Волны старости продолжение 3

    Моя же бабушка в бога не верила. Хотя в юности, говорит, была очень религиозна; даже в монастырь хотела уйти, да родители не пустили. В девятнадцатом веке родителей принято было слушаться. "А как же ты стала неверующей, бабця?" - спрашивала я. - "Читала много, думала; на жизнь вокруг себя смотрела," - отвечала она.
    Бабця была учительницей начальных классов, как и её две сестры. Только с ними (с моей родной бабушкой и ещё одной их сестрой) я знакома не была. А бабця, хоть в школе уже не работала, всё равно занималась с детьми, с соседскими. Не за деньги, а так. И любимым её предметом была арифметика.  Соседский Сенька, большой, уже алгебру изучал; а всё приходил к бабце с разными задачками. Они эти задачки переводили в арифметические (не знаю, как это делается) и сидели над ними допоздна. Мы уже спать ляжем, а они всё сидят...
Из таких старых, как моя бабушка, дедушек я только двоих знала. Да и как знала? Просто видела. Один - дедушка Наташи Силуяновой, Скобелевский солдат, который ещё на Шипке воевал. У него полно было орденов несоветских - таких, с крестом, старорежимных.А рука - одна, от второй только рукав оставался. Он этот рукав в карман заправлял.
    Вот пил этот дедушка очень сильно и много курил. У него от этого голос сипел, и борода пожелтела. Помню, как он ходил по улице, и все на него любовались. Некоторые говорили кому-нибудь "Шипкинский герой! Представляете?" - а те удивлялись.
     Второй дедушка приходил к нам из собеса, бабце пенсию приносил. У него не было такой бороды, как у деда Силуянова; вообще бороды не было. Зато он носил усы - такие прямые, торчком. И ходил он очень прямо. Бабця всегда к его приходу готовила столбики монет, по десять копеек каждая (он бумажек не брал). И он "спасибо" не говорил, а только важно кивал головой. Очень гордый старик...
    Ну, ещё стариков, человека три-четыре, я видела в хоре ветеранов Революции и Гражданской войны. Этот хор выступал в разных клубах по праздникам. А так - только бабушки... Ах нет, однажды ( я уже в школе училась) я видела ещё одного такого же старенького дедушку. По фамилии Анучин. Он у нас в школе читал лекцию "О любви и дружбе". Было, да...
     Анучин этот, как оказалось, вообще-то дворянин, но при этом революционер. Даже в Сибирь его при царском режиме ссылали. Он - представляете? - был знаком с Лениным...
     Но нам в тот вечер этот старик про революцию не рассказывал. Лекцию читал. Его лекция про любовь и дружбу казалась нам, тринадцатилетним, очень смешной. Он бы так малышам про любовь рассказывал, младшеклассникам, а не нам. У нас уже многие девочки на танцы тайком бегали; и были такие, что даже целовались с мальчиками. А уж мальчики!.. Они такое друг другу рассказывали, что аж сами краснели (я-то знаю, у меня брат только на полтора года старше). А он нам как рассказывал? "Любовь", - говорит, - "это когда ты ешь конфету, а мне сладко..." Ну-ну!..
     В тот вечер, когда к нам приходил Анучин, наш класс отвечал за самодеятельность, и мы ставили какие-то сцены из пьес Александра Островского. Я только помню, как Валя Окулова (та, что потом стала учёным) играла Липочку. Так серьёзно она говорила: " И какое может быть сравнение - военный или штатский? У военного и усы, и шпоры, и всё... А штатский что?" - ну, настоящая Липочка!.. И Анучину (а он всё-таки настоящих артистов видел) очень Валькина Липочка понравилась. Он даже всё Вальку поцеловать хотел, да она увернулась...
     Да, вот этого старика из той волны старости я помню...
     И ещё хочу вспомнить бабушку, которую называли "тётя Таня". Она была нищенка, слепенькая. Стояла на одном и том же углу со своей палочкой и с мисочкой. Нам взрослые всегда давали рублик, чтобы мы ей в мисочку положили; а не было рублика, то сколько-то монеток... Потом она исчезла. Вообще исчезла...   
  (продолжение следует)