Эскимо в серебряной обёртке

     Мы росли в детдоме. Нас малышей тогда более всего волновало одно – где наши родители. Нам казалось, что они по нелепой случайности нас потеряли и не могут найти. Кажется, все мы втайне завидовали девочке, к которой при -ходила мама с бледным и озабоченным лицом, крепко её обнимала и долго о чём-то с ней разговаривала.
     Когда нас выводили во дворик, я часто стоял у оградки и смотрел на прохожих. Она ли в этом сером костюме с небес -но-голубыми глазами, что оглядывалась, словно потеряла кого-то? Может быть, он - со строгим лицом и коротко стри -жеными усами? Я всматривался в пёструю толпу и видел сверстников, несущих эскимо в серебряной обёртке, которое казалось мне ни с чем не сравнимым лакомством.
     По воскресеньям у нас был приём гостей. К кому-то при -ходили родственники с гостинцами, и остальные, лишённые чьего-либо внимания, с детским любопытством за ними наб -людали.
     Однажды появилась супружеская чета. Все были вовле -чены в беседу, угощаясь конфетами и мандаринами, которые я обожал за их особый запах. Казалось, наступил новый год, и нас наделяют подарками.
     Гости вглядывались в наши лица, словно пытались кого-то узнать. Мы подсознательно чувствовали, что происходит нечто важное и старались им понравиться. Почему-то имен- но я привлёк их особое внимание. Оно было всё ощутимей, когда они продолжали приходить, подолгу со мной разго -варивали, задавая разные вопросы, и пробовали даже играть в наши нехитрые игры. Уже лёжа в кроватке, перед сном, я живо рисовал их образы и засыпал со сладким предчувствием чего-то значительного, что должно сделать
мою жизнь сказочно прекрасной. Когда же они пришли в оче -редной раз с игрушками и подарили мне блестящую сабель -ку с золотой рукоятью моей радости не было предела.
     В этот день они были особенно ласковы. Только мама могла так нежно смотреть, держа мои пальчики в своих тёп -лых руках. А он, - с острым взором внимательных глаз и пря -мым пробором на голове - сразу покорил меня своей военной выправкой.
     Как всегда, общительный и весёлый, он много шутил, потрёпывая меня за волосы, и я был окончательно сражён его обаянием. Преданно глядя в его смеющееся лицо, я ухватился за широкую ладонь и прижал его руку к своей щеке. Мне, хиловатому малышу, не раз доставалось при стычках с мальчишками, и я мог только мечтать о таком защитнике, как он. Когда по наводящим вопросам стало ясно, что меня хотят забрать, сердечко моё забилось. Казалось, что я обрёл самых близких и дорогих друзей.
     Неожиданно в комнатку вошла директорша, которую мы давно не видели. Прозвище, «дирекрыса» давно закрепив -шееся за ней каким-то непостижимым образом дошло и до нас, малышей. Строгая, с выступающим из-под очков острым носом, и. как всегда, стремительная, она, улыбаясь, напра -вилась к гостям, и, поговорив о чём-то, увела их в свой каби -нет. Какое-то время я растерянно смотрел на окружающих, но потом не удержался и прошел в сторону кабинета, дойдя до которого замедлил шаг. Из-за двери доносился приглу -шённый разговор, из которого я усвоил непонятные тогда мне слова - «наследственность», «родословная» и что-то ещё. Только позже я смутно осознал смысл этих слов, услы -шав, как взрослые говорили о жеребцах на скачках. Дни проходили в радостном ожидании. Я был уверен, что выбор
сделан, и меня вот-вот заберут отсюда. До ближайшего воскресения оставалось несколько дней. Время тянулось медленно. Я подходил к трюмо, стоявшему в конце длинного коридора, и пытался сделать такой же, как у отца - (именно так я теперь мысленно называл своего кумира), пробор, но мои волосы были непослушны, как проволока. Пробор получался, когда я их предварительно смачивал, что я и делал перед сном, после чего натягивал шапку и засыпал в ней, чтобы закрепить причёску.
     Постоянно грезя о будущем и мысленно рисуя всевоз -можные сюжеты, я живо представлял, как отец повезет меня на своей машине, усадив рядом, и я, глядя в смотровое стекло, буду чувствовать дыхание мамы, прильнувшей сзади к спинке моего сидения. Укладываясь в постель, я извлекал из портупеи сабельку, с которой никогда не расставался, бережно протирал её, хотя блеск был и так безупречен, и, положив рядом с собой, сладко засыпал.
     Но вот настало долгожданное воскресенье. Приведя себя
в полный порядок, я с утра не отходил от окна. Ботинки были начищены и даже блестели несмотря на то, что кожа уже порядком износилась. Всё моё имущество в виде различных предметов мальчишечьего обихода, поделок и прочего скар -ба было аккуратно сложено. Время шло. Приходили и уходи -ли обычные посетители и гости, но те, кого я ждал с нетер -пением, так и не пришли. Что-то случилось. Мало ли какие проблемы могли у них возникнуть. Я себя успокаивал, наде -ясь на то, что, в конце концов, всё благополучно устроится. Шли недели, но новоиспечённых родителей своих я так и не увидел. Я проводил в одиночестве долгие часы, забравшись в давно облюбованный уголок под антресолями, где чувствовал себя полновластным хозяином.
     Как-то нас повели на утренник в родственный детский дом. Мы шли парами, взявшись за руки, под надзором вос -питательницы Груни и были уже на площади, как вдруг из-за ларька показался тот, кого я давно уже записал в отцы. Он держал за руку аккуратного, что-то жующего малыша. Лишь на секунду задержался на мальчугане мой взор. Всё внима -ние было устремлено к тому, кто давно уже поселился в моём сердце.
     Я подбежал к нему, вырвавшись из строя, и застыл от неожиданности и восторга. Всё моё существо говорило: «ну вот же я… возьми меня…я твой!»
     Внимательные глаза его вспыхнули, остановившись на мне, затем скользнули по сабельке, блестевшей на боку. Чуть помешкав и словно спохватившись, он тут же повер -нулся к ларьку, купил и протянул мне эскимо в серебряной обёртке, смущённо улыбаясь. Секунду - другую мы молча смотрели друг на друга чем-то похожие, с одинаково зачё -санными проборами на голове. Так и не решившись что-либо мне сказать, он тихо произнёс, глядя на невозмутимого малыша: «Пошли сынок» и, посторонившись, продолжил путь, ведя его за руку. А я стоял, не двигаясь, с широко раскрытыми глазами. Мальчишкам плакать не пристало, и я сдерживал себя, но слёзы сами текли по щекам.