Мальборо" и с вопросом "Куришь?" протянул ее приятелю.

   - Да, если не возражаешь. - И дрожащими пальцами тот взял одну сигарету.

   - Ты не конфузься. Бери еще. - Подбодрил его толстый.

   - Спасибо, - ответил тонкий, взял еще пару сигарет и спрятал их в нагрудном кармане.

   - Ну, рассказывай, как жизнь? - потребовал от него приятель.

   - Разве это жизнь? - Усмехнулся тонкий. - Одна морока.

   - Женат? - допытывался толстый.

   - Был, но развелся. Кому нужен нищий художник? Есть сын, но он остался с матерью. К сожалению, вижусь с ним редко.

   - А у меня двое: сын и дочка. Сын в университете, на юриста учится, а дочка в этом году на исторический поступила.

   - А мой на заводе слесарем. - Вздохнул тонкий.

   - У тебя тачка какой марки?- неожиданно спросил его толстый и, не дожидаясь ответа, сказал: - У меня мерседес.

   - А я предпочитаю на своих двоих. Ты не подумай, это я так, для здоровья. - Тут он оживился. Даже морщины на его лице разгладились, и стало видно, что не такой уж он и старый, как могло показаться сначала. - Ты еще не забыл, как тебя в нашем училище называли? Я помню: "Промсосиска". Ты уже тогда солидный был. Я меня почему-то "Выжига". Теперь, кстати, наш альма матер загадочно называется эм-га-хи имени Сурикова.

   Воспоминания о прошлом всплыли и в голове у его товарища:

   - А помнишь, когда нас в колхоз на уборку послали, мы с тобой, чтобы угостить наших девчонок, ночью огурцы воровали с  огорода.

   - А ты, я помню, когда девочки ночью голыми купались в пруду, подсматривал за ними, да подскользнулся и упал в воду, и чуть не утонул, потому что плавать не умел. Вот кипешу было.

   - Да, много чего пришлось пережить. - Вздохнул толстый. - А вот, кажется, нам пиво несут, - сказал он, увидев официанта, идущего с подносом к их столику.

                3

   Сделав громкий глоток, толстый удовлетворенно крякнул: "Ух, хорошо!" Помолчали, потом он спросил:

   - Чем ты сейчас занимаешься? Я, кстати, видел твою картину на последней выставке в Эрмитаже. Кажется, с год тому назад. Надо признаться, недурственно, очень даже недурственно. Хотел было тебе позвонить, поздравить, да телефона твоего не нашел.

   - Ее никто так и не купил, - ответил тонкий со вздохом, - как и большинство моих картин.

   - Жаль.

   - Ну, а ты, я вижу, преуспеваешь. Тебе в училище прочили блестящее будущее, называли чуть ли не "русским Пикассо".

   - Я как и ты поначалу хотел что-то доказать, спорил, просил, умолял, даже угрожал, но всегда наталкивался, как на каменную стену, - рассказывает толстый. - Отчаянию моему не было границ. Теперь об этом смешно вспоминать, но даже руки на себя хотел наложить. Тут, на мое счастье, подоспела Горбачевская перестройка. Появились кооперативы. И мне один предприимчивый еврей предложил заняться дизайном мужского нижнего белья. Сначала я даже опешил. Что здесь особенного? Но здесь-то как раз и собака зарыта. Не просто белья, а белья для швулей. Ни одна фабрика такого белья не выпускала. Там есть своя специфика: всякие рюшечки, складочки, оборочки. На наш взгляд все это мура, а без этой муры товар не шел.

   Отыскался один цеховик, который и раньше этим промышлял, а теперь из подполья вышел, и он нуждался в хорошем дизайнере. Тут я как раз под руку подвернулся, и работа закипела. Сейчас я преуспевающий бизнесмен, миллионер, - закончил свой рассказ толстый.

   - А по мне лучше сдохнуть под забором, как голодная собака, чем обслуживать этих извращенцев, - возразил тонкий.

   - Во-первых, это дело вкуса, а во-вторых, прости, но тебе никто ничего не предлагает, - резонно заметил его товарищ.

   Тонкий поднял на него свои ясные голубые глаза.

   - Я иду своим путем. И, как говорится, дорогу осилит идущий.