Троллейбус

Коллеги мои этот маршрут не любят, особенно в такие вот дни, когда в воздухе туманом клубится ожидание. Во-первых, он просто очень длинный. За то и прозван «двадцать седьмым», хотя на самом деле шестой. Ещё и кружит, пересекая весь город в полуостровной части. Начинается он у пышного сада, окружающего больницу с таинственным названием «Дом Материнства». Потом несколько остановок на идущей через жилые кварталы улице - почти каждая в нескольких шагах от садика или школы. Потом троллейбус сворачивает у библиотеки и начинает петлять по центру. Тормозит у разных магазинчиков, театра, университета, редакции местной газеты. Простаивает у светофоров центра, но всё же добирается до площади перед ратушей, забирая пассажиров как раз напротив неё, с удобной площадки перед церквушкой. И, тормозя у кафе, лавочек, вокзала, начинает выкарабкиваться из центра. Потом снова жилые кварталы, остановка у больницы. Маршрут ближе к концу почти прямой, только у огромного парка подле очередной церквушки делает крюк, огибая угол старого кладбища. И потом конечная, набережная рядом с паромной переправой. Устроив там небольшой перерыв, троллейбус ныряет в соединяющий края полуострова тоннель и через несколько минут снова стоит у первой остановки.

Во-вторых, маршрут «двадцать седьмого» беспокоен и непостоянен, как сама жизнь. То пассажиры валами валят, а то везёшь самого себя большую часть пути. Причём когда будет густо, а когда пусто, предсказать абсолютно невозможно. Коллег моих это бесит. Но мне он именно этим и нравится. А ещё – тем, пока по нему едешь, может случиться разное. Люди находят решения самых трудных своих проблем. Тоскующие по ушедшим событиям получают возможность вновь в них окунуться. Встречаются те, кого жизнь долго и упорно разгоняла по разным судьбам, а иногда и мирам. Происходит то, что люди привычно называют чудесами. И видеть их легко. Главное – успеть понять, что увидел.

Вот я и рассматривал пассажиров не как обычно, вполинтереса, а внимательно. Спрашивал себя – увижу ли я вовремя то необычное, что решило сегодня прийти? Прислушивался пристально к шумному, радостному гомону заполнившей заднюю площадку группы пассажиров с четырьмя новорожденными. Оказалось – вчера родились две пары близнецов, и родные их усматривали в столь редком событии обещание хорошей, доброй судьбы что для мам, что для малюток.

Я улыбался их радости до тех пор, пока не заметил девочку. Малышка сидела посередине длинного заднего сидения и, будто венок плетя, перебирала пальчиками одуванчики, вышитые по подолу синего платьица. Прижималась плечиком к руке стоящего рядом с ней высокого сутулого человека (на миг показалось – под плащом скрыты не сгорбленные плечи, а крылья). Кажется, мурлыкала себе что-то под нос. И... была не из города.

Меня иногда спрашивали в депо – ну как ты таких, которые не отсюда, видишь-то? А я не понимал, как их можно не видеть. Вне города всё же слишком много тревожных и трудных дорог. Те, кто долго ходил по ним, видны издалека. На них пылью лежат усталость и печаль. Хотя на детях эту «пыль» видеть очень трудно, это правда. Слишком уж велика их воля к радости. Что же было с этой малышкой, раз на ней она осела?

Через пару остановок группа с новорожденными близнецами сошла, а девочка и её спутник остались. Но задуматься о них посильнее я не успел, потому что в салон тут же набилась толпа подростков из местной школы. Они возбуждённо размахивали листками с текстом, перекрикивали друг друга, декламировали, становясь в позы. Я улыбнулся, хотя нового или неожиданного в их поведении не было вовсе. Они таким же точно образом оккупировали мой троллейбус в течении последних недель, репетируя по дороге от школы к театру. Разве что в этот раз шумели чуть больше, чем обычно, но и это было объяснимо. Это была их последняя, генеральная репетиция. Завтра ребятки дадут первое представление для зрителей. Традиция такая в городе у каждого шестого класса – выбрать какое-то событие в истории, сделать по нему спектакль, и отметить им начало класса седьмого. Удачные спектакли потом пол-года, вплоть до конца зимних каникул, продолжают ставить.
И, конечно, ребятам хотелось, чтобы их премьера была такой. Вот и готовились, старались. Только как же они шумят! Попросить, что ли, едущего с ними преподавателя чуть утихомирить их, подумал я, приглядываясь к сидящему у окна человеку. И даже рот открыл было – окликнуть его...

Не окликнул, потому что увидел – он тоже не отсюда. Были в нём уверенность и надёжность, свойственные многим местным учителям. Но была и печать трудных дней. Впрочем, в той жизни, которая была у него вне города, он и впрямь мог быть учителем. Или военным. Или моряком. Такие вот уверенные, верные себе люди много в каких профессиях преуспевают. Они просто не разрешают себе проигрывать.
А ещё такие обычно являются неплохими отцами, мельком подумал я. И на ту малютку он очень похож. Не родные ли?

Я поискал глазами девочку, и вроде даже заметил её сине-одуванчиковое платьице – всё там же, на заднем сидении. А потом прикипел, примагнитился взглядом к женщине, сидевшей с другой стороны прохода от увиденого мною чуть ранее мужчины.

Она была похожа на сестёр из единственной на весь город обители при монастыре Святой Матери – такая же простая одежда, такие же одухотворённые, живые глаза. Во всём виде её читалась доброта и готовность поддержать, подбодрить. Тем только и отличалась от сестёр, что голова её не была покрыта платком. Тем – и схожей с прочими замечеными мною людьми печатью нездешнести, неприкаянности.

У меня кольнуло сердце. Кажется, то необычное, которое я ждал, уже начало случаться. Редко так бывало, чтобы сразу несколько неприкаянных ехали в моём троллейбусе одновременно. Да ещё и таких похожих друг на друга, что и знаешь – чужие люди, и думаешь – вот папа, вот мама, вот дочь их. Вот они, вместе. А кто-то из этих шумных, непоседливых пацанят, репетирующих на бегу, мог бы быть и сыном.

Его я, правда, заметил уже после того, как подростки выкатились из троллейбуса рядом с театром. Пока те шумели, шансов быть замеченым у него не было, ведь сидел он тихо. Смотрел в окно, бездумно, не замечая, что делает, гладил пса, положившего голову на сидение рядом с ним. С обоих будто невесомая пыльца слетала пыль печальных путей. Тоже – чужой. Точнее – чужие, и он, и пёс. Вот это номер, с неприкаянными собаками я пока не встречался.

Девочка – уже без сгинувшего куда-то провожатого – сидела всего через место от этих двоих. И смотрелось это так... ну, будто они и впрямь – сестра и братик, только отчего-то поссорившиеся, отдалившиеся на миг. Но дай им срок, и снова будут вместе. Все они – вместе...

Потом я несколько остановок если и вылавливал их взглядом во внезапно нахлынувшей толпе прочих пассажиров, то мельком. Девочка гладит собаку. Она и мальчик, говорящие о чём-то. Столкнувшиеся в проходе – глаза в глаза, рука в руке – мужчина и женщина. Женщина, поднимающая малышку на руки. Мальчик, подвинувшийся, чтобы мужчина сел. Тот взъерошил  пареньку волосы и улыбнулся. Стоп-кадры, не описывающие полностью того, что с ними на самом деле происходило. Стоп-кадры, за которыми спряталось главное чудо этого дня – то, как люди находят друг друга и становятся друг для друга смыслом и радостью.

А потом поток пассажиров схлынул столь же внезапно, как и налетел. И последние три остановки мы ехали, в общем-то, один на один. Я – и новая семья на заднем сидении. Мужчина у окна, женщина с малышкой посередине сидения, мальчик между ними. Пёс лежал у ног, завалив собой все ботинки, кроме малышкиных и всем видом показывая «никуда вы без меня не уйдёте!». Не помни я, как они сидели сначала все по отдельности, так и не подумал бы, что они могли быть чужими. И мне нравилось, что я мог бы так ошибиться.

А ещё – я очень надеялся, что они остануться в городе. Вообще-то, когда люди вот так совпали, то идти вместе могут вообще куда угодно, было бы желание. Но мне было приятно воображать, как снова увижу их на маршруте – едущими в школу, в парк, на праздничные танцы на главной площади. Верить в это было приятно.

И они – остались. Я не сразу это понял, потому что они сначала вышли из троллейбуса и просто стояли на набережной. Долго. Смотрели за реку, и в сторону, туда, где река вливалась в окружающее город море. Будто стараясь запомнить, каким был мир, когда они встретились.

Потом мужчина принял девочку из рук женщины и они, развернувшись, пошли к моему троллейбусу. Ну и правильно. Ведь, чтобы остаться в городе, им надо было сначала туда вернуться.