Скелетон, 1 часть

ГЛАВА I. ВЕСЕЛАЯ ВЕЧЕРИНКА В «ЧЕРНОМ БЫКЕ» — СТРАННЫЙ ВСАДНИК И БЕСПОЯСНЫЙ БОБ.
События этой странной и захватывающей истории произошли более ста лет назад.
       * * * * *

Это было в декабре месяце, и вся страна была покрыта снегом глубиной более фута.
Луна ярко сияла над белоснежным пейзажем, и, насколько
хватало глаз, не было видно ничего, кроме голых деревьев, которые
склонялись и качались под сильным северо-западным ветром, и их меланхолическое
трепетание казалось нежным. стоны и вздохи над белой
мёртвой пеленой, покрывшей природу вдоль и поперек.

Симпатичная и живописная деревушка Дарлингтон находилась недалеко от моря,
не более чем в пятидесяти или шестидесяти милях от Лондона, и располагалась
в красивой долине на главной дороге, по которой почтовые кареты обычно
проезжали днем и ночью. Жители давно уже легли спать, потому что колокола деревенской церкви пробили торжественный час полуночи, и
нигде не было видно света, кроме «Черного Быка», потому что в ту памятную
ночь некоторые жители деревни отмечали рождественские праздники в уютном постоялом дворе веселыми деревенскими танцами между собой. Звуки скрипок и флейты и топот ног слышались как в гостиных, так и в пивной. Веселый смех и шумное веселье раздавались со всех сторон, а веселые крики мужчин и девиц подхватывались и отдавались проносящимся ветерком. Ночь, хоть и ясная и светлая, была лютой, лютой стужей, и
все двери и окна «Черного Быка» были наглухо закрыты, и внутри потрескивало множество костров. На скамейке у трактира, отчасти скрытая густыми тенями его старых, нависших, покрытых соломой крыш, сидел могучий юноша с палкой и узлом.
Он сидел там, слушая музыку внутри, и не раз глубоко вздыхал.

Было почти невозможно разглядеть его черты, но то немногое, что можно было различить, свидетельствовало о том, что это был красивый и крепко сложенный деревенский юноша лет восемнадцати. Казалось, ему хотелось оставаться скрытым в глубоких тенях дома, потому что он присел вплотную под тенью нависающей крыши.

Если бы кто-нибудь был достаточно близко, чтобы наблюдать за ним, то они бы
заметили, что этот деревенский юноша не только часто вздыхал, но и не раз торопливо и сердито смахивал с глаз случайную предательскую слезу: капля, стекавшая по его
загорелой щеке. Он прислушивался к внутреннему веселью, и не раз слабая
болезненная улыбка озаряла его красивые черты.

В доме продолжался громкий смех, но вдруг послышался голос рабочего, который зычным голосом закричал: «Приходите, ребята, я вам всем подниму тост! Наполните свои стаканы до краев и воздайте должное». "Слышать! слышать!"
— Что такое, господин председатель? сказал один и другой. — Давай, Ходж.

-- Что ж, -- сказал Ходж, поднимаясь на стуле со стаканом в руке, тень которого
молодой незнакомец мог видеть в отражении шторы в гостиной. — Что ж,
парни и девушки, желаю долгой жизни и удачи нашему доброму
старому хозяину, фермеру Бертраму! его здоровье с трижды три».
На тост ответили громким «трижды три», отчего стаканы на столе зазвенели, а
окна снова задрожали.

Молодой человек, услышав предложенный тост, поднялся со своего места
и, подхватив свой узел и палку, поспешно пошел прочь, опустив голову.
Не успел он пройти далеко по утоптанной снежной тропинке посреди дороги,
как обернулся и увидел фигуру одинокого всадника, приближавшегося на быстром галопе!

Всадник ехал на великолепной угольно-черной кобыле, которая, казалось, летела
над землей с удивительной грацией и легкостью.

Сам всадник был нарядно одет и закутан до подбородка в щегольское пальто, а его треугольная шляпа была надвинута на глаза и так оттеняла его черты, что едва можно было разглядеть его лицо отчетливо. Подойдя к «Черному Быку», он на минуту остановился, словно не решив, спешится он или нет.

Однако через некоторое время он снова пришпорил свою лошадь и вскоре
настиг юношу с тростью и узелком, который медленно и задумчиво шёл.
— Жутко холодная ночь, друг, — сказал всадник, переводя коня на медленный шаг.

— Да, — угрюмо ответил юноша. — Почему вы сегодня не в «Чёрном быке»? сказал всадник, с хриплым смехом. «Некоторые парни, кажется, отлично развлекаются
там. Что заставило тебя уйти так рано? — Там вообще не было, если ты _должна_ знать.
— Не пригласили, я полагаю? "Нет; и не хотел быть».
"Почему нет? Ты не любишь петь и танцевать?»"Да; сколько угодно; но все же я ни за какие деньги не пошел бы туда сегодня вечером. "Почему нет?"
— Потому что они отмечают день рождения фермера Бертрама. — О, да, — сказал странный моложавый всадник. — Значит, вам не нравится фермер Бертрам?

"Да. Но он ненавидит меня, я верю, — сказал юноша со вздохом.
— Полагаю, он уволил вас с фермы. Для чего это было? напиваться
или заниматься браконьерством?

"Ни один. Меня вообще не выписали. Я ушел за свой счет. Если бы я
хотел поработать в этих краях, я мог бы найти много работы у сэра
Ричарда Уорбека в Дарлингтон-Холле, в том белом доме вон там, на
холме, среди группы старых дубов.
— Значит, вы знакомы с сэром Ричардом Уорбеком?
«Да, и делали это много лет; его приемные сыновья тоже — Чарли,
который сейчас живет в Лондоне, и Нед Уайлдфайер, как мы зовем храброго юношу,
живущего в Холле. Я хорошо знаю их обоих.
— Насколько я понимаю, вы все знаете о людях, живущих в Дарлингтоне.
"Я делаю. Кто должен знать их лучше, чем _me_?»

— Кто же ты тогда, мой друг? сказал всадник, с быстрым взглядом.
«Они называют меня Бродячим Бобом, но мое настоящее имя — Боб Бертрам».
— Боб Бертрам? сказал незнакомец, с блестящим глазом. — Что, единственный сын фермера Бертрама с фермы «Четыре ясеня»? «Верно, сэр. Вы его знаете?

"Мне? Благослови человека, нет!» сказал всадник. — Я никого
здесь не знаю. Я еду в соседнюю деревню по срочному делу».

— Тогда еще жаль, — сказал Боб. «Вы можете пройти долгий путь, прежде чем
найдете в Дарлингтон-холле более милого и доброго старого джентльмена, чем сэр Ричард Уорбек». -«Так я слышал; а еще он очень богат, как мне сказали.

— В этом нет никакой ошибки, сэр. Он магистрат в лондонском Сити и директор одного из лучших там банков. Он усыновил двух мальчиков-сирот и воспитал их как собственных сыновей. Один в лондонском банке; но юный Нед Лесного Огня, как мы его зовем, не будет ничего делать, кроме как отправиться в море. Если они будут думать только о себе, то обязательно попадут во все деньги сэра Ричарда. Но если они этого не сделают и собьются с пути, им захлопнут дверь прямо перед носом, как это сделал я
сегодня. -"Ты? от вашего отца, фермера Бертрама? -"Да; а все потому, что некоторое время тому назад я связался с бедной деревенской девушкой, которую любил так же сильно, как люблю свою жизнь, и обещал на ней жениться».
— И твой отец из-за этого выгонял тебя из дома и дома?
— Он не выгнал меня «на самом деле», — сказал Боб. «Я уехал и ушел в
море на несколько месяцев. Неделю назад я потерпел крушение здесь на берегу,
без денег и без всего, кроме того, в чем я стою, и эти
краги мне сегодня дал егерь сэра Ричарда, который меня знает, так что я должен пойти на ферму и посмотреть старик приличный вроде. — А что вам сказал фермер Бертрам?
«Потому что я решил жениться на девушке, которую любил больше всего, и
отец ребенка, спящего у ее груди, захлопнул дверь перед моим
носом и отказался дать мне шиллинг». — Это довольно трудно для отца, — сказал всадник с хитрым взглядом. — А что ты собираешься делать с собой сегодня вечером?
Вы пытаетесь получить какую-то ситуацию?
«Это то, что я хочу сделать; но моя одежда такая потрепанная, что я не люблю
ходить ни к кому из знакомых. Я прокрадусь в дом старика
и как-нибудь пересплю там сегодня ночью, когда все будет тихо; но я останусь на час
или два в том старом сарае у дороги. "Ой! это очень тяжелое дело, — сказал незнакомец; — Особенно когда ты единственный сын, а старик богат.
«Ха, незнакомец; но, я надеюсь, грядут лучшие времена.
"Я рад, что вы так думаете. Хорошо, спокойной ночи. Вот сребреник
тебе в помощь, — сказал всадник, предлагая деньги захудалому и
нуждающемуся сыну фермера.

— Нет, спасибо, — сказал Бессвязный Боб с оскорбленным видом.
— Я еще не пришел просить милостыню. Я достаточно силен, чтобы работать за
хлеб насущный без милостыни со стороны незнакомцев».

"Что! так беден и отказывается от денег? Ха! ха! довольно стоик, я понимаю.
Что ж, мистер Бертрам, если вы не возьмете денег, у меня есть еще одно предложение
. Мне понравилась эта тяжелая, узловатая палка, которую ты носишь.
Ты продашь его?» — Я не возражаю, — сказал Боб.
Вскоре была заключена сделка; дубинка перешла из рук в руки за
гинею, и незнакомец пошел своей дорогой.
Этот приятно говорящий молодой всадник, закутанный до самых глаз, был _глубоким
коварным злодеем_! Он хорошо знал все о делах фермера Бертрама, а также о делах его сына. Если бы Бродячий Боб знал его только сейчас и постиг его глубокие
темные замыслы, он был бы избавлен от многих страданий в загробной жизни,
как и другие. Но об этом молодом незнакомце мы скоро услышим больше.
Давайте проследим за ним. Он поехал прямо к фермеру Бертраму на ферму «Четыре ясеня». Подойдя к старому фермерскому дому, стоявшему на некотором расстоянии от дороги, он ступил под группу деревьев.
Очень загадочным образом он вытащил из-за пояса пару пистолетов и осмотрел их.

— С ними все в порядке, — сказал он с горькой улыбкой. «Лучше быть
готовым, я могу захотеть их использовать». Сделав это, он проехал по переулку и через несколько минут стал колотить в дверь фермы своим хлыстом.
«Дом хо!» — закричал он хриплым и неестественным голосом.
Через секунду дверь открыла пожилая женщина. Всадник спешился и вошел в дом.

Когда он это сделал, сторожевые псы завыли самым ужасным и отвратительным образом!
Незнакомец услышал это. Его лицо стало пепельно-бледным, когда он подумал...
"Мне сказали, что этот мрачный вой всегда рассматривается суеверными деревенскими жителями как предзнаменование смерти!" Это _was_ предзнаменование смерти!

ГЛАВА 2.

ФЕРМЕР БЕРТРАМ ПОЛУЧАЕТ ВИЗИТ ИЗ БОЛТОНА — ПРЕДАЛО БОЛТОНА.


Фермер Бертрам лежал в постели, когда вошел незнакомец, упавший
с лошади во время охоты.

Всадник сказал, что его дело настолько важно, что
он должен немедленно увидеть фермера. Бертрам узнал это имя и велел своему старому слуге немедленно

впустить незнакомца в свою комнату. — От мистера Редгилла, я полагаю? сказал фермер. «Ты его сын? Извините, что я не встаю, чтобы встретить вас, но я нездоров. Я намеревался отправиться в Лондон через день или два и сразу же рассчитаться с мистером Редгиллом, потому что я собрал всю свою ренту и продал свой урожай с выгодой, так что у меня есть приличная часть наличных денег. гораздо больше, чем погасит последний взнос по ипотеке, которую он держит против меня. Позвольте мне посмотреть, — сказал фермер, открывая письменный стол возле своей кровати, — дайте мне посмотреть, вот квитанции; да, один подписал за 300, второй за 200, а третий за 1000, и теперь я должен ему еще 2000. Какое поразительное сходство между вами и мистером Редгиллом ! теперь я пришел посмотреть на вас в ясном свете, я мог бы поклясться, что вы были его сыном. "Действительно!" рассмеялся молодой незнакомец, в беспокойной манере. «Вы обнаружили сходство; большинство людей говорят то же самое; но я _не_ его сын, и, более того, не родственник. Вы слышали о молодом Болтоне, разъездном клерке мистера Редгилла? Ну, _я_ это он. — И Редгилл так торопится за своими деньгами, что послал тебя за ними? Да ведь он прямо сказал мне, чтобы я использовал свое собственное время и звонил с ним, когда захочу. Я уверен, что всегда был пунктуален с ним». «Я ни в коем случае не прихожу за деньгами», — сказал Болтон; "Мистер. Редгилл не стал бы так оскорблять вас, чтобы не доверять вашей общеизвестной честности. -- Потому что, если бы даже ты _запросил_ денег, я бы не дал их тебе, -- сказал старик, улыбаясь, -- 2000 долларов нельзя доверить всем в руки, знаешь ли, и хотя ты можешь быть таким вы говорите, г-н Болтон, путешествующий и собирающий клерк Редгилла, _I_ не должен знать это; _Я_ никогда раньше не видел тебя, насколько мне известно. — Верно, — сказал незнакомец, кротко улыбаясь. — Я хвалю вашу осторожность, фермер Бертрам. но правда в том, что я ехал в Портсмут по делу мистера Редгилла и остановился, чтобы подразнить свою лошадь в «Черном Быке», и нашел некоторых из ваших рабочих, которые развлекались. — Да, я угостила их сегодня вечером, потому что у меня день рождения. Я бы и сам пошел к ним, но меня очень огорчило дикое поведение моего единственного сына Роберта». — Вот именно, и именно из-за него я так далеко зашел, чтобы сообщить вам о нем и _предупредить_ вас. "_Предупреди меня!" сказал фермер, внезапно меняя цвет и с недоверием глядя на неловкость голоса и манеры незнакомца. -- Вы сегодня поссорились с ним и захлопнули дверь перед его носом. "Я сделал. Кто сказал тебе?" — спросил старик. «Никто, кроме него и меня, не присутствовал». — Я слышал, как он сказал то же самое другому шепотом. "Действительно!" "Да; он знает, что у тебя в доме большая сумма денег, и решил украсть ее у тебя, а затем сбежать с шлюхой, которую называет своей возлюбленной. "Ограбь меня! собственный отец!» «Это так же верно, как Евангелие. То, что я прав, очевидно, иначе как бы я мог узнать так много о его и ваших делах, если бы не подслушал его? "Мистер. Болтон, я уверен, что вы правы, и очень любезны прийти сюда и предупредить меня! «О, нет, спасибо; это наш долг друг перед другом как мужчины и христиане, — сказал Болтон с очень благочестивым видом. — Я сам был хорошо вооружен, и, хотя у меня очень мало времени, я решил зайти и увидеть вас; предупрежден - значит вооружен." -- Верно, сэр, верно; и что вы хотите, чтобы я сделал? "Делать? это зависит от. Есть ли у вас поблизости слуги, которых вы можете вооружить? «Ни одной, кроме старухи, которую я держу в качестве экономки, больше из благотворительности, чем из чего-либо другого; все остальные в «Черном быке», танцуют и ужинают. — Понятно, понятно, — сказал Болтон, кусая губу. — Ну, вы же не хотите, чтобы вина вашего сына была разоблачена перед всей деревней? "Нет! правда, сэр, правда; он мой сын, и, при всех его недостатках, я не хочу взваливать еще больше позора на его и на свою голову». — Тогда я скажу тебе, что делать. "Что?" — Пошлите своего старого слугу к двум деревенским констеблям с личным сообщением и расскажите им все о замышляемом ограблении; тогда они придут и останутся с тобой на всю ночь, и все будет хорошо». «Но деревня находится в двух милях или больше от дороги, и старому слуге потребуется час или два, чтобы пройти и вернуться. Тем временем Боб может прийти , застать меня в полном одиночестве и лишить меня всего до копейки, что у меня есть на свете. — Но он ведь не знает, где ты его хранишь? сказал Болтон, с сухой, хитрой улыбкой. «Да, он знает; он знает, что я всегда храню свое золото в том сундуке у окна; но никто, кроме моего друга Редгилла, понятия не имеет, где я храню свои банкноты, — сказал фермер с болезненной улыбкой. Незнакомец сделал. Он слышал, как мистер Редгилл в качестве отличной шутки отзывался о том, что фермер Бертрам всегда прятал свои банкноты во внутренней подкладке своих ботинок! Но об этом он не сказал ни слова. «Ах! это печальный случай», — сказал Болтон. — Мне очень жаль, что я не могу оставаться с вами, пока не придут констебли, но меня зовет дело неотложной важности. Немедленно была вызвана старая служанка Бетти, и она в спешке поплелась в деревню, пораженная сообщением, которое она должна была передать констеблям. Несмотря на все уговоры старого фермера, мистер Болтон не остался, а ушел в тот же момент, что и старая Бетси. Оба они вместе пошли по переулку. Когда они достигли большой дороги, Болтон сказал слуге: «Если констебли спросят, кто дал эту информацию, вы знаете мое имя, старуха?» — Нет, добрый джентльмен, — прохрипел ответ. — Значит, вы не думаете, что я Боб Бертрам? сказал незнакомец. -- Этого я не могу сказать, -- ответила старуха, -- потому что ты так далеко надвигаешь шляпу на лицо. — Ну, так скажи им, что некий мистер Смит из Портсмута звонил и рассказал обо всем фермеру Бертраму. — Буду, добрый джентльмен. «Поторопитесь. Спокойной ночи." Бетси направилась к деревне, а Болтон повернул лошадь в противоположном направлении и ускакал прочь. Он не прошел и четверти мили, когда поворот дороги скрыл его от взгляда Бетси. Однако вместо того, чтобы ехать дальше, он пришпорил лошадь и перепрыгивал изгородь за изгородью, пока менее чем через десять минут снова не вернулся на ферму . Он привязал свою лошадь к дереву в саду и снова тихонько подошел к задней двери фермы. Все было во тьме, если не считать луча света, исходившего из комнаты фермера . Не было слышно ни звука, кроме скорбных вздохов пронзительного декабрьского ночного ветра среди голых деревьев. Время от времени, правда, сторожевые псы трясли своими цепями и выли очень печально и уныло, неестественным, зловещим и мертвенным тоном. Тихо и тихо подошел Болтон к дому. «Он один, — подумал он, — и слишком слаб, чтобы покинуть свою комнату. Сейчас мое время, пока все далеко. Его сокровище должно быть моим!» Он попробовал заднюю дверь. Он был заперт! «Он не был заперт, когда я уходил», — подумал злодей. Он попробовал еще раз. Дверная цепочка загремела! Окно наверху тоже внезапно и сильно захлопнуло, словно от ветра. Это поразило Болтона. Он подполз к окну гостиной. Он был открыт! Он вошел и снял сапоги. Он тихонько открыл дверь и оказался в большой темной прихожей. Медленное и торжественное тиканье старых прихожих, казалось, пронзало его сердце угрызениями совести и ужасом. Он затаил дыхание, и холодный пот выступил у него на лбу. Он отчетливо слышал громкое биение и дикие, возбужденные удары своего подлого сердца, когда он стоял там с дикими глазами, вглядываясь в широкую темную лестницу. -- Все тихо, -- сказал он и приготовился подняться в комнату больного . Каждый шаг был сделан осторожно и с кошачьей мягкостью. Но лестница была старой и скрипела с предупреждающим звуком. Он добрался до первой площадки и остановился в темной нише, чтобы отдышаться. Он пошел дальше. Он видел, как сквозь замочную скважину спальни старика струился свет . Теперь оставался еще один лестничный пролет. Первый шаг, который он сделал, был остановлен зловещим щелчком, прозвучавшим как взведение курка! Теперь глаза Болтона сверкали в темноте вокруг него, как два горящих угля. Его рука на перилах дрожала, и из каждой поры выступил холодный пот. Чувство смертельного ужаса охватило его, но он не знал почему. Ему казалось, что какое-то неестественное и безобразное существо наблюдает за ним и преследует его бесшумные шаги. Что бы это могло быть? Он не знал. Какой-то ужасный страх заставил его низко пригнуться на площадке от полного изнеможения. Хлопнуть! хлопнуть! внезапно раздалось в его изумленных ушах и разбудило громкое эхо в старом фермерском доме. В него выстрелили из двустволки, заряженной картечью и кем-то спрятанной наверху лестницы. За вспышками и отчетом последовал громкий стон. ГЛАВА III.   УБИЙСТВО ФЕРМЕРА БЕРТРАМА — БЕЗНОГОЕ ТЕЛО — ВНЕЗАПНОЕ ПОЯВЛЕНИЕ   ЭКИПАЖА СКЕЛЕТОВ. «Чёрный подлец!» — сказал голос неподалеку. «Чёрный подлец! Я понял по лукавому мерцанию его глаз, что он имел в виду меня плохо. Каким бы хитрым он ни был, я перехитрил его. Он мертв! Он пришел сюда , чтобы ограбить и убить меня! Я пойду, прикурю и осмотрю тело. Видит бог, я сделал это в целях самообороны. Что мог бы сделать такой старик, как я, с таким негодяем, как этот мертвый, лежащий на лестнице, если бы он однажды проник в мою комнату и нашел меня в постели? Ой! Болтон, теперь ты лежишь холодным и окровавленным беспомощным трупом, и ты это заслужил. История моего сына была жестокой уловкой, но вы дорого заплатили за нее. я пойду и прикурю; Я видел его в саду и наблюдал за ним. Сказав это, старик прошел через лестничную площадку в комнату рядом со своей, где стояла лампа. В этот момент Болтон быстро поднялся и выпрямился. Он был нетронутый! Выстрел в обоих случаях не попал в него, потому что он лежал плашмя на лестнице. Он стонал, это правда. Но это было сделано для того, чтобы обмануть старого Бертрама. Через секунду он поднялся по лестнице, посмотрел на свои пистолеты и с дубинкой Боба в руке встал у двери комнаты фермера. Он заглянул внутрь. Бертрам стоял спиной к двери и подправлял лампу. Болтон подкрался к нему сзади. Через мгновение тяжелая дубинка была поднята и со страшной силой обрушилась на голову старика! Это была страшная авария. Через секунду фермер Бертрам лежал на полу и стонал. «Убийца! мои шаги будут следовать за вами, куда бы вы ни пошли. Когда меньше всего ты ждешь меня, я появлюсь перед тобой! на суше или на море; в ваши веселые моменты, в ваши грустные моменты; в одиночестве или в окружении друзей; во сне или наяву, _I_, Бертрам, ваша убитая жертва, будет стоять рядом с вами в самом ужасном виде и следовать за вами, куда бы вы ни пошли! Проклиная таким образом, Бертрам поднялся и смертельной хваткой схватил Болтона за горло, но Болтон с громким воплем отшвырнул от него убитого и поспешил в соседнюю комнату искать свое золото. Он нашел несколько мешков с деньгами в старом дубовом сундуке. Вид сверкающей монеты восхитил его глаза, танцующие с дьявольским торжеством. -- Хорошо, -- сказал Болтон, -- старик богаче, чем я думал. Теперь для заметок; у него они спрятаны в подкладке ботинок. Опустошив золото во множество больших вместительных карманов, он вынул из ножен свой кинжал. -- Я разрежу ему ботинки и сохраню бумаги, -- сказал он. С фонарем в руке он снова вошел в комнату, где лежало безжизненное тело. Его глаза чуть не выскочили из орбит от увиденного. Каждый волос на его голове встал дыбом; он дрожал всем телом. Его мозг застыл при виде ужасного зрелища, представшего перед ним. Тело было без ног! Каждая нога была разъединена чуть выше колена! Конечностей не было! "Как такое могло произойти?" — размышлял виновный, дрожа с головы до ног. Как раз в это время он услышал снаружи в саду громкий смех — смех не человеческий, а демонский. Он бросился к окну и увидел внизу уродливые фигуры дюжины мужчин-скелетов, танцующих и кричащих в диком восторге. «Кто-то из команды скелетов!» — выдохнул он, закрыв лицо руками, чтобы скрыть это ужасное зрелище. В тот же миг они исчезли во мраке с громкими насмешливыми криками, как воздушные существа! Почти онемев от удивления, он стоял, как прикованный к месту. Порыв ветра задул его лампу. В ужасной темноте он услышал тяжелые шаги человека, спускающегося по лестнице медленным и торжественным шагом, в то время как голос, в точности похожий на голос фермера Бертрама, могилой повторял в холле внизу : «Мои шаги последуют за тобой, Филипп Редгилл. , навсегда!" — Филипп Редгилл, — выдохнул убийца, — это мое имя! О Боже! это голос фермера, и все же он здесь, безжизненный и безногий! Слушай, какие шаги я слышу? кто мог так изранить его?» В то время как Болтон (или Филлип Редгилл, как теперь правильно называл его голос духа ) стоял, дрожа таким образом, призрачный голос снова громко сказал: «Филлип Редгилл, берегись! мои шаги будут следовать за тобой всегда!» Бросив окровавленную дубинку рядом с телом, Филипп Редгилл выбежал из комнаты, бросился вниз по лестнице, открыл заднюю дверь и побежал в сторону сада. Он сел на лошадь и хотел пуститься в бешеный галоп, как вдруг в ужасе вскрикнул от чего-то, что увидел. Окровавленные ноги фермера торчали в снегу рядом с ним! «Филипп Редгилл, я слежу за тобой». Убийца вонзил шпоры в своего коня и помчался с места со скоростью ветра. Он заметил на некотором расстоянии Боба Бертрама, приближавшегося к отцовскому дому. Это было все, что он мог сделать, чтобы контролировать свои чувства; но он сказал Бобу: «Видишь ли, я скоро вернулся». — Да, вы ненадолго. — Нет, и я так преуспел, что хочу быть великодушным ко всем, кого встречу сегодня вечером, и, если вы не слишком гордитесь, я начну с вас. — Как так, сэр? сказал Боб. — Когда мы в последний раз говорили, вы жаловались, что вам нужна хорошая одежда, чтобы выглядеть респектабельно? "Я сделал. Что из этого? «Почему я богатый человек, а ты бедный. Я поменяюсь с тобой одеждой и дам кошелек, полный денег, чтобы начать новую жизнь. Что скажешь? Вы мне особенно понравились, и вы мне нравитесь. -- У меня нет никаких возражений, -- сказал Боб, весьма удивленный странным причудливым поведением всадника . — Но где мы можем измениться? -- О, этот старый сарай подойдет, но нам нужно поторопиться, -- сказал незнакомец, слезая с лошади. Вскоре Боб обменялся одеждой со всадником; но он не мог не заметить, что у его спутника было очень много золотых монет . Незнакомец сказал ему, что собирал деньги для очень крупной лондонской фирмы. — Ну вот, — сказал Филипп, глядя на Боба, — эта одежда сделает из тебя мужчину. «Мой альтер _ваш_ выглядит очень хорошо», — сказал Боб, смеясь. — Не обращай внимания, мой мальчик. Я могу позволить себе такие странные шалости, потому что я богат. Мой отец очень удивится, увидев, что я одета таким образом. «И поэтому он будет моим, когда я снова уйду». «Почему бы не пойти сегодня вечером? Приходите, взбодритесь; положи этот кошелек в карман и выпей мою фляжку с бренди; это поднимет вам настроение. Идите к нему немедленно; он не может всегда злиться на тебя. Слова незнакомца были такими добрыми и ободряющими, что, когда он ускакал, Боб решил смело отправиться в дом своего отца и потребовать ночлега. Бренди незнакомца возбудил его, и он почувствовал себя довольно польщенным своим изменившимся и джентльменским видом. Думая так, он пошел через поля к Ферме Четырех Ясеней; но когда он приблизился к жилищу, то почувствовал чувство глубокой депрессии от какой-то неизвестной причины — чувство зябкости и страха овладело им. Однако он смело подошел к задней двери и обнаружил, что она широко открыта. Вместо того, чтобы собаки радостно лаяли, когда он приближался к ним, они бросались на него во всю длину своих цепей, завывая самым унылым образом. Он вошел в дом. Все было неземной тишиной. «Я никого не побеспокою, — подумал блудный сын, — а прокрадусь в гостиную и посплю на диване до утра». Он сделал это на цыпочках, боясь быть услышанным, и вскоре крепко заснул. Менее чем через полчаса Бетти вернулась с двумя деревенскими констеблями. Они поднялись наверх, в спальню фермера, в сопровождении старой Бетти. Она трижды постучала в дверь спальни своего хозяина. Ответа не было. Свет не горел. Она открыла дверь и заглянула внутрь. Там никого не было. Затем она заглянула в старую спальню мастера Роберта. В следующее мгновение она громко вскрикнула и, пошатываясь, упала на пол. «Убит! убит!» воскликнула она. Двое офицеров вошли внутрь и смертельно побледнели, увидев лежащее перед ними бездыханное и окровавленное тело. «Убит! убит!» — снова и снова кричал слуга пронзительным голосом. Ужасные звуки разбудили Роберта. Он вскочил с дивана и бросился наверх. «А вот и мистер Болтон; добрый хороший джентльмен; о, скажи нам, кто это сделал? сказала Бетти, плача. «Это не мистер Болтон», — сказал один из офицеров; «Это Боб Бертрам». «Что это значит?» - выдохнул Боб, проталкиваясь мимо офицеров в свою старую спальню. «Что означают все эти крики, когда мой отец лежит больной в постели?» «Это означает _убийство_, Боб», — сказал один из мужчин. "Что! убийство?» "Да; И вы это сделали, — сказал другой, — если я не сильно ошибаюсь. "Мне?" «Да ты, Боб; посмотри на свою красивую одежду, испачканную кровью!» Так и было. Они были вытерты, но пятна все еще были на них. "Ой! небеса! Помилуй меня!" — сказал Боб, побледнев, как полотно, и упал в кресло, пораженный до глубины души удивлением и печалью. «Мы не думали, что вы совершите такой ужасный поступок, Боб», — сказали офицеры. — Но нас предупредили о ваших угрозах и о том, что вы пришли сюда ограбить отца, и пришли, чтобы помешать этому. "Мне? Ограбить моего отца? Пришел сюда убивать? Предупредили об этом заранее? — выдохнул Боб, вытаращив глаза. — Что это значит? Это все страшный, ужасный сон, что ли?» "Нет; это ужасная реальность, и мы должны взять вас под стражу по обвинению в убийстве. В одно мгновение двое офицеров надели на него наручники. Он не произнес ни слова и не шевельнул мускулом. Он был бледен и дико оглядывался, как во сне. «Бедная Нэнси!» он вздохнул, думая о своей хорошенькой преследуемой возлюбленной и предполагаемой жене. «Бедная Нэнси, эта новость разобьет твое юное сердце!» Боб опустил голову. Констебли были печальны и молчали. Бетти выглядела как сумасшедшая, когда сидела на полу и рыдала. Ни слова не было сказано. Все было тихо. Наконец тишину нарушила медленная размеренная поступь кого-то наверху. Шаги пересекли площадку.













































































































































































































































































































Все с тревогой повернулись к двери. Судите по их видам и крикам испуга и ужаса!
Бестелесные ноги медленно вошли в комнату!

ГЛАВА IV.

СЭР РИЧАРД УОРБЕК И УИЛДФАЙР НЕД — ОПИСАНИЕ ОДНОНОГОГО МОРЯКА.

Дарлингтон-холл, загородная резиденция сэра Ричарда Уорбека, представлял собой
огромное старинное здание, высокое, прочно построенное, со множеством
галерей, сводов и таинственных входов и выходов, с многочисленными башнями,
изображениями людей в доспехах на площадках, в коридорах и комнатах. , старое
баронское здание, по большей части увитое плющом, стояло в
просторном, хорошо поросшем лесом парке, недалеко от моря.

Рыцарь по какой-то неизвестной причине, хотя и был чрезвычайно богат,
никогда не был женат, но утешал себя тем, что усыновил двух одиноких
юношей-сирот, Чарльза и Эдварда, или Неда Уайлдфайра, который в его
честь взял имя Уорбек.

Чарльз, старший из двоих, был в Лондоне.

«Дикий огонь Нед», как его окрестили деревенские жители из-за
его безумных причуд, любил жить в Холле, так что у него
были широкие возможности для охоты, рыбалки,
охоты, плавания и особенно парусного спорта. в небольшой бухте поблизости,
спорт, который он так страстно любил, что старые соли всегда
называли его «Нэд, матрос».

Его приемный дядя любил Неда, пожалуй, больше, чем Чарльза, потому что он был
красивым, смелым и предприимчивым юношей лет пятнадцати,
любимцем дам и предметом зависти всех молодых людей на многие мили вокруг.

Старый рыцарь давно пытался обуздать свою
склонность к странствованию и мореплаванию, но все безрезультатно.

Холодной декабрьской ночью, с которой начинается история, — ночью после
убийства старого Бертрама — рыцарь сидел у огромного дровяного камина в своей
библиотеке и читал.

Нед рассказывал какую-то свою любимую «морскую сказку» и вздыхал
о возможности отличиться от множества кровожадных
пиратов и пиратов, наводнивших соседние моря.

"Ой! разве это не весело? — сказал Нед, ударив кулаком по столу.
"Ой! Хотел бы я быть там».

"Где?" — сказал рыцарь, удивленно подняв глаза.

— Да на корабле, о котором я читаю. Разве они не дали пиратам и
контрабандистам что-то, вот и все! Ну, дядя, маленький английский военный шлюп
с шестью пушками дрался с целым флотом пиратов. Разве это не было
весело, а?

— Все еще думаешь о море, а, Нед?

— Да, дядя (и он, и Чарльз всегда так его называли), а почему бы и
нет? Наши моряки самые смелые и лучшие ребята в мире.
Разве _I_ не хотел бы быть гардемарином в королевском флоте, вот и все? Я бы
отдал жизнь за то, чтобы стать адмиралом до того, как мне исполнится двадцать.

Сэр Ричард не ответил; но задумчиво подошел к окну и
посмотрел на холодный, заснеженный пейзаж, и, когда ветер печально
вздохнул в трубе, нежно похлопал Неда по голове и сказал:сделает из них двоих лучшего; Видите ли, он ненамного старше вас, и тем не менее он занимает достойное место в ост-индском доме и когда-нибудь станет богатым человеком, если
будет трудолюбив и будет вести себя прилично. - Возможно, - сказал Нед, закусив губу. «Но я никогда не любил перо, чернила и цифры; такая работа слишком медленная для меня». "Я знаю это. Вы бы предпочли отправиться на охоту и покататься на лодке; но, поверь мне, в море больше трудностей, чем мальчиков, о которых ты когда-либо мечтал, Нед. «_Я_ не должен возражать против них». — И опасность тоже.

— Как раз этого я и хотел бы, — смеясь, сказал кудрявый Нед. «Мне
бы и плевать на английского мальчика, если бы он не любил приключений
и опасностей и вполне мог бы победить любого встречного иностранца».
Пока он говорил, прозвенел колокол ложи.
"Кто это?" — спросил рыцарь вошедшего лакея.
«Тим, мальчишка-конюх, сэр, когда ехал домой, подобрал бедного
одноногого матроса, потому что, по его словам, он боялся проходить виселицы по
дикой вереске в одиночку». — Кто, моряк или Тим? — Жених, сэр.
— Я думал, это был не моряк, — сказал Нед. «Английский матрос
без ног — это больше, чем любой иностранец с двумя,
а что касается того, чтобы бояться пройти через виселицу, ха! ха! Британские смолы
не боятся людей, висящих на цепях. — Тише, Нед. Что с этим бедным матросом?
— Тим сказал, сэр, что мастер Эдвард любит моряков. «Так и я; Тим был прав».
— Он привел его в Холл, чтобы он переночевал.
— Хороший мальчик, Тим, — сказал Нед. — Я должен ему за это шиллинг. Не
выкачаем ли мы из него все ниточки, прежде чем он завтра уедет, вот и все?
— Где же тогда этот калека? — Тим набивает его на кухне, сэр.
— Ну, когда он поест, приведите его сюда. Разожгите огонь;
поставить больше бревен; что будет делать. А теперь, Эдуард, раз ты так
любишь читать всякую чепуху о море, мы послушаем, что
скажет этот несчастный калека. Я не сомневаюсь, что когда вы услышите его историю из
реальной жизни, она поможет вам излечиться от ваших диких и глупых представлений
о военно-морском флоте. Если хочешь на время выйти в море, отправляйся в путешествие на торговом корабле». - Это не похоже на королевский флот, а ополченец у себя дома
-- на одного из королевских гвардейцев, сражавшихся против французов,
дядя. — Если вы хотите отправиться в путешествие, у моего старого друга Редгилла полдюжины кораблей, и он будет рад оказать мне услугу.

— Мне не нравится ни имя Редгилл, ни его корабли, — сказал Нед,
презрительно скривив губу. — Что вы говорите, сэр?
— Ничего не могу поделать, дядя; Мне не нравится ни один из Редгиллов; что касается
Филиппа, я его ненавижу. «Помни, Эдвард, они мои родственники, а ты нет».
— Я знаю это, дядя, — вздохнул Нед. — Мы с Чарли
во всем полагаемся на тебя. Мы бедные, одинокие сироты».

-- А может быть, и остаться без друзей и без денег, если вы не будете
выполнять мою просьбу, молодой сэр; помни это».

— Я знаю это, дядя. но я надеюсь заработать себе на жизнь прежде, чем
пройдет много месяцев над моей головой. Но будь я богат или беден, я
все равно буду ненавидеть Фила Редгилла». — Почему, сэр?
«Он отъявленный трус. Я презираю его». — Трус! Презирайте его! Что ты имеешь в виду? Ты знаешь, что однажды он может унаследовать мое состояние?

"Я делаю. Я не ненавижу его за это; но он трус и хитрый
мошенник в придачу. Он намного старше меня; но я мог бы
выбить из него всю жизнь за десять минут, если бы он только встал,
как мужчина. Я говорил ему это не раз, дядя, и
часто и часто тыкал ему кулаком в лицо; он хитрый вор и
лжец, дядя, — сказал Дикий Огонь Нед, краснея и очень страстно.
«Тим и я знаем, что он делал раньше. Чарли и он
, я слышал, очень толстые в Лондоне; но если брат последует _моему_ совету, он будет
шарахаться от Фила Редгилла, как от змеи в траве.
Если он вовремя не явится на виселицу, то почему же тогда у него должно быть больше жизней, чем у кошки, вот и все.
Рыцарь был поражен этим; но пока он стоял, глядя на Неда,
дверь отворилась, и вошли лакей и Тим, юный конюх, ведя одноногого матроса.

Тимоти, конюх, или Крошечный Тим, как его прозвали из-за
маленького роста, выглядел бледным и испуганным.

Его пристальные глаза и волосы, стоявшие дыбом, ясно говорили, что он был
чем-то или кем-то напуган по дороге из Портсмута.
— В чем дело, Тим? — спросил Нед, смеясь. — Да ты выглядишь так, будто
видел на дороге дюжину привидений. — Значит, у меня, мастер Эдвард, больше дюжины.
— Больше дюжины призраков, парень? — смеясь, спросил рыцарь. — Ты
принес письма в целости и сохранности?

-- Да, сэр, -- ответил Тим. «Вот они, сэр; но я должен был мчаться за
свою дорогую жизнь, как черт».
— Что имеет в виду парень? — спросил рыцарь. «Конечно, он не сумасшедший?
Сядьте и успокойтесь». -- Ну, сэр, -- сказал Тим, -- как только я получил письма, которые начал дома; но когда я бежал рысью, то увидел поджидавшего меня всадника ; он был похож на разбойника с большой дороги, поэтому я поворачиваю лошадь
на другую дорогу, чтобы убраться с его дороги». — Ну, что тогда?

-- Я недалеко ушел, сэр, и только что прошел мимо виселицы Красного Человека,
как они говорят, на перекрестке, когда ветер завыл и заплакал, как множество живых голосов. — Надеюсь, вы всего этого не испугались? — Нет-с, но стервятники летали над виселицей, и глаза их сверкали в лунном свете, как угли. "Хорошо?"
«Меня это не особенно заботило, но когда я оказался под виселицей
и уже собирался пройти мимо, я поднял глаза и увидел, что
глаза Красного Человека пристально смотрят на меня, и он, казалось, встряхнулся, потому что его цепи ужасно звенели».
"Ерунда! он умер вот уже много лет; Тим, все это было причудливо, —
посмеиваясь, сказал Нед Дикого Огня. — Нет, не было, сэр, при всем уважении к вам, сэр; он был жив». "Живой?" «Да, джентльмены, живы; Я мог бы поклясться, что живу».
-- Вы были боязливы, вот и все, и вам это показалось.
— Нет, сэр Ричард, я никогда в жизни не был таким храбрым, хотя
кровь у меня стыла в жилах. _Оно говорило со мной._" "Говорил с тобой?"
"Да сэр." — Что он сказал? «Стой! — закричал он, и в тот же миг моя лошадь остановилась и не сдвинулась с места ни на дюйм. «Стой!» — сказал он ужасным тоном, глядя на меня сверху вниз своими огненными глазами. «Я один из Команды Скелетов», — сказал он. «Иди, скажи своему хозяину, что фермер Бертрам убит!»
«Умер?» — Убит? сказал несколько в удивлении. — Когда произошло это гнусное дело? — спросил старый рыцарь. «Убит прошлой ночью, — сказал Красный Человек с виселицы, — когда деревенские часы в Дарлингтоне пробили час час! Ха! ха! команда скелетов
все еще жива, правит морями и еще долго будет бросать вызов силе человека. Беги с этого места или стань одним из мертвых!» «Это самое ужасное откровение, — сказал старый рыцарь. «Я не остановился, чтобы услышать больше, потому что я закричал от испуга и бешено поскакал прочь, чувствуя себя промерзшим до мозга костей, потому что я говорил с мертвыми!» Крошка Тим выглядел измученным, и все его конечности дрожали.
Он не мог быстро продолжить свой рассказ, потому что у него снова застучали зубы.

— Дай парню рюмку крепкого бренди, Нед, — сказал добросердечный рыцарь.
Нед так и сделал; действительно, очень «жесткий», отчего
глаза жениха снова заблестели.

Точно так же обошлись с одноногим матросом, когда Тим продолжал:

«Я скакал, пока не достиг края дикой и бесплодной
вересковой пустоши, но тут я почувствовал слабость, потому что увидел еще одно ужасное зрелище вдалеке! Я был вынужден пересечь вереск, потому что это был мой
единственный путь сюда, в Зал. Не в силах управлять своей лошадью, я все еще сидел,
дрожа от холода, не зная, что делать, как вдруг прямо рядом со мной из земли выскочил одноногий матрос.
«В следующий момент я обнаружил, что он сидит на лошади рядом со мной!
«Он взял поводья, и кобыла понеслась вперед, как молния, как будто
ни один из нас не был тяжелее двух соломинок.

«Все, что я помню, это то, что, когда мы скакали, мы подошли к трем
кострам на обочине, которые горели синим пламенем, а вокруг
них с визгом и плясками — Команда Скелетов!

"Я потерял сознание. Когда я снова пришел в себя, мы были у ворот Ложи.

Сэр Ричард, Нед, лакей и другие домочадцы, собравшиеся вокруг, слушали рассказ Тима, затаив дыхание. Лакей выглядел охваченным ужасом и дрожал так, что во время
рассказа конюха его косичка (модная в те дни) постепенно поднялась, пока, наконец, не встала прямо над его головой, как напудренный столб ужаса.
— Снится мальчишка или он сошел с ума? — сказал сэр Ричард.
"Нет; парень прав-с, — сказал одноногий матрос, осмеливаясь
заговорить. «Меня зовут Ральф Спрей, ваша честь, бывший офицер королевского
флота; и, если так, как я не мешаю, я вам все расскажу. Этот добряк, конюх, чуть не поседел, только кое-кого на них взглянув, а как же быть со мной, с отрядом скелетов дрался? — Значит, правда, что есть такая команда? — удивленно спросил рыцарь.

— Да, верно, сэр, пока я сижу здесь, потому что я потерял среди них другую ногу. Я
не должен забывать их, потому что они дали мне много причин помнить
о них. «Тогда вы говорите, что верите, что существует такая вещь, как бригада
скелетов?» — спросил рыцарь очень медленно, пристально глядя
на заинтересованное лицо Неда.
«Я? ну конечно знаю, - раздраженно сказал одноногий незнакомец,
- потому что я один на них, мой... - Что! — ахнули все, вставая на ноги.

«Я сам один из них — потому что они пострадали».
«Ооо!» — сказали все до единого с большим облегчением, потому что они думали,
что калека собирается сказать, что он — один из Команды Скелетов.

— Ну, как я и собирался сказать, джентльмены, — продолжал Ральф Спрей,
— я служил матросом на борту военного шлюпа Его Величества
«Дельфин», и мы лежали в проливе. Мы не были там задолго до того, как
до нас дошли новости о диких деяниях Команды Скелетов. Сначала
мы не верили никаким странным россказням, но в конце концов нам приказали
отправиться в плавание за Кораблем-Призраком и командой Скелетов.
— И ты их когда-нибудь ремонтировал? — нетерпеливо спросил Нед.

«Боже, благослови твое простодушное сердце! переделывать их? Нет, не мы; но они
_очень скоро переделали нас_, мой мальчик!
"Является ли это возможным? Отремонтировать один из королевских кораблей?
«Ха, Боже мой; и вырезал каждую душу на борту, кроме одной!»
— А кем он был? "Я сам; Ральф Спрей». "Ты?" "Да я."
«Почему, как это может быть? У вас должно быть не менее 150 человек на борту
«Дельфина», — сказал рыцарь. «Именно так; а Команда Скелетов не могла бы собрать вдвое меньше, я полагаю, ты имеешь в виду? Именно так."
— Да, сэр, но мы на борту «Дельфина» были мужчинами.
— Храбрые люди тоже, без сомнения. "Да; но те, кто был на борту корабля-призрака, вовсе не были мужчинами. — Что же тогда, ради всего святого? «Почему, черти!»
Лакей, да и все остальные слушатели Ральфа слушали с открытым ртом и вытаращенными глазами. — Дьяволы? — спросил Нед. — Да, черти, молодой человек.
Наступила пауза, все глубоко вздохнули и подползли
ближе к огню, а Ральф продолжал: — Однажды мы увидели Корабль-призрак. Он был окрашен в красный цвет. Мы бросились в погоню и приблизились к ней на две мили, когда она сменила цвет на синий! Мы не собирались быть пойманными, поэтому дали залп
прямо в нее и… — Потопили ее, — спросил Нед. «Ни капли, он исчез в _тумане_».
Некоторые из слуг и домочадцев, которым добрый рыцарь позволил выслушать рассказ калеки, теперь возжелали себя в своих спальнях или в зале для прислуги.
Однако они не могли встать со своих мест, так как чувствовали себя привязанными к ним и каким-то образом очарованными зачарованным взглядом оратора.
Косичка лакея качалась взад-вперед, как маятник часов , а в некоторых местах выпрямлялась, как внутренне ее владелец, и иногда отчетливо стонала от того, что слышала. — Исчез в тумане, да? Как необычно!» сказал рыцарь. — Тогда
это, должно быть, заколдованный корабль и зачарованная команда.

— Совершенно верно, сэр, и я скажу вам, как я это докажу. «Дельфин» часто
преследовал этот Призрачный Корабль, но никогда не мог его поймать, хотя
иногда _мы_ ловили больше, чем нам хотелось». "Действительно! что это было тогда?
- Ну, меткий бортовой залп. — С корабля-призрака? — Точно, и чертовски грязно они нас не раз оставляли, и мы были рады уйти. «Необычайно! это звучит как сон».
- Но это не так, ибо одной туманной ночью, когда "Дельфин" стоял
на якоре в проливе, мы с Томом Робинсоном несли вахту на
палубе и никогда не думали ни о чем гамаки, когда я чуть не поседел, увидев, как три десятка членов экипажа скелетов карабкаются по борту корабля, как тени, и
начинают ужасно резать и рубить нас. Палуба была очищена за секунду.
— Разве вы не подняли тревогу на корабле и не избили его на четверть?
«Какая польза? Я бросился вниз, но только спустил одну ногу по
лестнице люка, как она была отрезана начисто. — Разве команда не бросилась вам на помощь? «Как они могли, они все были мертвы!» "Мёртвые?" — Да, мертвы, как дверной гвоздь. Единственными, кто бросился наверх, была банда Скелетов, которые были внизу и тихо убивали людей в гамаках. "Ужасно!" -«Поразительно!» — Но впереди ещё худшее, — сказал Ральф. Лакей со стоящей дыбом косой двинулся к двери.
Старая экономка чуть не потеряла сознание. Волосы Тима были похожи на иглы дикобраза, когда он слушал с открытым ртом и расширенными глазами. «Ну, как только они завладели «Дельфином», эти дьяволы-скелеты мгновенно снялись с якоря и уплыли. — Заметьте, они выбросили мёртвых за борт, всех матерей в команде; но я, как мог, перевязал себе ногу, чтобы не было крови, и залез в старую бочку.
«Там я пробыл два дня и две ночи, тихий, как мышь, наблюдая за этими дьяволами-скелетами, и я услышал и увидел столько, что убил бы любого обычного человека».

— Ты имеешь в виду узнать какой-нибудь из их секретов? "Да сэр." "Кем они были?"
— Да ведь я узнал, что они никогда не будут и никогда не смогут быть завоеваны
всем королевским флотом, потому что у каждого на них, на кораблях и на всем остальном, была очаровательная жизнь; но, насколько я мог понять, все они задрожали, когда услышали имя мальчика, который был рожден, чтобы их уничтожить.

«Мальчик, рожденный, чтобы победить и уничтожить эту ужасную банду?»

— Да, именно так, сэр. ибо они признали между собой, что он очарован больше, чем они, и что его пошлют бичевать их с моря». "Замечательный!" — Хотел бы я, чтобы этим мальчиком был я, — сказал Нед, покраснев. "Ты?" — сказал калека.
— Да, знаю, — с гордостью сказал Нед Лесного Огня. «Я не верю в чары
или заклинания, но я верю, что если бы у меня была хорошая команда, я бы вскоре
уничтожил их всех». — Может быть, вы хвастаетесь, молодой человек? "Нет я не."
— Значит, вы говорите, что могли бы и готовы в одиночку столкнуться со всей Командой Скелетов? "Да; и уповайте на небеса в силе уничтожить их». — Вы еще ни одного из них не видели? "Нет; но я очень хочу это сделать.

«Тогда смотри!» — сказал одноногий матрос, топая ногой по
полу и указывая на окно.

Через мгновение послышался звон стекла.

Все, кроме Неда, громко закричали от ужасного зрелища, представшего перед ними.

Там, с головой и половиной туловища, видимыми в окне и
высовывающимися из него, стояла ужасная фигура! Это был один из команды скелетов!
В мгновение ока Нед выхватил пистолет и выстрелил. Призрачная форма не шевелилась!
Ему показалось, что он услышал, как мяч загремел среди костей Скелета.
Он снова выстрелил. С громким смехом насмешки и триумфа Скелет взмахнул
шляпой с перьями и исчез. Когда Нед повернулся к покалеченному матросу… Он исчез!

ГЛАВА 5. ИСПУГ В ДАРЛИНГТОН-ХОЛЛЕ.

Ужас, охвативший всех собравшихся при таком неожиданном завершении рассказа моряка, был, по-видимому, велик. Старый рыцарь в изумлении вскочил на ноги, и его
конечности дрожали. Он пытался говорить, но не мог. Глаза Тима закатились от дикого возбуждения, а лакей упал на колени и начал очень быстро бормотать свои молитвы, потому что он пришел к скромному заключению в своем собственном уме, что впервые
в жизни он был в компании с каким-то демоном тьмы. Он громко охал и корчил очень комичные рожи, а другие вдруг бросились к двери! Среди них всех был один, который смотрел на дело с легкостью и хорошим настроением. Это был Нед Уайлдфайр.
С пистолетом в руке он бросился к окну, смелый и бесстрашный, как молодой лев.
«Если ты смертен, то умри!» — сказал он, стреляя из своего оружия в удаляющуюся
фигуру скелета. С ловкостью кошки он вскочил на подоконник и выглянул
в темноту. Жуткое видение исчезло! Куда и как он делся? — Странно, — сердито пробормотал Нед, возвращаясь на своё место. — Где калека?

Все огляделись.

Он тоже исчез.

-- Во всем этом есть какая-то странная ужасная тайна, -- сказал Нед, -- и
я скорее погибну, чем брошу поиски, так и не разгадав их.

-- Мне все это кажется сном, -- сказал наконец рыцарь с
большим усилием. «Какой-то странный и ужасный кошмар».

— Я не испугался, сэр, — сказал Тим, набравшись смелости.
«Ничто уже не могло меня испугать, учитывая, как я ехал домой с одним из них
».

— Я знаю, это все уловка, — сказал лакей. «Некоторые жители деревни
завели его ради забавы, учитывая, что сейчас Рождество».

— Возможно, так, Роджер, — с улыбкой ответил рыцарь. «Но я заметил, что
вы вскоре упали на колени и начали молиться».

— Как и Тим, — засмеялся Нед. — А теперь все кончено, можете
удалиться, — сказал он находившимся там слугам, — можете удалиться.
Мы с дядей хотим побыть наедине.

Тим первым подошел к двери и открыл ее трясущейся
рукой.

Чтобы добраться до зала для прислуги, им пришлось пройти через несколько
длинных темных галерей и спуститься по парадной лестнице.

Тим хотел, чтобы его товарищи-слуги смотрели на него как на очень смелого юношу,
но он очень старался не выйти первым в темную
галерею.

Вот так же, подумал главный лакей, но не хотел говорить
об этом.

— Почему бы тебе не продолжить? сказал он Тиму.

«Почему бы и нет _you_?»

— Ты был первым у двери.

— Предположим, что я был, это не имеет значения.

— Ты боишься?

— Нет.

— Да ты что, Тим.

-- Если вы так думаете, то следуйте за мной, -- сказал молодой конюх, набравшись
всего своего запасного мужества и размахивая хлыстом.

Слуги вышли из комнаты и осторожно и медленно двинулись вниз по
лестнице к залу для прислуги, ползя один за другим
в темноте.

Все дошли до большой баронской столовой из старого дуба
на первом этаже и уже ползли через просторную
прихожую к верхней части кухонной лестницы, когда все
остановились.

Мгновение они стояли в темноте, тяжело дыша, когда
их уши наполнились внезапным лязгом цепей!

Звук исходил из баронского зала, где веками стояли
деревянные фигуры, облаченные в доспехи!

Лязг звучал так ужасно, что все бросились вниз по
кухонной лестнице, один за другим, в диком смятении.

Роджер, лакей, первым спустился вниз, преодолев
шесть ступенек за раз.

Но как только он и остальные, запыхавшись, спустились вниз,
они еще больше ужаснулись представшему им зрелищу.

Ибо у подножия лестницы стоял скелет с мечом в
руке!

«Ха! ха!» он хрипло рассмеялся, размахивая оружием.

Лакей в ужасе закричал и, повернувшись на каблуках,
снова бросился наверх.

Остальные последовали за ним, ревя и крича во весь голос
.

Они в диком смятении летели наверх, рвя на себе одежду и
толкая друг друга в темноте, торопясь оставить
далеко позади ужасную фигуру, которую видели внизу.

Ни мужчина, ни женщина никогда не поднимались по лестнице с такой
быстротой, как это сделали слуги в этот памятный день.

Полы сюртуков были оторваны, парики потеряны, штаны разорваны сзади
в очень неприятных и неудобных местах, и не один человек
получил сильные удары по ребрам от кого-то, кого они не знали.

Но это было пустяком, так что они могли уйти со своими жизнями.

Оказавшись снова в прихожей, они побежали к большой
гостиной.

Дверь им неожиданно и очень поспешно открыл скелет
!

С криком агонии и удивления они повернулись к баронскому
залу как к безопасному месту.

Они достигли дверного проема почти в обмороке от усталости и испуга.

Навстречу им вышел человек в доспехах с копьем в руке!

Не один потерял сознание на месте.

Роже, лакей, как храбрец, снова доверился своим ногам, а
за ним последовало столько его товарищей по службе, сколько
в них еще оставалось сил; он исчез вверх по большой лестнице с молниеносной скоростью.

Казалось, что это гонка не на жизнь, а на смерть.

Они мужественно поднимались по лестнице, не оглядываясь
назад.

Они добрались до длинного широкого коридора, ведущего в
библиотеку сэра Ричарда, и все чувствовали себя в безопасности.

Роджер, как можно догадаться, был первым и открыл дверь.

Его нога зацепилась за ковер на пороге, и он рухнул вниз
лицом, раздув нос размером с огурец.

Остальные, в диком замешательстве, бросились за ним и рухнули, мужчины и
женщины, кубарем на распростертого лакея, чуть не задушив
его своим общим весом.

— Что означают все эти шум и испуг? — сказал старый рыцарь, вставая
в великом гневе. «Неужели вы все сошли с ума, шумные, буйные мошенники?
Объясните, говорю, объясните!»

Но никто из слуг ничего не мог объяснить, потому что все запыхались
и были бледны как смерть.

Через некоторое время, когда Роджера вытащили с кровотечением из носа, он
огляделся диким и испуганным взглядом и пробормотал:

«О-о-о, сэр! мы-э-видели его!

«Видел его! Видел кого, мошенник? Говори быстро! или, клянусь честью, я пронжу
шпагой твою дрожащую тушу! — сказал старый сэр Ричард,
краснея. «Говорите, некоторые из вас!» — продолжал он,
кинжально глядя на своих встревоженных слуг.

"Ой! милосердие! господин, милосердие! — прохрипел Роджер, падая на
колени.

«Говори, негодяй! Кого ты видел?

"Скелет! жуткий, призрачный, весь из костей, с мечом в руке,
ухмыляющийся, как разъяренный демон».

«Скелет!»

"Да сэр; двое на них.

— Два, говоришь?

«Да, сэр Ричард; один внизу кухонной лестницы, а
другой открыл дверь в гостиную! Ху! спросите их всех, если это неправда
, добрый господин! — продолжал лакей, закатывая глаза и
постанывая.

— И еще один угрюмый негодяй в доспехах бросился на нас с копьем в руке у
дверей столовой? — заскулил Тим, доблестный конюх. — О боже,
я полагаю, весь город ими забит.

Несколько мгновений сэр Ричард не знал, что делать.

Повсюду вокруг него стояли на коленях его испуганные слуги, стонущие и трясущиеся.

— Да ведь только что, мошенник, ты сказал, что это все шутки, быть может, затеянные
какими-то глупыми крестьянами, чтобы напугать нас. Действительно призраки и живые
скелеты! Ну, сходи сейчас же и ужинай, и
не надо больше такой чепухи.

— Нет, добрый господин, мы не смеем.

-- Вздор и вздор, -- рассмеялся Нед. «Как вы можете быть
настолько гусями, чтобы верить в такие старые женские сказки. Немедленно встань с колен
, говорю, и не торчи там, дрожа, как листья. Я
прожил в Холле уже много лет и никогда не видел ничего подобного
. Я только хотел бы встретить негодяев, которые проделывают
такие фокусы, вот и все; _Я_ скоро узнаю, призраки они
или нет.

"Не могли бы вы? Ха! ха!» — сказал вдруг голос.

"Что это было? Кто говорил? — сказал Нед, краснея от гнева.

"Не могли бы вы? Ха! ха! тогда у тебя скоро будет шанс, смелый юноша, —
повторил голос.

— Кто или что это? сказал старый сэр Ричард, вздрагивая.

«Это он, хозяин; это он! призраки! хо-оо!» — сказал Роджер,
стуча зубами.

«Это странно, — подумал Нед Лесного Огня, — не может быть никаких сомнений
в том, что над старым Залом витает какая-то тайна. Я
давно был в этом убежден, но не стоит сообщать моему дяде или его
людям, что я думаю об этой тайне.

— Что ты говоришь, Эдвард? — спросил сэр Ричард.

— Ничего, дядя, — ответил он. «Я только улыбался глупым
страхам этих дрожащих здесь».

-- Ну, поднимите всех вас, -- сказал старый сэр Ричард. — И следуй за мной!

"Это как раз то, что _I_ собирался предложить, дядя," сказал Нед. — Скоро мы
разберемся в этом странном деле.

Вооружившись мечом, Нед Дикого Огня шел впереди с лампой в руке.
— Я пойду впереди, — сказал он. "Подписывайтесь на меня! Дядя, ты можешь остаться
; бояться нечего. Мне нет дела до сотни скелетов
или привидений; Подписывайтесь на меня."




ГЛАВА VI.

  КОМАНДА СКЕЛЕТОВ В ДАРЛИНГТОН-ХОЛЛЕ — КОНФЛИКТ МЕЖДУ
  СЛУГАМИ — ПОРАЖЕНИЕ КОМАНДЫ СКЕЛЕТОВ ОТ ДЕЛЬНОГО ПОЖАРА НЭД.


Все знали, каким смелым, смелым и предприимчивым мальчиком был Нед Уайлдфайер,
и как только он сказал «следуй за мной», каждый вновь набрался храбрости и
приготовился следовать за ним.

Все они были безоружны, кроме Неда;
но Роджер, очень хитрый, незаметно украл короткую кочергу с каминной решетки и сунул
ее себе под пальто.

«Теперь я не так сильно боюсь», — подумал он. — У меня есть кочерга, и если
кто-нибудь из них приблизится ко мне, я постараюсь быстро разбить их уродливые черепа
; то есть, если они позволят мне.

Смелый, как лев, и с глазами, как у ночного ястреба, молодой Нед Дикого Огня
шел впереди, а за ним следовали слуги-мужчины.

Они искали во всех местах, которые только можно было представить, но ни
призраков, ни скелетов найти не удавалось.

Остальные слуги были вызваны и тщательно допрошены
Недом Дикого Огня.

В других частях старого зала не было замечено ни призрака, ни скелета,
и одно упоминание о вооруженном человеке в доспехах, бросившемся
на них, вызвало большое веселье у большинства
слуг, которые откровенно расхохотались. назвала Роджера и Тима «двумя старухами
».

Таким образом, были все шансы на ссору среди слуг по этому
важному вопросу.

Роджер был очень возмущен и, вытащив из-
под одежды короткую кочергу, в великой ярости размахивал ею, угрожая
убить кучера, дворецкого и вообще всех, кто
ему не поверил.

Порядок, однако, вскоре был восстановлен среди них, и когда
прозвенел звонок к ужину, все в большой спешке отправились в комнату для прислуги, чтобы выслушать
различные подробности странного приключения лакея.

Все они сидели вокруг стола, уныло играя в бардак с порциями
говядины и старым добрым элем, как вдруг все лампы погасли!

Роже немедленно бежал бы, но боялся, что его
потом заклеймят как труса, и поэтому остался на своем месте,
но чувствовал себя очень неловко.

Французский повар, сидевший во главе стола, встал со стула и пошел за
другими лампами.

В тот момент, когда снова зажегся свет, все собрание онемело
от увиденного.

За креслом каждого стоял один из команды скелетов!

Они бы закричали во весь голос, но один из Скелетов, который,
по-видимому, был главой отряда, сурово и замогильным тоном сказал
гигантскому Скелету:

его дыхание,
пошлите его!

Роджер внутренне застонал и почувствовал себя скорее мертвым, чем живым.

Тим извивался на стуле, как полуободранный угорь.

Глаза шеф-повара дико плясал, и его длинная рабочая шапка
поднялась на огромную высоту, а он с открытым ртом стоял,
дрожа и дрожа.

Остальные были в состоянии обморока и чуть не соскользнули со своих
мест, в то время как они озирались в дрожащем страхе.

Командир бригады скелетов сделал знак некоторым из своих мрачных
помощников выслушать все, что он хотел сказать.

Повернувшись к шеф-повару, дворецкому и буфетчику, он сказал резким,
шипящим тоном:

«Вино — лучшее — быстро!»

Роджер и Тим вскочили со своих мест, как пуля, но их
ударила по голове твердая костлявая рука, отчего их челюсти
снова застучали.

Трое мрачных охранников-скелетов последовали за поваром, дворецким и буфетчиком,
чтобы следить за тем, чтобы приказы их капитана неукоснительно выполнялись.

Вскоре было произведено вино.

— Где серебряные кубки? — строго спросил начальник.

Вскоре они были найдены.

Каждый скелет наполнил свой кубок до краев и поднял его ввысь.

«За команду скелетов корабля-призрака!» он сказал;
«замешательство для наших врагов».

Через мгновение вино было выпито.

Перепуганные слуги не знали, что будет дальше, и смотрели
на них, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег.

-- Уберите стол, -- сказал вождь. «Дайте нам много места,
у нас много дел».

«Они собираются убить сына каждой матери из нас», — простонал Роджер.

Тим начал серьезно подумывать о том, чтобы произнести короткую молитву.

Но им пришлось проглотить собственные чувства и страхи, и никто из
них не осмеливался говорить, ибо за каждым стоял скелет с кинжалом в руке.

Стол был перенесен в угол внутреннего зала для прислуги.

Теперь слуги сидели в кругу, лицом к лицу.

— Веревка, — хрипло сказал Вождь Скелетов.

В одно мгновение каждый из его экипажа вытащил длинную прочную веревку, около двух
дюймов в диаметре, и размахивал ею перед глазами своего капитана с
дикой ухмылкой.

— Я так и думал, — простонал Роджер. "О, Боже! о, Боже!"

— Все в порядке, — простонал Тим.

— Они мне не поверили, — сказал лакей.

— До свидания, — сказал Тим.

Роджер и Тим получили еще один глухой удар по челюстям от своих
стражей-скелетов, которые потрясли каждый зуб в их головах.

— Скиньте веревки, — сказал мрачный Вождь Скелетов, отхлебывая еще вина.

Через мгновение каждый подбросил один конец своей веревки в воздух над
многочисленными балками и стропилами зала для прислуги.

«Сделайте каждому свою петлю; Имейте в виду, что они прекрасно сидят на шее.

— О, хладнокровные негодяи!

«Беспощадные злодеи!»

"Милосердие!"

«Сжалься над нами», — задыхались слуги, пока Скелеты делали
петлю на каждой веревке.

«Если они снова заговорят, прикончите их своими кинжалами», — сказал вождь.

— Лучше повесить, — вздохнул Роджер, — так что я помолчу. Но я
надеюсь, что моя очередь будет последней, — благочестиво молился он.

-- Дайте негодяям пять минут, чтобы они помолились, -- сказал вождь
с хриплым смехом.

— Это им не поможет, великий вождь, — сказал один из скелетов.
«Они обязательно пойдут к черту».

-- Да, о, да, -- выдохнул Роджер, -- пять минут -- скажем, десять, только сделай это
десять или четверть часа, и это принесет нам целый... ого-го! ха!
хо-о!»

Нож сверкнул перед глазами лакея, прежде чем он договорил свою
фразу, и он очень смиренно и кротко опустился на колени.

Если какие-то несчастные когда-либо горячо молились, то они сделали это в этот
раз.

Роджер, который редко молился за всю свою жизнь, выстрелил
очень быстро.

Каждый старался молиться больше, чем другой, и самые
нечестивые среди них были самыми громкими.

«Поторопитесь, — строго сказал вождь, — поторопитесь с молитвой; повешение
должно начаться немедленно. Начнем с мужчин.

Многие слуги проклинали Отряд Скелетов более сердечными проклятиями,
чем благословениями на свои головы во время своих молитв;
но сопротивляться было бесполезно, ибо каждый был во власти
мрачного, изможденного врага.

"Рост!" — сказал Вождь Скелетов.

Все слуги так и сделали, кроме Роджера.

— Вставай, — сказал Скелет. — Разве ты не знаешь, что мы торопимся?

— Я еще не кончил молитвы, — благочестиво выдохнул вдруг
обратившийся лакей.

"Сколько времени это у тебя занимает?" — посмеиваясь, спросил один из скелетов.

— Иногда всю ночь, — вздохнул Роджер.

— О, значит, вы благочестивы?

— Да, я всегда был.

«Тогда, поскольку вы настолько лучше подготовлены, чем остальные, мы
вас повесим первым».

Роджер застонал и вскочил, как пуля.

— Я знаю, вы слышали о команде скелетов, — громко сказал вождь,
— и что они не боятся ни людей, ни дьявола?

«У нас есть», — сказали некоторые; "совершенно верно."

-- Хотя бы я хотел, чтобы он был у дьявола, -- простонал бедняга Тим.

-- И, -- продолжал он, -- вы слышали, что вождь жесток и не щадит
врагов своих.

— Хотел бы я, чтобы мне посчастливилось быть одним из его лучших друзей
именно в этот момент, — вздохнул Роджер, дрожа.

-- Но видите ли, -- сказал вождь, -- я не жесток, иначе я бы
вас всех повесил, не предупредив ни минуты.

«Проклятый перлит!» сказал Тим себе под нос.

— И чтобы показать вам, что я не так плох, как люди говорят, я дам
вам всем шанс решить, кто умрет первым, при условии… —

Что? ахнул несколько, нетерпеливо.

— Ты ответишь мне на один вопрос.

— Что это, о могучий и милосерднейший скелет? вздохнул Роджер.
"Что это такое?"

«Кто из вас всех считает себя величайшим мошенником?» — спросил
начальник. «Будь осторожен в своих ответах». За этим зловещим и важнейшим вопросом

последовала долгая, торжественная и страшная пауза . Мрачному вождю не нужно было предупреждать их об осторожности. Они действительно были _очень_ осторожными, и им потребовалось очень, очень много времени на раздумья. «Нечего отвечать мне, — думали дрожащие слуги, — потому что они наверняка первыми начнут вешать самых больших жуликов». -- Стало быть, среди вас совсем нет жулика, а? Ха! ха! Ну, так кто из вас считает себя самым благочестивым? Скажи мне, что." Роджер хотел было ответить, но слова застряли у него в горле, когда он подумал: «Если я отвечу, они сделают для меня первыми, как лучше всего подготовленные к смерти; нет, нет, он не заманивает меня в ловушку своими загадочными вопросами. Так думали остальные. — Значит, среди вас всех нет добра, а? сказал начальник. «Да ведь минуту назад вы все молились, как многие святые. Давай, ответь мне на это в третий раз, тогда я дам некоторым из вас еще один шанс. Кто из вас считает себя храбрым и не боится смерти? Ответь мне!» Однако этого никто не сделал. «Как коварно это кровожадное чудовище!» каждая мысль; «ибо тех , кто не боится смерти, обязательно повесят первыми!» -- Ну, никто не отвечает, я нахожу, -- сказал начальник, смеясь. «Я дам вам последний шанс, бедняги; отметьте меня, единственный, который у вас будет. Кто из вас самый большой трус и больше всего боится смерти?» "Я делаю." "Я." "Это я." — О, пощадите нас! Таковы были единодушные ответы всех и на одном дыхании. «Ха! ха! ты ответил наконец, а? Ну, а так как нет ни хороших, ни храбрых людей, а много трусов, то мы вас вообще повесим, ибо никто из вас не достоин жизни. Стоны теперь были слышны со всех сторон, и многие раскаялись, что не ответили прежде. — Если бы среди вас было хоть несколько храбрецов, я бы пощадил… — Я храбрый! Я смелый!» «Я сделаю любую смертную вещь». «Мужество льва мне не по плечу!» «Только попробуй меня — тигр ничто по сравнению со мной!» «Я бы встретился с дьяволом, _я_ бы!» Так ахнули многие, когда обнаружили, что щадить можно только храбрых мужчин . — О, это все, а? — сказал Вождь Скелетов. «Теперь я нахожу, что все вы храбры». — Я самый храбрый, — очень кротко сказал Роджер. — Честное слово, я! — Вы, а? -- Нет, -- сказал кучер. "_Я." «О, вы; тогда этот лакей, должно быть, лжец. -- Значит, он, -- сказал кучер, -- ужасный лжец; самый большой из когда-либо живших!» «Тогда мы сначала начнем с вас двоих и дадим вам испытание», — сказал вождь. — Как тебе больше всего нравится драться, на мечах или как? С кинжалами быстрее всего работать!» — Я бы предпочел кулаки, — сказал дородный кучер. — А что ты предпочитаешь, мой храбрый парень? — спросил начальник Роджера. Роджер предпочитал вообще вырваться из беспорядка, но это было невозможно. — Раздевайся, — сказал вождь, — у тебя есть хороший шанс уладиться; тот , кто сдастся первым, будет повешен, а у победителя будет выбор : яд или пуля, если он откажется присоединиться к моей команде. На борту корабля-призрака у нас есть только проверенные люди, живые или мертвые. Ни Роджер, ни кучер не видели большого выбора в предложенных условиях , но уже через несколько минут они галантно колотили друг друга по ребрам, пока звуки их собственных ударов не разнеслись по огромному залу. Оба бойца сражались в течение десяти минут яростно и быстро, как два кузнеца. Наконец, однако, Роджер начал дуть, как дед, и метким шлепком по носу здоровенный кучер сбил его с ног. — Я сдаюсь, — выдохнул Роджер. — Принесите веревку, — спокойно сказал вождь. «Нет, не знаю; остановись немного, — сказал лакей. «Черт возьми! У меня будет еще несколько раундов; все лучше, чем быть оцарапанным, как кошка. При этом они снова взялись за молоток и щипцы, колотя друг друга и пыхтя с огромной скоростью. Но пока это происходило, несколько других «храбрых» людей вступили в бой с мечами, доказывая свою доблесть друг против друга. Все двери были заперты, окна закрыты, а зал для прислуги находился так далеко от рыцарских покоев, что не было слышно шума. Со всех сторон раздавались проклятия, негромкие, но глубокие, и Команда Скелетов с восторгом смотрела, как кровь течет со всех сторон, а их вождь сидел на высоком сиденье, попивая вино и наслаждаясь кровожадным, вокруг него творится дьявольская работа. Это был ужасный пир крови! Банда Скелетов ужасно ухмылялась и хихикала при виде крови вокруг них. Крики боли и предсмертные стоны звучали музыкой в их демонических ушах; корчи нескольких жертв, свисающих с балок наверху, приводили их в трепет от радости, когда они костлявыми руками указывали на них, извивающихся и болтающихся в воздухе. Этот ужасный карнавал длился долго. Самые красивые из самок были затем унесены несколькими членами Отряда Скелетов на какое-то место поблизости, со связанными конечностями и заткнутыми ртами; но тех, кто остался, повесили на стропилах быстро и без пощады.        * * * * * Это был ежегодный кровавый банкет, который устраивал глава Команды Скелетов, чтобы отпраздновать свою карьеру знаменитого Морского Бич! Он и большая часть его команды пришли с твердой решимостью уничтожить всех в Дарлингтон-Холле. Это было лишь началом их ужасной забавы. Что ж, возможно, Команда Скелетов и их очаровательный Корабль-Призрак уже давно наводят ужас на все побережья и моря вокруг. Многие семьи были хладнокровно перебиты на берегу, многие хорошие корабельные экипажи искалечены, а их суда разграблены и потоплены этими метко названными Демонами Глубин. Но они пришли в Дарлингтон-холл не только для того, чтобы утолить свою жажду крови. Это был злодей и убийца Редгилл, они помогали. Он ненавидел Неда Лесного Огня с ожесточенной враждебностью, потому что он не мог вытеснить храброго юношу из привязанностей юной Алисы, богатой дочери графини Блуфилд, сестры сэра Ричарда, чьи поместья были совсем рядом. Но до сих пор Редгилл преуспевал в своем мошенничестве. Алиса внезапно исчезла. Ее похитили из дома. И пока ее не было дома, ее родители были убиты, а особняк разграблен бандой скелетов. Теперь целью этих извергов было перебить всех в Дарлингтон-холле, а Редгиллу подделать завещание в свою пользу и заявить права на поместье. Но самые умные злодеи попадают в ловушки, которые сами же и устроили, как мы увидим в следующих главах этой истории. Достаточно сказать, что в этом случае Команда Скелетов осуществляла свои планы по убийству сначала всех слуг, а потом владельцев.        * * * * * В течение часа или больше эти демоны упивались этим ужасным зрелищем жестокости и крови. Те, кто не убивал друг друга, были безжалостно убиты Командой Скелетов, так что зал для прислуги представлял собой болезненное и отвратительное зрелище, с мертвыми и умирающими, валяющимися повсюду . В то время как вождь варваров и его банда демонов радовались этой человеческой бойне, они напились вина и были возбуждены до огненной ярости кровавой работой вокруг них. «Ура команде скелетов! Бич Морей!» — сказал вождь, допивая еще вина. — Еще через час сэра Ричарда и его хвастливого паренька, Неда Уайлдфайра, как его называют, больше не будет. Старая ведьма на виселице говорит, что у мальчика волшебная жизнь, но мы скоро увидим. Ха! ха! против холодного оружия нет чар, ребята! Пока он пил и громко смеялся насмешливым тоном, он вдруг в тревоге вскочил на ноги. Он обнажил свой тяжелый меч и огненными глазами слушал! Громкий шум теперь был слышен снаружи. Тяжелые двери с грохотом распахнулись! С громким и звонким аплодисментами к ним ринулись пятьдесят смелых британских смол с пистолетом и шпагой в руке, ведомые лейтенантом Гарнетом и Недом Уайлдфайра! Крыло Смерти (так звали Вождя Скелетов) внезапным прыжком спрыгнул со своего высокого сиденья с мечом в руке. «Предательство!» — воскликнул он и бросился на Неда Дикого Огня с горькими проклятиями на устах. Конфликт со всех сторон был ужасным. лейтенант Гарнет и его люди сделали все, что могли сделать люди, и проявили чудеса доблести. Но их оружие, похоже, не произвело никакого впечатления на команду скелетов. По ним стреляли из ружей и пистолетов, но все напрасно. Грохот мечей и блеск кинжалов был слышен и виден повсюду . Их призрачные враги сразили не одного отважного моряка . «Смерть им всем и не жалеть!» — крикнул Смертокрыл, Вождь Скелетов, с громким торжествующим смехом. Его тяжелый меч пронесся по воздуху, как вспышка молнии. Со всех сторон он безошибочно рубил; но хотя он напал на Неда Дикого Огня с яростью демона, он не смог убить его. В ярости и разочаровании он прорычал: «Этот паршивец, должно быть, прожил волшебную жизнь; на него, мужики, на него, рубите его на куски!» С криком неповиновения «Дикий огонь» Нед встретил натиск большей части банды скелетов. Но он обращался со своим мечом с такой быстротой и точностью, что доблестно отбивал их. Волна битвы отступала и отступала. Успех на мгновение сопутствовал команде скелетов, и они погнали матросов к стене. Однако в одно мгновение, словно по волшебству, Нед Дикого Огня снова рванулся вперед. «Они избиты!» воскликнул он; «Они уступают место! Долой демонов! разбросайте их ужасные кости! Подписывайтесь на меня!" Это было совершенно верно. Группа скелетов уступила место. Такого ожесточенного сопротивления они еще не встречали за всю свою жизнь. Они отступили в немом ужасе перед Недом Дикого Огня. Этот отважный юноша метался туда, сюда и повсюду среди своих кровожадных врагов, словно саму смерть обхаживал. Но никакого вреда ему не причинили. Его жизнь была очарована, но он этого не знал. Словно обладая силой молодого льва, он пробивался туда, где находился Смертокрыл, рука об руку с Гарнет. Лейтенанта повалило на землю, и через мгновение его бы убили. Нед бросился на помощь. Он стоял над телом упавшего матроса. Он столкнулся со Смертокрылом лицом к лицу. Вождь Скелетов в страхе отступил на шаг или два от Неда Дикого Пламени. — Я пытался избегать вас, но не могу, — выдохнул он. «Куда бы я ни пошел, ты будешь на моем пути. Уходи, мальчик, или я расколю тебя пополам. "От тебя! Никогда!" — сказал Нед. — Никогда, пока в моем теле еще есть здоровье или сила владеть мечом! С этими словами он бросился на мрачного вождя, и снова их оружие сошлось в смертельной схватке. От сверкающих лезвий летели искры. Нед становился все слабее и слабее. Его ноги сильно тряслись. Он нанес последний удар своему свирепому противнику и упал ниц на Гарнет. Смертокрыл с торжествующим смехом поднял свой меч высоко в воздух, чтобы разрубить Неда надвое, но тут же с диким криком бросился с места! Его меч был выбит из его крепкой хватки! Он и его банда с ужасом смотрели на открывшееся зрелище. Человек в доспехах, сверкающий с головы до ног полированной сталью, поднялся из каменного пола, словно по волшебству. Со щитом и мечом он был готов к бою! Сэр Ричард и матросы онемели при виде странного видения и отступили в благоговейном страхе. Крыло Смерти и его Команда Скелетов поспешили с места, словно тени. Прежде чем сэр Ричард и его друзья успели оправиться от изумления, призрак вооруженного рыцаря в ослепительных доспехах исчез. Теперь они были одни. Удивленными глазами они посмотрели друг на друга в немом изумлении. — Это все сон? — выдохнул сэр Ричард, тяжело дыша . Никто не ответил. Однако в этот момент все могли слышать тяжелые шаги воина в доспехах , когда он лязгал по каменному полу. Они удивленно огляделись, потому что теперь вокруг была тьма. Их факелы были потеряны и потушены в жару и ярости битвы . Снова слышались тяжелые лязгающие шаги и стук шпор по каменному полу, но ничего не было видно. Они повернулись к двери, через которую нашли дорогу. Там стоял рыцарь-призрак, сверкая сталью и с опущенным забралом . На его шлеме развевался длинный голубой плюмаж. Его щит был ослепительно ярким. Поверх доспехов он носил белую тунику с большим красным крестом на груди . Он высоко поднял руку в перчатке и указал на соседний каменный коридор, говоря: «Резать жертв! Помоги раненому! Похороните мертвых!» И исчез! Но спустя много времени после того, как были произнесены эти торжественные слова, и прежде чем кто-либо успел оправиться от удивления, они услышали тяжелые, далекие шаги Рыцаря-призрака. В Дарлингтон-холле обитали призраки! Холодный пот выступил у них на лбу. Они затрепетали от благоговения, когда, повернувшись к окну, увидели странный свет, похожий на блуждающий огонек, пляшущий в далеком мраке. Еще мгновение, и створка распахнулась. Затем послышался звук, похожий на лязг цепей и костей, и глухой голос, говорящий: «Вот, я — Красный Человек с Виселицы!» Блуждающий огонек все еще плясал вокруг, а в центре стоял скелет Красного Человека. — Кто ты? — сказал сэр Ричард, и страх, словно электрический разряд, пронзил его тело. Фигура молчала. — Говори, — сказал Нед Дикого Огня, — или мой меч узнает, человек ты или дьявол! Сказав это, Нед подошел к ужасной фигуре на оконном стекле. "Назад!" — сказал образ Скелета, указывая пальцем на Неда. «Ваше время еще не пришло; но знай, мальчик, я твоя судьба. Да. Ха! ха! ваша судьба!"







































































































































































































































































































































































































































Нед на мгновение почувствовал легкий трепет перед странными словами, сказанными
таинственной фигурой, которая со светом, все еще играющим вокруг его
головы, стояла, глядя на всех с ужасным взглядом.

"Ты врешь!" ответил Нед. «Моя судьба не в ваших руках, и я бросаю
вам вызов. Бригада скелетов обнаружит, что я не получил свое имя
Нед Дикого Огня, не будучи в состоянии сохранить его.

«Красный Человек, — сказал голос, — от имени Команды Скелетов,
примите ваш вызов, и теперь я бросаю свой груз в знак
неповиновения».

Сказав это, фигура бросила на пол твердое вещество.

Нед поднял его.

Это была перчатка, а внутри РУКА СКЕЛЕТА!

«Ха! ха! теперь следуй за мной, если осмелишься!» — закричал Красный Человек, лязгая
цепями.

— Я осмеливаюсь и осмелюсь, — сказал Нед, вырвавшись из дядиной хватки и
бросившись через окно вслед за Скелетом.

«Следуй, быстро следуй!» — воскликнул сэр Ричард.

В тот же миг все они отпрянули в страхе, когда вопль смертельной
агонии разнесся по ветру и разнесся по всему старому
зданию.

"О Боже!" — воскликнул старик. — Боюсь, храбрый мальчик убит.


УВЕДОМЛЕНИЕ ДЛЯ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.

  ПОМНИТЕ! — готовится ценнейший подарок, который будет
  вручен всем нашим постоянным подписчикам с ранним номером. Полные
  подробности будут объявлены в номере 6.

[Иллюстрация: «ПОЛУНОЧНЫЙ ТАНЕЦ ЭКИПАЖА СКЕЛЕТОВ».]

С мечом в руке Нед ринулся за ужасным привидением и
почти настиг его, когда тот бежал дикими фантастическими прыжками
к плотной -лесистая роща.

Именно в этот момент, обнаружив, что его преследуют, Красный
Человек с Виселицы издал дикий крик, который так встревожил сэра
Ричарда Уорбека и его слуг.

Это был действительно ужасный крик; больше похоже на дьявола, чем на
кого-либо еще.

То, что последовало дальше, было еще более ужасным и заставило Неда Дикого Огня замереть
от явного изумления.

Когда из скелета вырвался крик, из него внезапно выскочило
более дюжины фигур и метнулось между Красным Человеком с Виселицы
и его преследователем.

С дикими визгами и воплями команда скелетов образовала круг вокруг
Красного Человека и через секунду, казалось, растворилась в воздухе!

Пораженный увиденным, Нед Дикого Огня смотрел, как человек,
только что вышедший из транса, и не заметил приближения сэра
Ричарда и его друзей, которые теперь бросились на сцену, опасаясь за
судьбу Неда.

«Вернись, парень, вернись!» — сказал сэр Ричард дрожащим голосом.
«Эта ночь была одной из ужасов; Я опасаюсь за вашу безопасность. Будь
то люди или черти, это не имеет значения; но будьте уверены,
они стремятся к вашему уничтожению.

Мрачная улыбка играла на лице Неда, когда
сэр Ричард и большая компания друзей неохотно вели его обратно в холл.

Оставшись наедине со своими мыслями и в тишине своей
комнаты, Нед Дикого Огня начал размышлять обо всем, что он видел и
слышал.

«Это ужасное положение вещей; но я не усну этой ночью,
пока не узнаю больше об этой странной ужасной тайне, если это будет стоить мне
жизни».

Когда в Зале все стихло, Нед пристегнул меч и медленно
вышел из своей комнаты.

Он ходил по пустынным галереям Зала, как дух,
бесшумной походкой.

Он тихо пошел к конюшням, чтобы оседлать свою любимую лошадь.

Когда он подошел к двери конюшни, он столкнулся с Тимом, который выглядел
скорее мертвым, чем живым.

«Я не мог уснуть, хозяин, — сказал конюх, — ужасных зрелищ, которые я
видел этой ночью, достаточно, чтобы поседеть».

-- Чепуха, -- сказал Нед с легким смешком, -- чепуха, парень, ты видишь, она еще
не поседела.

«Нет, сэр, правда; но тогда вы не похожи на простых людей; говорят,
Нед из Дикого Огня весь из чугуна.

«Чепуха, Тим; Это все заблуждение думать, что этот Красный Человек с Виселицы
может сбросить свои цепи и бродить, когда ему вздумается.

— Нет, сэр, при всем уважении к вам, сэр. Я слышал, как люди говорят
, что в некоторые сезоны года он действительно сбрасывает свои цепи. Если бы он
мог поговорить со мной, когда я ехал домой, он мог бы сделать все, что угодно; это мое
скромное мнение.

— Этого не может быть, — сказал Нед. — И в доказательство ставлю сто
золотых, что если мы сегодня же ночью поедем в Одинокую Пустошь,
то найдем виселицу занятой, как всегда.

— Поехать на виселицу, хозяин? — в ужасе сказал Тим. - Неужели вы
не можете подумать о чем-то столь опрометчивом, да еще и сегодня ночью, когда мы
знаем, что вся округа кишит этой бандой демонов, именуемой
Бригадой Скелетов?

"Да; но я знаю, Тим. Я сяду на свою храбрую кобылу, Старлайт,
и немедленно поеду.

"Ой! хозяин, не надо, — взмолился Тим. — Я уверен, что
вам будет нанесен какой-то вред.

— И я так же уверен, что никто не будет. Подготовьте Старлайт немедленно. Оседлай
и коричневый початок.

— Коричневый початок, сэр? Вы, конечно, не хотите _двух_ лошадей?

— Да, я знаю, Тим.

— Что, коричневый початок для Красного Человека с Виселицы, —
ошеломленно сказал Тим. — Ты уж точно не собираешься кататься под луной с таким
ужасным дьяволом, как он.

«Правда, Тим, я не», сказал Нед, смеясь; «Коричневый початок для
себя».

"Для меня?" — сказал Тим, закатывая глаза.

"Да ты. Приходите, побыстрее. Начнем немедленно.

Со стонами Тим приготовил лошадей, и не прошло и нескольких минут
, как хозяин и слуга уже направлялись к пустоши.

Тим с грустью пытался отстать, но Нед Дикого Огня не позволил ему
этого сделать.

-- Вот, Тим, -- сказал Нед, доставая фляжку из-под бренди. «Хорошо пососи
это; это выгонит из вас всех синих дьяволов. Мужайся,
парень, тебе не грозит никакая беда.

Тиму нравился бренди, но ему не очень нравилась
упрямая решимость его молодого хозяина.

Однако не успел он далеко уйти в пути, как настроение его
стало быстро подниматься, а в голове стало легко и кружится голова.

Он очень доблестно вытащил свой меч и,
проходя мимо деревьев, нанес им свирепые удары и рубящие удары, словно человек, доблестно
сражающийся с воображаемыми врагами.

Нед почувствовал, как бренди подействовал на его слугу, и дал
ему еще.

Это имело желаемый эффект, укрепив Мастера Тима ложным
мужеством.

Вскоре он начал ругаться и ругаться на Скелетов и Красного
Человека с Виселицы очень громкими голосами.

Через некоторое время они подошли к краю пустоши.

Пока они это делали, виселица постепенно стала видна.

Мужество Тима теперь начало сочиться из пальцев ног, и он ехал очень
близко к своему храброму молодому хозяину, но несколько позади него.

— Вот оно, Тим, — сказал Нед, указывая на виселицу вдалеке.
«Разве ты не слышишь, как скрипит его ржавое железо, пока оно качается из
стороны в сторону?»

— Ага, — ответил Тим, и у него застучали зубы. — Да,
молодой господин, знаю; но если вы не возражаете, я останусь на месте,
пока вы не вернетесь.

«Но у меня есть возражения, Тим, и очень серьезные. Разве ты не
обещал отправиться со мной в море и бросить вызов всем опасностям и опасностям
океана?

— Верно, сэр, но я не собирался идти и противостоять живым дьяволам
, — простонал Тим. -- Хорошо, тогда я привел вас сегодня вечером

, чтобы вы привыкли к странным зрелищам и укрепили ваши нервы. -- Очень мило с вашей стороны, сэр, -- сказал Тим. «В самом деле; но я думаю, что сегодня ночью я насмотрелся на странные зрелища, чтобы навсегда укрепить свои нервы, если вам все равно, сэр. Все это было напрасно, Нед ни за что не позволил бы Тиму остаться , но улыбнулся, бросив косой взгляд на длинное бледное лицо своего слуги. Теперь они приблизились на несколько ярдов к виселице и остановились, чтобы посмотреть на нее. — Я рассказывал вам, как это было, — сказал Нед, смеясь. «Должно быть, все это было уловкой или заблуждением. Почему Красный Человек в целости и сохранности на своей железной виселице; он не мог быть в двух местах одновременно». Некоторое время оба всадника стояли неподвижно, пристально глядя на ужасную виселицу, которая скрипела и качалась в лунном свете. Кости скелета были неземной белизны и стояли прямо в своей железной клетке. Ветер печально вздыхал сквозь деревья. Чувство благоговения овладело всадниками, когда они стояли и смотрели на ужасный предмет. Их кони даже дрожали от волнения, фыркали и шарахались от виселицы и тени скелета ее жильца. — Чего ты дрожишь? — сказал Нед. «Будь больше мужчиной, Тим; _Я_ не вижу ничего очень странного. "Нет, сэр; но я делаю. Смотреть! смотреть! смотри, как бегают красные глаза. Я же говорил, что он жив. Видеть! видеть! О, ужасы!» — сказал Тим, дрожа. Он хотел бы попятить лошадь, но Нед крепко схватил Тима за повод правой рукой. Правда, скелет на виселице _двигался_. Его глаза, которые раньше были невидимы в своих глубоко запавших глазницах, теперь приобрели глубокий, темный, огненно-красный цвет и тревожно вращались . Лошадь Неда вздыбилась и затанцевала, а он сидел и смотрел с немым изумлением, но с решительным, твердым лицом. «Оно живое! оно живое, хозяин! Давайте уйдем! это — это, должно быть, сам дьявол! — Помолчи, — раздраженно прошептал Нед. И затем вслух он обратился к жуткой, отвратительной форме. «Будь ты дьяволом или смертным, говори!» — свирепо сказал Нед. «Кто и что ты такое?» Красный Человек поднял свою костлявую руку и внезапно просунул ее сквозь решетку своей тюрьмы, указывая своими длинными тощими пальцами и говоря: «Эдвард Уорбек, я твой враг! Осторожно!»[1] «Мой враг?» сказал Нед, с мрачной улыбкой. — Да, то самое, что ты видел сегодня ночью. В определенные времена и сезоны я хожу по земле; остерегайтесь, говорю я, Красного Человека с Виселицы и Команды Скелетов. Я твоя судьба! Когда мы встретимся снова, ты будешь дрожать в моем присутствии. До новых встреч, прощай!» Длинная рука снова опустилась рядом с его мрачными, костлявыми боками. Его красные глаза потеряли свой огненный блеск. Его безмозглые кости тряслись в железной клетке. Все было неподвижно, тихо и одиноко, как могила. Ничего не было слышно, ничего не было видно, кроме заблудшего стервятника, который кружил в воздухе неподалеку и набросился на виселицу. Уайлдфайр Нед был удивлен, но не встревожен. Он громко рассмеялся в дикой насмешке, когда сказал: «Дрожишь в твоем присутствии? Никогда!" Красный Человек повторил смех замогильным тоном. Нед повернул голову, чтобы осмотреться. Тим оставил его и бешено ускакал прочь. Нед был один в этом ужасном месте! ГЛАВА VII. ВСТРЕЧА ФИЛИПА РЕДГИЛЛА С WILDFIRE NED. Это был счастливый момент для некоторых из слуг, что старый сэр Ричард и его отряд матросов так внезапно ворвались на сцену и таким образом положили конец кровавому испытанию, которое тогда происходило. Некоторые из них были повешены на балке, а некоторые из служанок были унесены. Роджер и кучер лежали на полу, совершенно измученные, все части тела истекали кровью. Тим, конюх, как бойкая обезьяна, незаметно взобрался по стропилам и спрятался за большой балкой. Но внезапное вторжение Лесного Огня Неда так разозлило команду Скелетов, что они не обратили внимания на прислугу, а обратили все свое внимание на лейтенанта. Гранат и его матросы. Тем временем несчастные слуги прекратили смертельные дуэли между собой и отползли от дальнейшего вреда. Тим, однако, как только Нед появился на сцене, издал дикий крик, который чуть не стоил ему жизни. Один из команды скелетов заметил, что он сбился с пути между балками и стропилами потолка, и выстрелил в него. Пуля просто задела щеку. Еще дюйм, и он бы упал замертво. А так он просто снова надежно защитил себя. Увидев удобный случай, он выхватил нож и перерезал несколько веревок, на которых были повешены некоторые из слуг. Они тяжело упали на землю. Но шок, казалось, оживил почти угасшую жизнь нескольких человек. Затем Тим соскользнул со своего высокого насеста, поднял меч и бросился в сторону Неда Дикого Огня, и прыгал вокруг, и был таким худым, жилистым молодым негодяем, что скелеты всегда промахивались. Тим казался им сделанным из каучука. Они не могли прикоснуться к нему, что бы они ни делали, потому что, хотя его одежда была изодрана, он, к своему удовольствию, уцелел в целости и сохранности кожи .        * * * * * Через несколько дней после волнующих событий, о которых мы только что рассказали, все раненые были обеспечены, а мертвые похоронены. Этот странный визит команды скелетов в Дарлингтон и ужасные сцены в старом огромном зале для прислуги стали притчей во языцех по всей стране. Всех это наполнило изумлением, и люди стали думать, что, может быть, все-таки таинственное убийство фермера Бертрама ведет к тому же источнику, тем более что бедняга Боб, сын фермера , так громко и смело заявлял о своей невиновности. Но внешний вид был сильно против сына фермера. Рядом с убитым была найдена его собственная толстая трость. Кошелек старого фермера, который он всего неделю назад купил в деревне , был найден в кармане его обвиняемого сына. Эти доказательства вины были слишком сильны, чтобы можно было сомневаться в том, что несчастный сын в момент гнева и мести убил собственного отца. Однако был один, кто _did_ верил в невиновность бедного Боба. Это был Нед Уайлдфайр. Он посетил Боба в тюрьме и провел с ним несколько часов. Уходя, он сказал старому сэру Ричарду, что узник невиновен и уверен, что его одурачил какой-нибудь хитрый негодяй. — Боб не должен страдать, — сказал Нед. «Он не будет страдать, пока у меня есть рука, чтобы помочь ему». "_Не должны!" сказал сэр Ричард, в изумлении; — Кто помешает, если его признают виновным? "ВОЗ? почему, _Я_ буду, — сказал Нед Дикого Огня, краснея до висков. "Ты?" «Да, _me_, дядя. Ни одна веревка не должна обвиваться вокруг шеи Боба, пока в деревне есть меч, чтобы помешать этому». -- Глупый мальчик, -- сказал рыцарь с улыбкой, -- я знаю, что ты храбр, в этом никто не может сомневаться; но что ты мог сделать против стольких ? «Пусть они посмеют попытаться повесить его в Дарлингтоне, и вы скоро увидите, что сделает Нед Дикого Огня». — Но здесь, в деревне, его не повесят. Скорее всего, его отвезут в ближайший крупный город, может быть, в Лондон, насколько я знаю. — Я бы хотел, чтобы его отвезли в Лондон, — сказал Нед с улыбкой. "Действительно! И что тогда, молю?» «Да ведь я бы вооружил и возглавил группу доблестных юношей. Мы быстро отбили бы солдат». Пока они говорили это, слуга объявил, что в зал прибыл незнакомец. "Его имя?" "Мистер. Филипп Редгилл, сэр. «Покажите его; _he_ не чужой; он родственник. Покажи его». Рыцарь, казалось, был доволен неожиданным появлением своего племянника. Вскоре вошел Филипп. Он был очень элегантно одет и носил меч. Лицо у него было довольно красивое, но у него были темные, злые глаза. Рот его беспокойно подергивался, а когда он улыбался, то обнажал ряд больших зубов. Войдя в комнату, он бросил быстрый злобный взгляд на Неда. Однако сразу после этого он натянуто улыбнулся и очень сердечно пожал сэру Ричарду руку без перчатки. Он повернулся к Неду Дикого Огня и тоже протянул ему руку , холодно и официально. -- В этом нет необходимости, -- сказал Нед, гордо вскинув голову. «твоя рука холодная и липкая; меня бросает в дрожь; это подозрительно, Филип Редгилл. Сказав это, он вышел из комнаты с горящим взором и гордой походкой. -- Странный юноша, сэр Ричард, -- сказал Филипп с горькой улыбкой. «В то же время, — думал он, — я дал бы тысячу фунтов, чтобы знать, что он умер; он кажется брошенным на моем пути, чтобы помешать мне». -- Но он храбрый юноша, -- льстиво сказал сэр Ричард. -- Он, -- засмеялся Редгилл. — Я часто думал, что он очень опрометчив . «Его лучшие друзья говорят то же самое; но все это пройдет с возрастом и опытом». — Возможно, сэр Ричард. но меня очень сильно поражает, что он никогда не доживет до глубокой старости, - сказал Редгилл очень медленно и с большим акцентом. "Почему нет?" — быстро сказал старый рыцарь. «Он слишком страстный. Если бы не мой хороший нрав и не уважение, которое я испытываю к вам, я бы не раз публично выпорола его за грубость по отношению ко мне. -- Но ты старше его, Филлип, -- сурово сказал сэр Ричард. — Ты должен это помнить. "Истинный; но не более того. Я прибыл из Лондона специально, чтобы сообщить вам, что моему отцу, благодаря его влиянию на королевское правительство, удалось получить комиссию гардемарина для Неда, этого вашего любимца. Если вы согласны, он может сразу присоединиться к своему кораблю; он лежит в Портсмуте и готов к отплытию. — Это было очень мило с твоей стороны, правда; но я еще не решился на этот счет. «Не решился? Когда я в последний раз был здесь, вы сказали, что это будет самое лучшее, что можно для него сделать. "Истинный; но с тех пор я передумал. Мне было бы очень жаль расставаться с юным Недом, и если бы с ним случилось что-нибудь плохое, я думаю, это убило бы меня, потому что чем больше я его вижу, тем больше он мне нравится . «Ха, ха!» засмеялся Филипп; «Нет никакого страха перед этим; корабль, к которому он присоединится, никогда не отплывет дальше, чем на десять миль от порта, так что можно не опасаться, что вашему предполагаемому наследнику поместья Дарлингтонов будет причинен вред. «Предполагаемый наследник моих поместий, Филипп Редгилл!» сказал старик. — Нед и его брат — бедные сироты и не имеют ко мне никаких претензий. В этот момент Нед тихо вошел в комнату и услышал все, что было сказано. — Я просто пошутил, — ответил Филипп с сухим смешком. Когда его взгляд поймал Неда, он мгновенно изменился в лице . Нед пристально посмотрел на него с выражением гордого презрения. -- Филипп Редгилл, -- вызывающе сказал Нед, -- я случайно услышал все, что вы сказали. "Что! подслушивающий в холле! сказал Редгилл, с насмешкой. — Если ты так говоришь, ты лжешь! сказал Нед, свирепо; -- И чтобы показать вам, как мало я думаю о вас, как сильно я вас презираю, возьмите это! — сказал он, хлопнув Редгилла по лицу, — и, если посмеешь, возмутись. В одно мгновение лицо Редгилла залилось краской. Он обнажил свой меч и бросился к Неду Дикого Огня. — Пошли, — сказал Нед, подхватывая старый рыцарский меч, лежавший на столе. — Опустите мечи, — крикнул старик, вставая между ними. — Что все это значит? Редгилл на секунду взглянул на твердое, красивое лицо Неда Лесного Огня, и орлиный взгляд храброго юноши заставил его трусливое сердце замереть. Он не мог смотреть ему в лицо. — Пошли, — сказал Нед. — Нет, не бледней так смертельно, трус. — Поднимите оружие, говорю я, — строго сказал старик. Редгилл так и сделал и кусал губы, пока они не стали бескровными и белыми. «Зачем носить меч, если боишься его использовать?» — сказал Нед, презрительно поворачиваясь на каблуках. После небольшой паузы Нед, Пламенный Огонь, сказал спокойно и медленно: — Редгилл, ты не мужчина; ты трус, змея в траве; вы оставляете ядовитую слизь, куда бы вы ни пошли. Кровавые дела следуют за вами, куда бы вы ни ступили! Между нами нет любви, это правда; а ты распутник; обманщик; Возможно , я мог бы сказать больше . — Продолжай, — сказал Редгилл, побледнев. — У тебя на лице след убийцы, Филлип Редгилл, — сурово сказал Нед. «Нет, не дрожите, ибо я ничего не знаю о том, что вы сделали ; но я подозреваю и презираю тебя, предоставив однажды в руки неба раскрыть, кто ты такой. Вам не нужно бояться, что _I_ встанет на вашем пути к богатству или славе. Поверьте мне, у меня слишком много сердца и духа, чтобы дольше есть хлеб милосердия за столом сэра Ричарда; но прежде чем я уйду, запомни мои слова, Редгилл, — сказал он после торжественной паузы, — когда-нибудь ты украсишь виселицу; мошенник, бродяга и убийца глубоко написано на вашем лице. Вы не можете, вы не смеете смотреть прямо в лицо честному парню. Твое собственное трусливое сердце говорит тебе, что я говорю правду; и, если бы не позор для доброго сэра Ричарда, я мог бы убить вас, пока вы сидите и думаете, да, знаю, что поступил правильно в глазах людей и неба. Сэр Ричард, я покидаю Зал, моя вечная любовь принадлежит вам. По большому свету я иду искать счастья; но остерегайтесь дурного глаза этого человека . Сэр Ричард, избегайте его, как змеи. Филипп Редгилл, мы еще встретимся». «Будем», — был горький ответ. В мгновение ока Нед вышел из комнаты. Деревенские часы пробили полночь. Он покинул Дарлингтон-холл, а может быть, и навсегда! СНОСКИ: [1] См. иллюстрацию в № 2. ГЛАВА VIII.   ОСВОБОЖДЕНИЕ БОБА — ГРУППА КАПИТАНА ДЖЕКА — НЕОЖИДАННОЕ ПРИБЫТИЕ — СРАДА   — ТРИНАДЦАТЬ СМЕРТНЫХ ПРИГОВОРОВ — ПОБЕГ ВОРОВ-КОНТРОЛЬНЫХ. Изгой Боб, как мы видели, был брошен в тюрьму и надежно охранялся деревенскими властями. Можно предположить, что бедняга Боб чуть не сошел с ума от этого ужасного события и ходил взад и вперед по своей тюремной камере с бледным, задумчивым и несчастным видом. Он неоднократно заявлял о своей невиновности. Многие считали, что убийцы или убийца со временем проследят до широко известной Команды Скелетов, которая рыскала по соседним побережьям. Смотритель деревенской тюрьмы был робким стариком и очень боялся, что пылкое рвение со стороны некоторых сторонников Боба может привести к нападению на тюрьму, возможно, к попытке ее спасения. Это так тяготило главного констебля, что он списался в Лондон, умоляя тамошние власти взять дело в свои руки. В соответствии с пожеланиями деревенских властей в Дарлингтон была отправлена группа людей, чтобы провести Бродячего Боба в Лондон. Группа состояла из семи всадников, вооруженных до зубов, которые прибыли в деревню однажды вечером, через несколько дней после совершения убийства. Они остановили лошадей и сошли у трактира «Красный лев». Со множеством громких слов, напыщенных слов и ругательств они загромождали двор гостиницы, крича на конюхов и слуг с такой пышностью, что старый трактирщик Хорнблауэр начал думать, что, возможно, его посетители не кто иной, как королевские особы или дворяне, по крайней мере. Старый Хорн («трубодув» всегда оставался за кадром в обычном разговоре) сильно ошибался; новоприбывшими были не кто иные, как шестеро похитителей, и такие большие жулики и негодяи, которые когда-либо оседлали лошадей или расхаживали с мечами на пятках. Однако они были одеты во все лучшее, что могли, и выглядели очень богатыми ; как они его получили, будет видно в дальнейшем. Они громко звонили в колокола, кричали и ругались направо и налево, пока старый Хорн и его слуги почти не сошли с ума. — Кто они? — спросил конюх. «Не знаю, парень; но предположим, что они очень замечательные люди. — Во всяком случае, они ездят на хороших клячах. — И поднять чертовски большой шум. Разве ты не слышишь их? -- Они лондонцы, -- сказала горничная. «Я могу сказать по их разговорам, и они действительно поднимают шум, когда идут в деревню». — Интересно, что им здесь нужно? «Не могу сказать; но они просят лучшие кровати в гостинице и лучшее вино в погребе, так что у них должно быть много денег. Пока слуги так разговаривали между собой, старый хозяин и его кухонные слуги были заняты приготовлением ужина для голодных путников. «Ботинки» чуть не сбились с ног и не знали, что делать в первую очередь. Он растерялся и забыл половину того, что ему сказали. «Вот, парень, — сказал один, — принеси мне бренди. Быстрый. Горячо, заметьте! — Бренди, сэр, да, сэр. Горячий сэр? С или без? Именно так, сэр. Без бренди, сэр? Спасибо, сэр. И выстрелил. Но прежде чем он закрыл дверь, «Вот! привет! официант! быстрый!" сказал другой. «Глинтвейн для меня. Быстро, для вашей жизни! Я почти замерз насмерть!» «Порт, сэр? Да сэр. Погуглил, сэр? Спасибо, сэр. Он ушел; но звонок яростно звонил снова. "Здесь! привет! официант!" — Иди сюда, парень! «_Я_ хочу тебя, слышишь?» «Сначала обслужи меня». "Нет; _I_ отдал приказ первым. — Нет. «Пряный эль». «Принеси мне отбивную менее чем за пять минут, или я отрублю тебе голову !» — Мой бренди и вода, идиот! «Если мой горячий пряный эль не появится через три минуты по часам, я вышибу этому негодяю мозги». — Неужели ты никогда не отдашь мне мой бренди и воду, злодей? — Отрежь этому негодяю ухо. — Как поживает моя лошадь? «Пусть согреет мою постель». «Не мое, дурак; его мнение." — Где хозяин? "Бренди!" «Эль!» "Ром!" "Бутылка вина!" “Бифштексы!” «Отбивная для меня!» «Почисти мои сапоги!» «Присмотри за моей лошадью!» «Длинные трубы!» «Разожги этот огонь!» — Подложи еще углей! — Во сколько будет ужин? Эти и подобные приказы звенели в растерянных ушах Ната . Он метался туда-сюда, как дикий человек, весь в поту. Половину своих приказов он забыл, а остальные так перепутал, что шумные и отнюдь не вежливые незнакомцы пинали его, как футбольный мяч, пинками и наручниками .























































































































































































































































































































































































































































































































































Если взять их вместе, то эти полдюжины были такими уродливыми и
злодейски выглядящими, какие только можно встретить где угодно.

У всех на лицах были выгравированы знаки мошенников и головорезов
.

Некоторые были украшены черными пятнами на лбу, над
глазом или на высоких скулах.

Один или два были без глаза.

Нос одного человека был почти на уровне его лица.

У некоторых была выбита часть передних зубов; но у каждого были большие
толстые кулаки, которыми они время от времени стучали по столу, пока не
заставляли стаканы снова танцевать и звенеть.

Громкий и грубый был их смех, и когда они улыбались любой
мимолетной шутке или замечанию, их лица больше походили на лица
гиен, собирающихся поесть, чем на людей.

Признанным лидером этой полудюжины отчаявшихся звали капитана
Джека, человека огромной силы, любившего много ругательств
и непристойных разговоров. Джек что, никто не знал наверняка,
даже те, кто его нанимал.

Когда наконец был приготовлен ужин для этой очень избранной и благородной
компании, они принялись энергично работать с ножами и вилками и вскоре
уничтожили огромное количество мяса и овощей, больше, чем хватило бы
для обычного ужина из двадцати человек.

Они пировали, и ругались, и смеялись, и проглатывали пищу по-язычески
, как будто все они постились целый месяц.

Долгие, обильные глотки различных напитков заливали грог в
их емкие глотки, и они время от времени оживляли
процесс, бросая картошку в официанта Ната, били его
по глазам, по носу и т. д., пока «Бутсу» не стукнули по лицу. и
опухший.

Когда трапеза кончилась, эти шесть элегантных особ и их
капитан растянулись на стульях и пыхтели облаками из длинных
трубок, как будто они были первыми джентльменами на земле, а не
величайшими негодяями без повешения.

-- Как я уже говорил, ребята, -- заметил капитан Джек, выпив немного
бренди и воды, -- как я уже говорил, мне не следовало браться за эту прекрасную
работу, понимаете, только она дала нам всем возможность небольшой
бизнес в дороге на наш личный счет.

— Верно, — прорычал Том Бейтс, старый, некрасивый человек с одним
глазом и сломанным носом, — верно, капитан, и когда вам кто-нибудь был нужен,
вы, конечно, знали, где его найти. Ах! у нас были редкие
старые времена вместе, не так ли, капитан? — сказал Бейтс с протяжным
вздохом, который затем подавил потоком пряного эля в
горло.

«Верно, Том; но идея «пекарской дюжины», как нас называют,
принадлежала вам.

-- Конечно, было, -- сказал Бейтс. «Но я вовсе не горжусь; это была
только удачная мысль. Когда ты получил свою первую работу от судей,
что могло быть лучше, чем иметь компанию из двенадцати или
тринадцати верных парней вокруг тебя, когда время было занято, и все поклялись
хранить тайну и справедливо делить добычу?

[Здесь следует пояснить для сведения читателя, что
капитан Джек был в свое время таким известным вором и негодяем, что
его часто использовали, а теперь регулярно использовали в качестве похитителя воров.]

Но это положение только давало ему возможности стать еще
большим негодяем. С этой точки зрения он и Том Бейтс придумали создать
группу из двенадцати или тринадцати человек, которые должны действовать по
приказу капитана и, под прикрытием того, что они будут случайными помощниками похитителя
, таким образом, будут иметь широкие шансы « обращая
нечестную копейку на свой счет».

Это было согласовано, и группа сформировалась; название, под которым они
были известны, было «Пекарская дюжина».

У каждого человека был особый талант: один к взлому домов, второй
к подделке денег, третий к краже лошадей и так далее.

Властям и в голову не приходило, что существует такая сплоченная компания, и они
полностью поверили капитану Джеку, хотя он и был величайшим негодяем
в Англии, как будет показано в этом захватывающем повествовании.

«Мы часто уже слышали всю эту историю, Том, — сказал Фолкнер,
еще один член компании, — так что пока сокращайте ее; это было много
хороших лет, и я ручаюсь, что у вас не было столько цветов грога
на носу, прежде чем это началось, как сейчас.

-- Убери это, Фолки, -- сказал Бейтс. — У меня есть кукуруза, а также
цветы грога, заметьте, и вы бы не были одним из дюжины, если бы не
я — нет, не были бы вы; но я знаю, кем бы ты был.

"Что?"

— Мясо для стервятников и ночных падальщиков, которые отдают дань
уважения виселицам.

Это замечание всех рассмешило, поскольку среди них было хорошо известно, что
Фолкнера повесили бы по обвинению в грабеже, если бы Бейтс не
заставил капитана Джека поклясться в своей невиновности.

«Ну, хватит об угольке, — сказал капитан Джек. «Перейдем к делу. Эта
дверь закрыта?

"Да."

«Ну, пусть один из вас пойдет и встанет снаружи, чтобы отдать приказ, если кто-нибудь
войдет».

Это было сделано.

Все столпились вокруг стола и засунули руки в
вместительные карманы.

Один достал кошелек, другой палец и автомобильные кольца; у двух других
была пачка банкнот, часы, табакерки, бриллиантовые рукоятки
сломанных шпаг, украшенные драгоценными камнями пряжки для обуви и платьев; были выставлены и другие
ценные вещи.

— Я вижу, вы не бездельничали в дороге, — с
ухмылкой сказал капитан Джек. «Это компенсирует наше неприятное путешествие сюда из-за этого
глупого деревенщины».

Пока они делили добычу, капитан Джек,
как и Том Бейтс, был глубоко в расчетах, чтобы всю добычу можно было распределить так,
чтобы получить наибольшую долю.

Занимаясь таким образом, Бейтс поднял глаза к окну гостиной.

— Будь я проклят, если кто-нибудь не заглядывает в круглую дырку в
ставне! — пробормотал он.

В одно мгновение он выхватил пистолет и выстрелил!

Мяч разбил стекло и прошел прямо в отверстие.

Было слышно, как кто-то упал снаружи.

Том Бейтс бросился к окну и распахнул ставни.

Там никого не было!

«Ну, если я не ударил его, я, должно быть, тщательно его выбрил», — сказал
Бейтс и снова закрыл окно.

В тот момент, когда капитан Джек разделил добычу,
у дверей гостиницы остановился всадник.

— Путешественник, и в этот поздний час. Кто это может быть?» — сказал избранный
в гостиной. — Кто это может быть?

«Вот, официант, — говорили один и другой, — пусть здесь не будет
тесно, здесь уже семеро из нашей партии;
вы больше не можете вместить».

— Клянусь, сегодня я не получу половину кровати.

— Я тоже.

— Скажи ему, хозяин, пусть ищет ночлег в другом месте в деревне!

-- Он не будет спать со мной, -- прорычал Бейтс, -- кем бы он ни был.

— Нечего выходить из себя, друг, — сказал незнакомец,
входя свободно и непринужденно. — Вам незачем суетиться
, потому что я не хочу иметь такого уродливого товарища по постели за
все золото Англии.

Говоря это, он полоснул Бейтса по плечу своим
хлыстом.

«Привет, что это значит?» — сказал Бейтс, брызнув от ярости. — Я
говорю, мой славный денди-джентльмен, знаете ли вы, кого вы бьете по
плечам своим хлыстом? Не допускайте таких вольностей, молодой
человек, иначе вы можете раскаяться в этом.

— Тьфу-тьфу, чувак, ты не умеешь шутить.

— Это не шутка, как вы быстро убедитесь, если вы не очень вежливы, —
прорычал Бейтс, попыхивая трубкой.

— Эта гостиная занята, — сказал капитан Джек.

— Вижу, — хладнокровно сказал незнакомец.

«Кровати все заняты».

— Вам лучше уйти в другое место.

«Мы не хотим, чтобы нас беспокоили; мы все здесь друзья».

— Я так понимаю, — холодно сказал незнакомец. — И я последний человек в
целом мире, который сделает вас врагами.

Он был в плаще и носил шляпу на глазах. Это был крепко сложенный
джентльмен элегантной наружности, с бледным лицом, прекрасными глазами и
щегольскими усами.

Его руки были на удивление белыми, но, казалось,
в них была сила порока.

Он взял стул и подошел к огню.

«Этот стул принадлежит одному из нас, сэр, — сказал Фолкнер.

-- Тогда пусть возьмет еще, -- очень хладнокровно сказал новоприбывший.
«Официант, принесите мне бутылку вина и позовите хозяина. Я хочу
поговорить с ним.

Нат принес вина.

Незнакомец отхлебнул, небрежно бросил официанту соверен
, сказав

: - Сдачу оставьте себе. Вот, хозяин, я хочу, чтобы за моей лошадью присмотрели, дайте
ей лучшее стойло в конюшне.

— Нет ни одного свободного места, сэр.

— Тогда выгони какую-нибудь лошадь и посади мою. Я тоже хочу постель, лучшую
постель на постоялом дворе.

«Все мои кровати заняты».

«Это не имеет значения; делай, как я тебе говорю, или ты раскаешься».

-- Вы очень грубый хвастун, раз говорите так в присутствии
джентльменов, -- сказал Том Бейтс незнакомцу.

— Что скажешь, старый черничный нос? Занимайтесь своим делом."

-- Я говорю, сэр, что в присутствии джентльменов... --

Джентльмены, ха! ха! - это хорошо, повесьте меня, если не так, - вы,
конечно, очень похожи на джентльмена; если бы эта большая бородавка была на кончике
твоего носа, это бы значительно улучшило твой внешний вид».

— С-р-р! прорычал Бейтс, поднимаясь в гневе. "Что ты имеешь в виду? Вы
знаете, кто _Я_?" — сказал он, хлопая себя по рукояти меча.

— О, садитесь и относитесь к этому хладнокровно, — ответил незнакомец, смеясь.
— Не стой там, разинув рот, как наполовину застрявшая свинья. Знаю тебя, конечно,
я тебя знаю.

— Тогда, сэр, если да, то вы знаете, что я джентльмен — вершитель
правосудия.

-- Я знаю, что ты старый вор, самый большой лжец и, в крайнем случае,
самый большой трус во всем Лондоне, -- ответил незнакомец.

"Вор! лжец! трус!" — выдохнул Бейтс, выхватывая меч. «Если ты
мужчина, защищайся».

«Если ты не дурак, садись; ты не можешь напугать меня. Я слишком стара
для этого.

Эта ссора теперь сильно разозлила компанию капитана Джека, которая
была шумной и неистовой; но они не вмешивались, так как
вообразили, что Бейтс более чем подходит незнакомцу.

«Нарисуй, говорю!» — прорычал Бейтс. — Или я убью тебя, как собаку! Расчищайте
путь, товарищи; оставьте этого наглого негодяя мне».

— Садись, или я снесу тебе голову! был классный ответ.

Бейтс, взбешенный и обезумевший от спокойствия незнакомца, бросился
на него.

Однако, как только он это сделал, незнакомец выстрелил из пистолета и
сбил большую бородавку с кончика носа Бейтса, а в следующее мгновение
дал ему такой шлепок по челюсти, что этот герой растянулся на
полу.

Том Бейтс был поражен и сидел на полу, глядя на
незнакомца с изумлением.

Его друзья были так же поражены, и на мгновение показалось, что
вся компания намеревалась убить вновь прибывшего.

-- Отойдите, -- сказал он, отмахиваясь от них. «Подними свой меч. Я
не боюсь вас, бродяги, но слушайте меня; если кто-нибудь посмеет подойти ближе, я
с него скальпирую».

В нем было столько решимости и дух превосходства
, что все замерли и смотрели на него, как прикованные к
месту.

-- Послушайте меня, мошенники, -- сказал он, зорко вглядываясь в каждого из них
. «Сколько главных больших дорог ведут из Лондона?»

— Тринадцать, — ответил капитан Джек, немного подумав. — Но
какое это имеет отношение к нам?

«Гораздо больше, чем вы себе представляете.
С тех пор, как вы уехали из Лондона, на каждой из этих тринадцати дорог, как раз там, где они
ответвляются на перекрестке, возвели новые виселицы .

"Хорошо!" сказал все на одном дыхании, "и что из этого? Я не понимаю
, что все это значит».

"Но я делаю! Это означает следующее: эти виселицы были подняты исключительно за
счет одного твоего друга.

"Для кого?"

«Для каждого из вас».

-- А кто этот очень особенный, очень милый друг наш? — прорычал
Фолкнер.

«Я — это он!» сказал незнакомец.

Негодяи были косноязычны от дерзости незнакомца, когда он продолжал.

— Вы приехали проводить Боба Бертрама в Лондон?

"Мы сделали! кто мог тебе сказать?

«Кто сказал мне, что каждый из вас ходил грабить по дороге и делил
добычу только что?»

«Ха!» сказал капитан Джек; «Смотрел, предал!»

"Молчать," сказал незнакомец; — Если вы не хотите, чтобы вас
раньше времени повесили. Этого юношу обвиняют в убийстве, но он этого не делал.
Он не в Дарлингтонской тюрьме.

— Не в тюрьме?

"Нет; он сбежал».

— Откуда ты это знаешь?

«Я только что из деревни. Все в смятении. Дикий огонь Нед,
приемный племянник сэра Ричарда Уорбека, — герой, освободивший его».

Вороватые похитители были поражены услышанным.

"А теперь," сказал незнакомец; «Поскольку ваша миссия здесь окончена,
возвращайтесь в город; ты меня слышишь? Вернитесь в тот же час и передайте эту
странную новость соответствующим властям. И заметьте, капитан Джек,
каждый из вас помнит, что если вы не выследите и не обнаружите
настоящего убийцу фермера Бертрама менее чем за два месяца, я доложу
о вас королю; ваши смертные приговоры теперь в моем кармане. Посмотрите на них, —
сказал незнакомец, показывая пачку печатных бланков. — Вот один
для капитана Джека, другой для этого красноносого осла на полу —
я имею в виду Бейтса, третий — для Фолкнера; в конце концов, я был достаточно любезен
, чтобы предоставить каждому из вас паспорт в другой мир. Как вы
могли заметить, для них требуется только _моя_ подпись».

— А кто ты, черт возьми, такой? выдохнули все до единого.

— Я покажу вам, но мне лучше написать это на одном из этих
смертных приговоров, скажем, на вашем, капитан Джек, это избавит меня от неприятностей
впоследствии. Хозяин, перо и чернила.

— Ты знаешь _это_ имя? — сказал незнакомец, написав это.

Все негодяи смотрели на это с удивлением.

"Дьявол!" — сказал капитан Джек.

-- Точно не дьявол, -- холодно сказал незнакомец. — Но ваш самый
покорный слуга, полковник Блад! джентльмен, уверяю вас, который
с большим удовольствием представит каждого из вас простому
палачу, если только вы не вытащите в два месяца настоящего убийцу фермера
Бертрама и не будете служить мне постоянно.

Незнакомец на самом деле был не кем иным, как полковником Бладом, но то, что
завело его так далеко от Лондона, было загадкой, которую нам
вскоре предстоит прояснить.




ГЛАВА IX.

  ДОЧЬ МИЛЛЕРА — КРОВЬ ПОЛКОВНИКА ПОПАДАЕТ В ГРУБЫЕ РУКИ — УБИЙСТВО
  НА МОСТ.


Причину того, что полковник Блад был так далеко от Лондона, легко
объяснить тем, что произошло в Дарлингтоне во вторую ночь его
визита.

У деревенского мельника Хью Хармера была очень хорошенькая дочь
по имени Эллен, которая была гордостью и любимицей всей
округи.

Подобно ястребу, замершему в воздухе, глядя на намеченную добычу внизу,
полковник Блад парил вокруг дома Хью Хармера рядом с бурлящим
и плещущимся мельничным ручьем.

Он случайно заметил Эллен и увидел в ней не добродетельную
деревенскую девушку, а прекрасную вещь для своего господина, Веселого
Монарха, который, как знал Блад, готов заплатить любую цену, чтобы удовлетворить свои звериные
страсти.

Капитан Джек и его грубая компания покинули гостиницу всего через полчаса,
когда карточка была принесена Бладу кем-то, кого старый Хорн никогда
раньше не видел.

— Впустите незнакомца, хозяин, — сказал Блад.

Вошел грустный парень со шляпой в руке. Он был очень мокрым
с головы до ног, и его одежда была вокруг него в лохмотьях.

"Ты видел ее?"

— Ее ответ здесь, — сказал незнакомец, доставая из
нагрудного кармана маленькую записку.

Кровь разорвала его и прочитала.

Глаза его сверкнули огнем, а красивое лицо дрогнуло, когда он
прочёл содержание, которое гласило:

  «Сэр, я боюсь, что наша первая встреча причинила
  обоим много беспокойства и несчастья.

  — Но, несмотря на ваши постоянные письма и частые визиты в
  Дарлингтон, я боюсь, что ваши намерения не могут быть настолько бескорыстными
  по отношению ко мне, как хотелось бы мне поверить в ваших красноречивых заметках.

  «Эта мысль часто приходила мне в голову с тех пор, как я впервые
  неосторожно встретила вас, и все более и более подтверждается тем
  фактом, что вы внушаете мне необходимость хранить нашу
  переписку в тайне от моего дорогого старого отца, что ни один человек,
  имеющий благородный намерения, когда-либо сделает предложение простой
  деревенской девушке.

  «В качестве последней милости прошу вас больше не оскорблять меня вашими
  предложениями сбежать с крыши моего отца и никогда больше не осмеливайтесь
  нарочно бросаться на моем пути, чтобы вливать
  мне в уши ядовитые советы.

  — В конце концов, сэр, боюсь, я слишком долго была обманута вашими
  замыслами, и пока, как добродетельная девушка, я не смогу расписаться в брачной
  книге деревенской церкви, я никогда не покину
  отчий дом, даже Должна ли я так сильно любить человека, который велел мне
  поступать иначе?

  «Ваша покорная слуга
  ЭЛЛЕН ХАРМЕР».

«Умная, как она хорошенькая; но быстрый и острый, как игла», — подумал
Блад. — Тем лучше для короля Чарльза.

— Ты, как обычно, скучал по старику? — спросил Блад.

"Нет, сэр; на этот раз он поймал меня, — сказал слуга с очень
печальным лицом.

— Тогда у тебя было приключение. Что он тебе сказал?

"'Ой! это ты что ли? Вот опять, а, и всегда, когда меня не будет, -- говорит
он, размахивая ходьбой, палкой, а потом кричит собакам:
-- На него, Ровер! дай ему, Спот! держись крепче, Джип! и все это
время он безжалостно бил меня своей толстой палкой.

-- Весьма приятное дело, -- сказал Блад с улыбкой.

«Да, сэр, чтобы подумать; но не очень приятно, если вам придется пройти
через это.

«Ну, ну, я не удивляюсь, почему старый Хармер так заботится о ней,
потому что она одна из самых изящных маленьких девиц, которые когда-либо ступали на
землю», — сказал Блад. — Все равно, если бы он запер ее в замке,
все равно, она должна быть королевской. Сегодня
она в последний раз будет спать под отцовской крышей. Пойдем, Джонас, —
так звали его дрожащего слугу; -- Иди переоденься и
выпей крепкую рюмку бренди, я хочу, чтобы ты около полуночи пошла
со мной к мельнику.

-- Сегодня опять, сэр? — выдохнул Джонас. -- Ты только посмотри сюда, --
и, обернувшись, показал своему господину край штанов
, плащ и другие части своего наряда, все в лентах.

— Неважно, Джонас, ты всегда слыл храбрецом; вот
тебе гинея. Иди, приготовься».

Прошла полночь, и в назначенное время Йонас встретился со своим хозяином,
и оба направились к мельнику.

Полковник Блад не спеша брел в ночной тишине к
дому Хармера, такой красивый, смелый и хладнокровный плут, какой когда-либо
жил.

Он только что достиг узкого мельничного моста, когда увидел
темную фигуру молодого человека, перегнувшегося через перила и вглядывающегося в
блестящую воду. Тотчас же он услышал приближение шагов,
обернулся, и глаза его сверкнули яростным восторгом.

— Это он! — сказал молодой человек. — Я не могу ошибаться. Я давно
желал этой встречи. Я пришел, чтобы похоронить себя под этими сияющими
водами, но прежде чем я это сделаю, позволь мне размозжить череп этому злодею, который
погубил меня и разрушил все мое счастье; ибо до того, как его проклятая
тень омрачила нашу деревню, я был счастлив: но теперь, увы! Сердце Эллен
Хармер принадлежит другому».

Полковник Блад приблизился и достиг середины моста,
когда юноша вдруг встретился с ним с дерзостью и сверкающими
глазами.

— Что, Эндрю Гэмбл! — сказал Блад, отступая от
удивления на шаг или два.

«Да!» сказал Эндрю, с дрожащей губой. — Это имя пугает
твое злое сердце?

«Напугай меня, плут!» сказал Блад, с видом большого презрения.
«Уступи дорогу, там! почему ты снова переходишь мне дорогу?»

— Потому что ты пересек мою и умрешь, — сказал Эндрю, приближаясь.

-- Уступи дорогу, говорю! — сказал Блад, обнажая меч. «Позвольте мне
пройти, мне не нравится ваша внешность — в ваших глазах убийство. Уступайте дорогу,
говорю вам, пока я не пригвоздил вас к земле».


УВЕДОМЛЕНИЕ ДЛЯ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.

  ПОМНИТЕ! — Готовится ценнейший подарок, который будет
  вручен всем нашим постоянным подписчикам с ранним номером. Полная
  информация будет объявлена в № 6.

[Иллюстрация: БОРЬБА МЕЖДУ НЕДОМ WILDFIRE И КОМАНДОЙ СКЕЛЕТОВ.]

«Ха! ха!» — засмеялся Эндрю. — Вы, я вижу, умеете размахивать вилкой для тостов
так же ловко, как я — цепом моего отца; но вы меня все-таки не
пугаете, благородный джентльмен.

«Раз и навсегда, сделай, молодец! или я проломлю тебе череп, — сказал
Блад. «Я не могу позволить себе тратить драгоценное время на переговоры с
деревенским клоуном».

Едва он произнес это слово, как Эндрю Гэмбл внезапно бросился
на своего врага и в одно мгновение обезоружил его.

Полковник Блад был поражен.

Действие было настолько внезапным, а оружие так ловко вырвано
из его рук, что он замер от удивления.

-- Проходите туда, -- сказал Эндрю, злобно размахивая мечом
, как деревенский житель толстой дубовой дубиной.

Полковник Блад отступил на пару шагов, явно опасаясь своего мускулистого
противника.

"Злодей! ты перепел, -- сказал Андрей с диким смехом; — ты робеешь
и бледнеешь перед тем самым человеком, которому только что угрожал; но
не бойся, я не подниму, как ты, оружия на
беззащитного человека. Я мог бы забрать твою жизнь; ибо, пока в злосчастный день
твоя тень не омрачила нашу деревню, я был счастлив. Счастливый! да, счастлив
как король. Я любил и был любим в ответ, но твои адские козни
и лесть оторвали ее от меня; ты влил яд в
ухо любимой моей, ты научил ее презирать того, кто
добровольно положил бы свою жизнь за нее. Послушай, негодяй, твоя
подлость мне давно известна, но случай никогда не сталкивал
меня с тобой до сих пор, и здесь, на мельничном мосту, в
ночной тишине, позвольте мне сказать вам, что один или оба из нас должны
_умереть_!"

Эти слова были произнесены Эндрю Гэмблом с большим усилием.

Его мужественная грудь вздымалась, а голос дрожал, когда
он в нескольких словах открывал тайну и причину своей вражды незнакомцу
.

-- Умри! -- сказал Блад спокойно, но с дрожащей губой.

Он казался очарованным и прикованным к месту свирепым блеском
глаз Эндрю.

-- Умри! -- пробормотал он снова вполголоса.

«Да, _умереть_!» сказал молодой Гэмбл, с огненной гордостью. — Думаешь, я
хочу жить и видеть, как Эллен Хармер отдается другому? Могу ли я, могу ли я
жить теперь, когда единственная прелесть, которую жизнь имела для меня, украдена?»

— Я никогда не причинял тебе вреда, — холодно и собранно сказал Блад.

— Это ложь, злодей! — ответил юноша.
— Разве вокруг нее не было шпионов ? Разве ты не ослепил ее своими нечестными словами и
манерами? разве вы не написали ей десятки писем с приглашением
бежать из отцовского дома и стать дамой в Лондоне? Почему бы не
показаться в доме ее отца, как всякий честный человек? Зачем очернять
меня? Я не так хорош, как ты? Если ты мужчина, то и я; мы равны;
мишура и ленты на твоем коротком пальто делают тебя не лучшим
джентльменом, чем Эндрю Гэмбл, сын фермера. Нет, не криви
губу, но послушай меня. Эта встреча: она наша первая и последняя. Вы видите
этот меч, — страстно сказал Эндрю. «Между нами есть только одно,
мы его поделим».

Сказав это, он положил оружие себе на колено и сломал его пополам
.

-- Выбирай, -- сказал Эндрю, -- рукоять или острие, как хочешь.

-- Вы настроены на кровопролитие, -- сказал полковник. «Вы опрометчивы, дики
и не знаете, что делаете; вы и меня не знаете, а если бы и знали, то
дрожали бы при такой встрече. Я лучший фехтовальщик во всей
Англии.

-- А я хуже всех, -- сказал Эндрю. — Неважно, давай.

Полковник Блад взял острие сломанной шпаги и обмотал
платком толстый конец вместо рукояти.

У Андрея была толстая половина.

Два лезвия встретились.

Кровь была холодна, как лед.

На его красивом лице была улыбка уверенности и презрения
к своему деревенскому сопернику.

Андрей, напротив, был весь в огне и дрожал от поспешности и
волнения.

В схватке между двумя такими мечниками результат ни на мгновение не мог
быть сомнительным.

Эндрю сделал выпад, но полковник Блад ловко остановил его.

Однако его следующая попытка оказалась более успешной.

Андрей бросился на более близкое расстояние и уколол руку, из которой
обильно текла кровь.

«Проклятие!» — выругался разъяренный мечник. «Быть побежденным этим
деревенским клоуном — это вечный позор; тем не менее он не доживет до того, чтобы
этим похвастаться!

Он собрался с силами для последнего удара, который оказался бы
роковым для отважного крестьянина, но Андрей повернул голову полковника
.

На узком мосту завязалась отчаянная борьба.

Они схватили друг друга за горло.

Их оружие было заперто.

Одно мгновение решит все.

Силы каждого были примерно равны, и их борьба была гигантской
.

Но уловка спасла Блада.

Он быстро поставил одну ногу за ногу Эндрю и дал ему пятку.

Это было роковым для Андрея.

Он упал.

При падении полковник Блад нанес ему удар ножом.

Храбрый крестьянин с резким криком боли вскинул руки и
покатился в сияющую реку.

"Дурак!" — сказал полковник Блад с презрительной руганью, глядя
в яркую воду под собой, журчащую и бурлящую в
лунном свете. "Дурак! Как смеет деревенский болван переходить мне дорогу; да будет так
со всеми, кто посмеет встать на пути полковника Блада.

Он бросил красное лезвие в узкий речной ручей и перевязал себе
руку платком.

— Теперь о хорошенькой девице, — сказал он. «Если мне удастся вынести ее
, мое состояние будет сделано. Останавливаться! что это был за звук?»

Он стоял и слушал.

"Помощь! помощь!" — крикнул далекий голос. «Убийство! Помощь! помощь!"




ГЛАВА X.

ДЖОНАС ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СТРАННЫМ ПРИКЛЮЧЕНИЕМ.


Когда Джонас покинул своего хозяина, чтобы отправиться на свидание, он и не подозревал
о том, что его ждет.

Лошади и повозка были поставлены в условленном месте, и
Йонас, думая о большом вознаграждении, которое часто
обещал ему полковник, с нетерпением ждал заранее условленного сигнала.

Теперь, как мы видели, Миллер Хармер был проинформирован об этом
таинственном незнакомце в Дарлингтоне, наблюдал за ним и его
слугой и даже слышал заранее подготовленный сигнал.

Он давно вздыхал о случае встретиться с дерзким
незнакомцем, который так хитро подкрался к благосклонности его
дочери, но имени, звания и намерений которого он не знал.

Первым делом нужно было заручиться помощью.

Он сразу пошел в карцер и сообщил властям о
своих подозрениях.

-- Это может быть один из тех парней, которые прошлой ночью явились в масках и
спасли Боба Бертрама, -- сказал дородный офицер, возмущенный мыслью о
позоре, который они таким образом обрушили на них.

Здесь следует пояснить, что Нед из Лесного Огня и его конюх произвели
спасение Боба так, как описано, около часа
ночи, когда вся деревня погрузилась в сон, а два
констебля на страже были навеселе.

«Если бы это был только один из них, — сказал старший офицер, — я бы
дал сто золотых, я бы дал, потому что я никогда не успокоюсь,
пока не проломлю одному из них черепа; подлые дьяволы, которые
приходят, когда их никто не ждет, и пробиваются в
тюрьму и из нее».

Эта мысль была одинаково подхвачена всеми.

Их очень раздражало то, что два юноши имели
наглость и смелость наброситься на охранника камеры и избить его, как это
сделали Нед и конюх Тим из Лесного Огня.

Если бы Нед предупредил, что идет спасать Боба,
констеблей, конечно же, была бы дюжина сильных, чтобы противостоять
ему, и они считали это «честной игрой».

Но теперь, когда Миллер Хармер сообщил, что в деревне есть не
один подозрительный незнакомец, констебль убедился
, что это те самые двое, которых он так хотел поймать.

Судя по суете и приготовлениям полудюжины констеблей,
доблестные блюстители общественного спокойствия задумали
взять штурмом какой-нибудь замок или крепость.

С фонарями, посохами и дубинками они выступили вперед.

— Веди, мистер Миллер, — сказал шеф, застегивая камзол.
- Веди-с, мы дадим двум негодяям такую одежду, какой они
еще никогда в жизни не ели.

Старый Хармер проводил констеблей на свою мельницу.

Он отпер огромные двери и впустил их.

Они спрятались за опускающейся кучей мешков с кукурузой и мукой
и затемнили фонари.

-- Держитесь, мои весельчаки, -- сказал начальник отряда. "Стоять твердо;
и когда будет дан сигнал, арестуйте негодяя, когда он войдет».

Миллер Хармер подошел к полуоткрытой двери.

Он трижды пронзительно свистнул с интервалом примерно в полминуты
.

«А вот и злодей», — сказал Хармер, прячась.

В этот момент было замечено, как Йонас приближается крадучись, по-кошачьи
, ползая под тенью деревенских деревенских коттеджей
.

Было замечено, что он останавливался раз или два и украдкой оглядывался вокруг.

Он не знал почему, но чувство подозрения заверило его, что
план его хозяина по похищению Эллен Хармер каким-то образом будет включать в себя
сильные удары, если не разбитые бра.

Поэтому он вооружился толстой короткой дубовой дубиной,
которую спрятал под плащом.

Подойдя к дверям мельницы, он почти готов был снова убежать.

«Мужайтесь, Джонас, мужествуйте, — сказал он себе вполголоса. «Помни,
что тебе уготована богатая награда. Полковник, мой барин, смелый
, храбрый дьявол, и я должен быть таким же. Так и я, — сказал Джонас,
хлопая себя по груди. «Кто знает, каким джентльменом я стану в один из
таких прекрасных дней, если все пойдет хорошо? Разве это не будет грандиозно? Мужайся
тогда, Джонас; никто, кроме храбрых, не заслуживает ярмарки. Вперед! награды
и почести ждут вас! Впрочем, этот свисток не очень походил на
хозяйский, — подумал он, — и все же должен быть. Вот оно снова. Все
правильно; девушка обеспечена. Вперед, Джонас; научите этих деревенских
жителей тому, из чего сделаны храбрые лондонцы».

Он полз к мельнице медленно и очень осторожно, и надо
признаться, что ноги у него сильно дрожали под ним, а зубы
стучали.

-- Он идет, -- сказал мельник полушепотом. «Приготовьтесь
принять его».

Джонас подполз к полуоткрытой двери мельницы и вгляделся в
темноту перед собой.

— Это вы, хозяин? он прошептал.

— Да, — последовал мягкий ответ.

— Вы доставили девушку в целости и сохранности?

«Ага».

— Не удивится ли старый мельник утром, когда обнаружит, что ее
нет, ха! ха!» усмехнулся Джонас.

Он переступил порог и очень удивился, увидев, что
за ним закрылась дверь.

Прежде чем он успел вздохнуть свободно, длинный посох был направлен ему в
голову.

Удар был благонамеренным, и к тому же сильным; но он не попал
в нужный предмет и упал с сильным треском на голову констебля
по ошибке в темноте.

Громкий стон и проклятия последовали за падением дубового посоха.

В одно мгновение Джонас все понял.

Он попал в ловушку, и спастись невозможно.

"Ой! кровожадные негодяи!» он застонал. «Этот удар предназначался
мне».

Он достал свою маленькую дубинку и стал возиться с ней направо и налево
в темноте.

Затем он упал на руки и колени и выполз из среды
своих врагов.

Полная темнота не позволяла офицерам видеть, что они делают
или должны делать.

Но они били направо и налево между собой, и некоторые из них были
сбиты с толку Джонасом.

«Я поймал его! Он у меня! — взревел главный констебль. «Он пытался
пролезть сквозь мои ноги, но не смог».

— Тогда отдай ему! сказал другой.

И конечно главный констебль _did_ дал его ему.

Но между ног у него был не тот человек, и он колотил по
спине несчастного распростертого товарища, словно бил в
большой барабан.

Крики, ругательства и стоны теперь были слышны со всех сторон.

Йонас, юркий, как обезьяна, взобрался на мешки с мукой, сваленные в кучу
справа и слева.

Его собственный вес опрокинул их.

Они упали среди бойцов и сбили нескольких из них.

Старый Хармер, удивившись перемене положения вещей и
опасаясь, как бы Джонас не сбежал, бросился к длинной веревке и потянул за
мельничный колокол, висевший на старой башне.

Он рванул прочь и переполошил всю деревню. Не прошло и пяти минут , как полураздетая

мужская часть жителей деревни выбежала из своих домов. Лаяли собаки, кричали мужчины, кричали женщины, плакали дети. Все было теперь сцены большого волнения и беспорядка. Некоторые, вооруженные кочергами, щипцами, старыми ржавыми шпагами, вилами и дубовыми дубинами, ринулись по деревенской лужайке. «На мельницу! На мельницу!» заревел какой-то. «Это Команда Скелетов!» — кричали другие. «Они убили мельника и сбежали с Эллен!» «Констебли наполовину убиты!» «Вперед, ребята, вперед!» Эти и подобные крики теперь были слышны со всех сторон. Крестьяне побледнели и испугались при одном упоминании команды скелетов, потому что они давно знали, какой дикой и безжалостной бандой они были. Многие при одном лишь упоминании команды скелетов снова вбегали в свои дома и запирали двери. Многие упали на колени и начали очень быстро бормотать свои молитвы. Однако несколько дюжин или более мужественных, широкоплечих парней смело побежали к мельнице и ворвались туда . ошибка. Однако, когда они это сделали, они начали очень яростно ругаться друг с другом ; не слышали они и вздохов и стонов главного констебля и его несчастных последователей, полузадушенных мешками с мукой. Они обыскали мельницу со всех сторон, но целых полчаса так и не смогли обнаружить мастера Йонаса. Этот достойный юноша перелез через мешки и поднялся на третий этаж мельницы. Он искал во всех направлениях какие-нибудь способы спастись, но не нашел ни одного. Разъяренные крестьяне, ведомые самим старым Хармером, гуськом поднялись по лестнице и устроили энергичный обыск. Они привезли с собой несколько собак, чтобы помочь в этом деле. Один из них, более усердный в своих поисках, чем другие, учуял мастера Йонаса, который прятался за мукохранилищем. Он мог бы остаться там надолго, неизвестный искателям, но собака мельника так тихонько укусила Джонаса за ногу, что тот издал достойный вопль от боли. "Он здесь!" — Он у нас! — Нет, не слышал, — сказал Джонас. Внезапным прыжком он выскочил из своего укрытия и бросился к двум люкам, через которые мешки поднимались снизу . Они были открыты; а перед ним почти до земли свисала длинная веревка. Он ухватился за это и начал скользить вниз с ловкостью акробата. Но с ним случилось несчастье, которого он меньше всего ожидал. Кран вытолкнул из стены, и, к ужасу Йонаса, он оказался болтающимся прямо над мельничной плотиной! «О злодеи-убийцы! Что мне теперь делать?» подумал несчастный слуга. «Вытолкнули кран, и вот я танцую между небом и глубокой мельничной плотиной». "Отрезать веревку! отрезать веревку!" «Утопить подлеца!» «Он не может сбежать!» «Опустите веревку!» — Нет, режь, режь! — взревел старый Хармер. «Д-н веревку, так что мы поймаем злодея». По доброй воле несколько человек принялись резать и рубить веревку. Джонас почувствовал вибрацию веревки и закрыл глаза. — Теперь все кончено, — сказал он. — К черту полковника и весь Дарлингтон вместе взятый. Хотел бы я снова быть в безопасности в Лондоне. Если это великая награда, которую обещал мне полковник, то смущение ему. У Джонаса возникло мимолетное желание помолиться, но он был таким легкомысленным плутом, что давно забыл о них. — Вот так, вот так, — закричали многие голоса. "Помощь! убийство! воры! головорезы! Помогите помогите!" — закричала дюжина голосов. Это был шум и суматоха, которые услышал полковник Блад, когда бросил последний взгляд на Эндрю Гэмбла, которого унесло течением . Но ему и в голову не приходило, что вся эта далекая шумиха была вызвана игрой на натянутой веревке его человека Джонаса. После сильного удара веревка наконец была разорвана! Под крики и аплодисменты прохожих Йонас с громким всплеском упал с двадцатифутовой высоты прямо в глубокую мельничную плотину ! «Выловите его, выловите его, ребята; мы не должны позволить мошеннику сбежать от нас сейчас. Он один из тех, кто спас Боба Бертрама». Бедняга Йонас поднялся на поверхность и в отчаянии вцепился в ветку нависшего дерева, на некотором расстоянии от края плотины. Через мгновение жители деревни были очень заняты вилами, граблями и тому подобным, «вылавливая его». Один парень скорее энергично, чем рассудительно, прицелился длинной вилкой, но промахнулся и нанес Йонасу болезненный толчок в почетное место вместо того, чтобы зацепить его одежду, как предполагалось. -- Пять золотых тому, кто поймает злодея, -- взревел главный констебль, который, пыхтя и дуя, бросился на место происшествия. Обещанная награда вызвала у присутствующих очень большое волнение . Теперь веревка была куплена. С большой ловкостью кто-то из присутствующих сделал в нем петлю и очень ловко накинул ее на голову Ионы. — Отъезжайте, ребята, — сказал канатометатель. — А теперь все вместе! — Ты задушишь варлета, — сказал кто-то. -- Шансов мало, -- сказал метатель канатов, -- мало шансов, так что мы добудем его живым или мертвым. -- Итак, -- сказал другой, -- в целом; сильное натяжение и длинное натяжение, учтите». Они так энергично тянули веревку, что меньше чем через минуту Йонаса вытащили на берег, наполовину задушенного и наполовину утонувшего. «Свет хо! свет здесь!» — закричала дюжина голосов, и тут же были принесены фонари. "Это он! это один на них! — сказал главный констебль. «Я мог бы сказать ему из ста; это он рыскал по Дарлингтону и спас Боба Бертрама. «Каждый дюйм его тела выглядит злодеем», — сказал старый Хармер. «Мне жаль, что у нас нет другого; он худший из двоих; и негодяи недовольны тем, что они уже сделали, и должны придумать план побега с моей дочерью Эллен. "Ужасный!" "Ужасный!" стучал и то, и другое. -- Развяжите веревку, -- сказал старшина, -- по крайней мере, ослабьте ее немного ; мы пока не хотим его вешать. "Нет; это веселье должно прийти», — сказал другой с громким смехом. «Возьмите его, ребята; Я пойду со светом!» — сказал главный констебль. И беднягу Йонаса потащили в тюрьму с длинной петлей на шее. Он был мокрым и промокшим до мозга костей. Его бедра были в синяках и ранах от наручников, зубцов вилки и собачьих укусов. Его ноги дрожали под ним. Собаки лаяли на него, мужчины смеялись, а женщины хлопали в ладоши. Он был брошен в тюрьму начальником полиции с выражением профессиональной гордости и триумфа. — Как-то попался один из негодяев! сказал он. Мокрый и измученный, и представлявший собой очень жалкое зрелище, мастер Йонас был заключен в камеру. Селяне столпились вокруг него и смотрели сквозь тюремную решетку, разинув рты, как будто смотрели на какое-то странное, полуприрученное животное в бродячем зверинце. Но что стало с его хозяином, полковником Бладом? Следующая глава покажет. ГЛАВА XI.   ПОХИЩЕНИЕ — ТАНЕЦ СКЕЛЕТОВ — ПОСЛЕДСТВИЯ — УЖАСНЫЕ ДЕЛА В ДЕРЕВНЕ   . Звуки, которые на мгновение услышал полковник Блад, возбудили в нем смелость, и, медленно и спокойно переходя мельничный мост, он решил найти какое-нибудь объяснение по этому поводу. Но сам шум и суматоха, царившие в доме, принесли ему бесконечную пользу в том, что касалось его задуманного плана с хорошенькой Эллен Хармер. Ее отец, мельник и все жители деревни, как мы видели , были весьма возбуждены и сильно возмущены поведением Ионы. Некоторые стали говорить о том, чтобы завтра же повесить несчастного слугу, и, как ни было темно, собирались группами, обсуждая этот предмет с большим оживлением и многими гневными жестами. Но именно эта путаница помогла смелому, бессовестному полковнику. Он подошел к дому мельника и обнаружил, что он пуст. В доме не было ни души, кроме самой Эллен. Наполовину ошеломленная странными историями, которые она слышала, Эллен осталась в своей комнате, дрожа от того, что Команда Скелетов находится в деревне. В гостиной мельника тускло горела единственная лампа. Полковник Блад, подкравшись к дому, был доволен тем, что она была одна. «Настало мое время, — сказал он. «только храбрые заслуживают справедливого; сейчас или никогда». Он смело вошел в дом, поспешно отворил дверь гостиной и вошел в квартиру. Эллен стояла на коленях и молилась, и ее лицо было смертельно бледным. Она внезапно вздрогнула, увидев, как вошел красивый незнакомец. "Летать! Беги, спасай свою жизнь, прекрасная дева, — сказал Блад с акцентом тревоги. — Что означает это вторжение, сэр? — сказала Эллен, выпрямляясь во весь рост и с гордым видом. — Что означает это странное вторжение? — Это означает, мисс Хармер, что на деревню напала эта отчаянная банда, именуемая Бригадой Скелетов, и что они полны решимости убить всех, кто им противостоит. Летать! Умоляю вас, не медлите ни на мгновение, иначе все может быть потеряно!» "Сэр!" — воскликнула Эллен вполголоса, не доверяя своим чувствам и все же не зная, верить или не верить словам полковника. -- Нет, не переставай вести переговоры, дорогая Эллен, -- сказал Блад, беря ее за руку . «Нельзя упускать ни единого момента в объяснении. Почувствуйте удовлетворение тем, что я говорю правду. Твой отец послал меня; он умолял меня провести вас в безопасное место до тех пор, пока ужасная Отряд Скелетов не уйдет снова. «Сэр, все это может быть правдой, но откуда мне знать это наверняка?» «Нет; не сомневайтесь: от этого может зависеть ваша жизнь». — И моя честь тоже, сэр, — сказала Эллен с гордым видом. «Честь мне дороже жизни». «Великое терпение!» — раздраженно сказал Блад. — Разве ты не спасешь жизнь своему отцу? — Жизнь моего отца? — спросила Эллен, внезапно меняя цвет. — Значит, он в опасности? "Он. Теперь он во власти Команды Скелетов, и если вы задержитесь здесь еще на пять минут, вас наверняка утащит в плен их главарь Крыло Смерти. -- Куда же ты поведешь меня? «В Дарлингтон-холл. Сэр Ричард и его слуги выступают против этой знаменитой банды. По желанию старого сэра Ричарда, а также по желанию вашего отца, я пришел сюда. — Значит, вы известны сэру Ричарду? — Да, честный. Я его племянник. Я использовал обман с вами до настоящего времени; но время уже прошло для всего этого. Я племянник сэра Ричарда. Давай, лети со мной в Зал, это единственное безопасное место. Вспомни ужасные сцены, которые разыграла на побережье эта ужасная банда, и немедленно беги». Эллен, казалось, была ошеломлена всем, что она услышала, и машинально накинула на плечи легкий платок. Через несколько мгновений она покинула отчий дом, сбитая с толку и обманутая маслянистым языком самого великого и бесстрашного негодяя, когда-либо жившего на свете. -- Сюда! Сюда! — вежливо сказал Блад. «Скорей, прекрасная, скорей!» Он обвил грубую, сильную руку за талию девушки и помог ей пройти. — Этот путь ближе всего, — сказал он с мрачной улыбкой удовлетворения, когда они оба поспешно подошли к мельничному мосту. Когда они собирались переправиться, несколько досок, старых, расшатанных и гнилых, зловеще заскрипели, и ветер уныло вздохнул. Эллен остановилась на мгновение. Ее глаза увеличились в два раза по сравнению с обычным размером. Она увидела на мосту что-то, что напугало ее. "Что это такое?" — сказала она, задыхаясь, указывая на что-то красное на досках. "Ой! ничего, ничего, красавица, — сказал Блад, мрачно улыбаясь. — Но это что-то, — сказала Эллен, побледнев и пристально вглядываясь. "Смотреть! смотри здесь — и здесь — и здесь — это большие комки крови! "Невозможный!" — холодно сказал Блад. "Да, они; а здесь, — сказала она, — часть сломанного меча. Как все это произошло? Нет, не торопите меня вперед. Я дрожу — мои ноги отказываются идти, потому что я боюсь, что что-то ужасное может преградить мне путь». "Ерунда! вздор, прекрасное существо! — сказал Блад. «Если что-то и произошло, так это все действия этой ужасной банды Скелетов. Больше ничего. Если вы хотите убежать от себя, немедленно последуйте моему совету . «Я буду, я буду», — сказала Эллен Хармер, дрожа всем телом. Она и полковник прошли половину моста, когда оба внезапно остановились. "Что это было?" — сказала дочь мельника, бледная как смерть. — Что это был за голос? -- О, ничего, ничего, красавица; это был только ропот ветра в ивняках на берегу реки или, может быть, журчание воды. Давай, скорей, говорю! «О, помогите! убийство!» вздохнул голос неподалеку среди кустов изы. «Н-нация!» - прорычал Блад, наполовину про себя, - этот хам еще жив! Был бы он мертв за тысячу крон! Ну же, милая, не думай больше об этом; уверяю вас, это было только ваше воображение, ничего более . — О, помогите! вздохнул голос снова, слабо. «Эллен Хармер, я умираю! Остерегайтесь придворного злодея! Помощь!" — Он зовет меня по имени, — сказала Эллен, краснея. «Отпустите меня, сэр; и если вы мужчина, помогите мне узнать, кто и что это за несчастное существо! "Помощь!" слабо вздохнул голос из-за деревьев. — Это голос Эндрю, — сказала Эллен. « Здесь заработала какая-то гнусная подлость ; эта кровь на досках принадлежит ему!» "Помощь!" — Это голос Эндрю Гэмбла. «Н-нация!» — прорычал Блад, а затем убедительным голосом: — Иди, прекрасная, иди; 'это все воображение, поверьте мне! Слушай! вы слышите громкие крики жителей деревни? Ну, поспешим; Команда Скелетов вырезает всех, кто попадется им на пути. Приходи, скорей!» Блад обнял Эллен за талию своей сильной рукой и наполовину уговорами, наполовину силой унес ее прочь, бледную, дрожащую и скорее мертвую, чем живую. «Эгад! «Хорошо, что я применил мягкую силу к хорошенькой девице, — сказал он, — иначе она бы все узнала. Я должен вернуться, если возможно, и придать этому деревенскому стилю последний штрих; ни в коем случае нельзя позволять ему выздоравливать и болтать по деревне, иначе нас выследят до Лондона, и тогда все веселье закончится. Ей повезло, что она не посмотрела в правильном направлении, как я, иначе она увидела бы мастера Эндрю, вымытого рекой среди камыша на берегу. Я только что увидел его лицо в прерывистом лунном свете; каким белым и ужасным он выглядел!» Ему так не терпелось унести Эллен Хармер в свою карету, что он даже взял ее на руки. Он объяснил это борющейся горничной, сказав, что их преследуют. Изнуренная, слабая, бледная и не сопротивляющаяся, Эллен Хармер была так напугана всем услышанным, что ей понадобилось совсем немного, чтобы убедить ее в том, что все, что сказал Блад, было правдой. Мягким языком обманщика он утешал ее; в то время как с силой молодого быка он с величайшей легкостью сорвал свою прекрасную добычу. «Хорошая работа на ночь», — подумал он, торопясь вперед; «Его величество щедро вознаградит меня за все эти хлопоты и, кто знает, может возвысит меня до пэра, ибо многие люди получали такую награду за то, что делали меньше, чем я». Так размышлял он, продолжая свой путь. Вскоре он подошел к тому месту, где Йонас согласился поставить свою карету и лошадей. Правда, его собственная верховая лошадь была там, но не повозка. "Как это?" — прорычал Блад. «Неужели этот дурак Йонас не мог меня неправильно понять? Я сказал ему около этого места. Он уже подходил к церкви и решил подождать возле старой арки рядом с деревенской лужайкой с майским шестом, пока не появится Йонас с каретой. Он оставался в тени старой арки, но все было тихо. Деревенская лужайка с майским шестом опустела. Не было видно ни души. Он набросил свой плащ на дочь мельника и попытался ее утешить. Внезапно он был поражен увиденным. Его собственный экипаж подмчался и пронесся мимо него с бешеной скоростью. Водитель был скелетом! Позади кареты мрачными очертаниями стояли два скелета лакея в треуголках и все такое прочее. Внутри полковник Блад увидел четырех или пятерых скелетов, которые ухмылялись и отвратительно смеялись, когда смотрели в окно и торжествующе пожимали своими костлявыми руками. Среди пассажиров внутри полковник Блад увидел двух заключенных. Один был кучером полковника, другой лакеем бедняги Ионы! Эллен Хармер не видела этого неземного и жуткого видения, потому что плащ Блада был ловко наброшен на ее голову и лицо в тот момент, когда странный и ужасный кучер появился в поле зрения. Надо признать, что эта карета, набитая мрачными скелетами, наполняла полковника изумлением, если не страхом. -- Никогда бы не поверил, если бы не видел, -- размышлял дерзкий полковник. В эту минуту его ужас даже удесятерился, как и ужас прекрасной Эллен. На деревенской лужайке послышался громкий смех. Это звучало не так, как у смертного. Он поспешно повернул голову, как и Эллен. Они оба смотрели сквозь старую арку на Майское дерево. Зрелище, которое они тогда увидели, было ужасающим. Вокруг Майского шеста танцевал круг скелетов! На нем сидел мрачный скелет и играл пронзительную дьявольскую музыку на какой-то флейте, сделанной из человеческих костей. У одного из танцоров был бубен со звоном колокольчиков. Когда они танцевали и прыгали в самых фантастических стилях, они уныло пожимали своими костлявыми руками, от чего у полковника Блада снова поползли мурашки. Как только Эллен Хармер увидела это ужасное представление, она снова упала в объятия Блада. Теперь она полностью поверила всему, что сказал ей полковник, и полагалась на его защиту как на человека чести. Она была слишком напугана, чтобы говорить, и сильно дрожала, когда полковник поддерживал ее. Но Блад казался прикованным к месту. Он смотрел и снова смотрел на ужасный танец скелетов. Он никогда не мечтал когда-либо увидеть что-то настолько отвратительное или ужасное. «Кто и что они?» сказал Блад, вполголоса; «Они люди или черти?» «Дьяволы!» — сказал хор невидимых голосов. «Кто зарезал Эндрю Гэмбла?
















































































































































































































































































































































































































































































































































Ха, ха! Кому захочется бежать с хорошенькой дочерью мельника Хармера
, а? Иди, скажи своему господину, что ты видел, иди, скажи ему; он
может однажды ожидать нас. Прочь, полковник Блад, прочь!

Эти слова были произнесены с такой свирепостью и с таким шипением
, что у Блада резало уши.

— Я не боюсь ни людей, ни дьявола, — свирепо прорычал он в ответ.

Но постоянный вид странного, дикого танца скелетов, казалось,
выводил его из себя.

Он схватил Эллен Хармер за талию и с величайшей легкостью
вскочил в седло.

«Эти черти схватили мою карету и слуг, — сказал он, — но
хорошо, что они не обнаружили мою лошадь здесь, под воротами, а то
все пропало бы».

Оседлав свое великолепное животное, полковник не
заметил, что к нему подошли танцоры-скелеты.

Когда он посмотрел направо и налево, то обнаружил, что его окружают
мрачные ученики Крыла Смерти, мрачного вождя скелетов.

С криком и ругательством удивления и досады он поднял свой
хлыст и проложил себе путь среди окружающих его людей.

Он пришпорил свою лошадь и рванул вперед по дороге в сторону
Лондона, а перед ним в седле сидела Эллен Хармер.

Он не прошел и двух миль, как обернулся, чтобы выяснить причину
отдаленного грохочущего шума. Недалеко от себя он различал собственную карету, за которой гнался кучер-скелет! Головы скелетов высовывались из окон по обеим сторонам кареты, они размахивали своими длинными руками и встряхивали их в жестах дикой
мести.
«Преследовали!» подумал Блад; «и этой ужасной группой».
Он глубоко вонзил шпоры в бока своего доблестного скакуна и помчался со скоростью ветра. Но отряд скелетов медленно и верно настигал его.
Теперь это была гонка не на жизнь, а на смерть!

CHAPTER I.

THE MERRY PARTY AT THE “BLACK BULL”—THE STRANGE HORSEMAN AND RAMBLING
BOB.


The incidents of this strange and exciting story occurred more than a
hundred years ago.

       *       *       *       *       *

It was in the month of December, and all the country was covered with
snow to the depth of more than a foot.

The moon shone brightly over the pure white landscape, and, as far as
the eye could range, nought was to be seen but leafless trees, which
bowed and shook in a stiff north-west breeze, and their melancholy
flutterings seemed to be like gentle moans and sighings at the white
death-like pall which covered nature far and wide.

The pretty and picturesque village of Darlington was near the sea,
and not more than fifty or sixty miles from London, and was situated
in a pleasant valley on the main road, through which mail coaches
were wont to pass both night and day.

The inhabitants had been long a-bed, for the chimes of the village
church had tolled the solemn hour of midnight, and not a light could
be seen anywhere save at the “Black Bull,” for on that memorable
night some few of the villagers were celebrating the Christmas
holidays at the comfortable inn with a merry country dance among
themselves.

The sounds of fiddles and a flute, and the skipping of feet, could be
heard, both in the parlours and tap-room.

Merry laughter and boisterous jollity resounded on all sides, and
the light-hearted shouts of both men and maidens were caught up and
echoed by the passing breeze.

The night, though clear and bright, was bitter, bitter cold, and
every door and window of the “Black Bull” was firmly closed, and many
fires were crackling within.

On a bench outside the tavern, and in part concealed by the deep
shadows of its old, overhanging thatch-covered eaves, sat a
powerful-looking youth with stick and bundle.

He sat there listening to the music inside, and more than once heaved
a deep sigh.

It was almost impossible to see his features, but what little could
be discerned showed that he was a handsome-looking and powerfully
built rustic youth of about eighteen years of age.

He seemed desirous of remaining concealed in the deep shadows of the
house, for he crouched close under the shadow of the overhanging roof.

If any one had been close enough to observe him they would have
perceived that this country-looking youth not only frequently sighed
but that more than once he hastily, and in an angry manner, dashed
away from his eye a stray tell-tale tear-drop that trickled down his
sun-burnt cheek.

He listened to the merriment within, and more than once a faint
sickly smile lit up his handsome features.

The noise of loud laughter continued within, but all at once a
labourer’s voice was heard, who shouted out, in stentorian tones—

“Come, lads and lasses, I’ll give ye all a toast! Fill up yer glasses
to the brim, and do justice to it.”

“Hear! hear!”

“What is it, Mr. Chairman?” said one and another.

“Let’s have it, Hodge.”

“Well,” said Hodge, rising in his chair, glass in hand, whose shadow
the young stranger could see reflected on the parlour blind; “well,
lads and lasses all, here’s long life and good luck to our good, kind
old master, Farmer Bertram! his health with three times three.”

The toast was responded to with a boisterous “three times three,”
which shook the glasses on the table till they jingled, and made the
windows tremble again.

The young man, when he heard this toast proposed, rose from his seat,
and, picking up his bundle and stick, walked hastily away, with
downcast head.

He had not gone far along the beaten snow track in the middle of the
road ere he turned his head, and saw the figure of a single horseman
approaching at a hard gallop!

The horseman rode a splendid coal-black mare, which seemed to fly
over the ground with wonderful grace and ease.

The rider, himself, was elegantly dressed, and muffled up to the chin
in a stylish great-coat, while his three-cornered hat was drawn over
his eyes, and shaded his features so much that no one could scarce
see his face distinctly.

When he approached the “Black Bull,” he stopped for a minute, as if
undecided whether he would dismount or not.

After a time, however, he put spurs to his horse once more, and soon
overtook the youth with his stick and bundle, who was slowly and
thoughtfully walking along.

“Bitter cold night, friend,” said the horseman, checking his steed
into a slow walk.

“Yes, it is,” was the sullen answer of the youth.

“Why are you not at the ‘Black Bull’ to-night?” said the rider, with
a hoarse laugh. “Some of the lads seem to be enjoying themselves
there in fine style. What made you leave so early?”

“Wasn’t there at all, if you _must_ know.”

“Not invited, I suppose?”

“No; nor didn’t want to be.”

“Why not? Are you not fond of singing and dancing?”

“Yes; as much as any one; but still I wouldn’t go there to-night for
any money.”

“Why not?”

“Because they’re keeping up Farmer Bertram’s birthday.”

“Oh, indeed,” said the strange, young-looking horseman. “You don’t
like Farmer Bertram, then, I suppose?”

“Yes I do. But he hates me though, I do believe,” said the youth,
with a sigh.

“He discharged you from the farm, I suppose. What was it for? getting
drunk, or poaching?”

“Neither. I wasn’t discharged at all. I left on my own account. If I
wanted to work about these parts, I could get plenty to do from Sir
Richard Warbeck, at Darlington Hall, that white house yonder on the
hill, among that cluster of old oak trees.”

“You know Sir Richard Warbeck, then?”

“Aye, and have done this many a year; his adopted sons, too—Charley,
as is now in London, and Wildfire Ned, as we call the brave lad, as
lives up the Hall. I know ’em both, well.”

“You seem to know all about the people living around Darlington, I
perceive.”

“I do. Who should know ’em better than _me_?”

“Who are you, then, my friend?” said the horseman, with a quick
glance.

“They call me Rambling Bob, but Bob Bertram is my real name.”

“Bob Bertram?” said the stranger, with a glittering eye. “What, the
only son of Farmer Bertram of Four Ash Farm?”

“Right, sir. Do ye know him?”

“Me? Bless the man, no!” said the horseman. “I don’t know any one
hereabouts. I am on my way to a neighbouring village on urgent
business.”

“More’s the pity then,” said Bob. “You might travel a long way afore
you’d find a nicer or kinder old gentleman than Sir Richard Warbeck,
at Darlington Hall.”

“So I’ve heard; and he’s very rich also, I am told.”

“There’s no mistake about that, sir. He’s a magistrate in the city of
London, and is director of one of the best banks there. He adopted
two orphan boys, and brought ’em up as his own sons. One’s in the
London bank; but young Wildfire Ned, as we call him, won’t do nothing
but go to sea. If they only mind themselves they are sure to fall
into all Sir Richard’s money. If they don’t, though, and should go
astray, they will have the door slammed in their face, as I had
to-day.”

“You? by your father, Farmer Bertram?”

“Yes; and all because some time ago I picked up with a poor village
lass as I loved as dearly as I love my life, and promised for to
marry.”

“And did your father turn you out of house and home on that account?”

“He didn’t turn me out ’zactly,” said Bob. “I left, and went to
sea for a few months. I was wrecked on the coast here a week back,
without money or anything ’cept what I stand up in, and these
leggings were given me this very day by Sir Richard’s gamekeeper as
knows me, so I should go up to the farm and see the old man decent
like.”

“And what did Farmer Bertram say to you?”

“Why, cause I had made up my mind to marry the lass I loved best, and
father the child sleeping at her breast, he slammed the door in my
face, and refused to give me a shilling.”

“That’s rather hard for a father to do,” said the horseman, with a
cunning glance. “And what do you intend to do with yourself to-night?

you try to get a situation of some kind?”

“That’s what I want to do; but my clothes are so shabby I don’t like
to call on any one I knows. I shall creep into the old man’s house,
and sleep there to-night, somehow, when all is quiet; but for an hour
or two I shall stay in yonder old barn beside the road.”

“Oh! it’s a very hard case,” said the stranger; “particularly when
you are the only son, and the old man is rich.”

“Ha, stranger; but better times are coming, I hope.”

“I’m glad you think so. Well, good night. Here’s a piece of silver to
help you along,” said the horseman, offering money to the seedy and
needy farmer’s son.

“No thank you,” said Rambling Bob, with a look of offended pride.
“I’m not come to begging yet. I am strong enough to work for my daily
bread without charity from strangers.”

“What! so poor, and refuse money? Ha! ha! quite a stoic, I perceive.
Well, Mr. Bertram, if you will not take money, I’ve another offer to
make. I have taken a fancy to that heavy, knobby stick you carry.
Will you sell it?”

“I don’t mind that,” said Bob.

A bargain was soon concluded; the bludgeon changed hands for a
guinea, and the stranger went his way.

That pleasant-speaking young horseman, muffled up to the eyes, was _a
deep designing villain_!

He knew well all about Farmer Bertram’s affairs, and his son’s also.

Had Rambling Bob only known him at the moment, and fathomed his deep,
dark designs, he would have been spared much misery in after life,
and others also.

But of this young stranger we shall quickly hear more.

Let us follow him.

He rode direct to see Farmer Bertram at Four Ash Farm.

As he approached the old farm-house, standing some distance from the
road, he stepped under a cluster of trees.

In a very mysterious manner he pulled out of his belt a pair of
pistols and examined them.

“They are all right,” he said, with a bitter smile. “It is best to be
prepared, I may want to use them.”

Having done this, he rode up a lane and in a few moments stood
rapping at the farm-house door with his riding-whip.

“House ho!” he shouted, in a hoarse and unnatural voice.

In a second the door was opened by an aged woman.

The horseman dismounted, and entered the house.

As he did so, the watch dogs began to howl in a most horrible and
hideous manner!

The stranger heard it.

His face turned to an ashy paleness, as he thought——

“That dismal howling, I have been told, is always looked upon by
superstitious country people as an omen of death!”

It _was_ an omen of death!




CHAPTER II.

FARMER BERTRAM RECEIVES A VISIT FROM BOLTON—BOLTON’S TREACHERY.


Farmer Bertram was in bed when the stranger entered, having had a
fall from his horse while hunting.

The horseman said his business was of such pressing importance that
he must see the farmer at once.

Bertram recognized the name, and directed his old servant to admit
the stranger to his chamber at once.

“From Mr. Redgill, I believe?” said the farmer. “Are you his son?
Excuse me not rising to receive you, but I am unwell. I intended to
go to London in a day or two, and settle with Mr. Redgill at once,
for I have collected all my rents, and sold my crops to advantage, so
that I have got a good bit of ready money by me, much more than will
pay off the last instalment of the mortgage he holds against me. Let
me see,” said the farmer, opening a writing-desk near his bedside,
“Let me see, here are the receipts; yes, one signed for ;300, a
second for ;200, and a third for ;1,000, and now I owe him ;2,000
more. What a striking likeness there is between you and Mr. Redgill,
though; now I come to look at you in a clear light, I would have
sworn that you were his son.”

“Indeed!” laughed the young stranger, in an uneasy manner. “You have
detected a likeness; most people say the same; but I am _not_ his
son, and, what is more, no relation either. You have heard of young
Bolton, Mr. Redgill’s travelling and collecting clerk? Well, _I_ am
he.”

“And is Redgill in such a hurry for his money that he has sent you to
collect it? Why, he expressly told me to use my own time, and call
myself with it whenever I liked. I’m sure I have always been punctual
with him.”

“I do _not_ come for the money by any means,” said Bolton; “Mr.
Redgill would not so insult you as to distrust your well-known
honesty.”

“Because, if even you _did_ call for the money, I should not have
given it to you,” said the old man, smiling, “;2,000 can’t be trusted
in everybody’s hands, you know, and although you may be as you say,
Mr. Bolton, Redgill’s travelling and collecting clerk, _I_ am not to
know that; _I_ have never seen you before, as I know of.”

“True,” said the stranger, smiling blandly; “I commend your prudence,
Farmer Bertram; but the truth is, I was travelling to Portsmouth on
business for Mr. Redgill, and stopped to bait my horse at the ‘Black
Bull,’ and found some of your labourers enjoying themselves.”

“Yes, I gave them a treat to-night as it’s my birthday. I would have
gone among them myself, only I felt very much upset by the wild
behaviour of my only son Robert.”

“Exactly, and it’s about _him_ that I have come so far out of my way,
in order to inform you of him, and to _warn_ you.”

“_Warn_ me!” said the farmer, suddenly changing colour, and with
looks of distrust at the stranger’s uneasiness of voice and manner.

“You have had a quarrel with him to-day, and slammed the door in his
face.”

“I did. Who told you?” the old man asked. “No one but him and I were
present.”

“I overheard him say as much to another in a whispered conversation.”

“Indeed!”

“Yes; he knows that you have a large sum of money in the house, and
is determined to rob you of it, and then run off with the slut he
calls his sweetheart.”

“Rob me! his own father!”

“It is as true as gospel. That I am correct is plain, or how could I
have learned so much of his and your affairs unless I overheard him?”

“Mr. Bolton, I’m sure you are right, and very kind to come here and
warn me!”

“Oh, no thanks; it is a duty we owe one to another as men and
Christians,” said Bolton, with a very pious air. “I was well armed
myself, and though I am much pressed for time, I thought I would call
and see you; fore-warned is fore-armed.”

“True, sir, true; and what would you have me do?”

“Do? that depends. Have you any servants about you that you can arm?”

“Not one, save an old woman I keep as housekeeper, more out of
charity than anything else; all the rest are at the ‘Black Bull,’
having a dance and supper.”

“I see, I see,” said Bolton, biting his lip. “Well, you don’t want
your son’s guilt exposed before the whole village, do you?”

“No! true, sir, true; he is my son, and, with all his faults, I don’t
want to heap more shame on his head and mine.”

“Then I’ll tell you what to do.”

“What?”

“Send your old servant down to the two village constables with a
private message, telling them all about the intended robbery; they
will then come up and remain with you all night, and all will be
well.”

“But the village is two miles or more by the road, and the old
servant would take an hour or two to go and return. Bob might come in
the meantime, find me all alone, and rob me of every penny I have in
the world.”

“But he doesn’t know where you keep it, surely?” said Bolton, with a
dry, cunning smile.

“Yes, he does; he knows I always keep my gold in that chest yonder by
the window; but no one, save my friend Redgill, has any idea where I
keep my bank notes,” said the farmer, with a sickly smile.

The stranger did.

He had heard Mr. Redgill speak of it as a capital joke that Farmer
Bertram always concealed his bank notes in the inner lining of his
boots!

But of this he said not a word.

“Ah! it’s a sad case,” said Bolton. “I am very sorry I cannot
remain with you until the constables come, but business of pressing
importance calls me away.”

Betty, the old servant, was instantly summoned, and toddled off to
the village in all haste, much amazed at the message she had to tell
to the constables.

Despite all the old farmer’s entreaties Mr. Bolton would not stay,
but left at the same moment old Betsy did.

Both of them went down the lane together.

When they reached the high road Bolton said to the servant,

“If the constables should ask who gave this information, you know my
name, old woman?”

“No, I don’t, kind gentleman,” was the croaking reply.

“You do not think I am Bob Bertram, then?” said the stranger.

“That I cannot say,” answered the old woman, “for you keep your hat
so far over your face.”

“Well, tell them one Mr. Smith, of Portsmouth, called and told Farmer
Bertram all about it.”

“I will, kind gentleman.”

“Make haste. Good night.”

Betsy went towards the village, and Bolton turned his horse’s head in
a contrary direction and galloped away.

He had not gone more than a quarter of a mile when a bend in the road
hid him from Betsy’s view.

Instead of riding onward, however, he spurred his horse, and leaped
hedge after hedge, until he returned to the farm again in less than
ten minutes.

He tied his horse to a tree in the orchard, and quietly approached
the back door of the farm-house again.

All was darkness save a ray of light which issued from the farmer’s
chamber.

Not a sound was heard except the mournful sighing of keen December
night winds among the leafless trees.

Now and then, ’tis true, watch dogs shook their chains, and howled
most dolefully and dismally, in tones unnatural, ominous and
death-like.

Silently and softly did Bolton approach the house.

“He is alone,” he thought, “and too weak to leave his chamber. Now is
my time, while all are away. His treasure must be mine!”

He tried the back door.

It was locked!

“It was not locked when I left,” the villain thought.

He tried it again.

The door chain rattled!

A window above was suddenly and violently slammed too, as if by the
wind.

This startled Bolton.

He crawled round to the parlour window.

It was open!

He got in, and pulled off his boots.

He softly opened the door, and found himself in the large, dark
entrance hall.

The slow and solemn ticking of the old hall clock seemed to strike
his heart with pangs of remorse and horror.

He held his breath, and cold sweat oozed from his brow.

He could distinctly hear the loud pulsation and wild, excited
beatings of his own vile heart as there he stood with wild eyes
peering up the broad dark staircase.

“All is still,” he said, and prepared to ascend to the sick man’s
room.

Each step was taken cautiously, and with cat-like softness.

But the stairs were old, and creaked with a warning sound.

He had reached the first landing, and stood in a dark recess to
recover his breath.

Onward he went.

He could see the light streaming through the keyhole of the old man’s
bed-room.

There remained now but one more flight of stairs.

The first step he took was arrested by an ominous click, which
sounded like the cocking of a gun!

Bolton’s eyes now glared like two burning coals in the darkness
around him.

His hand upon the bannister trembled, and a cold sweat flowed from
every pore.

A sense of deadly horror seized him, but he knew not why.

He felt as if some unnatural and hideous being was watching him, and
dogging his noiseless footsteps.

What could it be?

He knew not.

Some dreadful fear compelled him to crouch down low upon the landing
from sheer exhaustion.

Bang! bang! suddenly burst out upon his astonished ears, and awoke
loud echoes in the old farm-house.

A double-barrelled gun had been discharged at him, loaded with
buck-shot, and by some one concealed at the head of the stairs.

A loud groan followed the flashes and report.




CHAPTER III.

  THE MURDER OF FARMER BERTRAM—THE LEGLESS BODY—SUDDEN APPEARANCE OF
  THE SKELETON CREW.


“Black-hearted scoundrel!” said a voice, not far off. “Black-hearted
scoundrel! I knew by the wicked twinkle of his eye that he meant me
ill. Cunning as he was I have outwitted him. He is dead! He came here
to rob and murder me! I will go and get a light, and view the body.
Heaven knows, I did it in self-defence. What could an old man like I
do with such a villain as that lying dead on the stairs, if he had
once got into my chamber and found me in bed? Oh! Bolton, you lie a
cold and bloody helpless carcase now, and you deserved it. The story
of my son was a cruel trick, but you have paid dearly for it. I will
go and get a light; I saw him in the orchard, and watched him.”

So saying, the old man walked across the landing into a chamber near
his own where the lamp was.

At that instant Bolton rose quickly and bolt upright.

He was untouched!

The shot had in both instances missed him, for he had lain flat on
the staircase.

He had groaned, it is true.

But this was in order to deceive old Bertram.

In a second he ascended the stairs, looked to his pistols, and, with
Bob’s bludgeon in hand, stood beside the farmer’s chamber door.

He peeped in.

Bertram stood with his back towards the door trimming a lamp.

Bolton creeped up behind him.

In a moment the heavy bludgeon was raised, and descended with
frightful force on the old man’s head!

A fearful crash it was.

In a second afterwards Farmer Bertram lay groaning on the floor.

“Murderer! my footsteps shall follow you wherever you go. When
least you expect me I will appear to you! on land or sea; in your
gay moments, in your sad moments; when alone, or when surrounded by
friends; sleeping or waking, _I_, Bertram, your murdered victim, will
stand by your side in the most horrid form, and follow you wherever
you go!”

While thus cursing, Bertram rose, and, in his death grasp, took
hold of Bolton’s throat, but Bolton, with a loud shriek, dashed the
murdered man from him, and hurried into the next chamber to search
for his gold.

He found several bags of money in an old oak chest.

The sight of the glittering coin ravished his eyes, dancing as they
were with fiendish triumph.

“’Tis well,” said Bolton, “the old man is richer than I thought. Now
for the notes; he has them concealed in the lining of his boots.”

Emptying the gold into his many large capacious pockets he unsheathed
his dirk.

“I will cut his boots open, and secure the notes,” said he.

Lantern in hand, he re-entered the room where the lifeless body lay.

His eyes almost darted from their sockets at the sight he then saw.

Each hair on his head stood on end; he trembled in every limb.

His very marrow was frozen at the awful spectacle before him.

The body was legless!

Each leg had been disjointed just above the knee!

The limbs were gone!

“How could this happen?” mused the guilty man, trembling from head to
foot.

Just at that moment he heard loud laughter outside in the
garden—laughter not like that of men, but of demons.

He rushed to the window, and saw below the hideous forms of a dozen
skeleton men, dancing and shouting in wild delight.

“Some of the Skeleton Crew!” he gasped, placing his hands before his
face to shut out the horrid sight.

On the instant they vanished in the darkness, with loud shouts of
mockery, like things of air!

Almost struck dumb with astonishment, he stood there, as if
transfixed to the spot.

A gust of wind blew out his lamp.

In the dreadful darkness he heard the heavy footfalls of a man
descending the stairs with slow and solemn step, while a voice,
exactly like Farmer Bertram’s, was heard repeating in sepulchral
tones in the hall below—

“My footsteps shall follow you, Phillip Redgill, for ever!”

“Phillip Redgill,” gasped the murderer, “that is _my_ name! Oh, God!
it is the farmer’s voice, and yet he is here, lifeless and legless!
Hark, what steps are those I hear? who could have limbed him thus?”

While Bolton (or Phillip Redgill, as the spirit voice now properly
called him) stood trembling thus, the ghostly voice said loudly again—

“Phillip Redgill, beware! my footsteps shall follow you for ever!”

Dropping the blood-stained bludgeon beside the body, Phillip Redgill
rushed from the room, dashed down stairs, opened the back door, and
ran towards the orchard.

He mounted his horse, and was about to start off at a furious gallop,
when he gave a sharp, horror-stricken shout at something he saw.

The gory legs of the farmer stood bolt upright in the snow beside him!

“Phillip Redgill, I follow you.”

The murderer plunged spurs into his steed, and dashed from the spot
with the swiftness of the wind.

He perceived Bob Bertram at some distance, who was approaching his
father’s house.

It was as much as he could do to control his feelings; but he said to
Bob,

“I have soon returned, you see.”

“Yes, ye haven’t been long.”

“No, and I have been so successful that I wish to be generous to all
I meet to-night, and, if you are not too proud, I’ll begin with you.”

“How so, sir?” said Bob.

“You complained when last we spoke that you wanted good clothes in
order to make a respectable appearance?”

“I did. What of that?”

“Why, I am a rich man and you poor. I’ll exchange clothes with you,
and give you a purse full of money to start you a-fresh in life. What
say you? I have taken a particular fancy to you, and like you.”

“I have not any objections,” said Bob, much amused at the horseman’s
strange freak. “But where can we change?”

“Oh, this old barn will do, but we must be quick,” said the stranger,
dismounting.

Bob soon exchanged clothes with the horseman; but he couldn’t help
but remark that his companion had a very large amount of gold coin
about him.

The stranger told him he had been out collecting for a very large
London firm.

“There,” said Phillip, surveying Bob, “those clothes will make a man
of you.”

“Mine alter _your_ looks very much,” said Bob, laughing.

“Never mind that, my boy. I can afford to play such queer pranks, for
I am rich. It will take my father quite by surprise to see me dressed
in this manner.”

“And so it will mine when I go again.”

“Why not go to-night? Come, cheer up; put this purse in your pocket,
and have a pull at my brandy flask; it will cheer you up. Go to him
at once; he can’t be always angry with you.”

The stranger’s words were so kind and encouraging that, after he had
galloped off, Bob determined to go boldly to his father’s house, and
demand a lodging for the night.

The stranger’s brandy had aroused him, and made him feel rather
flattered with his altered and gentlemanly appearance.

Thinking thus, he walked across the fields towards Four Ash Farm; but
as he approached the dwelling he felt a sense of deep depression from
some unknown cause—a feeling of chilliness and fear took possession
of him.

He walked boldly up to the back door, however, and found it wide open.

Instead of the dogs joyfully yelping when he approached them, they
rushed at him to the full length of their chains, howling most
dismally.

He entered the house.

All was unearthly quiet.

“I will not disturb any one,” thought the prodigal son, “but creep
into the parlour, and sleep on the sofa until morning.”

This he did on tiptoe, for fear of being heard, and was soon fast
asleep.

In less than half-an-hour Betty returned, and with her two village
constables.

They went upstairs to the farmer’s bed-room, conducted by old Betty.

She knocked at her master’s bed-room door three times.

There was no answer.

No light was burning.

She opened the door, and peeped in.

No one was there.

She next looked into Master Robert’s old bed-room.

Next moment she screamed aloud, and fell staggering to the floor.

“Murdered! murdered!” she cried.

The two officers went in, and turned deadly pale, as they beheld the
lifeless body lying ghastly and gory before them.

“Murdered! murdered!” screamed the servant, again and again, in
piercing tones.

The dreadful sounds aroused Robert.

He leaped from the sofa, and rushed upstairs.

“Oh, here is Mr. Bolton; kind good gentleman; oh, tell us who did
this?” said Betty, weeping.

“It is _not_ Mr. Bolton,” said one of the officers; “it is Bob
Bertram.”

“What means this?” gasped Bob, pushing by the officers into his own
old bed-room. “What means all this screaming when my father lies sick
in bed?”

“It means _murder_, Bob,” said one of the men.

“What! murder?”

“Yes; and you did it,” said the other, “if I’m not much mistaken.”

“Me?”

“Aye you, Bob; look at your fine clothes stained with blood!”

And so they were. They had been wiped, but the stains were there upon
them still.

“Oh! heavens! have mercy on me!” said Bob, turning white as a sheet,
and fell into an arm chair, stricken to the heart with surprise and
sorrow.

“We did not think you would do such a horrid thing as this is, Bob,”
said the officers; “but we were warned of your threats, and your
coming here to rob your father, and came to prevent it.”

“Me? Rob my father? Come here to murder? Warned of it beforehand?”
gasped Bob, with staring eyes, “What means this? Is it all a
terrible, horrible dream, or what?”

“No; it is an awful reality, and we must take you in custody, on the
charge of murder.”

In an instant the two officers handcuffed him.

He did not utter a word or move a muscle.

He was pale, and looked wildly about him as if in a dream.

“Poor Nance!” he sighed, thinking of his pretty persecuted sweetheart
and intended wife. “Poor Nance, this news will break thy young
heart!”

Bob hung his head.

The constables were sorrowful and silent.

Betty looked like a crazy woman, as she sat on the floor, sobbing.

Not a word was spoken.

All was still.

The silence was at last broken by the slow, measured tread of some
one coming upstairs.

The footsteps crossed the landing.

All turned anxiously towards the door.

Judge of their looks and shouts of fright and horror!

The bodiless legs walked slowly into the room!




CHAPTER IV.

SIR RICHARD WARBECK AND WILDFIRE NED—THE ONE-LEGGED SAILOR’S
NARRATIVE.


Darlington Hall, the country residence of Sir Richard Warbeck, was
an immense old building, high, strongly built, containing many
galleries, vaults, and mysterious ins and outs, with numerous towers,
effigies of men in armour on landings, corridors, and rooms, the old
baronial edifice covered with ivy for the most part, and stood in a
spacious, well-wooded park, not many miles from the sea.

The knight, from some unknown cause, though immensely wealthy, had
never married, but consoled himself with adopting two friendless
orphan youths, Charles and Edward, or Wildfire Ned, who, in his
honour, took the name of Warbeck.

Charles, the elder of the two, was in London.

“Wildfire Ned,” as he had been christened by the country people, on
account of his mad freaks, loved to live at the Hall, so that he
might have ample opportunities for indulging in shooting, fishing,
hunting, swimming, and particularly sailing in a small bay near by,
a sport of which he was so passionately fond that old salts always
called him “Ned, the Sailor Boy.”

His adopted uncle loved Ned, perhaps more so than Charles, for he was
a handsome, brave, and adventurous youth of about fifteen years old,
the ladies’ pet, and the envy of all young men for miles around.

The old knight had long tried to curb his roving and seafaring
propensities, but all to no purpose.

On the cold December night on which the story opens—the night after
old Bertram’s murder—the knight sat by a huge log fire in his
library, reading.

Ned was pouring over some favourite “tale of the sea,” and sighing
for a chance to distinguish himself against the many bloodthirsty
pirates and buccaneers that then infested the neighbouring seas.

“Oh! isn’t that jolly?” said Ned, striking the table with his fist.
“Oh! I wish I had been there.”

“Where?” said the knight, looking up in surprise.

“Why, in the ship I’m reading about. Didn’t they give the pirates and
smugglers something, that’s all! Why, uncle, a small English sloop of
war with six guns, fought a whole fleet of buccaneers. Wasn’t that
jolly, eh?”

“Still thinking of the sea, eh, Ned?”

“Yes, uncle (for both he and Charles always so called him), and why
not? Our sailors are the bravest and finest fellows in the world.
Wouldn’t _I_ like to be a middy in the king’s navy, that’s all? I’d
lay my life I should be an admiral before I was twenty.”

Sir Richard did not reply; but walked to the window thoughtfully, and
looked out upon the cold, snow-covered landscape, and as the winds
sighed mournfully down the chimney, he tapped Ned affectionately on
the head, as he said,

“Ah, my lad, your brother Charles will make the best man of the two
yet; see, he is not much older than you are, and yet he stands well
in the East Indian house, and will be a rich man one of these days if
he’s industrious and behaves himself.”

“Perhaps so,” said Ned, biting his lip; “but I never did like pen and
ink and figures; that sort of work is too slow for me.”

“I know it. You would rather go hunting and boating; but, believe me,
there are more hardships at sea than boys like you ever dreamed of,
Ned.”

“_I_ shouldn’t mind ’em.”

“And danger, too.”

“That’s just what I should like,” said curly-headed Ned, laughing. “I
wouldn’t give a dump for an English boy without he liked adventures
and danger, and could well beat any foreigner he came across.”

While he spoke the lodge bell rang.

“Who is that?” asked the knight of a footman who entered.

“Tim, the groom boy, sir, as he rode home, picked up a poor
one-legged sailor, for he was afraid, he said, to pass the gibbets on
the wild heath alone.”

“Who, the sailor or Tim?”

“The groom, sir.”

“I thought it wasn’t the sailor,” said Ned. “An English sailor
without legs at all is more than a match for any foreigner with two,
and as to being afraid to pass the gibbets, ha! ha! British tars
ain’t afraid of men dangling in chains.”

“Silence, Ned. What of this poor sailor?”

“Tim said, sir, as how Master Edward were fond of sailors.”

“So I am; Tim was right.”

“He brought him to the Hall to pass the night.”

“Good boy, Tim,” said Ned. “I owe him a shilling for that. Won’t we
pump all the yarns out of him before he goes to-morrow, that’s all?”

“Where is this cripple, then?”

“Tim is stuffing him in the kitchen, sir.”

“Well, when he has done eating, show him up here. Stir up the fire;
put more logs on; that will do. And now, Edward, since you are so
fond of reading trash about the sea, we will hear what this poor
cripple has got to say. I have no doubt when you hear _his_ story of
real life, it will help to cure you of your wild and foolish notions
about the navy. If you want to go to sea for a time, take a trip in a
merchant ship.”

“That is not like the king’s navy, no more than a militia-man at home
is like one of the royal guard who has fought against the French,
uncle.”

“If you wished to take a trip, my old friend Redgill has half a dozen
ships, and will be glad to oblige me.”

“I don’t like the name of Redgill, or his ships either,” said Ned,
with a scornful curl of his lip.

“What is that you say, sir?”

“I can’t help it, uncle; I don’t like any of the Redgills; as to
Phillip, I hate him.”

“Remember, Edward, they are relations of mine, which you are not.”

“I know it, uncle,” said Ned, with a sigh. “Charley and I depend upon
you for everything. We are poor, friendless orphans.”

“And perhaps may remain friendless and moneyless, too, if you do not
do my bidding, young sir; remember that.”

“I know it, uncle; but I hope to gain my own living ere many months
have passed over my head. But whether I am rich or poor, I shall hate
Phil Redgill all the same.”

“Why, sir?”

“He is a rank coward. I despise him.”

“Coward!—despise him! What mean you? Do you know he may one day
inherit my fortune?”

“I do. I don’t hate him for that; but he is a coward and a cunning
knave into the bargain. He is much older than I am; but I could
thrash the very life out of him in ten minutes, if he’d only stand
up like a man. I have told him that more than once, uncle, and have
shoved my fist in his face often and often; he is a sly thief and a
liar, uncle,” said Wildfire Ned, getting red and very passionate.
“Tim and I know what he has done before now. Charley and he are very
thick, I hear, in London; but, if brother took _my_ advice, he would
shun Phil Redgill like a snake in the grass. If he don’t come to
the gallows in time, why, then, he must have more lives than a cat,
that’s all.”

The knight was astounded at this; but while he stood staring at Ned,
the door opened, and in walked the footman and Tim the boy groom,
leading in the one-legged sailor.

Timothy, the groom, or Tiny Tim, as he was called, on account of his
small stature, looked pale and frightened.

His staring eyes, and hair standing on end, told plainly that he had
been frightened by something or somebody on the road from Portsmouth.

“What’s the matter, Tim?” Ned asked, laughing. “Why, you look as if
you had seen a dozen ghosts on the road.”

“So I have, Master Edward, more than a dozen.”

“More than a dozen ghosts, lad?” asked the knight, laughing. “Did you
bring the letters safe?”

“Yes, sir,” answered Tim; “here they are, sir; but I had to ride for
my dear life like the devil.”

“What does the lad mean?” the knight asked. “Surely he is not crazy?
Sit down and compose yourself.”

“Well, sir,” said Tim, “directly I got the letters I started back
home again; but as I was trotting along I saw a man on horseback
waiting for me; he looked like a highway robber, so I turns my horse
down another road to get out of his way.”

“Well, what then?”

“I hadn’t gone far, sir, and was just passing the Red Man’s gibbet,
as they calls it, at the cross roads, when the wind began to howl and
cry like so many living voices.”

“You were not afraid of all that, I hope?”

“No, sir, but the vultures were flying about the gibbet, and their
eyes sparkled in the moonlight like so many coals of fire.”

“Well?”

“I didn’t care much about that, but when I got fairly under the
gibbet, and was about to pass by, I looked up, and I saw the Red
Man’s eyes glaring on me, and he seemed to shake himself, for his
chains rattled awfully.”

“Nonsense! he has been dead this many a-year; it was all fancy, Tim,”
said Wildfire Ned, chuckling.

“No, it wasn’t, sir, all due respect to you, sir; he was alive.”

“Alive?”

“Aye, gentlemen, alive; I could swear it as sure as I live.”

“You were timorous, that is all, and fancied so.”

“No, Sir Richard, I never was so brave in all my life, although I
felt my blood run cold. _It spoke to me._”

“Spoke to you?”

“Yes sir.”

“What did it say?”

“‘Halt!’ it shouted, and on the instant my horse stopped, and would
not budge an inch. ‘Halt!’ it said, in awful tones, glaring down on
me with its fiery eyes. ‘I am one of the Skeleton Crew,’ it said;
‘go, tell your master that Farmer Bertram is murdered!’”

“Dead?” “Murdered?” said several in surprise.

“When did this foul deed take place?” asked the old knight.

“‘Murdered last night,’ said the Red Man from the gibbet, ‘as the
Darlington village clock tolled the hour of one! Ha! ha! the Skeleton
Crew still lives, and rules the seas, and will long defy the power of
man. Fly from this spot, or become one of the dead!’”

“This is a most horrible revelation,” said the old knight.

“I did not stop to hear more, for I shouted with fright, and galloped
madly away, feeling as if frozen to the very marrow, for _I had
spoken with the dead_!”

Tiny Tim looked exhausted, and shivered in every limb.

He could not proceed with his story very quickly, for his teeth
chattered again.

“Give the lad a stiff glass of brandy, Ned,” said the kind-hearted
knight.

Ned did so; a _very_ “stiff” one indeed, it was, which made the
groom’s eyes twinkle again.

The one-legged sailor was treated in like manner, when Tim continued—

“I galloped along till I reached the edge of the wild and barren
heath, but then I felt faint, for I perceived another horrid sight
in the distance! I was compelled to cross the heath, for it was my
only way here to the Hall. Unable to guide my horse, I sat still
shivering in the cold, knowing not what to do, when all of a sudden
the one-legged sailor seemed to spring out of the earth close beside
me.

“The next moment I found him sitting on the horse beside me!

“He took the reins, and the mare dashed onwards like lightning, as if
neither of us were heavier than two straws.

“All I remember is that as we galloped along we came up to three
fires on the roadside which burned with a dark blue flame, and around
them were, shrieking and dancing—the Skeleton Crew!

“I fainted. When I came to my senses again we were at the Lodge gate.”

Sir Richard, Ned, the footman, and other members of the household,
who had now gathered around, listened to Tim’s story with bated
breath.

The footman looked terror-stricken, and trembled so, that, during the
groom’s story, his pig-tail (the fashion in those days) gradually
rose, until at last it stood stiff and erect above his head, a
powdered pillar of horror.

“Is the lad dreaming, or is he turned crazy?” said Sir Richard.

“No; the lad is right, sir,” said the one-legged sailor, making bold
to speak. “My name is Ralph Spray, your honour, late of the king’s
navy; and, if so be as how I’m not intruding, I will tell you all
about it. This ’ere good-natur’d lad, the groom, is almost turned
grey wi’ only havin’ a peep at some on ’em, but how must it be wi’
me, who has fought with the Skeleton Crew?”

“Is it true, then, that there _is_ such a crew?” asked the knight, in
surprise.

“Aye, true, sir, as I sits here, for I lost my other leg among ’em. I
ought not to forget ’em, for they have given me plenty o’ reason to
remember ’em by.”

[Illustration: WILDFIRE NED VISITS THE RED MAN ON THE HEATH.—See No.
3.]

“Do you say, then, that you believe there _is_ such a thing as a
Skeleton Crew?” asked the knight, very slowly, and looking very hard
at Ned’s interested face.

“Do I? why, in course I do,” said the one-legged stranger, in a
huffish manner, “for I’m one on ’em my——”

“What!” gasped every one, rising to their feet.

“I’m one on ’em myself—as suffered by ’em.”

“O-h-h-h!” said one and all, very much relieved, for they thought
that the cripple was going to say that _he_ was one of the Skeleton
Crew.

“Well, as I were about to say, gentlemen,” Ralph Spray continued,
“I served as an able seaman on board His Majesty’s sloop of war
‘Dolphin,’ and we lay in the Sound. We hadn’t been there long afore
the news reached us about the wild doings of the Skeleton Crew. At
first we didn’t believe any o’ the strange tales, but at last we were
ordered off to cruise after the Phantom Ship and Skeleton Crew.”

“And did you ever overhaul them?” asked Ned, impatiently.

“Lor’ bless yer simple heart! overhaul them? No, not us; but they
_very soon overhauled us_, my lad!”

“Is it possible? Overhaul one of the king’s ships?”

“Ha, my God; and massacred every soul on board, save one!”

“And who was he?”

“I myself; Ralph Spray.”

“You?”

“Yes, I.”

“Why, how can that be? You must have had at least 150 men on board
the ‘Dolphin,’” said the knight.

“’Zactly; and the Skeleton Crew couldn’t muster half as many, I
suppose you mean?”

“Just so.”

“Aye, sir, but we on board the ‘Dolphin’ were men.”

“Brave men, too, no doubt.”

“Yes; but them on board the Phantom Ship weren’t men at all.”

“What, then, in heaven’s name?”

“Why, devils!”

The footman, nay, every one of Ralph’s audience, were listening
open-mouthed and with staring eyes.

“Devils?” asked Ned.

“Yes, devils, young man.”

A pause took place, and every one took a long breath, and creeped
closer to the fire as Ralph continued—

“We caught sight of the Phantom Ship once. It was painted red.
We gave chase, and came within two miles of it, when it changed
its colour to blue! We wasn’t going to be taken in, so we fired a
broadside right into her, and——”

“Sunk her,” asked Ned.

“Not a bit on it, it vanished into _mist_.”

Several of the servants and members of the household whom the kind
knight had allowed to listen to the cripple’s tale, now wished
themselves in their bed-rooms, or in the servants’ hall.

They were unable to leave their seats, however, for they felt
fastened down to them, and in some manner fascinated by the charmed
eye of the speaker.

The footman’s pig-tail worked to and fro like the pendulum of a
clock, and, at certain passages, stood bolt upright as its owner
inwardly and sometimes audibly groaned at what he heard.

“Vanished into mist, eh? How extraordinary!” said the knight. “Then
it must be a charmed ship, and a charmed crew.”

“’Zactly, sir, and I’ll tell yer how I proves it. The ‘Dolphin’ often
gave chase to this Phantom Ship, but could never catch it, although
sometimes _we_ caught more than we liked.”

“Indeed! what was that then?”

“Why, a well-aimed broadside.”

“From the Phantom Ship?”

“’Zactly, and a devil of a mess they left us in more nor once, and we
were glad to sheer off.”

“Extraordinary! it sounds like a dream.”

“But it ain’t, though, for one foggy night, when the ‘Dolphin’ lay
anchored in the Sound, me and Tom Robinson were keeping watch on
deck, and never thinking of any harm, for all the crew were snug in
their hammocks, when it almost turned me grey to see three score of
the Skeleton Crew clamber over the ship’s side like shadows, and
begin to cut and hack us about awful. The deck was cleared in a
second.”

“Did you not alarm the ship, and beat to quarters?”

“What was the use? I rushed to go below, but only put one leg down
the hatchway ladder when it was cut off clean as a whistle.”

“Didn’t the crew rush up to assist you?”

“How could they, they were all dead!”

“Dead?”

“Yes, dead as door nails. The only ones to rush up was a gang o’ the
Skeleton Crew who had been below quietly murdering the men in their
hammocks.”

“Horrible!”

“Astounding!”

“But there’s worse to come,” said Ralph.

The footman, with his pig-tail standing on end, made a move towards
the door.

The old housekeeper was almost fainting.

Tim’s hair was like the quills of a porcupine as he listened with
open mouth and distended eyes.

“Well, as soon as they got possession of the ‘Dolphin’ these skeleton
devils weighed anchor in a jiffey and made sail away.

“They pitched the dead overboard, every mother’s son of the crew,
mind ye; but, as well as I could, I bound up my leg tight to keep it
from bleeding, and crawled into an old cask.

“There I stayed for two days and two nights as quiet as a mouse a
watching of these skeleton devils, and I heard and saw as much as
would have killed any ordinary man.”

“Learn any of their secrets, do you mean?”

“Yes, sir.”

“What were they?”

“Why, I learned that they never would and never could be conquered by
all the king’s navy, for every one on ’em, ships and all, had charmed
lives; but, as far as I could understand, they all trembled when they
heard the name of a boy who had been born to destroy ’em.”

“A boy born to conquer and destroy that horrible band?”

“Aye, just so, sir; for they admitted among themselves that he was
charmed more than they were, and would be sent to scourge them from
the sea.”

“Wonderful!”

“I wish _I_ were that boy,” said Ned, with a flushed cheek.

“Do you?” said the cripple.

“Yes, I do,” said Wildfire Ned, proudly. “I don’t believe in charms
or spells, but I do believe if I had a good crew I should soon
annihilate the whole of them.”

“Perhaps you are boasting, young man?”

“No, I’m not.”

“Do you say, then, you could, and that you would, face the whole
Skeleton Crew single-handed?”

“Yes; and trust to heaven for strength to destroy them.”

“You never have seen any of them yet?”

“No; but I much desire to do so.”

“Then behold!” said the one-legged sailor, stamping his foot on the
floor, and pointing towards the window.

In an instant a crash of glass was heard.

Every one, save Ned, screamed aloud at the ghastly sight before them.

There, with his head and half of his body visible at the window and
protruding through it, stood a horrible form!

It was one of the Skeleton Crew!

In an instant Wildfire Ned pulled out a pistol and fired.

The ghastly form moved not!

He thought he heard the ball rattle among the bones of the Skeleton.

He fired again.

With a loud laugh of derision and triumph the Skeleton waved his
plumed hat and vanished.

When Ned turned towards the crippled sailor—

He had disappeared!




CHAPTER V.

CONSTERNATION AT DARLINGTON HALL.


The consternation that ensued among all assembled at this
unlooked-for conclusion of the mariner’s tale was evidently great.

The old knight jumped to his feet in amazement, and with trembling
limbs.

He tried to speak, but could not.

Tim’s eyes rolled in wild excitement, while the footman fell upon his
knees, and began to mumble out his prayers in a very rapid manner,
for he had come to the humble conclusion, in his own mind, that for
once in his life he had been in company with some demon of darkness.

He groaned aloud, and pulled very comical faces, while others made a
sudden rush towards the door!

Among them all there was one who looked on the matter with lightness
and good humour.

That one was Wildfire Ned.

Pistol in hand he dashed towards the window as bold and fearless as a
young lion.

“If ye be mortal, die!” he said, firing his weapon after the retiring
skeleton figure.

With the agility of a cat he jumped on to the window-sill, and looked
out into the darkness.

The ghastly apparition had vanished!

Whither or how had it gone?

“Strange,” muttered Ned, angrily, as he returned to his seat.
“Where’s the cripple?”

All looked around.

He also had vanished.

“There is some strange horrible mystery in all this,” said Ned, “and
I will perish before I give up the search without unravelling it.”

“It all seems to me like a dream,” the knight said at last, with a
great effort. “Some strange and horrible nightmare.”

“I wasn’t frightened, sir,” said Tim, plucking up his courage.
“Nothing could frighten me now, seeing as how I rode home with one on
’em.”

“It’s all a trick, I know,” said the footman. “Some of the villagers
have got it up for a lark, seeing as how it’s Christmas time.”

“Perhaps so, Roger,” the knight replied, with a smile; “but I noticed
you soon fell on your knees, and began to say your prayers.”

“And so did Tim,” Ned laughed; “but now it’s all over, you may
retire,” he said to the servants who were there, “you may retire.
Uncle and I wish to be alone.”

Tim was the first to go to the door, and he opened it with a shaking
hand.

In order to reach the servants’ hall, they had to traverse several
long dark galleries, and descend the main staircase.

Tim wanted his fellow servants to look upon him as a very bold youth,
but he took great care not to be the first to go out into the dark
gallery.

In this way, also, the chief footman thought, but didn’t like to say
so.

“Why don’t you go on?” said he to Tim.

“Why don’t _you_?”

“You were the first at the door.”

“Suppose I was, that don’t matter.”

“You’re afraid?”

“No I ain’t.”

“Yes you are, Tim.”

“If you think so, then follow me,” said the young groom, plucking up
all his spare courage, and flourishing his riding-whip.

The domestics left the room, and proceeded cautiously and slowly down
the stairs towards the servants’ hall, creeping along, one after the
other, in the dark.

They had all got as far as the large, old oak baronial dining-room,
on the ground floor, and were creeping along through the spacious
entrance hall, towards the head of the kitchen stairs, when every one
stopped.

For a moment they stood in the darkness, breathing very hard, when
their ears were startled by the sudden clanking of chains!

The sound proceeded from the baronial hall, where for centuries had
stood wooden figures, clothed in armour!

The clanking noise sounded so horrible, that they all rushed down the
kitchen stairs, one on top of another, in wild confusion.

Roger, the footman, was the first to make the descent, which he did
six stairs at a time.

But directly he and the rest got to the bottom in breathless haste,
they were still more horrified at the sight that confronted them.

For there stood at the foot of the stairs a skeleton form, sword in
hand!

“Ha! ha!” he gruffly laughed, as he flourished his weapon.

The footman shouted in terror, and turned on his heel to flee
upstairs again.

The rest followed him, bellowing and screaming at the top of their
voices.

Upstairs they flew in wild dismay, tearing their clothes, and
knocking each other about in the darkness, making all haste to leave
far behind them the dreadful form they had seen below.

No man, or woman either, ever mounted flights of stairs with such
expedition as did the servants on this memorable occasion.

Coat tails were torn off, wigs were lost, trousers were torn behind
in very unpleasant and uncomfortable places, and more than one
received hard thumps in the ribs from some one they knew not.

But this was nothing, so that they could escape with their lives.

Once in the entrance hall again they ran towards the great
drawing-room.

The door was unexpectedly and very hastily opened for them by a
skeleton!

With a cry of agony and surprise they turned towards the baronial
hall as a place of safety.

They reached the doorway almost fainting with fatigue and fright.

A man in armour strode forth to meet them, lance in hand!

More than one fainted on the spot.

Roger, the footman, like a brave man, trusted to his legs once more,
followed by as many of his fellow servants as had any strength left
in them; he vanished up the great staircase at lightning speed.

It seemed to be a race for life or death with all of them.

Round and round the staircase they manfully ascended, never casting a
single look behind.

They had gained the long, wide corridor which led to Sir Richard’s
library, and all felt safe.

Roger, as may be imagined, was first, and opened the door.

His foot caught in the carpet on the threshold, and down he went on
his face, swelling his nose to the size of a cucumber.

The others, in wild confusion, rushed after him and tumbled, men and
women, head over heels on the prostrate footman, nearly smothering
him with their combined weight.

“What mean all this uproar and fright?” said the old knight, rising
in great anger. “Are ye all turned mad, ye noisy, raving knaves?
Explain, I say, explain!”

But none of the servants could explain anything, for they were all
out of breath, and as pale as death.

After a time, when Roger was dragged out with his nose bleeding, he
looked about him with a wild and frightened gaze, as he stammered out,

“O-h-h-h, s-i-r! we-e-’ve s-e-e-n him!”

“Seen him! Seen who, knave? Speak quickly! or, by my honour, I’ll
whip my sword through your trembling carcase!” said old Sir Richard,
getting red in the face. “Speak, some of you!” he continued, looking
daggers at his alarmed domestics.

“Oh! m-e-r-cy! master, m-e-r-cy!” croaked out Roger, falling on his
knees.

“Speak, rascal! Who have ye seen?”

“The skeleton! ghastly, ghostly, all bones, and sword in hand,
grinning like an angry demon.”

“A skeleton!”

“Aye, sir; two on ’em.”

“Two, do you say?”

“Yes, Sir Richard; one at the bottom of the kitchen stairs, and
t’other opened the drawing-room door! H-o-o! ask ’em all if it ain’t
true, good master!” continued the footman, rolling his eyes and
moaning.

“And another grim rascal in armour rushed at us lance in hand at the
dining-hall door?” whined Tim, the valiant groom. “Oh, lor, the whole
place is full on ’em, I do believe.”

For some moments Sir Richard did not know what to do.

All around him knelt his frightened domestics, groaning and shaking.

“Why, but just now, knave, you said it was all a lark, perhaps, got
up by some of the silly villagers to frighten us. Ghosts and living
skeletons indeed! There, go down and get your suppers at once, and
let’s have no more of such silly nonsense.”

“Nay, good master, we dare not.”

“Stuff and nonsense,” said Ned, laughing; “how can you be geese
enough to believe in such old women’s tales. Get up off your knees
at once, I say, and don’t stick there shivering like leaves. I have
lived in the Hall this many a year, and have never seen anything of
the kind. I only wish I could come across the rascals who are playing
such tricks, that’s all; _I’d_ soon find out whether they were ghosts
or not.”

“Would you? Ha! ha!” said suddenly a voice.

“What was that? Who spoke?” said Ned, colouring with anger.

“Would you? Ha! ha! then you shall soon have a chance, bold youth,”
said the voice again.

“Who or what is that?” said old Sir Richard, starting.

“That’s him, master; that’s him! the ghosts! ho-o-o!” said Roger,
with chattering teeth.

“This is strange,” thought Wildfire Ned, “there cannot be any doubt
but that there is some mystery hanging about the old Hall. I have
long been persuaded of it, but it will not do to let my uncle or his
people know what I think of this mystery.”

“What is that you are saying, Edward?” asked Sir Richard.

“Nothing, uncle,” he replied. “I was only smiling at the foolish
fears of these tremblers here.”

“Come, rouse up all of you,” said old Sir Richard; “and follow me!”

“That’s just what _I_ was about to propose, uncle,” said Ned. “We’ll
soon get to the bottom of this strange affair.”

Arming himself with a sword, Wildfire Ned led the way, lamp in hand.
“I’ll lead the way,” said he; “follow me! Uncle you can remain
behind; there is nothing to fear. I care not for a hundred skeletons,
or ghosts either; follow me.”




CHAPTER VI.

  THE SKELETON CREW AT DARLINGTON HALL—THE CONFLICT BETWEEN THE
  SERVANTS—DEFEAT OF THE SKELETON CREW BY WILDFIRE NED.


Every one knew what a brave, bold, adventurous boy Wildfire Ned was,
and directly he said “follow me,” each one regained his courage, and
prepared to follow him.

They were all unarmed save Ned; but Roger, very cunning, stole a
short poker from the fire-grate without being perceived, and stuffed
it under his coat.

“I don’t so much fear now,” he thought. “I’ve got the poker, and if
any of ’em come near me I’ll try and smash their ugly skulls in quick
time; that is, if they will let me.”

Bold as a lion, and with an eye like a night hawk, young Wildfire Ned
led the way, followed by the male servants.

They searched in every place that could be imagined, but neither
ghosts nor skeletons could be found.

The rest of the servants were summoned and closely questioned by
Wildfire Ned.

No such thing as ghost or skeleton had been seen in other parts of
the old Hall, and the bare mention of the armed man in armour, who
rushed out upon them, caused great merriment among the majority of
the servants, who laughed outright, and called Roger and Tim “two old
women.”

So there was every prospect of a quarrel among the servants on this
great question.

Roger was very indignant, and when he pulled out the short poker from
under his clothes, he flourished it about in great wrath, threatening
to massacre the coachman, butler, and every one, indeed, who did not
believe him.

Order, however, was soon restored among them, and when the supper
bell rang all repaired in great haste to the servants’ hall to hear
the various odds and ends of the footman’s strange adventure.

They were all seated round the table, playing sad havoc with rounds
of beef and good old ale, when all at once the lamps went out!

Roger would have fled on the instant, but he was afraid of being
afterwards branded as a coward, and, therefore, remained in his seat,
but felt very uneasy.

The French cook, at the head of the table, left his chair to go for
other lamps.

At the moment that lights reappeared the whole assembly were struck
dumb at what they then saw.

Behind the chair of each there stood one of the Skeleton Crew!

They would have shouted out loudly, but one of the Skeletons, who
appeared to be chief of the party, said, sternly, and in a sepulchral
tone, to a gigantic Skeleton,

“The first one that stirs—the first one that speaks above his breath,
despatch him!”

Roger groaned inwardly, and felt more dead than alive.

Tim wriggled on his chair like a half-skinned eel.

The chief cook’s eyes were wildly dancing, and his long working cap
rose up to a prodigious height, while, with open mouth, he stood
shivering and shaking.

The others were in a state of collapse, and almost slipped off their
seats, while they looked about in trembling fear.

The chief of the Skeleton Crew made a sign to some of his grim
attendants to listen to all he had to say.

Turning to the chief cook, butler, and pantryman he said, in a sharp,
hissing tone,

“Wine—the best—quick!”

Roger and Tim rose from their seats like a shot, but were each
slapped on the head by a hard bony hand, which made their jaws rattle
again.

Three grim skeleton guards followed the cook, butler, and pantryman,
to see that their captain’s orders were carefully obeyed.

The wine was soon produced.

“Where are the silver goblets?” the chief asked, sternly.

These were soon found.

Each skeleton filled his goblet to the brim, and raised it aloft.

“Here’s to the Skeleton Crew of the Phantom Ship!” he said;
“confusion to our enemies.”

In a moment the wine was quaffed.

The terrified servants did not know what was coming next, and looked
on gasping like so many stranded fish.

“Remove the table,” said the chief; “let us have plenty of room, we
have much business to do.”

“They are going to murder every mother’s son of us,” groaned Roger.

Tim began to think seriously of saying some short prayer.

But they had to swallow their own feelings and fears, nor did any of
them dare speak, for behind each stood a skeleton, dagger in hand.

The table was removed to one corner of the inner servants’ hall.

The domestics were now sitting in a circle, face to face.

“The rope,” said the Skeleton Chief, hoarsely.

In an instant each of his crew produced a long stout rope, about two
inches round, and flourished it before the eyes of their captain with
a savage grin.

“I thought so,” groaned Roger. “Oh, dear! oh, dear!”

“All U.P. now,” Tim groaned.

“They wouldn’t believe me,” said the footman.

“Good-bye everybody,” said Tim.

Roger and Tim had another sound thwack on the jaws from their
skeleton guardians, which shook every tooth in their heads.

“Sling your ropes,” said the grim Skeleton Chief, quaffing more wine.

In a moment each threw one end of his rope up in the air over the
numerous beams and rafters of the servants’ hall.

“Make each his noose; mind they fit their necks nicely.”

“Oh, the cold-blooded rascals!”

“The merciless villains!”

“Mercy!”

“Have pity on us,” gasped the servants, as the Skeletons were making
the noose in each rope.

“If they speak again despatch them with your daggers,” said the chief.

“Hanging is better than that,” sighed Roger, “so I’ll keep quiet. I
hope my turn will come last, though,” he piously prayed.

“Give the rascals five minutes to say their prayers,” said the chief,
with a gruff laugh.

“It won’t do them any good, great chief,” said one of the Skeletons;
“they are sure to go to the devil.”

“Yes, oh, yes,” gasped Roger, “five minutes—say ten, only make it
ten, or a quarter of an hour, and it will do us a world of—h-o-o! ha!
ho-oh!”

A knife glittered before the footman’s eyes ere he had finished his
sentence, and he sank upon his knees very humbly and meekly.

If any lot of poor wretches ever prayed fervently they did so on this
occasion.

Roger, who seldom had said a prayer in all his life before, fired
away very rapidly.

Each one was endeavouring to pray more than the other, and the most
wicked among them were loudest.

“Be quick,” said the chief, sternly, “be quick with your praying; the
hanging must commence at once. We will begin with the men.”

Many of the servants called down more hearty curses on the Skeleton
Band than they did blessings on their own heads during their prayers;
but it was useless to offer resistance, for each was in the power of
a grim, gaunt enemy.

“Rise!” said the Skeleton Chief.

All the servants did so, except Roger.

“Rise,” said the Skeleton. “Don’t you know we are in a hurry?”

“I haven’t finished my prayers yet,” piously gasped the suddenly
converted footman.

“How long does it take you?” asked one of the Skeletons, chuckling.

“All night sometimes,” said Roger, with a sigh.

“Oh, then, you are pious?”

“Yes, I always was.”

“Then as you are so much, the better prepared than the rest, we’ll
hang you first.”

Roger groaned and rose up like a shot.

“You have heard of the Skeleton Crew, I know,” said the chief aloud,
“and that they neither fear man nor devil?”

“We have,” said several; “quite true.”

“I wish the devil had _him_, though,” groaned poor Tim.

“And,” continued he, “you have heard that the chief is cruel, and has
no mercy to his enemies.”

“I wish I only had the luck to be one of his best friends at this
particular moment,” sighed Roger, trembling.

“But you see,” said the chief, “I am _not_ cruel, or I would have
hanged you all without giving a moment’s warning.”

“Cursed perlite!” said Tim, under his breath.

“And, to show you that I am not as bad as people say I am, I’ll give
you all a chance as to who dies first, provided——”

“What?” gasped several, eagerly.

“You will answer me one question.”

“What is it, oh, most mighty and merciful skeleton?” sighed Roger.
“What is it?”

“Who considers himself to be the greatest rogue among you all?” asked
the chief. “Be careful how you answer.”

A long, solemn and awful pause followed this ominous and
all-important question.

The grim chief need not have warned them to be careful.

They were _very_ careful indeed, and took a long, long time to
consider.

“It won’t do for _me_ to answer,” thought the trembling servants,
“for they will be sure to commence hanging the biggest rogues first.”

“So there is no rogue at all among you, I find, eh? Ha! ha! Well,
then, who thinks himself the most pious among you? Tell me that.”

Roger was about to reply, but the words stuck fast in his throat, as
he thought,

“If _I_ answer, they will do for me first as the best prepared to
die; no, no, he don’t entrap _me_ with his puzzling questions.”

So thought the rest.

“No goodness among ye all, then, eh?” said the chief. “Why, a moment
ago ye were all praying like so many saints. Come, answer me this,
the third time, then I’ll give some of you another chance. Who
considers himself to be brave among you, and don’t fear death? Answer
me!”

No one did so, however.

“How artful this bloodthirsty monster is!” each thought; “for those
who don’t fear death are sure to be hung first!”

“Well, no one answers, I find,” said the chief, laughing. “I’ll give
you a last chance, poor devils; mark me, the only one you’ll have.
Who is the greatest coward among you, and fears most to die?”

“I do.”

“I am.”

“That’s me.”

“Oh, spare us!”

Such were the unanimous answers of all, and in one breath.

“Ha! ha! you have answered at last, eh? Well, then, since there
are no good nor brave men, but plenty of cowards, we’ll hang you
altogether, for none of you deserve to live.”

Groans were now heard on all sides, and many repented not having
answered before.

“If there had been only a few brave men among you I would have
spared——”

“I’m brave! I’m brave!”

“I’ll do any mortal thing.”

“A lion’s courage is nothing to mine!”

“Only just try me—a tiger is nothing compared to me!”

“I’d face the devil, _I_ would!”

Thus gasped out many when they found that brave men only were to be
spared.

“Oh, that’s it, eh?” said the Skeleton Chief. “I now find that all of
you are brave.”

“I’m the bravest,” said Roger, very meekly; “on my word, I am!”

“You are, eh?”

“No, he isn’t,” said the coachman; “_I_ am.”

“Oh, you are; then this footman must be a liar.”

“So he is,” said the coachman, “an awful liar; the biggest as ever
lived!”

“Then we will begin with you two first, and give you a trial,” said
the chief. “How do you best like to fight, with swords, or what?
Daggers are the quickest to do the work with!”

“I’d prefer fists,” said the burly coachman.

“And what do _you_ prefer my brave fellow?” asked the chief of Roger.

Roger much preferred to escape out of the mess altogether, but it
could not be.

“Strip,” said the chief, “you’ve got a fair chance to settle; the one
who gives in first shall be hung, and the conqueror shall have the
choice of poison or a bullet if he refuses to join my crew. We only
have well-tried men alive or dead on board the Phantom Ship.”

Neither Roger nor the coachman saw any very great choice in the terms
offered, but ere many minutes they were pounding each other’s ribs in
gallant style till the sounds of their own blows reached through the
immense hall.

Both combatants fought for ten minutes fiercely and fast, and went at
it like two blacksmiths.

At last, however, Roger began to blow like a grampus, and with a
well-directed smack on the nose the burly coachman knocked him down.

“I give in,” gasped Roger.

“Bring the rope,” said the chief, calmly.

“No, I don’t; stop a bit,” said the footman. “D—n it! I’ll have a few
more rounds; anything’s better than being scragged like a cat.”

At it they went again hammer and tongs, pounding each other, and
puffing at a great rate.

But while this was going on several other “brave” individuals were
engaged, with swords, proving their valour, one against the other.

The doors were all locked, the windows were closed, and the servants’
hall being so far away from the knight’s apartments the noise was not
heard.

Curses, not loud but deep, were heard on every side, and the Skeleton
Crew looked on with delight, as they saw the blood flowing an all
sides, while their chief sat on a high seat, quaffing wine, and
delighted with the bloodthirsty, fiendish work going on around him.

It was a terrible feast of blood!

The Skeleton Band hideously grinned and chuckled at the sight of
blood around them.

Shouts of pain and death groans were like music in their demon ears;
the writhings of several victims, as they hung from the beams above,
thrilled them with joy, as, with bony hands, they pointed to them
twisting and dangling in the air.

This horrible carnival had lasted long.

The best looking of the females were then carried off by several of
the Skeleton Band to some rendezvous near by, with limbs bound and
their mouths gagged; but those left behind were hung to the rafters
quickly, and without mercy.

       *       *       *       *       *

This was an annual gory banquet, which the chief of the Skeleton Crew
kept up to celebrate his career as the famous Scourge of the Sea!

He and most of his crew had come with the firm resolve to massacre
every one in Darlington Hall.

This was but the commencement of their horrible sport.

Well might the Skeleton Crew and their charmed Phantom Ship have long
been the terror and fright of all the coasts and seas around.

Many a family had been slaughtered in cold blood on shore, and many a
good ship’s company mangled and their vessels plundered and sunk by
these aptly termed Demons of the Deep.

But they had not come to Darlington Hall solely to satisfy their
thirst for blood.

It was the villain and murderer, Redgill, they assisted.

He hated Wildfire Ned with bitter animosity because he could not
supplant the brave youth in the affections of young Alice, the
wealthy daughter of Countess Bluefield, sister to Sir Richard, whose
estates were hard by.

But hitherto Redgill had been successful in his knavery.

Alice had suddenly disappeared.

She had been kidnapped from her home.

And while from home her parents had been slaughtered and the mansion
sacked by the Skeleton Crew.

It was now the aim of these fiends to murder all in Darlington Hall,
and for Redgill to forge a will in his own favour, and to claim the
estate.

But the cleverest villains are caught in traps of their own making,
as will be seen in succeeding chapters of this story.

Suffice it to say that on this occasion the Skeleton Crew were
carrying out their plans to murder all the servants first and the
owners afterwards.

       *       *       *       *       *

For an hour or more did these demons revel in this horrid spectacle
of cruelty and blood.

Those who did not kill each other were ruthlessly murdered by
the Skeleton Crew, so that the servants’ hall presented a sickly
and revolting sight, with the dead and dying lying around in all
directions.

While the barbarous chief and his demon band were rejoicing at this
human slaughter they drank deep of wine, and were roused up to a
fiery pitch with the bloody work around them.

“Hurrah for the Skeleton Crew! the Scourge of the Seas!” said the
chief, tossing off more wine. “In another hour old Sir Richard, and
his braggart lad, Wildfire Ned, as he is called, will be no more. The
old hag at the gibbet says the boy has a charmed life, but we shall
quickly see. Ha! ha! there is no charm against cold steel, my lads!”

While thus he drank and laughed aloud in mocking tones he suddenly
rose to his feet in alarm.

He drew his ponderous sword, and with fiery eyes listened!

A loud noise was now heard without.

The heavy doors were forced open with a crash!

With a loud and ringing cheer, there dashed in upon them fifty bold
British tars, pistol and sword in hand, led on by Lieutenant Garnet
and Wildfire Ned!

Death-wing (for such the Skeleton Chief was called), with a sudden
bound, leaped from his high seat, sword in hand.

“Treachery!” he cried, and dashed upon Wildfire Ned, with bitter
curses on his lips.

The conflict on all sides was dreadful.

Lieut. Garnet and his men did all that men could do, and performed
prodigies of valour.

But their weapons did not seem to make any impression upon the
Skeleton Crew.

Guns and pistols were fired at them, but all in vain.

The clash of swords and the gleam of daggers was heard and seen on
every hand.

More than one of the gallant sailors was struck down by their ghostly
foes.

“Death to them all, and spare not!” shouted Death-wing, the Skeleton
Chief, with a loud laugh of triumph.

His ponderous sword swept through the air like a lightning flash.

On all sides he cut with unerring aim; but though he assailed
Wildfire Ned with the fury of a demon, he could not slay him.

In rage and disappointment he growled, “This brat must have a charmed
life; on to him, men, on to him, cut him limb from limb!”

With a shout of defiance Wildfire Ned met the onslaught of more of
the Skeleton Crew.

But he handled his sword with such quickness and precision that he
gallantly beat them back.

The tide of battle ebbed and flowed.

Success for a moment attended the Skeleton Crew, and they drove the
sailors to the wall.

In an instant, however, and as if by magic, Wildfire Ned dashed again
to the front.

“They are beaten!” he cried; “they give ground! Down with the demons!
scatter their ghastly bones! Follow me!”

It was quite true.

The Skeleton Band did give way.

They had never met with such a fierce resistance before in all their
lives.

They retreated in dumb terror before Wildfire Ned.

That brave youth rushed here, there and everywhere among his
bloodthirsty foes, as if he courted death itself.

But no harm came to him.

His life was charmed, but he knew it not.

As if he had the strength of a young lion he fought his way to where
Death-wing was, hand to hand with Garnet.

The lieutenant was struck to the ground, and in a moment would have
been despatched.

Ned rushed to the rescue.

He stood over the body of the fallen sailor.

He confronted Death-wing face to face.

The Skeleton Chief retreated a step or two in fear from Wildfire Ned.

“I have tried to avoid you, but cannot,” he gasped; “wherever I go
you are in my way. Retire, boy, or I’ll cleave ye in twain.”

“From you! Never!” said Ned, “never, while I have health left in my
body or strength to wield a sword!”

With these words he rushed at the grim chief, and again their weapons
clashed in deadly conflict.

Sparks flew from their flashing blades.

Ned was getting weaker and weaker.

His legs trembled violently.

He made a last blow at his fierce antagonist and fell prostrate over
Garnet.

Death-wing, with a laugh of triumph, raised his sword high in the
air on the point of cutting Ned in two, when, with a wild shout, he
rushed from the spot!

His sword was knocked from his firm grip!

He and his band looked with terror at the sight which then appeared.

A man in armour, glittering from head to foot in polished steel, rose
out of the stone flooring as if by magic.

With shield and sword he was ready for the fray!

Sir Richard and the sailors were struck dumb at the strange
apparition, and fell back in awe.

Death-wing and his Skeleton Crew hastened from the spot like shadows.

Before Sir Richard and his friends could recover from their
astonishment the spectre of the armed knight in dazzling armour had
vanished.

They were now alone.

With wondering eyes they looked at one another in mute astonishment.

“Is this all a dream?” gasped Sir Richard, breathing with great
difficulty.

No one replied.

At that instant, however, all could hear the heavy tread of a mailed
warrior as he clanked across the stone floor.

They looked about in surprise, for now all was darkness.

Their torches had been lost and extinguished in the heat and fury of
battle.

Again they heard the heavy clanking footsteps, and the jingle of
spurs cross the stone floor, but could see nothing.

They turned towards the door, through which they had found their way.

There stood the spectre knight glittering in steel, and with vizor
down.

A long blue plume waved from his helmet.

His shield was of dazzling brightness.

Over his armour he wore a white tunic with a large red cross on his
breast.

He raised his gauntlet-covered hand on high, and pointed to the
adjacent stone corridor, as he said,

“Cut the victims down! Succour the wounded! Bury the dead!”

And vanished!

But long after these solemn words were uttered, and before any one
could recover from surprise, they heard the heavy, distant footfalls
of the Spectre Knight.

Darlington Hall was haunted!

Cold perspiration oozed from their brows.

They trembled with awe, as, turning to the window, they saw a
strange-like Will-o’-the-Wisp light dancing in the distant gloom.

Another moment, and the casement was dashed open.

Then a sound as of the clanking of chains and bones was heard, and a
hollow voice saying,

“Behold, I am _the Red Man of the Gibbet_!”

The Will-o’-the-Wisp light still danced round about, and in the
centre stood the skeleton of the Red Man.

“What art thou?” said Sir Richard, fear, like an electric shot,
passing through his frame.

The figure remained silent.

“Speak,” said Wildfire Ned, “or my sword shall find out if you are
man or devil!”

Saying so, Ned advanced towards the horrid shape at the casement.

“Back!” said the Skeleton form, stretching out his finger at Ned.
“Your time has not yet come; but know, boy, I am your fate. Yes. Ha!
ha! your fate!”

Ned, for a moment, felt slightly awed at the strange words spoken by
the mysterious figure, who, with the light still playing about his
head, stood regarding all with a terrible look.

“You lie!” replied Ned. “My fate is not in your hands, and I defy
you. The Skeleton Crew shall find I have not gained my name of
Wildfire Ned without being able to keep it.”

“The Red Man,” said the voice, “in the name of the Skeleton Crew,
accept your challenge, and I now throw down my gage in token of
defiance.”

So saying, the figure threw down a hard substance on the floor.

Wildfire Ned picked it up.

It was a glove, and inside a SKELETON HAND!

“Ha! ha! now follow me if you dare!” shouted the Red Man, clanking
his chains.

“I do dare, and will,” said Ned, breaking from his uncle’s hold, and
dashing through the window after the Skeleton.

“Follow, follow quickly!” cried Sir Richard.

At the same moment they all fell back in fear as a shriek of mortal
agony was borne along the wind and resounded throughout the old
building.

“Oh, God!” cried the old man, “I fear the brave boy is slain.”


NOTICE TO OUR READERS.

  REMEMBER!—a most valuable present is in preparation, and will be
  presented to all our regular Subscribers with an early Number. Full
  particulars will be announced in Number 6.

[Illustration: “THE MIDNIGHT DANCE OF THE SKELETON CREW.”]

Sword in hand Wildfire Ned dashed after the dreadful apparition, and
well nigh overtook him as he ran along with wild fantastic leaps
towards a densely-wooded copse.

It was at this moment, when, finding himself pursued, that the Red
Man of the Gibbet gave that wild cry which so much alarmed Sir
Richard Warbeck and his servants.

It was a terrible shriek, truly; more like that of a fiend than
anything else.

What now followed was more horrible still, and caused Wildfire Ned to
pause from sheer astonishment.

As the shriek came from the skeleton there suddenly sprang forward
more than a dozen forms, and dashed in between the Red Man of the
Gibbet and his pursuer.

With wild shrieks and yells the Skeleton Crew formed a circle round
the Red Man, and in a second seemed to vanish into air!

Astounded at what he had seen, Wildfire Ned stood gazing like one
just recovering from a trance, and observed not the approach of Sir
Richard and his friends, who now rushed upon the scene, fearful for
Ned’s fate.

“Return, lad, return!” said Sir Richard, with a tremulous voice.
“This night has been one of horrors; I fear for your safety. Whether
they be men or devils, it matters not; but of this rest assured,
they are bent on your destruction.”

A grim smile played upon Ned’s features as he was reluctantly led
back to the hall by Sir Richard and a large troop of friends.

When left alone to his own thoughts, and in the silence of his
chamber, Wildfire Ned began to ponder on all that he had seen and
heard.

“This is a terrible state of things; but I will not sleep this night
until I learn more of this strange horrible mystery, if it costs me
my life.”

When all was silent in the Hall, Ned buckled on his sword, and slowly
left his chamber.

He traversed the lonely galleries of the Hall like a spirit, with
noiseless step.

He quietly went towards the stables to saddle his favourite horse.

As he approached the stable door he was confronted by Tim, who looked
more dead than alive.

“I could not sleep, master,” said the groom, “the horrid sights as I
have seen this ere night is enough to turn one grey.”

“Nonsense,” said Ned, with a light laugh, “nonsense, lad, you see it
hasn’t turned _me_ grey.”

“No, sir, truly; but then you ain’t made like common folks; they say
Wildfire Ned is all cast iron.”

“Nonsense, Tim; it’s all a delusion to think that this Red Man of the
Gibbet could leave his chains and go prowling about when he likes.”

“No it ain’t, sir, all respect to you, sir. I’ve heard people say
that at some seasons of the year he does leave his chains. If he
could talk to me, as I rode home, he can do anything; that’s _my_
humble opinion.”

“It can’t be true,” said Ned. “And, to prove it, I’ll wager a hundred
gold pieces that if we ride over to the Lonely Heath this very night
we shall find the gibbet tenanted as it always is.”

“Ride over to the gibbet, master?” said Tim, in horror. “Surely, you
can’t think of doing anything so rash, and to-night, too, when we
know that all the country around is alive with that demon gang called
the Skeleton Crew?”

“Yes; but I do though, Tim. I shall mount my brave mare, Starlight,
and go at once.”

“Oh! master, pray don’t,” pleaded Tim; “I’m sure that some harm will
befal you.”

“And I’m equally sure none will. Prepare Starlight at once. Saddle
the brown cob also.”

“The brown cob, sir? You surely don’t want _two_ horses?”

“Yes I do, Tim.”

“What, the brown cob for the Red Man of the Gibbet,” said Tim,
aghast. “You surely ain’t going to take a moonlight ride with such a
horrible devil as he is.”

“True, Tim, I am not,” said Ned, laughing; “the brown cob is for
yourself.”

“For me?” said Tim, rolling his eyes.

“Yes, you. Come, be quick. Let us start off at once.”

With many groans, Tim prepared the horses, and ere many minutes had
elapsed, both master and servant were on their way to the heath.

Tim sadly tried to lag behind, but Wildfire Ned would not allow him
to do so.

“Here, Tim,” said Ned, producing a brandy-flask; “take a good suck
at this; it will drive all the blue-devils out of you. Have courage,
lad, no harm can possibly befal you.”

Tim liked the brandy, but did not much relish his young master’s
stubborn resolution.

Nevertheless he had not got far upon the journey when his spirits
began to rise rapidly, and his head became light and giddy.

He pulled out his sword in a very valorous manner, and made vicious
cuts and slashes at the trees as he passed them, like a man valiantly
fighting imaginary foes.

Ned perceived the effects the brandy had upon his servant, and gave
him some more.

This had the desired effect of fortifying Master Tim with false
courage.

Ere long he began to curse and swear at the Skeleton Crew and the Red
Man of the Gibbet, in very loud tones.

After some time they approached the edge of the heath.

As they did so, the gibbet gradually came into view.

Tim’s courage now began to ooze out of his toes, and he rode very
close to his brave young master, but somewhat behind him.

“There it is, Tim,” said Ned, pointing to the gibbet in the distance.
“Can’t you hear the creaking sound of its rusty iron as it sways to
and fro?”

“Y-e-e-s,” answered Tim, and his teeth began to chatter. “Y-e-e-s,
young master, I do; but if you haven’t any objection, I’ll stay where
I am until you return.”

“But I _have_ objections, Tim, and very grave ones. Haven’t you
promised to go to sea with me, and brave all the dangers and perils
of the ocean?”

“True, sir but I didn’t bargain to go and confront living devils
though,” groaned Tim.

“Very well, then, it is in order to make you accustomed to strange
sights and strengthen your nerves, that I brought you with me
to-night.”

“Very kind of you, sir,” said Tim; “very indeed; but I thinks as how
I’ve seen enough of strange sights to-night to strengthen my nerves
for ever, if it’s all the same to you, sir.”

It was all to no purpose, Ned would not allow Tim to remain behind on
any consideration, but smiled, as he cast a sidelong glance at his
servant’s long, pale face.

They had now approached within a few yards of the gibbet, and stopped
to gaze at it.

“I told you how it was,” said Ned, laughing. “It must have been all
a trick, or delusion. Why here is the Red Man safe and sound in his
iron gibbet; he couldn’t be in two places at once.”

For some time the two horsemen remained motionless, intently gazing
at the horrid gibbet, as it creaked and swayed in the moonlight.

The skeleton’s bones were of unearthly whiteness and stood erect in
their iron cage.

The winds sighed mournfully through the trees.

A feeling of awe took possession of the horsemen as they stood and
gazed at the ghastly object.

Their steeds even trembled with excitement, and snorted and shied at
the gallows and the shadow of its skeleton tenant.

“What are you trembling about?” said Ned. “Be more of a man, Tim; _I_
don’t see anything very strange.”

“No, sir; but _I_ do. Look! look! see the red eyes are rolling about.
I told you it were alive. See! see! Oh, horrors!” said Tim, shivering.

He would have backed his horse away, but Ned seized Tim’s rein with
his right hand firmly.

True enough, however, the skeleton in the gibbet _did_ move.

Its eyes, which before were invisible in their deep-sunk sockets,
now turned a deep, dark, fiery red colour, and rolled about most
alarmingly.

Ned’s horse reared and danced about, and he sat looking on in mute
astonishment, but with bold, firm-set features.

“It is alive! it is alive, master! Let us get away! it is—it _must_
be the devil himself!”

“Hold thy peace,” said Ned, in a petulant whisper.

And, then aloud, he addressed the ghastly, hideous form.

“Be ye devil or mortal, speak!” said Ned, fiercely. “Who and what art
thou?”

The Red Man raised his skeleton arm, and suddenly thrust it through
the grating of his prison-house, as he pointed his long, lean
fingers, and said,

“Edward Warbeck, I am thine enemy! Beware!”[1]

“Mine enemy?” said Ned, with a grim smile.

“Aye, the same you saw this very night. At certain times and seasons
I walk the earth; beware, I say, of the Red Man of the Gibbet and the
Skeleton Crew. I am thy fate! When we meet again thou wilt tremble at
my presence. Until we meet again, adieu!”

The long arm descended again by his grim, bony sides.

His red eyes lost their fiery lustre.

His marrowless bones shook in their iron cage.

All was still, quiet and solitary as the grave.

Nought was heard—nothing was seen but a stray vulture as it circled
in the air near by and pounced on the gibbet.

Wildfire Ned was astonished, but not dismayed.

He laughed aloud in wild derision, as he said,

“Tremble at thy presence? Never!”

The Red Man echoed the laugh in sepulchral tones.

Ned turned his head to look around.

Tim had left him, and was then madly galloping away.

Ned was alone at that awful spot!




CHAPTER VII.

PHILIP REDGILL’S ENCOUNTER WITH WILDFIRE NED.


It was a lucky moment for some of the servants that old Sir Richard
and his party of sailors did so suddenly burst upon the scene, and
thus put an end to the bloody ordeal that was then taking place.

They had hung several to the beam, and some of the maid servants had
been carried off.

Roger and the coachman lay upon the floor, thoroughly exhausted,
bleeding from all parts of the body.

Tim, the groom, like a lively monkey, managed to climb up the rafters
unseen, and hid himself behind a great beam.

But the sudden inroad of Wildfire Ned so exasperated the Skeleton
Crew, that they gave no heed to the domestics, but turned all their
attention to Lieut. Garnet and his sailors.

In the meantime the unfortunate servants stopped the deadly duels
among themselves, and crawled out of the way of further harm.

Tim, however, directly Wildfire Ned appeared upon the scene, gave a
wild shout, which almost cost him his life.

One of the Skeleton Crew perceived that he had got out of the way
among the beams and rafters of the ceiling, and fired at him.

The bullet just grazed his cheek.

An inch more and he would have tumbled down dead.

As it was he merely screened himself safely again.

When he saw a good chance he whipped out his knife, and cut several
of the ropes with which some of the servants had been hung.

They fell to the ground heavily.

But the shock seemed to revive the almost extinct life of several.

Tim then slipped down from his lofty perch, picked up a sword, and
rushed to the side of Wildfire Ned, and capered about, and was such a
thin, wiry young rascal, that the Skeletons always missed their aim.

Tim seemed to them to be made of india-rubber.

They couldn’t touch him, do what they might, for, although his
clothes were tattered, he escaped with a whole skin, much to his
delight.

       *       *       *       *       *

Several days after the stirring events we have just narrated, the
wounded men were all provided for, and the dead buried.

This strange visit of the Skeleton Crew to Darlington, and the
frightful scenes in the old immense servants’ hall was the talk of
the country far and wide.

It filled every one with amazement, and people began to think that,
perhaps, after all, the mysterious murder of Farmer Bertram might be
traced to the same source, particularly since poor Bob, the farmer’s
son, protested his innocence so loudly and boldly.

But appearances were strongly against the farmer’s son.

His own thick walking-stick was found beside the murdered man.

The old farmer’s purse, one he had but a week before bought in the
village, was found in the pocket of his accused son.

These evidences of guilt were too strong to allow of any doubt but
that the unhappy son had, in a moment of anger and revenge, murdered
his own father.

There was one, however, who _did_ believe in poor Bob’s innocence.

That was Wildfire Ned.

He visited Bob in prison, and spent several hours with him.

When he came away he told old Sir Richard that the prisoner was an
innocent man, and was sure he had been duped by some cunning villain.

“Bob must not suffer,” said Ned; “he _shall_ not suffer, while I’ve
got a hand to help him.”

“_Shall_ not!” said Sir Richard, in amazement; “Who’s to prevent it,
if he’s found guilty?”

“Who? why, _I_ will,” said Wildfire Ned, colouring to the temples.

“You?”

“Yes, _me_, uncle. No rope shall ever go round Bob’s neck while there
is a sword in the village to prevent it.”

“Silly boy,” said the knight, with a smile, “I know that you are
brave, no one can doubt that; but what could _you_ do against so
many?”

“Let them dare attempt to hang him in Darlington, and you would soon
see what Wildfire Ned would do.”

“But they will not hang him here in the village. Most likely they
will take him to the nearest large town, perhaps to London, for all I
know.”

“I wish they _would_ take him to London,” said Ned, with a smile.

“Indeed! And what then, pray?”

“Why, I would arm and lead on a party of gallant youths. We would
soon beat back the soldiers.”

While they were speaking thus, a servant announced that a stranger
had arrived at the Hall.

“His name?”

“Mr. Phillip Redgill, sir.”

“Show him up; _he_ is no stranger; he is a relation. Show him up.”

The knight seemed pleased at the unexpected coming of his nephew.

Phillip soon entered.

He was most elegantly attired, and carried a sword.

His face was rather handsome, but he had a dark, wicked-looking eye.

There was an uneasy twitch about his mouth, and when he smiled he
showed a set of large teeth.

When he entered the room, he cast a quick, vicious look towards Ned.

Immediately after, however, he wore a forced smile, and shook Sir
Richard very cordially with his ungloved hand.

He turned towards Wildfire Ned, and extended his hand towards him
also, in a cold, formal way.

“It is not necessary,” said Ned, with a proud toss of his head; “your
hand is cold and clammy; it gives me the shivers; its feel is fishy,
Phillip Redgill.”

Saying this, he left the room with a flashing eye and proud step.

“Queer youth that, Sir Richard,” said Phillip, with a bitter smile.

“At the same time,” he thought, “I’d give a thousand pounds to know
he was dead; he seems thrown in my path to thwart me.”

“But he is a brave youth,” said Sir Richard, in flattering tones.

“Is he,” laughed Redgill; “I have often thought he was a very rash
one.”

“His best friends say the same; but it will all wear off with age and
experience.”

“Perhaps so, Sir Richard; but it strikes me very forcibly he will
never live to be any very great age,” said Redgill, very slowly and
with great emphasis.

“Why not?” said the old knight, quickly.

“He is too passionate. Had it not been for my own good temper, and
the respect I have for you, I should have publicly horsewhipped him
for his rudeness to me on more than one occasion.”

“But you are older than he is, Phillip,” sternly said Sir Richard;
“you must remember that.”

“True; but no more of that. I have come from London expressly to
inform you that my father, through his influence with the king’s
government, has managed to get a midshipman’s commission for Ned,
this great favourite of yours. If you like to consent, he can join
his ship at once; it lies at Portsmouth, ready to sail.”

“It was very kind of your father, truly; but I have not made up my
mind about it.”

“Not made up your mind? Why, when last I was down here, you said it
would be the very best thing that could be done for him.”

“True; but I have altered my mind since then. I should be very sorry
to part with young Ned, and if any harm were to happen to him, I
think it would kill me, for the more I see of him the more I like the
lad.”

“Ha, ha!” laughed Phillip; “there is no fear of that; the ship he
would join will never sail more than ten miles out of port, so
there’s no fear that your intended heir to the Darlington estates
will come to harm.”

“The intended heir to my estates, Phillip Redgill!” said the old man.
“Ned and his brother are poor orphans, and have no real claim on me.”

At this moment Ned entered the room quietly and heard all that had
been said.

“I was only joking,” Phillip replied, with a dry laugh.

When his eye caught sight of Ned he changed countenance on the
instant.

Ned gazed at him fixedly with a look of proud contempt.

“Phillip Redgill,” said Ned, defiantly, “I have by mere accident
overheard all you have said.”

“What! an eavesdropper in the hall!” said Redgill, with a sneer.

“If you say so, you lie!” said Ned, fiercely; “and, to show you how
little I think of you, how much I despise you, take that!” he said,
slapping Redgill in the face, “and, if you dare, resent it.”

In an instant the colour rose to Redgill’s face.

He drew his sword and darted towards Wildfire Ned.

“Come on,” said Ned, whipping up the old knight’s sword that lay on
the table.

“Put down your swords,” the old man cried, getting between them.
“What is the meaning of all this?”

Redgill looked for a second at the firm, handsome features of
Wildfire Ned, and the eagle-like glance of the brave lad cowed his
own craven heart.

He could not look him in the face.

“Come on,” said Ned. “Nay, turn not so deadly pale, coward.”

“Put up your weapons, I say,” the old man said, sternly.

Redgill did so, and bit his lips until they became bloodless and
white.

“Why carry a sword if afraid to use it?” said Ned, scornfully turning
on his heel.

After a pause Wildfire Ned said, calmly and slowly—

“Redgill, you are not a man; you are a coward, a snake in the grass;
you leave a poisonous slime wherever you go. Bloody deeds follow in
your wake wherever you tread! There is no love lost between us, ’tis
true; but you are a mischief-maker; a deceiver; I could say more
perhaps.”

“Say on,” said Redgill, turning pale.

“Murderer is marked on your face, Phillip Redgill,” said Ned,
sternly. “Nay, do not tremble, for I know nought of what you have
done; but I suspect and despise you, leaving it in the hands of
heaven one day to disclose what you are. You need not fear that _I_
shall stand in your path to wealth or fame. Trust me, I have too much
heart and spirit to eat the bread of charity longer at Sir Richard’s
table; but, ere I leave, remember these my words, Redgill,” he said,
after a solemn pause, “you will one day grace a gibbet; rogue,
vagabond, and murderer is deeply written on your countenance. You
cannot, you dare not look an honest lad openly in the face. Your own
cowardly heart tells you I speak the truth; and, were it not for the
disgrace to good Sir Richard, I could slay you as you sit, and think,
aye, know that I had done right in the sight of man and heaven. Sir
Richard, I now leave the Hall, my everlasting love is yours. Upon the
wide world I go to seek my fortune; but beware of that man’s evil
eye. Sir Richard, shun him like a snake. Phillip Redgill, we shall
meet again.”

“We will,” was the bitter answer.

In an instant Wildfire Ned left the room.

The village clock tolled the hour of midnight.

He left Darlington Hall, and perhaps for ever!


FOOTNOTES:

[1] See Illustration in No. 2.




CHAPTER VIII.

  RELEASE OF BOB—CAPTAIN JACK’S BAND—THE UNEXPECTED ARRIVAL—THE
  QUARREL—THIRTEEN DEATH WARRANTS—FLIGHT OF THE THIEF-TAKERS.


Bob the outcast, as we have seen, was thrown into prison, and safely
guarded by the village authorities.

As may be supposed, poor Bob was almost turned crazy by the terrible
event, and walked up and down his prison cell looking pale,
thoughtful, and miserable.

He protested his innocence on all occasions.

Many believed that the murderers or murderer would in time be traced
to the far-famed Skeleton Crew, who prowled around the neighbouring
coasts.

The keeper of the village prison was a timid old man, and much feared
that the red-hot zeal on the part of some of Bob’s sympathisers might
lead them on to attack the gaol, perhaps attempt a rescue.

This so weighed upon the chief constable’s mind that he wrote off to
London, begging of the authorities there to take the case in hand.

In accordance with the wishes of the village authorities a party
of men were sent down to Darlington for the purpose of conducting
Rambling Bob to London.

The party consisted of seven mounted men, all armed to the teeth, who
arrived in the village one evening, several days after the commission
of the murder.

They pulled up their horses, and alighted at the “Red Lion”
public-house.

With many loud words, a great deal of bombastic talk and swearing,
they clattered about the inn yard, shouting to the ostlers and
servants in such a grand style that old Hornblower, the publican,
began to think that perhaps his visitors were none other than royal
personages, or nobles, at least.

Old Horn (the “blower” always being left out in common discourse)
was very much mistaken; the new arrivals were none other than six
thief-takers, and as big rogues and rascals as ever straddled horses,
or swaggered about with swords at their heels.

They were dressed in their best, however, and seemed very flush of
money; how they got it will be seen hereafter.

They rang the bells loudly, shouted and swore right and left until
old Horn and his servants were almost driven mad.

“Who be they?” asked the ostler.

“Don’t know, lad; but suppose they’re very great folks.”

“They ride good nags, anyhow.”

“And kick up a darned big fuss, too. Can’t ye hear ’em?”

“They be Londoners,” said the housemaid; “I can tell by their talk,
and they allers do make a noise when they goes in the country.”

“What do they want down here, I wonder?”

“Can’t tell; but they ask for the best beds in the inn, and the best
wine in the cellar, so they mun have plenty of money.”

While the servants were thus talking among themselves the old
landlord and his kitchen domestics were busy in providing supper for
the hungry travellers.

“Boots” was nearly run off his legs, and didn’t know what to do first.

He became confused, and forgot half of what he was told.

“Here, lad,” said one, “bring me some brandy. Quick. Hot, mind!”

“Brandy, sir, yes, sir. Hot sir? With or without? Just so, sir.
Brandy hot without, sir? Thank’ee, sir.”

And off he shot.

But before he had fairly closed the door,

“Here! hi! waiter! quick!” said another. “Mulled port for me. Quick,
for your life! I’m almost frozen to death!”

“Port, sir? Yes, sir. Mulled, sir? Thank’ee, sir.”

Off he went; but the bell was rung violently again.

“Here! hi! waiter!”

“Come here, lad!”

“_I_ want you, do you hear?”

“Serve _me_ first.”

“No; _I_ gave my order first.”

“No you didn’t.”

“Spiced ale.”

“Bring me a chop in less than five minutes, or I’ll cut your head
off!”

“My brandy and water, you idiot!”

“If my hot spiced ale doesn’t appear in three minutes by the clock,
I’ll blow the rascal’s brains out.”

“Will you never let me have my brandy and water, you villain?”

“Cut the rascal’s ear off.”

“How’s my horse getting on?”

“Let my bed be warmed.”

“Not mine, stupid; his, mind.”

“Where’s the landlord?”

“Brandy!” “Ale!” “Rum!” “Bottle of wine!” “Beefsteaks!” “A chop for
me!” “Clean my boots!” “See to my horse!” “Long pipes!” “Stir up this
fire!” “Put more coals on!” “How long’s supper going to be?”

These and such-like orders rung in the bewildered ears of Nat the
boots.

He rushed hither and thither like a wild man all of a sweat.

He forgot half his orders, and so mixed up the others that he was
kicked and cuffed about like a foot-ball by the noisy and by no means
polite strangers.

Take them altogether this half-dozen were as ugly and as
villanous-looking a lot as could be well met with anywhere.

They all had the marks of rogues and cut-throats engraven on their
countenances.

Some were decorated with black patches across the forehead, over the
eye, or on their high cheek bones.

One or two were minus an eye.

One individual’s nose was almost level with his face.

Several had part of their front teeth knocked out; but each had big
thick fists, with which from time to time they struck the table until
they made the glasses dance and ring again.

Loud and coarse was their laughter, and when they smiled at any
passing joke or observation, their countenances were more like those
of hyenas just about feeding time than human beings.

The recognised leader of this desperate half-dozen was called Captain
Jack, an individual of great strength, who delighted in much swearing
and obscene conversation. Jack what, no one knew for certain, not
even those who employed him.

When at last supper was provided for this very select and genteel
party they set to work vigorously with knives and forks, and soon
demolished a huge amount of meat and vegetables, more than would have
sufficed for any ordinary supper party of twenty individuals.

They feasted, and swore, and laughed, and bolted their food in a
heathenish style, as if all of them had been fasting for a month.

Long, copious draughts of various beverages washed the grog down
their capacious throats, and they occasionally enlivened the
proceedings by throwing potatoes at Nat the waiter, and hitting him
in the eye, on the nose, &c., until “Boots’s” face was bumped and
swollen.

When the repast was over these six elegant individuals and their
captain stretched themselves on chairs, and puffed clouds from long
pipes, as if they were the first gentlemen the land instead of the
greatest rascals unhung.

“As I was saying, lads,” Capt. Jack observed, after drinking some
brandy and water, “as I was saying I shouldn’t have taken this pretty
job in hand, you know, only it gave us all a chance to do a little
business on the road on our private account.”

“True,” growled Tom Bates, an oldish, ugly-looking person, with one
eye and a broken nose, “true, captain, and when yer did want anybody,
in course you knowed where to find ’em. Ah! we’ve had some r-a-r-e
old times together, haven’t we, cap’n?” said Bates, with a long-drawn
sigh, which he further suppressed with a flood of spiced ale down his
throat.

“True, Tom; but the idea of the ‘Baker’s Dozen,’ as we are called,
was yours.”

“In course it were,” said Bates. “But I arn’t at all proud; it were
only a lucky thought. When you got your fust job from the justices
what could a-been a neater idea than to have a company o’ twelve or
thirteen good trusty lads about ye, when times were busy, all sworn
to secrecy and fair shares o’ booty?”

[It must be here explained, for the reader’s information, that
Captain Jack had been such a noted thief and rascal in his time that
he had often been, and was now regularly, employed as thief-taker.]

But this position only gave him opportunities of becoming a still
greater scoundrel. With this view, he and Tom Bates formed the idea
of having a band of twelve or thirteen men, who should act under
the captain’s orders, and, under cover of being the thief-taker’s
occasional assistants, would thus have an ample chance of “turning a
dishonest penny to their own account.”

This was agreed upon, and the band formed; the name under which they
were known was the “Baker’s Dozen.”

Each man had a particular talent, one for house-breaking, a second
for counterfeiting, a third for horse-stealing, and so on.

The authorities never dreamed that such a banded company existed, and
placed all faith in Captain Jack, although he was the greatest rogue
in England, as will be seen in this exciting narrative.

“We’ve often heard the whole story before, Tom,” said Faulkner,
another of the company, “so cut it for the present; it’s been many a
good year in existence, and I warrant ye hadn’t as many grog blossoms
on your nose afore it started as ye have now.”

“Stow that, Faulkey,” said Bates. “I’ve got corns as well as grog
blossoms, mind, and you wouldn’t a-been one o’ the dozen at all ’cept
for me—no, that yer wouldn’t; but I know what yer would a been.”

“What?”

“Why, meat for vultures and night carrion birds, as pay their
respects to the gibbets.”

This remark made all laugh, for it was well-known among them that
Faulkner would have been hung on the charge of robbery had not Bates
induced Captain Jack to swear that he was innocent.

“Well, enough of charf,” said Captain Jack; “let’s to business. Is
that door shut?”

“Yes.”

“Well, let one of ye go and stand outside to give the office if any
one comes in.”

This was done.

They all clustered round the table, and dived their hands down into
their capacious pockets.

One produced a purse, another some finger and car-rings; two others
had a bundle of bank-notes, watches, snuff-boxes, the diamond hilts
of broken swords, jewelled shoe and dress buckles; and other things
of value were displayed.

“You haven’t been idle on the road, I see,” said Captain Jack, with
a grin. “This makes up for our unpleasant journey down here for that
silly bumpkin.”

While they were dividing the booty Captain Jack was deep in figures,
and so was Tom Bates, that the entire swag might be apportioned so as
to give themselves the greatest share.

While thus engaged, Bates raised his eyes towards the parlour window.

“Dam’me if there ain’t some one peeping through the round hole in the
shutter!” he stammered.

In an instant he pulled out his pistol, and fired!

The ball smashed the glass, and went right through the hole.

Some one was heard to fall outside.

Tom Bates rushed to the window, and flung the shutter open.

No one was there!

“Well, if I didn’t hit him, I must have shaved him closely,” said
Bates, and closed the window again.

The moment Captain Jack had divided the spoil, a horseman was heard
to halt at the inn door.

“A traveller, and at this late hour. Who can it be?” said the select
party in the parlour. “Who can it be?”

“Here, waiter” said one and another, “don’t let the place be
over-crowded, there are seven of our party here already; you can’t
accommodate any more.”

“I swear I’ll have no half bed to-night.”

“Nor I either.”

“Tell him to seek lodgings elsewhere in the village, landlord!”

“He shan’t sleep with _me_,” growled Bates, “whoever he is.”

“You needn’t put yourself out of temper, friend,” said the stranger,
entering in a free and easy manner. “You needn’t put yourself into
any flurry, for I wouldn’t have such an ugly-looking bed-fellow for
all the gold in England.”

As he said this he cut Bates across the shoulders with his
riding-whip.

“Hillo, what means this?” said Bates, spluttering with rage, “_I_
say, my fine, dandy gentleman, do you know who you’re cutting about
the shoulders with your riding-whip? Take no such liberties, young
man, or you may repent of it.”

“Tut, tut, man, you don’t know how to stand a joke.”

“That’s no joke, as you’ll quickly find, if you’re not very civil,”
growled Bates, puffing his pipe.

“This parlour is engaged,” said Captain Jack.

“I see it is,” the stranger said, coolly.

“The beds are all engaged.”

“You had better go elsewhere.”

“We don’t wish to be disturbed; we are all friends here.”

“So I perceive,” said the stranger, coolly; “and I’m the last man in
the wide world to make you enemies.”

He was cloaked, and wore his hat over his eyes. A strongly-built,
elegant-looking gentleman he was, with pale face, fine eyes, and a
dashing moustache.

His hands were remarkably white, but he seemed to have the strength
of a vice in them.

He took a chair, and drew up to the fire.

“That chair belongs to one of our party, sir,” said Faulkner.

“Then let him get another,” said the new arrival, very coolly.
“Waiter, bring me a bottle of wine, and call the landlord. I wish to
speak to him.”

Nat brought the wine.

The stranger sipped it, threw a sovereign to the waiter in a careless
manner, saying—

“Keep the change. Here, landlord, I want my horse looked after, give
him the best stall in the stable.”

“There is not a stall vacant, sir.”

“Then turn some horse out, and put mine in. I want a bed also, the
best bed in the inn.”

“All my beds are occupied.”

“It matters not; do as I tell you, or you’ll repent it.”

“You are a werry rude bragadocia fellow to speak thus in the presence
of gentlemen,” said Tom Bates to the stranger.

“What do you say, old bilberry nose? Mind your own business.”

“I say, sir, that in the presence of gentlemen—”

“Gentlemen, ha! ha!—that’s good, hang me if it isn’t—you look very
much like a gentleman, certainly; if that large wart was off the tip
of your nose it would much improve your appearance.”

“Sir-r-r!” growled Bates, rising in anger. “What do you mean? Do you
know who _I am_?” said he, slapping his sword hilt.

“Oh, sit down and take it coolly,” the stranger replied, laughing.
“Don’t stand there gaping like a half-stuck pig. Know you, of course
I know you.”

“Then, sir, if you do, you know me to be a gentleman—an administrator
of justice.”

“I know you to be a d—d old thief, the biggest liar, and, at a pinch,
the biggest coward in all London,” the stranger replied.

“Thief! liar! coward!” gasped Bates, whipping out his sword. “If you
are a man, defend yourself.”

“If you are not a fool, sit down; you can’t frighten me. I’m too old
a bird for that.”

This quarrel had now thoroughly aroused Captain Jack’s party, who
were noisy and boisterous; but they did not interfere, for they
imagined that Bates was more than a match for the stranger.

“Draw, I say!” growled Bates, “or I’ll slay ye like a dog! Clear the
way, there, comrades; leave this impudent rascal to me.”

“Sit down, or I’ll knock your head off!” was the cool reply.

Bates, all furious and maddened at the stranger’s calmness, made a
fierce lunge at him.

The instant he did so, however, the stranger fired a pistol, and
knocked the large wart from the tip of Bates’s nose, and next instant
gave him such a smack on the jaw as laid that hero sprawling on the
floor.

Tom Bates was thunderstruck, and sat upon the floor looking at the
stranger with eyes of wonderment.

His friends were equally astonished, and for a moment it looked as if
the whole party were intent on slaying the new comer.

“Stand back,” said he, waving them off; “put up your sword. I fear ye
not, vagabonds, but listen to me; if one dare approach nearer I’ll
scalp him.”

There was so much of determination, and an air of superiority about
him, that all stood still and looked at him as if transfixed to the
spot.

“Listen to me, knaves,” said he, eyeing every one of them with a keen
look. “How many chief high roads are there leading out of London?”

“Thirteen,” Captain Jack answered, after a moment’s thought. “But
what has that got to do with us?”

“Much more than you imagine. Since you left London, a new gibbet has
been erected on each of those thirteen highways, just where they
branch off at the cross roads.”

“Well!” said all in a breath, “and what of that? I don’t understand
what all of this means.”

“But _I_ do! It means this: those gibbets have been raised at the
sole expense of a particular friend of yours.”

“For whom?”

“For each of you.”

“And who is this very particular, very dear, friend of ourn?” growled
Faulkner.

“I am he!” said the stranger.

The rascals were tongue-tied at the stranger’s boldness as he went on.

“You came to conduct Bob Bertram to London?”

“We did! who could have told you?”

“Who told me that each of you went plundering on the way, and divided
the booty just now?”

“Ha!” said Captain Jack; “watched, betrayed!”

“Silence,” said the stranger; “if you do not wish to be gibbeted
before your time. This youth is accused of murder, but he did it not.
He is not in Darlington gaol.”

“Not in gaol?”

“No; he has escaped.”

“How know you this?”

“I just came from the village. All is in an uproar. Wildfire Ned, Sir
Richard Warbeck’s adopted nephew, is the hero who released him.”

The thievish thief-takers were amazed at what they heard.

“And now,” said the stranger; “since your mission here is ended,
return to town; do you hear me? Return this very hour and carry this
strange news to the proper authorities. And mark me, Captain Jack,
every one of you remember that if you do not track and discover the
real murderer of Farmer Bertram in less than two months, I’ll report
you to the king; your death-warrants are now in my pocket. See them,”
said the stranger, exhibiting a bundle of printed forms. “Here is one
for Captain Jack, another for this red-nosed ass on the floor—Bates,
I mean—a third for Faulkner there; in fine, I have been kind enough
to provide each of you with a passport into the other world. As you
may observe, they only require _my_ signature.”

“And who the devil _are_ you?” gasped out one and all.

“I’ll let you see—but I had better write it on one of these
death-warrants, say yours, Captain Jack, it will save me trouble
afterwards. Landlord, pen and ink.”

“Do you know _that_ name?” said the stranger, after writing it.

All the rascals looked at it in astonishment.

“The devil!” said Captain Jack.

“Not the devil, exactly,” said the stranger coolly; “but your very
humble servant, _Colonel Blood_! a gentleman, I can assure you, who
will feel great pleasure in introducing each of you to the common
hangman, unless you produce in two months the real murderer of Farmer
Bertram, and serve me at all times.”

The stranger was in truth no other than Colonel Blood, but what
brought him so far from London was a mystery which we shall have to
clear up shortly.




CHAPTER IX.

  THE MILLER’S DAUGHTER—COLONEL BLOOD FALLS INTO ROUGH HANDS—THE
  MURDER ON THE BRIDGE.


The reason that Colonel Blood was so far from London is easily
explained by what took place in Darlington the second night of his
visit.

The miller of the village, Hugh Harmer, had a very pretty daughter
named Ellen, who was the pride and the toast of the surrounding
country.

Like a hawk poised in the air, gazing on his intended prey below, did
Colonel Blood hover around Hugh Harmer’s house close by the bubbling
and splashing mill-stream.

He had espied Ellen by chance, and in her saw not the virtuous
village maiden, but a beautiful object for his master, the Merry
Monarch, who, Blood knew, would pay any price to gratify his beastial
passions.

Captain Jack and his rough party had left the inn but half-an-hour,
when a card was brought to Blood by some one old Horn had never seen
before.

“Admit the stranger, landlord,” said Blood.

A sorrowful-looking fellow walked in, hat in hand. He was very wet
from head to foot, and his clothes were in rags around him.

“Have you seen her?”

“Her answer is here,” said the stranger, producing a small note out
of his breast pocket.

Blood tore it open, and read it.

His eye sparkled with fire, and his handsome features twitched as he
perused its contents, which ran as follows:—

  “SIR,—Our first meeting, I fear, has caused much uneasiness and
  unhappiness to both.

  “But, notwithstanding your constant letters and frequent visits to
  Darlington, I fear that your intentions cannot be so disinterested
  towards me as your eloquent notes would have me believe.

  “This thought has often occurred to my mind since I first
  imprudently met you, and is more and more confirmed by the
  fact that you impress upon me the necessity of keeping our
  correspondence a secret from my dear old father, which no person,
  having honourable intentions, would ever propose to a simple
  country girl.

  “As a last favour I beg that you will no more insult me with your
  proposals of eloping from my father’s roof, or ever again presume
  to throw yourself purposely in my path to pour poisonous councils
  into my ears.

  “In fine, sir, I fear I have too long been the dupe of your
  designs, and until, as a virtuous girl, I can sign my name on the
  marriage register of the village church, I will never leave my
  father’s home, even should I love the man ever so much who bade me
  act otherwise.

  “Your humble servant,
  “ELLEN HARMER.”

“Clever as she’s pretty; but quick and sharp as a needle,” thought
Blood. “So much the better for King Charles.”

“Did you miss the old man as usual?” asked Blood.

“No, sir; for once he caught me,” said the servant, with a very
rueful face.

“Then you had an adventure. What said he to you?”

“‘Oh! it’s you, is it? Here again, eh, and always when I’m out,’ says
he, flourishing his walking, stick, and then he shouted to the dogs,
‘On to him Rover! give it him, Spot! hold tight, Jip!’ and all the
while he was laying on to me with his thick stick without mercy.

“Quite a pleasant affair,” said Blood, with a smile.

“Yes, sir, to think about; but not very agreeable if you have to go
through it.”

“Well, well, I don’t wonder why old Harmer takes so much care of her,
for she’s one of the daintiest little maidens that ever trod the
earth,” said Blood. “No matter, if he had her locked up in a castle
it would be all the same, she must be the king’s. To-night is the
last time she’ll sleep under her father’s roof. Come, Jonas,” for
such was his shivering servant’s name; “go change your clothes, and
have a stiff glass of brandy, I shall want you about midnight to go
to the miller’s house with me.”

“Again to-night, sir?” gasped Jonas. “Why, only you look here,”
and as he turned round he exhibited to his master the seat of his
trousers, his cloak, and other parts of his attire all in ribands.

“Never mind, Jonas, you always had a reputation for courage; here’s a
guinea for you. Go, prepare yourself.”

Midnight was passed, and at an appointed time Jonas met his master,
and both proceeded towards the miller’s.

Colonel Blood sauntered along in the silence of the night towards
Harmer’s house, as handsome, bold, and cool-handed a knave as ever
lived.

He had just reached the narrow mill bridge, when he perceived the
dark figure of a young man leaning over the hand-rail, and gazing in
the shining water. Directly he heard the approach of footsteps, he
turned, and his eyes sparkled with fierce delight.

“’Tis he!” said the young man, “I cannot be mistaken. I have long
desired this meeting. I came to bury myself beneath these shining
waters, but ere I do, let me crush the skull of this villain, who
has ruined me and blasted all my happiness; for, before his accursed
shadow darkened our village, I was happy: but now, alas! Ellen
Harmer’s heart is another’s.”

Colonel Blood approached, and had reached the centre of the bridge,
when the youth suddenly confronted him with boldness and flashing
eyes.

“What, Andrew Gamble!” said Blood, starting back a step or two in
surprise.

“Aye!” said Andrew, with a quivering lip. “Does that name startle
your wicked heart?”

“Startle _me_, knave!” said Blood, with an air of great contempt.
“Make way, there! why do you cross my path again?”

“Because you’ve crossed mine, and shall die,” said Andrew, advancing.

“Make way, there, I say!” said Blood, drawing his sword. “Let me
pass, I like not your looks—there is murder in your eyes. Make way, I
tell ye, before I cleave ye to the ground.”


NOTICE TO OUR READERS.

  REMEMBER!—A most valuable present is in preparation, and will be
  presented to all our regular Subscribers with an early Number. Full
  particulars will be announced in No. 6.

[Illustration: THE FIGHT BETWEEN WILDFIRE NED AND THE SKELETON CREW.]

“Ha! ha!” laughed Andrew, “you can flourish your toasting-fork, I
see, just as cleverly as I can my father’s flail; but you don’t
frighten me, for all that, fine gentleman as you are.”

“Once, for all, make, way fellow! or I’ll cleave your skull,” said
Blood. “I cannot afford to waste valuable time in parleying with a
country clown.”

He had scarcely spoken the word, when Andrew Gamble rushed suddenly
upon his enemy and disarmed him in an instant.

Colonel Blood was thunderstruck.

The action had been so sudden, and the weapon so cleverly wrenched
from his grasp, that he stood gaping in surprise.

“Make way there,” said Andrew, flourishing the sword in a malicious
manner, much as a rustic would a stout oak cudgel.

Colonel Blood retired a pace or two in evident fear of his brawny
antagonist.

“Villain! you quail,” said Andrew, with a savage laugh; “you quail
and turn pale before the very man you just now threatened; but fear
not, I will not, as you would have done, raise my weapon against a
defenceless man. I could take thy life; for, until the unlucky day
your shadow darkened our village, I was happy. Happy! aye, as happy
as a king. I loved, and was loved in return, but your hellish schemes
and flattery have torn her from me; you have poured poison into my
loved one’s ear, you have taught her to despise the one who would
willingly have laid down his life for her. Listen, villain, your
rascality has long been known to me, but chance has never thrown
me in your way until now, and here upon the mill bridge, in the
stillness of the night, let me tell you that one or both of us must
_die_!”

These words were uttered by Andrew Gamble with a great effort.

His manly breast heaved, and his voice became tremulous as, in a few
words, he disclosed the secret, and the cause of his enmity to the
stranger.

“_Die!_” said Blood, calmly, but with a trembling lip.

He seemed charmed and fixed to the spot by the fierce brilliancy of
Andrew’s eyes.

“_Die!_” he muttered again, half aloud.

“Yes, _die_!” said young Gamble, with a fiery pride. “Think you I
care to live and see Ellen Harmer given to another? Could I, can I
live, now that the only charm life had for me is snatched away?”

“I never harmed you,” said Blood, coolly and collectedly.

“’Tis false, villain!” the youth replied. “Have you not had spies
around her? have you not dazzled her with your dishonest words and
manner? have you not written dozens of letters to her inviting her
to run from her father’s home, and become a lady in London? Why not
show your face at her father’s house like any honest man? Why traduce
me? Am I not as good as you? If you are a man so am I; we are equal;
the tinsel and ribbons of your court-cut coat makes you no better
gentleman than Andrew Gamble, the farmer’s son. Nay, curl not your
lip, but hear me. This meeting: it is our first and last. You see
this sword,” said Andrew, passionately; “there is but one between us,
we will divide it.”

So saying, he placed the weapon across his knee, and snapped it in
twain.

“Choose,” said Andrew, “the hilt or point, whiche’er you will.”

“You are bent upon bloodshed,” said the colonel; “you are rash, wild,
and know not what you do; neither do you know me, if you did you
would tremble at such an encounter. I am the best swordsman in all
England.”

“And I the worst,” said Andrew; “it matters not, come on.”

Colonel Blood took the point half of the broken sword and wrapped his
handkerchief round the thick end for a handle.

Andrew had the thick half.

The two blades met.

Blood was as cool as ice.

There was upon his handsome face a smile of confidence and contempt
for his rustic rival.

Andrew, on the contrary, was all on fire, and trembled with haste and
excitement.

In an encounter between two such swordsmen the result could not for a
moment be doubtful.

Andrew made a lunge that was prettily stopped by Colonel Blood.

His next attempt, however, was more successful.

Andrew rushed to closer distance, and pricked the arm, from which
blood flowed copiously.

“Damnation!” swore the infuriated swordsman. “To be beaten by this
country clown is a lasting disgrace; nevertheless, he shan’t live to
boast of it!”

He gathered himself together for a final stroke, which would have
proved fatal to the brave rustic, but Andrew turned the colonel’s
point.

A desperate struggle now ensued on the narrow bridge.

They seized each other by the throat.

Their weapons were in dead lock.

A single moment would decide all.

The strength of each was about equal, and giant-like were their
struggles.

But a trick saved Blood.

He quickly placed one foot behind Andrew’s leg and back-heeled him.

This was fatal to Andrew.

He fell.

In the act of falling Colonel Blood stabbed him.

The brave rustic threw up his hands with a sharp cry of pain, and
rolled into the shining river.

“Fool!” said Colonel Blood, with a contemptuous oath, as he looked
into the bright waters beneath him, rippling and eddying in the
moonlight. “Fool! How dare the village dolt to cross my path; so be
it with all who dare cross the path of Colonel Blood.”

He threw the red blade into the small narrow river stream, and bound
up his arm with his handkerchief.

“Now for the pretty wench,” said he. “If I succeed in carrying her
forth, my fortune is made. Stop! what was that sound?”

He stood and listened.

“Help! help!” cried a distant voice. “Murder! Help! help!”




CHAPTER X.

JONAS MEETS WITH A STRANGE ADVENTURE.


When Jonas left his master to go to their rendezvous he little dreamt
of what was in store for him.

The horses and carriage were drawn up at the appointed spot, and
Jonas, thinking of the large reward which the colonel had often
promised him, was on the bright look out for the pre-arranged signal.

Now, as we have seen, Miller Harmer had been informed of this
mysterious stranger in Darlington, and had watched him and his
servant, and even heard the pre-arranged signal.

He had long sighed for an opportunity of confronting the bold
stranger, who so slyly had crept into the good graces of his
daughter, but whose name, rank, and intentions he knew not.

The first thing to do was to procure assistance.

He went straightway to the lock-up, and informed the authorities of
his suspicions.

“It may be one of them chaps as came in masks t’other night and
rescued Bob Bertram,” said a burly officer, indignant at the idea of
the disgrace which had thus been cast upon them.

For it must be explained here that Wildfire Ned and his groom had
effected Bob’s rescue in the manner described about one o’clock in
the morning, when all the village was wrapped in sleep, and the two
constables on guard were half tipsy.

“If it only be one o’ _them_ chaps,” said the chief officer, “I’d
give a hundred gold pieces, that I would, for I shall never rest
content till I have cracked one o’ their skulls; the mean devils, to
come when no one expected on ’em, and fight their way in and out of
the lock-up.”

This thought was alike echoed by all.

They felt great annoyance that two youths should have possessed the
nerve and courage to fall upon the lock-up guard, and thrash them as
Wildfire Ned and Tim the groom had done.

If Ned had sent warning that he was coming to rescue Bob, the
constables, of course, would have been there a dozen strong to oppose
him, and this they considered would have been “fair play.”

But now that Miller Harmer brought information that there was more
than one suspicious stranger in the village, the constable made sure
that they were the identical two they so much desired to capture.

From the bustle and preparations made by the half dozen constables
one would suppose that the valiant guardians of the public peace were
bent upon storming some castle or stronghold.

With lanterns and staves and clubs they sallied forth.

“Lead on, Mr. Miller,” said the chief, buttoning up his doublet.
“Lead on, sir, we’ll give the two rascals such a dressing as they
never had before in all their lives.”

Old Harmer conducted the constables to his mill.

He unlocked the huge doors and admitted them.

They hid themselves behind a lowering pile of corn and flour sacks,
and darkened their lanterns.

“Stand firm, my merry men,” said the chief of the party. “Stand firm;
and when the signal is given arrest the rascal as he enters.”

Miller Harmer now went to the half-opened door.

He gave three shrill whistles, each after an interval of about half a
minute.

“Here the villain comes,” said Harmer, hiding himself.

Jonas at that moment was observed approaching in a stealthy, cat-like
manner, crawling along under the shadow of the trees and cottages of
the village.

He was seen to stop once or twice, and look furtively around him.

He did not know why, but a feeling of suspicion assured him that in
some way his master’s scheme for abducting Ellen Harmer would involve
heavy blows, if not broken sconces.

He had armed himself, therefore, with a stout, short club of oak,
which he concealed under his cloak.

As he approached the mill door he was half-inclined to run away again.

“Courage, Jonas, courage,” said he to himself, half aloud. “Remember
the rich reward in store for you. The colonel, my master, is a
bold, brave devil, and I must be so likewise. So I am,” said Jonas,
slapping his chest. “Who knows but what I may be a gentleman one of
these fine days, if all goes on well? Won’t that be grand? Courage,
then, Jonas; none but the brave deserve the fair. Onward! rewards
and honour await you! That whistle, though, didn’t much sound like
master’s,” he thought, “and yet it must be. There it is again. All
is right; the girl is secured. Onward, Jonas; teach these rustic
villagers what brave stuff Londoners are made of.”

He crept towards the mill slowly and very carefully, and it must be
confessed that his legs trembled violently under him, and his teeth
chattered.

“He comes,” said the miller, in a half-whisper. “Make ready to
receive him.”

Jonas crawled up to the half-opened mill-door, and peered into the
darkness before him.

“That you, master?” he whispered.

“Y-e-e-s,” was the soft answer.

“Have you got the maiden safe and sound?”

“Y-e-e-s.”

“Won’t the old miller be surprised in the morning when he finds she’s
gone, ha! ha!” chuckled Jonas.

He passed the threshold, and was much astonished to see the door shut
behind him.

Before he had time to breathe freely a long staff was aimed at his
head.

The stroke was well intended, and a powerful one also; but it missed
the right object, and fell with a hard crack on the head of a
constable by mistake in the darkness.

A loud groan and a curse followed the fall of the oaken staff.

In an instant Jonas comprehended all.

He was entrapped, and escape impossible.

“Oh! the bloodthirsty scoundrels!” he groaned. “That blow was meant
for me.”

He produced his own small cudgel, and laid about him right and left
in the darkness.

He then fell upon his hands and knees, and crawled from the midst of
his enemies.

Total darkness prevented the officers from seeing what they were
doing or ought to do.

But they hit right and left among themselves, and some of them were
tripped up by Jonas.

“I’ve got him! I’ve got him!” roared the chief constable. “He tried
to crawl through my legs, but couldn’t.”

“Give it to him, then!” said another.

And sure enough the chief constable _did_ give it to him.

But he had the wrong man between his legs, and was pounding away on
the back of an unlucky prostrate comrade, like as if he were thumping
a big drum.

Shouts, oaths, and groans were now heard on all sides.

Jonas, as nimble as a monkey, climbed on to the sacks of flour piled
up right and left.

His own weight toppled them over.

They fell among the combatants, and knocked several of them over.

Old Harmer, surprised at the change in the state of things, and,
fearful that Jonas should escape, rushed to a long rope, and pulled
the mill bell, which hung in an old tower.

He tugged away, and alarmed the whole village.

In less than five minutes the male portion of the villagers rushed
forth from their houses, half dressed.

Dogs barked, men shouted, women screamed, and children cried.

All was now a scene of great excitement and confusion.

Some armed with pokers, tongs, old rusty swords, pitchforks, and
oaken clubs, rushed along the village green.

“To the mill! To the mill!” roared some.

“’Tis the Skeleton Crew!” shrieked others.

“They have murdered the miller, and run off with Ellen!”

“The constables are half murdered!”

“On, lads, on!”

These and similar shouts were now heard on every hand.

The rustics looked pale and startled at the bare mention of the
Skeleton Crew, for they had long known what a savage, remorseless
band they were.

Many, at the bare mention of the Skeleton Crew, ran into their
cottages again, and barred their doors.

Not a few fell on their knees, and began to mumble out their prayers
in a very rapid manner.

Some dozen or more stout-hearted, broad-backed fellows, however,
boldly ran towards the mill, and dashed in.

They asked no questions, but commenced to hit right and left in the
darkness, and it was some time ere they discovered their mistake.

When they did, however, they began to swear at each other in a very
violent manner; nor did they heed the sighs and groans of the chief
constable and his unlucky followers, who were half smothered under
the sacks of flour.

They searched the mill in every direction, but, for full
half-an-hour, were unable to discover Master Jonas.

That worthy youth had clambered over the sacks, and made his way up
to the third story of the mill.

He looked in every direction for some means to escape, but found none.

The infuriated rustics, led on by old Harmer himself, now ascended
the stairs in single file, and instituted a vigorous search.

They brought with them several dogs to assist in the affair.

One of these, more diligent in his search than others, scented out
Master Jonas, who was concealed behind a flour-bin.

He might have long remained there, unknown to the searchers, but the
miller’s dog gave Jonas such a quiet nip in the leg, as made that
worthy howl aloud with pain.

“He’s here!”

“We’ve got him!”

“No you haven’t,” said Jonas.

With a sudden bound he rushed from his hiding place, and dashed
towards the two trap-doors through which the sacks were raised from
below.

They stood open; and in front of him dangled a long rope almost to
the ground.

This he seized, and began to slide down with the skill of an acrobat.

But an accident happened to him that he least expected.

The crane was pushed out from the wall, and, to Jonas’s horror, he
found himself dangling right over the mill-dam!

“Oh, the murdering villains! What must I do now?” thought the
luckless servant. “They have shoved out the crane, and here am I
dancing between the sky and a deep mill-dam.”

“Cut the rope! cut the rope!”

“Drown the rascal!”

“He can’t escape!”

“Lower the rope!”

“No, cut it—cut it!” roared old Harmer. “D—n the rope, so we capture
the villain.”

With right good-will, several began to cut and hack the rope.

Jonas felt the rope’s vibration, and shut his eyes.

“It’s all over, now,” he said. “D—n the colonel, and all Darlington
put together. I wish I was safe in London again. If this is the grand
reward the colonel promised me, confusion to him.”

Jonas had a passing desire to say his prayers, but he was such a
thoughtless knave that he had forgotten them long ago.

“That’s it, that’s it,” cried many voices.

“Help! murder! thieves! cut-throats! help—help!” shouted a dozen
voices.

This was the confusion and noise which Colonel Blood had heard when
he took the last glance at Andrew Gamble, who was carried away by the
stream.

But he never for a moment dreamed that all this distant hubbub was
occasioned by the tight rope performance of his man, Jonas.

With a vigorous cut, the rope was at last severed!

Amid the shouts and cheers of the bystanders, Jonas fell from a
height of twenty feet right into the deep mill-dam, with a loud
splash!

“Fish him out, fish him out, lads; we musn’t let the rogue escape us
now. He is one of those who rescued Bob Bertram.”

Poor Jonas rose to the surface, and in desperate despair clung to the
branch of an overhanging tree, some distance from the edge of the dam.

In a moment the villagers were very busy with pitchforks, rakes, and
the like, “fishing him out.”

One fellow, with more vigour than judgment, took aim with his long
fork, but missed his distance, and gave Jonas a painful thrust in his
seat of honour, instead of hooking his clothes, as intended.

“Five gold pieces to any one who secures the villain,” roared the
chief constable, who now rushed upon the scene, puffing and blowing.

The promised reward caused a very great deal of excitement in those
present.

A rope was now procured.

With great dexterity some one present made a noose in it, and very
cleverly threw it over Jonas’s head.

“Pull away, lads,” said the rope-thrower. “Now, then, all together!”

“You’ll choke the varlet,” some one said.

“Small odds,” said the rope-thrower, “small odds, so we get him dead
or alive.”

“Now, then,” said another, “altogether; a strong pull, and a long
pull, mind.”

So vigorously did they haul away at the rope that in less than a
minute Jonas was dragged to the bank, half-strangled and half-drowned.

“Light ho! lights here!” cried a dozen voices, and lamps were
immediately brought to the spot.

“That’s him! that’s one on ’em!” said the chief constable. “I could
tell him out of a hundred; that’s him as has been prowling about
Darlington, and rescued Bob Bertram.”

“He looks a villain every inch of him,” said old Harmer. “I’m sorry
we haven’t got t’other; he’s the worst of the two; and the rascals
ain’t satisfied with what they’ve already done, but must concoct a
scheme for running off with my daughter Ellen.”

“Horrible!”

“Aw-ful!” chimed in one and another.

“Undo the rope,” said the chief constable, “at least, loosen it a
bit; we don’t want to hang him yet.”

“No; that fun has to come,” said another, with a loud laugh.

“Bring him along, lads; I’ll lead the way with the light!” said the
chief constable.

And poor Jonas was dragged forth to prison with a long halter around
his neck.

He was dripping wet, and soaked to the marrow.

His thighs were bruised and wounded by cuffs, the fork-prongs, and
dog-bites.

His legs trembled from under him.

Dogs barked at him, men jeered, and women clapped their hands.

He was cast into gaol by the chief constable with looks of
professional pride and triumph.

“Got one of the scoundrels, any how!” said he.

Wet and exhausted as he was, and presenting a very sorry sight,
Master Jonas was thrust into a cell.

The villagers crowded around him and gazed through the prison
bars, with gaping mouths, as if they were looking at some strange,
half-tamed animal in a travelling menagerie.

But what has become of his master, Colonel Blood?

The next chapter will show.




CHAPTER XI.

  THE ABDUCTION—THE SKELETON DANCE—THE PURSUIT—HORRIBLE DOINGS IN THE
  VILLAGE.

The sounds which Colonel Blood had heard for a moment aroused his
bold spirit, and as he crossed the mill bridge, slowly and calmly, he
resolved upon arriving at some explanation concerning it.

But the very hubbub and confusion which reigned were of infinite use
to him in regard to his projected scheme with the pretty Ellen Harmer.

Her father, the miller, and the whole of the villagers, as we have
seen, were thoroughly aroused and greatly incensed at the behaviour
of Jonas.

Some began to talk of hanging the unlucky servant on the morrow, and,
dark as it was, they gathered together in groups, discussing the
subject with great animation and many angry gestures.

But this very confusion assisted the bold, conscienceless colonel.

He walked up to the miller’s house, and found it deserted.

Not a soul was in the dwelling, save Ellen herself.

Half stupefied with the strange stories she had heard, Ellen remained
in her own chamber, trembling that the Skeleton Crew were in the
village.

A single lamp burned dimly in the miller’s parlour.

Colonel Blood, as he crept towards the house, felt satisfied that she
was alone.

“Now is my time,” said he; “none but the brave deserve the fair; now
or never.”

He walked boldly into the house, opened the parlour door hastily, and
entered the apartment.

Ellen had been on her knees praying, and her face was deadly pale.

She started suddenly as she saw the handsome stranger enter.

“Fly! fly for your life, fair maid,” said Blood, in accents of alarm.

“What means this intrusion, sir?” said Ellen, drawing herself up to
her full height, and with a proud look. “What means this strange
intrusion?”

“It means this, Miss Harmer, that the village has been set upon by
that desperate gang called the Skeleton Crew, and that they are
intent upon murdering all who oppose them. Fly! I beg of you, do not
delay a single instant, or all may be lost!”

“Sir!” cried Ellen, half aloud, distrustful of her own senses, and
yet knowing not whether to believe or disbelieve the colonel’s words.

“Nay, stop not to parley, dear Ellen,” said Blood, taking her by the
hand; “there is not a single moment to be lost in explanation. Feel
satisfied that what I say is true. Your father has sent me; he begged
of me to conduct you to a place of safety until such times as the
horrible Skeleton Band should have departed again.”

“Sir, all this may be true, but how am I to know it for a certainty?”

“Nay; do not hesitate: Your very life may depend upon it.”

“And my honour also, sir,” said Ellen, with a proud look. “Honour to
me is dearer than life.”

“Great Patience!” said Blood, in a petulant manner. “Would you not
save your father’s life?”

“My father’s life?” said Ellen, suddenly changing colour. “Is he in
danger, then?”

“He is. He is now in the power of the Skeleton Crew, and if you are
found here five minutes longer you will surely be dragged off a
captive by Death-wing, their chief.”

“Whither, then, would you lead me?”

“To Darlington Hall. Sir Richard and his servants are out and armed
against this famous band. It is by old Sir Richard’s desire, coupled
with your father’s, that I now come here.”

“Then you are known to Sir Richard?”

“Yes, fair one. I am a nephew of his. I have used deception with you
up to the present; but the time is now past for all that. I am Sir
Richard’s nephew. Come, fly with me to the Hall, ’tis the only place
of safety. Remember the dreadful scenes which have been enacted round
the coast by this horrible band, and flee on the instant.”

Ellen seemed stupefied by all she heard, and mechanically threw a
light wrapper round her shoulders.

In a few moments she left her father’s house, misled and deceived by
the oily tongue of as great and fearless a scoundrel as ever lived.

“This way!—this way!” said Blood, blandly. “Haste, fair one, haste!”

He placed a rough, strong arm round the maiden’s waist, and helped
her along.

“This way is the nearest,” he said, with a grim smile of
satisfaction, as they both hurriedly approached the mill bridge.

When they were about to cross, several of the planks being old,
loose, and rotten, began to creak ominously, and the winds sighed
dolefully.

Ellen stopped for a moment.

Her eyes enlarged to twice their ordinary size.

She saw something on the bridge that startled her.

“What is that?” she said, half-gasping, pointing to something on the
planks which looked red.

“Oh! nothing, nothing, fair one,” said Blood, grimly smiling.

“But it _is_ something,” said Ellen, turning pale, and gazing
intently. “Look! see here—and here—and here—they are large clots of
gore!”

“Impossible!” said Blood, coolly.

“Yes, they are; and here,” she said, “is part of a broken sword. How
came all this? Nay, do not hurry me onward. I tremble—my feet refuse
to walk, for I fear something horrible may obstruct my path.”

“Nonsense! nonsense, fair creature!” said Blood. “If anything has
happened it is all the doings of that horrible band of Skeletons.
Nothing more. If you wish to escape yourself, follow my advice at
once.”

“I will, I will,” said Ellen Harmer, trembling in every limb.

She and the colonel had crossed half of the bridge when both suddenly
stopped.

“What was that?” said the miller’s daughter, looking pale as death.
“What voice was that?”

“Oh, nothing, nothing, fair one; ’twas only the murmuring of the wind
among the oziers on the river bank, or perhaps the babbling waters.
Come, quickly, I say!”

“Oh, help! murder!” sighed a voice near by among the ozier bushes.

“D—nation!” growled Blood, half to himself, “that lout is still
alive! Would for a thousand crowns he were dead! Come, lassie, think
no more of it; it was your imagination only, nothing else, I assure
you.”

“Oh, help!” sighed the voice again, faintly. “Ellen Harmer, I am
dying! Beware of the courtly villain! Help!”

“’Tis _my_ name that he calls,” said Ellen, turning red. “Unhand me,
sir; and if you are a man help me to discover who and what this poor
creature is!”

“Help!” faintly sighed the voice from among the trees.

“’Tis the voice of Andrew,” said Ellen. “Some foul villany has been
here at work; this blood upon the planks is his!”

“Help!”

“’Tis Andrew Gamble’s voice.”

“D—nation!” growled Blood, and, then, in a persuasive voice, “Come,
fair one, come; ’tis all imagination, believe me! Hark! do you
hear the loud shouts of the villagers? Come, let’s haste away; the
Skeleton Crew are butchering all they fall across. Come, haste!”

Blood put his strong arm round Ellen’s waist, and half by persuasion,
half by force, bore her away, pale, trembling, and more dead than
alive.

“Egad! ’twas well I used mild force with the pretty wench,” said
he, “or she would have discovered all. I must return, if possible,
and give that rustic a finishing touch; it will never do to let him
recover and go babbling over the village, or we may be traced to
London, and then all fun would end. ’Twas lucky she didn’t look in
the right direction as I did, or she would have seen Master Andrew
washed by the river among the bull-rushes on the bank. I just caught
sight of his face in the fitful moonlight; how white and horrible it
looked!”

He was so impatient to bear off Ellen Harmer to his carriage that he
actually took her up in his arms.

This he explained to the struggling maid by saying that they were
pursued.

Faint, weak, pale, and unresisting as she was, Ellen Harmer was so
terrified at all she had heard, that it took but little to convince
her that what all Blood had said was true.

With the soft tongue of a deceiver, then, he consoled her; while,
with the strength of a young ox, he tore off his fair prize with the
greatest ease.

“This is a good night’s work,” thought he, as he hurried forward;
“his majesty will amply reward me for all this trouble, and, who
knows, may raise me to the peerage, for many a man has had that
reward for doing less than I have.”

Thus he mused as he went on his way.

Ere long he approached the spot where Jonas had agreed to place his
carriage and horses.

His own saddle horse was there, truly, but not the carriage.

“How is this?” growled Blood. “Surely that fool, Jonas, could not
have misunderstood me? I told him near this spot.”

He was now approaching the church, and resolved to wait near an old
archway close beside the village green, with its May-pole, until such
time as Jonas should appear with the carriage.

He remained close under the shadow of the old archway, but all was
still.

The village green, with its May-pole, was deserted.

Not a soul was visible.

He threw his cloak around the miller’s daughter, and tried to comfort
her.

All at once, he was astonished at the sight he saw.

His own carriage dashed up, and passed him at a furious rate.

The driver was a skeleton!

Behind the carriage stood, in grim outlines, two skeleton footmen,
cocked-hats and all.

Inside, Colonel Blood could see four or five skeletons, who grinned
and laughed hideously as they looked out of the window and shook
their bony hands in triumph.

In the midst of the inside passengers, Colonel Blood saw two
prisoners.

One was the Colonel’s coachman, the other was the fellow-footman of
poor Jonas!

This unearthly and ghastly apparition was not seen by Ellen Harmer,
for Blood’s cloak had been adroitly thrown over her head and face the
moment the strange and horrible coachman appeared in sight.

It must be confessed that this coach-load of grim skeletons filled
the colonel with wonder, if not with fear.

“I should never have believed it had I not seen it,” mused the bold
colonel.

At that moment his horror even increased tenfold, as was that of the
fair Ellen.

Loud laughter was heard proceeding from the village green.

It sounded not like that of mortal.

He hastily turned his head, as also did Ellen.

They both looked through the old archway towards the May-pole.

The sight they then beheld was appalling.

Round the May-pole danced a circle of skeletons!

On top of it there sat perched a grim-looking skeleton, playing
ear-piercing, diabolical music from some sort of flute made out of
human bones.

One of the dancers had a tambourine, with jingling bells.

As they danced and capered about in most fantastic styles, they shook
their bony hands in a dismal manner, which made Colonel Blood’s flesh
to creep again.

Directly Ellen Harmer caught sight of this dreadful exhibition, she
fell back into Blood’s arms.

She now fully believed all that the colonel had told her, and relied
upon his protection as a man of honour.

She was too much frightened to speak, and trembled violently as the
colonel supported her.

But Blood seemed fastened to the spot.

He looked, and looked again at the terrible dance of the skeletons.

He had never dreamed of ever seeing anything so hideous or horrible.

“Who and what are they?” said Blood, half aloud; “are they men or
devils?”

“Devils!” said a chorus of unseen voices. “Who stabbed Andrew Gamble?
Ha, ha! Who wants to run away with the pretty daughter of Harmer the
miller, eh? Go, tell your master what you have seen—go, tell him; he
may one day expect us. Away, Colonel Blood, away!”

These words were uttered in such fierce tones, and with such a
hissing sound, that they grated on Blood’s ears.

“I fear not man nor devil,” he growled savagely in return.

But the continual sight of the strange, wild, skeleton dance seemed
to discompose him.

He seized Ellen Harmer round the waist, and with the greatest ease
vaulted into his saddle.

“These devils have seized my carriage and servants,” said he, “but
’tis lucky they did not discover my horse here under the gateway, or
all would have been lost.”

While in the act of mounting his splendid animal, the colonel did not
perceive that the skeleton dancers had approached him.

When he looked to the right and left he found himself surrounded by
the grim disciples of Death-wing, the grim skeleton chief.

With a shout, and an oath of surprise and annoyance, he raised his
riding-whip and cut his way from the midst of those around him.

He put spurs to his horse, and plunged forward on the road towards
London, with Ellen Harmer on the saddle before him.

He had not gone two miles when he turned round to ascertain the cause
of a distant rumbling noise.

Not far behind him, he could perceive his own carriage, driven by a
skeleton coachman, in full pursuit!

Skeleton heads were protruding from windows on each side of the
coach, who waved their long arms and shook them in gestures of savage
revenge.

“Pursued!” thought Blood; “and by this terrible band.”

He dug his spurs deeply into the flanks of his gallant steed, and
fled like the wind.

But the Skeleton Band was slowly and surely gaining on him.

It was now a race for life or death!