6. Прерванное путешествие

Этот последний день был самым трудным, если не сказать, отвратительным. Мы попали в лабиринт арыков действующих и заброшенных, и в безумную сеть просёлочных дорог.  Вернее не дорог, а следов от машин, водители которых ездили не по дорогам, а по направлениям. То есть так, как кому вздумается. Благо дело ровная местность и плотный грунт этому не препятствовали. Пустыня кончилась, постепенно перейдя в лёссовую, слепую и мёртвую дельту Мургаба, сплошь покрытую зарослями верблюжьей колючки. Из-за этих проклятых арыков, которые приходилось обходить или форсировать вброд, из-за дурацких, индивидуальных дорог, из-за колючек, что лезли под ноги, норовя проколоть подошвы, мы окончательно запутались и к первому селению прибыли под вечер. Это было маленькое, заброшенное далеко от людей селение, неказистое и дикое.  Палатку поставили в тамариксовой рощице недалеко от арыка. Бочерин, увидев столько воды в одном месте и сразу, буквально ошалел, и ломанулся к арыку «чистить пёрышки». Любил он это занятие, за что был прозван ещё и  «Гигиеношвили». Он всегда возил с собой крем для рук, пилочку для ногтей и мужской лосьон, и должно быть до сих пор держал на меня обиду за то, что я в Ашхабаде, бессердечно отказал ему выдать из казны сумму на какой-то импортный лосьон.

Вечерело и в сгущающихся сумерках, на противоположном берегу арыка появилась туркменка, присела, немного посидела, наверное, что-то обронила, но быстро нашла и убежала. А, вот и ещё одна, проделала тот же обряд и удалилась.

 - Они, что язычницы, молятся так на уходящее Солнце? – спросил Бочерин.

Появились ещё две барышни. Эти не спешили, повернулись к нам спиной и прежде, чем присесть, задрали длинные юбки.

- Таки и правда, без трусов,  – мечтательно произнёс я. - Вот так легенда претворяется в жизнь! Должно быть, здесь у них общественный туалет.

Автобусного сообщения с селением не было. Немногочисленные жители передвигались на ишаках, которые орали дурными голосами. И мы, снова пошли пешком, дело привычное. Во второй половине дня добрались до большого села, кажется, тогда оно называлось «совхоз им. тов. Кирова». Село  мы учуяли издалека по звукам и запахам. Пахло дымом, шашлыками и люля-кебабами. Такой запах должно быть стоял над Иерусалимом  во дни жертвоприношений, когда евреи приносили в жертву молодых барашков и нетоптаных курочек. «Во приятное благоухание Господу»,  как сказано в Библии.

Мы зашли в сельский магазин. Привычный набор: резиновые калоши, в которых так любят щеголять туркменские бабаи по не знающим дождей кривым улочкам, ватные, серые телогрейки, валенки (зачем-то), макароны, кильки в томате, рыбно-рисовые консервы «завтрак туриста». До сих пор не могу понять, почему туристов считали говноедами?  Хлеба не было. А в самом далёком и высоком углу мы увидели то, что и в Москве не всегда встретишь. Запылённую бутылку венгерского вермута «Гельвеция». Бочерин обалдел.

- Так вот почему ты не пошёл дальше. Интуиция?

- Да, вроде того.

Мы не имели права не купить её, ни морального, ни юридического. Продавец посмотрел на нас с сожалением, но ничего не сказал.

Улица упёрлась в неказистый приземистый дом, на котором была выцветшая надпись «Гостиница». И в этой гостинице было сколько угодно свободных мест! На выбор.
Наконец-то мы пришли в гостиницу. И понадобилось нам всего ничего, две недели времени и пятьсот километров пути.


Конец.