Бельё 1948 года

Поскрипывает на ветру бельё:
Пространны простыни и женские рейтузы.
- Мороз и солнце – ё-мое –
Как  в финскую, - вздыхает дядя Кузя.

А солнце белое сквозь простыню,
Рейтузы фиолетовы, как тучи.
Как неохватно это «ню»!
Куда там рубенсам –  у нас красавицы могучей!

Бельё похрустывает и трещит.
Прищепки от мороза побелели.
Взъярился примус, и клокочут щи
На кухне коммунальной. Там засели

Игнатыч с челюстным и лицевым
Ранением и дядя Пётр с культяшкой.
Капустным духом бочковым
Они занюхивают выпитую бражку.

И хоть за хлебом очередь – квартал
И «черный воронок» не устаёт являться,
Игнатыч выпил, крякнул и сказал:
- А все же не война. Все ж не стреляют, братцы!

Кто с этим спорит? Но один в тиши
Опальный маршал, баловень Победы
В бездонном бункере души
Свой счёт ведет; Там промахи и беды.

Там пораженья, плен, там суета
Успешных наступлений к дню рожденья
Любимого Вождя. Но красная черта
Под скорбным списком всеуничтоженья

Не скоро будет так подведена,
Чтоб всё по полочкам и строго по ранжиру,
Чтобы на камне высечь имена
 И  мертвецов, и кто остались живы,

И кто подлец и трус, а кто – герой,
Кто сколько внес и сколько пролил крови…
- Давай, Игнатыч, снова по одной
Плеснём в стакан - не заслужили что ли

И этот дух капусты бочковой,
И бражку не фабричной изготовки,
И тот мороз, что веет над страной,
И бельецо на ледяной верёвке.