Крик

Изгнанники, скитальцы и поэты

Человек кричал. Его металлические ладони, став рупором, усиливали этот крик, и он бил наотмашь по нервам, душам и сердцам людей, проходящих мимо.
Это было за рубежом, в Германии, в Дюссельдорфе. У нас на Родине, тогда ещё в Советском Союзе, крик слышен не был. Ему попросту заткнули рот. Взывающий старался напрасно. «Несть пророка в своём отечестве…» – не нами сказано, но нами выстрадано.
Ах, эта ещё деревянная, светлая тумбочка, с облезшей полировкой, служащая подставкой сначала ламповой махине – приёмнику «Балтика», а потом маленькому телевизору «Рекорд»! Как я любил рыться в книгах и журналах, которые стопами ле-жали внутри. Именно там лежал «Спартак» в сером ледерине, позднее читанный в первом классе под партой, пока одноклассники, краснея и потея, повторяли старательным хором за учительницей: «Ма-ма мы-ла ра-му!!!»
И лежали там номера «Юности». Ну, покажите мне человека 8,5 лет, читающего запоем, который помнит при этом имена авторов, а тем более – художников. Нет таких! Помнишь только «понра» – «не понра». Рисунки неизвестного художника к неизвестному роману неизвестного автора не только понравились, но и запомнились. Скорее всего, своей необычностью и непохоже-стью на других.
Годы летят, и улетело их 14-15. Как я любил (впрочем, почему любил? – и посейчас люблю) рыться в книжно-журнальных развалах букинистов и приемных пунктов макулатуры, где можно было купить или поменять вес на вес все, что найдешь. И журнал «Америка», издаваемый ей самой, в том числе. При всей закрытости самой Америки от нас (невозможность просто съездить, глушилки, цензура и т.п.) да еще при колебаниях стрелки на политбарометре от ясно детанта до заморозков холодной вой-ны – это было окошко, даже скорее, форточка в Новый Свет, который, чем больше его ругали наши идеологи, тем больше нам казался раем. Это был ручеек, причем, очень тоненький, но, испив из него, мы узнавали не только об американских культуре, литературе и искусстве, науке и технике, но и, несмотря на то, что ручеек тщательно процеживался цензурой, о соотечественниках.
И вот в одном из номеров снимки двух работ. Скульпторы разные: советский и американец, модель одна – Альберт Эйн-штейн.
Помнится, тогда же мелькнула мысль, что американец больший реалист, чем наш. Даже с друзьями беззлобно шутили, вот тебе, дескать, и капреализм – Эйнштейн как Эйнштейн, а у нашего – черт те, что и сбоку бантик. Какие-то полоски, прямые и изогнутые. И никакого Эйнштейна.
Но однажды… однажды произошло чудо. Строки Хлебникова я узнал позже, но они удивительно подходят по сути:
…так на холсте
каких-то соответствий
вне протяжения
жило
Лицо.
Как вы уже, очевидно, догадались, я увидел это Лицо. Это был Эйнштейн. Эйнштейн во плоти.
Этого взгляда на этого Эйнштейна было достаточно, чтобы его творец стал моим. Тогда я уже запомнил фамилию – Сидур, и имя – Вадим, до того момента в жизни мне не встречавшееся, но знакомое по произведениям А. Рыбакова и братьев Стругацких.
Но одна ласточка весны не делает. А в журналах «Искусство», «Декоративное искусство», «Советский художник», «Юный художник», «Творчество» не было ни то что статей, но и упоминания, что в Советском Союзе живет и работает скульптор Вадим Сидур.  Складывалось впечатление, что такого человека нет. Но в тоже время, он есть. И на Западе его знают, а мы… (Впрочем, во время перестройки выяснилось, что так оно и бы-ло.) Например, в Берлине – стоит его «Треблинка», в Дюссельдорфе – «Взывающий», в Касселе  - «Памятник погибшим от насилия». Причем, все они п о д а р е н ы автором. Конечно, родные, близкие, друзья и люди, вращающиеся возле советской «богемы», знали о нем и о его работах, а вот остальные, то есть мы…
Встречи с его работами были редки. Но на ловца и зверь бе-жит… купил книгу «Советская мемориальная скульптура», а там несколько надгробий работы Сидура. Из интереса к фанта-стике вообще и к данному автору в частности купил книжечку из серии «Библиотека советской фантастики» (Была! Была та-кая! Ей-бо, не вру!) Владлена Бахнова «Внимание, ахи!» И оказалось, что иллюстрировал книжечку (правильно!) Вадим Си-дур. Целых 36 рисунков! А в одноименном с книгой рассказе ав-тор упомянул гениального Вейдима Сейдура, вероятно, от уважения к художнику.
  В 1986 году скульптор и художник умер. Третий инфаркт. Вой-на, а более того «мирное» время Хрущева и Брежнева, оставили свои следы на всегда ранимом сердце творца. В стране начиналась перестройка, которую ныне клянут все кому не лень, от мала до велика, и друзья его, надеясь на лучшее, написали письмо в «Литературку», пардон, в «Литературную газету». Вот с этого письма, наверное, все и началось.
Публикации посыпались, как из рога изобилия. Что-что, а прославлять (или топтать, в зависимости от обстоятельств) у нас в стране всегда умели. Только прикажите, эччеленца, все исполним в тот же миг!.. Чуть ли не каждый, престижный и не очень, журнал нашел «храбрость», время и место, чтобы отдать дань (посмертно!) гениальному человеку. «Огонек», «Юность», «Но-вое время», «Сельская молодежь», «Искусство» (уф!) и даже… «Химия и жизнь». А, порывшись в своих архивах, нашел я не-сколько вырванных из «Юности» 60-х годов фельетонов, про-иллюстрированных им. Роясь же в букинистических развалах, набрел я на ту «Юность», что упоминал вначале. Роман назывался «На чем стоит мир», а автором был Ицхакас Мерас. Естественно, что я тут же и приобрел этот журнал.
Кроме всего, что касалось его биографии и его искусства, выяснилось, что он еще писал стихи-верлибры. И, конечно, вы-шла книжечка… Но, увы и ах! Столь мизерный тираж… А в Перовском районе Москвы открылась постоянная (!) выставка его работ.
Когда-то, участник большой войны, он был убит. Точнее, должен был быть убитым, но что-то или кто-то спасли ему жизнь. И дана была ему эта вторая жизнь явно не напрасно. Но, как сказал наш светлый гений, черт догадал меня родиться в этой стране с моим талантом и этим напророчил судьбы тех, кто появился после.
Давно уже подмечено, что, если кого-нибудь после смерти поднимают на щит, по делу ли, без дела, это ненадолго. И в случае Вадима  Сидура ничего нового нету. Волна публикаций хлопнула по народу, более озабоченного поисками хлеба, насушенного в духовке, нежели духовностью, и отхлынула, оставив разумное, доброе, вечное лишь в некоторых головах. И поэтому, несмотря на книгу Ильи Зверева «Защитник Седов» изданную «Советским писателем» в 1990 году, а приобретенную в 1992, сейчас о нем помнят единицы.
И только благодаря букинистам и отдельным товарищам (господам?), распродающим личные библиотеки, я приобрел не-сколько книг времен застоя, иллюстрированных Сидуром. Очерки В. Аграновского «Столкновение», стихи Габора Гараи «В моем сне звезды», книжечка замечательного человека и великолепного поэта Юрия Левитанского «Кинематограф» и, опять же Илья Зверев «Трамвайный закон». Кстати говоря, часть рисунков совпадает с «Защитником Седовым», отличаясь в дета-лях, что вызывает два вопроса:
1. Какой из них оригинал?
2. Не вариации ли это на темы Сидура, сделанные кем-то другим? ( в «Защитнике Седове», разумеется)
К величайшему моему сожалению, всех книг им оформленных, мне уже не собрать, и журналов тоже. И на постоянную (может уже и закрывшуюся… а что? Кампания прошла…) вы-ставку тоже не попасть. Но больше всего жалко, что не собраны о нем воспоминания людей, знавших его, друживших с ним, а ведь они уходят.
В январе 1996 года умер Юрий Левитанский. Остальные, знавшие Сидура, тоже не молоды. Но кто соберет их воспоминания, кто выпустит их книгой?.. Кто ее будет читать?..  В стране озверевшего рынка такие книги не в чести.
Публика будет с бОльшим интересом читать о похождениях и мордобоях наших и не наших сыщиков, о всяких любовях и страстях разных баб к разным мужикам, чем о людях, которых когда-то знали, да и сейчас, пожалуй, знают за рубежом лучше, чем на Родине.
И всем этим молодчикам с импортными тачками и сотовыми телефонами не до родного искусства, поскольку фамилии Третьякова, Морозова и Щукина для них пустой звук. Они хотят иметь бабки, желательно в «зелени», и, чем больше, тем лучше.
А человек кричит…
Неужто не докричится он до душ и сердец наших?..
                1996-97 г.