И снова играли танго

Поговаривают, если придерживаться стороны света, то это спасает.

Когда Элли впервые вошла в чистый пустой вагон с новыми красными сиденьями, ей в глаза ударило дневное освещение. Яркое белое, не такое, к которому она привыкла в питерском метро.

Элли вспомнила, как на станции “Проспект Большевиков” она не смогла попасть на эскалатор, не то, чтобы в вагон. Давка тогда случилась знатная. Именно тут, в новеньком вагоне торонтского метро, в унылом и провинциальном городе, по-сравнению с тем, из которого она уехала, впервые за три месяца Элли подумала, что чистота, яркий свет и пустота, в которой так хорошо одному - это и есть положительная сторона пребывания в этом городе и в этой стране.

Через десять лет Элли снова вошла в вагон. Не нужно было осматриваться, как туристу - теперь это её город, её вагон на целый час туда и на столько же обратно, пять дней в неделю.

Пять дней в неделю на сколько? Месяцы или годы она будет продолжать движение в вагоне туда-сюда?

Хотелось бы не монотонного следования “на автомате” из одной точки в другую. Значит, не надолго. А если не надолго, место назначения потеряется? Невозможно. Место назначения кормит её и детей. И потом, в том месте, куда она ездит, её ценят, даже спрашивают, пусть и неискренне: как она.

Элли почувствовала как ей повезло: она входила в вагон на первой станции. Садилась на лучшее место не просто в углу, а на то, где сзади на полметра выступала стена. Поэтому, можно было спокойно зафиксировать голову и никогда шейные позвонки не ныли от боли и неудобного положения.

Печаль заключалась в том, что население ставшего ей родным города, значительно увеличилось после первого посещения вагона. Будто это другая ветка, другая станция, другая жизнь, другая толпа? На третьей станции в вагон вваливалась плотная разношерстная армия народу, которая искажала  хрупкое иллюзорное восприятие мира Элли во время путешествия.

*****, куда  и зачем вы едете, думала Элли. Затем она увлекалась этой массой, смешивалась с красками и с запахами неслучайных со-вагонников.
Год спустя толпа снова увеличилась, а с вагоном начались твориться чрезвычайные ситуации то в начале, то в конце путешествия.

ЧП назывались “непредвиденные опоздания”. Были угрозы пожара, безопасности, наводнения и, даже, случайные люди на рельсах. Однажды, женщина в послеродовой депрессии прыгнула под поезд вместе с шестимесячным ребёнком, из-за чего вагон Элли застрял в кромешной тьме, в тоннеле на полчаса.

О женщине Элли узнала вечером из новостей. Но когда их остановили и попросили потерпеть, она знала лишь, что попала в ловушку. И дно подземных катаклизмов поглотило её вместе с давящей лавиной людей.

К толпе Элли испытывала одну брезгливость. Но невольно оказавшись увлеченной вместе с людьми в ЧП вдруг начала сострадать им, как и себе. Ей уже не хватало воздуха, и паническая атака была на подходе.

С враждебными людьми у Элли вдруг возникло что-то общее. Это была беспомощность перед темнотой, неизвестностью и мерзким тоннелем, в котором они все могут умереть от удушья. Где искать свет? Если и ты, и теперь твоя толпа представляют собой одну лишь тьму, способную вызвать только неприязнь?

Стало неважно, чем пахнут люди-элементы толпы. Раскосые ли у них глаза, бесхитростные ли выражения их лиц, зачем, и куда они собрались ехать. Возможно, ей понадобится их помощь. А им - её.

Толпа помогла: не дали задохнуться. Когда поезд двинулся, а потом остановился на станции через три минуты ее бодро выпихнули из вагона.
 
У эскалатора музыканты исполняли аргентинское танго. Музыка танго действовала мощно: мир вокруг становился громким, скрипучим, как старые пластинки и грустным, как несчастная любовь в текстах танго.

Элли подошла к музыкантам и исполнила пару таких движений, которые танцевала уже несколько лет. Она стеснялась толпы и музыкантов,  думая, что выглядит сумасшедшей, но всё равно танцевала.

Музыканты  улыбались, музыка закончилась.
Живая музыка танго, ребята! - в сердцах сказала Элли. - Я не сдержалась, вы хорошо играли.
Выходи за меня, - предложил скрипач.
Не могу, на работу опаздываю. Крикнула она И вырвавшись из объятий незнакомца двинула на эскалатор.

Видишь, уговаривала она себя, бывают моменты, когда выносит к чему-то прекрасному, отделяет от толпы и сразу легчает.

Через восемь часов снова в липкую уставшую к вечеру толпу. Сколько сегодня продолжится пытка этим обществом? Сколько случится ЧП? Какая скука это путешествие.

А если место назначения отвратительнее, чем поездка? Едешь, маешься, ждёшь окончания испытания, а попадаешь в другой ужас.Туда, где от тебя всё зависит, где нужно решать нерешаемое и подвергать свою жизнь опасности.

Нет, Элли возвращалась из вагона каждый вечер не в тюрьму, а домой. В этом доме она взрастила 14-ти летнего “малыша”, который связался с бандой из одноклассников ямайского происхождения. Теперь они управляли жизнью сына и Элли. Наркотики, кражи, требования денег и оскорбления, к которым начинаешь не то, чтобы привыкать, а просто перестаёшь испытывать шок.

По пути в метро защитные механизмы мозга искали пути избавления от истязания домом и подростком. Винный магазинчик напротив настойчиво подмигивал. 

Она купила банку пива, открыла её на глазах толпы и начала утолять жажду. Элли испуганно оглядывалась, нет ли полицейских, прятала банку в сумку, и с каждым следующим глотком становилось неважно, кто и что о ней думает. Тогда Элли поняла, что окончательно опустилась, но никто об этом не узнает.

Неважно, как долго будет длиться бесполезный путь, и каким хамством или травлей, встретит её сын. Главное, что Элли придумала себе невесомую тропинку по ситуации. Ей было наплевать светлой была эта тропинка или в сумерках.

Прошло пять лет. Элли тряслась в своём вагоне, и течение рельс, и звук колёс располагали к мечтаниям. Теперь, когда крикнули в колонках, что поезд будет стоять до следующего объявления, Элли, не задумываясь, вышла из вагона.

На скамейке сидел парень лет шестнадцати в наушниках, Элли прошелестела мимо неприметного подростка. Сделала пару шагов на эскалатор и вдруг услышала крик, какого ей в жизни не доводилось слышать.

Она повернулась. Под скамейкой лежал паренёк и дрожал в судорогах. Элли бросилась обратно, перепрыгнув через движущиеся наверх ступеньки. Растормошила паренька, перевернула его на спину и отпрянула, увидев бледное неживое лицо. Он набирала телефон спасения, а сенсорный экран не поддавался липким пальцам Элли.

Вокруг уже суетились люди с носилками, и раздавались команды. Элли озиралась вокруг, и, посмотрев на себя, тотчас отпрянула от вида юбки, измазанной красным. Откуда кровь, не понимала она.

Элли наконец-то удалось выбежать по эскалатору наверх и оказаться на воздухе, на залитом солнцем пятачке у метро. Там снова играли танго.

На станции “Колледж” насмерть зарезали подростка - кричали вечерние новости. Нападающим оказался сумасшедший, который должен находиться в изоляции. “Сторона света” теперь в крови, мелькнуло в голове у Элли.

Она замерла и собрала всю свою боль и ненависть в одно желание: не спускаться в метро больше никогда. Хотя бы целый месяц.

Через два года, аккурат после отмены масок, Элли впервые робко вошла в свой вагон.