Бегство

…Андрюха стоял позади серой панельной пятиэтажки, разделённой пополам грязной аркой с изрисованными, побитыми, вонявшими мочой стенами, и докуривал уже, наверное, пятую сигарету. Курил он почти беспрерывно, порой даже одну от другой. И ведь даже не выворачивало, как обычно бывает при передозе никотином.

Ну а что ещё ему было делать сейчас? Иного занятия на данный момент не имелось, а ещё казалось, будто бы так теплее - пока куришь. На дворе стояли последние дни ноября, что в их краях, да ещё в такой-то местности, как тут, означало только одно – полностью везде и безраздельно уже царили холода и морозы, зима стояла - злая и неуютная.

Серёга, их предводитель в сегодняшнем деле, ещё когда они подходили к чёрной дыре подъезда с сорванными с петель дверьми, со своим вечно недовольным выражением лица буркнул вечно ворчливым голосом что-то типа: «Ждите меня пока…» и пропал там, внутри.

И тут же - они ещё продолжали бессмысленно топтаться и тупить на всё вокруг, вынырнул из подъезда обратно и ещё более брюзгливым тоном, будто бы «Чё, сами догадаться не можете, тормоза?», добавил: «За дом уйдите, не маячьте тут!»

Что парни и сделали.

Вот потому-то они с Федей и стояли сейчас именно здесь, за домом, уже добрые полчаса. Ждали, курили, молчали, вышагивали туда-сюда безо всякой цели по обледеневшим остаткам асфальтовой дорожки, попинывали мёрзлый песок под ногами, курили снова и снова, спрятавшись внутрь своих курток, стараясь сохранить тепло.

Вид вокруг был под стать.

Под стать всему миру вокруг них сегодня.

Под стать этому унылому отдалённому микрорайону с грубым, неуютным и не очень понятным ему названием «ГРЭС» - на самом краю города на отшибе у цивилизации. Под стать погоде и мерзкому времени суток – вроде и рассвело, но будто ничего и не изменилось, только ночная чернота с неба сошла, да ещё холоднее стало, чем ночью. Под стать одиноким прохожим, быстро появляющимся и пропадающим где-то там вдали в морозной мгле меж домов.

Обширный неуютный пустырь. С одной стороны от него - город, из недр которого они только что выбрались сюда, и который остался где-то там внизу, далеко, со стороны рассвета отдельным, совершенно другим островком реальности за полянами мёрзлой травы, избитыми дорогами и стенами многоэтажек, заслонившими собой весь мир. С другой стороны – грязно-серая простыня озера подо льдом, еле видимого в дымке морозного смога и их местный городской «ГРЭС» на его берегу, из года в год всё так же одинаково и уныло дымящий на всё живое в этом мире тремя своими трубами.

И, будто бы специально, отдельно от всего этого и даже отдельно от других таких же однотипных многоквартирных домов – посреди этого самого пустыря стояла эта самая пятиэтажка. Как уродливый и страшный замок в компьютерной игре, в котором прячется самый главный босс, и вот они все сюда пришли как раз для того, чтобы убить его.

***

Сюда даже маршрутки ходили через раз.

Сперва они, встретившись на остановке у себя на районе, сонные и не особо приветливые друг к другу из-за раннего часа и холода, долго молча стояли и курили в ожидании нужного автобуса, потом час тряслись непонятно куда и по каким дорогам внутри холодной «ГАЗели», с напрочь заиндевевшими изнутри стёклами. Под конец пути, когда кроме них троих в маршрутке никого уже и не было, Серёга молча полез к выходу, одновременно протягивая водителю пятаки за проезд.

Андрюху эта неопределённость не пугала и вообще даже мыслей его не занимала ничуть. Пофиг. Такие вещи заботили лишь поначалу, когда-то раньше. Заботили там, в другой жизни, где остался тихий спокойный мальчик-домосед, в жизни, от которой он всё стремительней отдалялся в течение последних пары лет. Причём делал это с каким-то отчаянным удовольствием, будто бы торопился успеть.

Поговорка есть такая: «Ничего не боятся только дураки да пьяницы». Он в свои 16 лет был как раз уже нечто средним - и того и другого понемногу.

Но холод никто не отменял. Это да.

«В подъезде всяко теплей будет, чё бы не зайти?... У меня ноги замёрзли… Давай зайдём погреемся…» - гундел где-то сбоку Федя, их вечно самое слабое звено. Так-то оно так, и вроде бы и смысла шифроваться нет. Людей вокруг не было вообще - за всё время, что они здесь простояли, украдкой из-за угла поглядывая в сторону подъезда, никто туда так и не зашёл, и оттуда не вышел.

КАЗАЛОСЬ БЫ.

Но с Серёгой лучше было не спорить. Потому Андрюха лишь выматерился в адрес Феди в том смысле, что «Стой и терпи, ничего с тобой не сделается!», поглубже засунул руки в карманы своего тулупа и стал активней притоптывать, отвернувшись от товарища.

Судя по задней стороне дома, то было общежитие. Или малосемейка. Или малосемейное общежитие. Он в этом не очень-то разбирался. Ни одного балкона ни на одном из пяти этажей, сплошняком окна и окна, причём все строго только двухстворчатые, аж в глазах рябить начинает от их восхитительно-уродливого однообразия. Там-сям из форточек свисали пакеты со жрачкой. Безликие и мёртвые, холодные в свете холодного зимнего солнца квадраты стёкол. Все замёрзшие, затянутые почти доверху снежной шубой. Где-то с облупленной до дерева краской, а где-то наоборот, выкрашенные в какой-нибудь убогий ярко-зелёный или ярко-синий цвет. Главное, что убогий. Кто на что горазд, творческие личности, мать их…

«Жена! Я тут нынче взял сразу две банки! Одной ща, как пожрём, пойду и окошко выкрашу, а то чё совсем как забулдыги какие-то живём, да?! А вторая, как обычно – ноль-пять беленькая, ею и отметим обновку!»

Не хотелось даже думать и представлять, что за контингент здесь существует.

И стоят, и блестят все эти стёкла всей своей пустой и неприветливой массой туда, вниз, на далёкие дома города. Город их не видит, и не знает про их существование, ему и неинтересно, у него там своя жизнь кипит, а они – стоят и наблюдают. За ним. На него.

На секунду Андрюхе очень даже  живо представилась картина – он стоит не здесь на улице, а там, внутри этого дома в одной из его квартир. И спасительное тепло вокруг.

Нет.

И тут же, стоило только себе это представить, безнадёга охватила его, утопила в себе по самую макушку головы и потянула на дно, подальше от тусклого света фонаря над головой, непонятно зачем и кому светящего, хотя уже практически рассвело.

Безнадёга, спрятавшаяся внутри коробки комнаты за толстым слоем льда на стекле, который просто так не растопить и не ободрать ногтями. Который местами подтоплен бычками сигарет, затушенными об него. Который к вечеру всё же неизбежно слегка тает и натекает грязными лужами на подоконник, обволакивая собой пепельницу и бутылки из-под пива рядом с ней. И можно хоть вечность простоять там, внутри, за одним из этих мутных мёрзлых стёкол, упёршись лбом в раму и молча наблюдая за всей этой громадой города внизу, не говоря ни слова и не делая малейшего движения внутри тесноты серого помещения.

Можно стоять и стоять, молча глядя на пустырь вниз под горку, заставленный металлическими «ракушками» гаражей, будто кинутых горстью в сторону от дома, на располосованный трещинами дорог склон, дорог, сходящихся где-то там в одну большую, ведущую к рабочим помещениям того самого ГРЭСа. И ничего для тебя не изменится.

Как их угораздило сюда припереться?

***

Раньше бы Андрюха и подумать не мог, что окажется в подобном месте непонятно ему самому зачем и ради чего в такое время суток, и ведь непонятно к чему это всё его приведёт уже даже через час таких приключений, не говоря о том, что же будет, скажем, вечером. Но то было РАНЬШЕ.

Правильность и размеренность осталась в прошлом, вместе с ним другим, маленьким и послушным маменькиным сыночком. Теперь жизнь была другая, друзья новые и дела вот такие вот, тоже не очень понятные, как и новые друзья. И закручивалась эта новая жизнь всё сильней и туже, как пружина в часах.

Серёге просто помочь надо было. Серёга друг, и тут уж не отвертишься, если только не хочешь, чтобы тебя зачморили за нетоварищеское поведение. Конечно же ты этого не хочешь.

А Серёга их - хитрый. Серёга знает, на что они купятся мигом, и мигом тут же забудут все свои тяготы и лишения в виде нудных поездок и холодного ожидания на улице.

Он наконец-то выходит из подъезда, обходит дом, находит их, топчущихся за углом и всё с тем же надменно-недовольным видом зазывает в подъезд кивком головы.

Они заходят внутрь, и выше - на последнюю площадку пятого этажа, где половина стёкол разбиты и торчат острым наружу, а через оставшуюся половину увидеть тот самый «чудный» пейзаж, которым они любовались так долго, пока были внизу, просто нереально - настолько они загажены. Поэтому на площадке темновато и неуютно.

Площадка, как и должно быть, вся засрана и исписана разной однотипной похабной подъездной хренью, под ногами груды бычков и пачек из-под сигарет, где-то среди всего этого в самом углу, подальше - весело блестят боками пара шприцов.

Но это всё лирика и пустое. Привычное для них. Прямо как его родной подъезд дома, просто на другом конце города.

Пустое ещё потому, что в этот момент Серёга, как самый настоящий подъездный Дед Мороз, с хитрым видом и самодовольной лёгкой ухмылкой достаёт из внутреннего кармана куртки косячок. Запасливый! Андрюха с Федей оживают и оживляются.

Жизнь сразу начинает пульсировать тёплыми тонами и наполняется предвкушением.

***

Среди множества противных черт характера Серёги была ещё вот эта – когда вся компания накуривалась, и торкало безусловно всех, пусть и по-разному - сильнее или слабее, но торкало - он оставался единственным человеком, адекватно воспринимающим окружающую реальность и поведение своих друзей.

Вот и сейчас. Андрюха, наконец-то попав в относительную теплоту межэтажной клетки, да ещё после того, как так основательно и долго промёрз на улице, взял всего пару хапок и «поплыл».

Очухался он непонятно через сколько времени – сидит на корточках, привалившись спиной к стене, в метре от него прямо перед носом – приоткрытый люк мусоропровода, под ногами бычки горстями. И один. На площадке ниже из-за одной из дверей квартир слышались знакомые голоса Феди и Серёги.

Андрюха нащупал в кармане сигарету, вытянул её и закурил.

***

У Серёги не так давно появился очередной намёк на подружку. Очередной – потому что не первый, и потому, что всё равно по ходу такой же безнадёжный вариант, как и другие до него. Всё дело было в том, что помимо постоянно мерзкого поведения, у него была чересчур завышенная самооценка. Что было странно при его уровне интеллекта, кривой туповатой роже и таким же шуточкам перед противоположным полом, которые – шуточки – он сам считал мега-крутыми.

Итог был один – череда смазливых девиц, которые сперва вроде бы пасовали перед его напором, но потом довольно быстро теряли интерес и пропадали уже через пару недель совместного времяпрепровождения.

Новенькую звали Анжелика, была она коллегой мамы Серёги и была немного старше его – лет около двадцати пяти.

«А ещё у неё всегда смачно и густо намалёванная рожа», - быстро отметил про себя Андрюха, только увидев её, и сей факт мгновенно вызвал у него внутри сильное отторжение. Да ещё и дура, но дура такая, хитроватая себе на уме.

В общем, молодая смазливая особа, которой понадобилась помощь. А тут и наш Серёжа подвернулся – супергерой.

…Года еще не прошло с тех пор, как Анжелика выскочила замуж за какого-то такого же дурака, как и она сама. Подженились, въехали вот в эту квартирку на краю земли, купленную его родителями, но… Весьма скоро «любовная лодка разбилась о быт».

Всё банально и одинаково, везде и всегда.

Очень скоро после свадьбы оказалось, что нахрен они в общем-то друг другу не нужны, не уживаются и не хотят даже пытаться ужиться и вообще бесят друг друга.

Любовь? Это что такое?

А после того, как, не прошло ещё и года, всё пошло по классической схеме - муж начал распускать руки и не ночевать дома без объяснения причин, Анжелика решила красиво и демонстративно уйти.

***

Дверь квартиры открывалась внутрь, но не полностью – мешала гора разношёрстной, грязной, и мужской и женской обуви, беспорядочно накиданной у входа.

Андрюха надавил посильнее и протиснулся внутрь. Огляделся. Налево из узкого коридора мимо маленького санузла был проход в маленькую кухню, направо – единственная маленькая комната, в которой сейчас и топтались Федя, Серёга и хозяйка всего этого офигительного кусочка рая.

Мощно и неприятно воняло коктейлем дешевой косметики и одеколонов.

Андрюха, которому в его нынешнем состоянии вообще было плевать на всю эту их местную движуху, прошёл на кухню. Сел за обеденный стол, заставленный грязными тарелками и кружками, отодвинул самую ближнюю к краю тарелку и водрузил туда свой локоть, развалившись на табуретке. Куртку лишь расстегнул, не снимая, нашёл в пепельнице посреди стола бычок подлиннее и снова закурил.

Всё и везде здесь было одинаковое. И здесь – это не в квартире. Здесь – это начиная с того момента, как они вышли из маршрутки за углом дома, которая тут же развернулась и умчалась обратно.

Сказка с несчастливым концом.

Всё одинаковое и всё воняет мертвечиной с самого своего начала. На плите – кастрюля с чем-то, вообще неинтересно чем, наверняка – жрать невозможно. В углу под окном – мусорное ведро, набитое доверху и вываливающееся уже на пол, и конечно же попахивающее. Дешманский, ещё советских времён, кухонный гарнитур с перекошенными дверцами.

«Неудивительно, что мужик её ****ит», - проскальзывает в башке у Андрюхе ленивая мыслишка.

Докурив, он подходит к окну и пытается что-то там увидеть через его мерзлоту. Бесполезно. Створка одной форточки приоткрыта, между рамами внизу видны несколько упавших старых бычков. «Чушки», - опять пролетает в голове у Андрюхи, и он закидывает свой докуренный бычок туда же, к остальным.

- Может ты присоединишься к нам, поможешь уже? – В кухне появляется их вечно брюзгливый Серега. – Или ты сюда покурить приехал?..

***

…Андрюха бежит изо всех сил, насколько это возможно в неудобной для такого дела зимней куртке, да ещё по обледеневшим разбитым тротуарам. Он даже не оглядывается почти, боясь тратить на это время и скорость. Да в том и нужды нет – зычные голоса своры, с дикой радостью загоняющей свою жертву в её неминуемый угол, говорят о том, что останавливаться пока что не стОит.

Вот он огибает одну из пятиэтажек, стараясь в своём манёвре не растерять ни капли набранного темпа, – и откуда что берётся, не так ли?!, - вылетает на пустырь между домов, который, видимо, на самом деле здесь считается детской игровой площадкой. Которая, к счастью, или, скорее, закономерно – сейчас пустая. Ещё бы, в такой мороз да с утра в рабочий день.

Песочница без песка, две качели без сидений, одна из них на погнутых ногах, турник в три уровня.

Андрей на ходу хватается за него, чтобы притормозить и вывернуть в сторону спасительного дома подружки Серёги, который, кажется, сейчас нереально далеким – ещё метров двести вдоль здания, потом за угол, ещё один двор пересечь, – и вот оно, счастье. Ступает с тротуара на дорогу вдоль него, поскальзывается на накатанном шинами машин ледяном пятачке, грохается всей своей тушей на бок, неловко подмяв туда же руку и ещё прокатывается так пару метров.

Сзади раздаётся дикий ржач, пересыпанный матами. Ещё далёкий, судя по звукам, но… Раз уж ребятки увидели, как он тут растянулся, чему конечно же развеселились, значит они не отстают. А нагоняют.

Андрюха поднимается, пересиливая боль в руке и отбитом боку, делает очередной бросок в сторону от них. Быстро пролетает вдоль дома, заворачивает за угол и чуть не сшибает с ног бодро топающую куда-то по своим делам бабусю со старой совковой сумкой на двухколёсной тележке.

Бабка реагирует мгновенно – разворачивается вслед ему, смачно матерится в спину.

Затем поворачивается обратно, в ту сторону, откуда бежал он, видит толпу гопников, бегущую по его душу, и так же от души обкладывает матами и их.

***

Началось это его приключение с того, что у всех внезапно закончилось курево. Вот что значит вечно везде сшибать или покупать сиги поштучно, так как на целую пачку денег нет, на неё ещё разжиться надо. Закончилась даже серёгина «Прима», а впереди еще полдня их сегодняшней непонятной бестолковой суеты.

У девицы, ясное дело, ничего и не было, да и не могла она курить их «Петра» или тем более какую-то вонючую «Приму». Но навстречу им пошла – дала денег на пару пачек, и, секунду подумав, добавила ещё немного – «Что останется – пива возьми». Отправить решили Андрюху, как самого бесполезного и ленивого сегодня – он откровенно тупил на каждом шагу и помогал им собирать всё то разномастное шмотьё совсем уж без энтузиазма.

Мужа опять не было дома, чаша терпения была переполнена, и… Анжелика решила устроить ему сюрприз – съехать с квартиры прямо вот так – без предупреждения и прямо сегодня.

Пока что на квартиру подруги, которая укатила в столицу, а дальше – видно будет.

Для девицы может всё было просто и обыденно, но пацаны мыслили немного другими категориями. Муж был боксёр-любитель, да из местных, «грэсовских». Он всех здесь знал, его все знали, так что встречаться с ним было совсем ни к чему. Серёга это понимал, торопился сам и торопил друзей.

***

Андрюха вышел из темноты подъезда на снег и мороз и остановился на ступеньках крыльца, озираясь и примериваясь, куда, в какую сторону ему повернуть.

«Как выйдешь на улицу - налево, до конца нашего дома вдоль подъездов, а дальше не заблудишься. Выйдешь на пустырь и там увидишь. Ну, где все пятиэтажки заканчиваются, там конечная автобуса, где вы вышли. Там, на конечной - комок с всякой всячиной, там и сигареты купишь», - так напутствовала его Анжелика, выпроваживая на лестницу.

Его почти уже отпустило за прошедший с момента их раскурки час, лишь в голове небольшой туман стоял.

И правда - не заблудишься. В конце дома, метров уже через десять, всё буквально обрывалось в овраг.

На самом его краю, казалось – подойди, толкни, и улетит туда, в небытие – стояла чья-то старая раскуроченная «копейка», вся облупленная и побитая, вросшая сдувшимися покрышками в мерзлоту земли, с белыми изнутри и чёрными снаружи стёклами. А дальше в сторону – три громоздких мусорных бака, набитые доверху, и ещё рядом с ними всего полно валяется. И не только рядом, а и дальше – вниз по откосу оврага – всякого хлама просто немеряно. Годами копится, вываливается, вниз сыпется, судя по всему. И в другую сторону здесь идти действительно просто некуда, только именно так – мимо «копейки», мимо мусорки, а дальше уже и так видно – вдоль торцов нескольких пятиэтажек, стоявших как домино и воооон туда, вон и автобус – старый советский «скотовоз» (оказывается, здесь и такие ещё ездят) стоит возле одинокого «комка», дымит выхлопной трубой, ждёт пассажиров.

«Как же у них тут красиво и душевно всё», - язвительно думает про себя Андрюха, распинывая бутылки под ногами на своём пути.

Подходит к комку постепенно ускоряясь из-за холода, и останавливается в ожидании своей очереди позади девушки у окошка. Пытаясь сориентироваться, разглядывает ассортимент за стеклом на полках. «Возьми вам что хочешь, главное мне – что-нибудь с ментолом, не могу я ваши, обычные, курить», - вспоминается ему напутствие Анжелики гундявым протяжным голосом.

Девушка перед ним покупает пачку сигарет и отходит в сторону, тут же распаковывая её и закуривая.

«Пачку «Петра» и «Салем» с ментолом», - Андрюха второпях пересчитывает мелочь в руке, взглядывает на ряды бутылок перед собой и вдогонку берёт пару штук «ноль-пять» местного пива.

По деньгам как раз хватило.

Отходит от окошка и, пользуясь наличием такого неожиданного изобилия в руках, тоже, как и девушка, стоявшая перед ним, закуривает. А та никуда и не ушла, стоит в стороне метрах в пяти, дымит и с неприкрытым интересом смотрит на него. Андрюха изо всех сил пытается делать независимый вид, попутно напряжённо размышляя, куда бы деть теперь эти две бутылки пива – ведь никакого пакета под них он конечно же с собой не взял.

- Ты неместный что ли? – раздаётся насмешливый вопрос явно в его сторону.

- С чего ты взяла?!.. – от неожиданности вопроса он отвечает ей зло и неприветливо.

Ну вот никогда он не умел и не умеет нормально общаться с незнакомыми ему людьми. Сразу же – недоверие, настороженность, желание уйти.

Но девица настроена вполне миролюбиво, даже в ответ на его тон. Её зовут Аня, она с соседнего дома, учится, как и он, в последнем, 11-ом классе. Тоже, как и он частенько, сбежала сегодня с уроков, так как – «А чего там делать, надоело!», дошла уже до дома и вспомнила, что курить нечего. А то, что он неместный — это видно вообще сразу, если он сам этого не понимает. Да и понимает он это, иначе вёл бы себя спокойней и уверенней. Хотя, сейчас такой час – утро, у них обычно здесь в такое время всегда пусто – все или в школе, или в ПТУ местном или спят до обеда. Так что он может сильно не нервничать, пусть хоть скажет, как его-то самого зовут, покурим, да и «пока-пока!», а то холодновато как-то – вот так вот стоять и разговоры разговаривать.

Её чрезмерная коммуникабельность обезоруживает. Единственное, что адрес свой не называет и в гости не зовёт. Обычная такая девчонка, точно такая же, как его одноклассницы, но не такая надменная. От их короткого и не особо примечательного разговора Андрею становится будто даже теплей и приятней внутри, какое-то непонятное ещё, щекочущее чувство зарождается, как предвкушение чего-то ещё более интересного, чем есть.

Жаль, прогнозы Ани не оправдались. Они ещё и докурить не успели – из-за угла комка вываливается толпа пацанов человек 5-6. Вываливается и сразу обступают небольшую витрину с ассортиментом, застыв в раздумьях.

Все крепкие и круглые в своих спортивных штанах, китайских пуховиках и шапках. И опасные.

Дальше всё идёт по классике.

Разговор Андрея и Ани прерывается. Один из пацанов отделяется от толпы и подходит к ним. Он сразу же, безошибочно, звериным чутьём признаёт в Андрее чужого, а значит – в правах более ущемлённого по сравнению с собой. Далее следует короткий разговор – «как звать, откуда, чё здесь делаешь», - в ходе которого Аню оттесняют в сторону, а Андрюху обступают со всех сторон, как до этого киоск с сигаретами. В голове у Андрея гулко и пусто. Раньше он не раз слышал о подобных ситуациях, но сам в неё попал впервые. Дома вокруг будто отдаляются в сторону и он оказывается словно в эпицентре какой-то воронки, в яме, и зимний мороз, обжигающий лицо, становится теперь таким незначительным фактором по сравнению с тем, что сейчас уж точно будет, к чему всё идёт в процессе этого их тупого разговора.

После того, как один из пацанов бесцеремонно, не спрашивая, вытягивает у Андрюхи из кармана тулупа торчащую бутылку пива, всё становится как-то легко и просто. С него будто балласт какой-то сбросили вместе с этой бутылкой, тем самым придав решимости и лёгкости.

Андрей резко разворачивается и начинает улепётывать со всех ног от своих собеседников. Те, потормозив пару секунд, принимаются догонять его со своими обычными, стандартными для их круга и лексикона угрожающими фразами, раздающимися на всю улицу. Оставшаяся во втором кармане куртки бутылка всё же здорово стесняет его в беге своим весом и тем, что при каждом движении колотит по боку, под рёбра. Андрюха на ходу вытягивает её из кармана, откидывает в сторону, та грохается об мёрзлую землю и разлетается на пенящиеся осколки. Слышится громкий и довольный ржач и топот, паника внутри просто захлёстывает его, из-за чего он поворачивает не в ту сторону, не туда, где короче и уже пройдено им по дороге сюда, до комка, а зачем-то куда-то левее – в сторону незнакомых ему дворов…

***

Конечно же по возвращении пришлось рассказать парням всё, как есть. И где пиво их осталось, и почему. Андрюха рассказал всё, не утаивая. Единственное – не стал упоминать о своей новой знакомой, не посчитал нужным. Народ отнёсся с пониманием, а Анжела даже будто бы порадовалась за свой район: «У нас здесь всегда так, это тебе ещё повезло, что сходу не отпиз**ли, как увидели».

Ну спасибо.

Поговорили, поохали и молча, не сговариваясь между собой, ускорились в сборах шмоток. Тем более и по времени уже – полдня почти прошло, первый час дня, и жрать уже всем хотелось, да только вот хозяйка что-то ничего на этот счёт и предлагать не думала.

***

Серега увидел в углу на полу замученный китайский двухкассетник, взгромоздил его на тумбочку возле болтающейся на соплях розетки, сходил в коридор до своей куртки и притащил предусмотрительно взятую из дома кассету. Хозяйка хотела было предложить ему коробку со своими плёнками, но Серега, даже не вглядываясь, что там – презрительно отмахнулся.

Уж что-что, а в музыке они все разбирались и считали всегда себя повыше остальной обычной массы людей – «Мы-то попсу эту дурацкую не слушаем, киркоровых ваших и сенчуковых, мы нормальную музыку слушаем – электронную!»

Так и было на самом деле, и пацаны всегда прямо кичились этой своей особенностью, где надо и где нет. Ну надо же чем-то в себе гордиться в свои пятнадцать лет.

Был даже случай как-то прошлым летом – засели они во дворе одного из домов в центре города, в темноте уютной беседки распили пару бутылок водки на всё тех же четверых, конечно же всем стало весьма хорошо и весело, после чего, как закончилось «топливо» и стемнело – пошли куда глаза глядят. И натолкнулись на другую подобную компанию парней на лавочке.

Всем им было очень весело и очень хотелось общения, потому они спонтанно подошли к незнакомым с обычным «Пацаны, как дела?».

И уже следующим вопросом было:

«Пацаны, а вы какую музыку слушаете? Мы вот – рэйв, рэп, хауз».

«Русскую народную», - сумрачно ответил один из незнакомцев с лавочки, также сумрачно и неприветливо глядя прямо на них снизу вверх.

После чего даже в их затуманенные алкоголем головы пришло понимание, что им здесь не рады, и парни ретировались.

На этот раз у Серёги на кассете был сборник какого-то американского хип-хопа. Ни слова не понятно, но ритмично и в обстановку влилось вполне неплохо. Можно даже было сказать, что уютно.

Да. Вот это вот всё гангста-рэперское «…for me and my niggas…», раздававшееся из динамиков магнитофона именно здесь, в этой комнате, в этом доме с облезлыми и внутри и снаружи стенами, в этом районе, где прямо сейчас меж пятиэтажек, наверное, всё ещё бродит та компашка, которая не догнала Андрюху, бродит в поисках его или другой жертвы – это было сейчас очень даже в тему, подумалось ему.

***

Экшн для Андрюхи на сегодня, судя по всему, закончился причём вот так вот, в общем-то, удачно. Следующие пара часов прошли в сборах и скидывании вещей Анжелы сперва из шкафов в общую кучу, потом – в китайские баулы, коробки и пакеты. Серега их прямо преобразился в процессе – был разговорчив, добр, и как обычно, пытался что-то искромётно шутить. Хозяйка в нужные моменты подхихикивала, бестолковый Федя влезал в их почти идиллию со своими глупыми шутками и комментариями.

И всё это под неторопливый размеренный ритм негромко звучащего рэпчика.

За окном начало уже смеркаться понемногу, когда они закончили и приехал грузовичок, в который нужно было всё это стаскивать. Водитель грузовичка – мутная протокольная рожа, не внушающая доверия, по виду - старше их всех лет на десять - молча зашёл в квартиру и так же молча, особо ни с кем не общаясь, стал носить баулы вниз.

Странное это было чувство – рано утром, в рассветной мгле, они оказались здесь, в абсолютно незнакомом им месте и доме, они никого не знают и их никто не знает, и вот, через совсем немного времени – картинка почти та же, только уже закатные сумерки и они снуют туда-сюда из подъезда и обратно с бесконечными коробками и сумками, и люди, возвращающиеся с работы, тоже все им совсем незнакомые чужие, с лёгким любопытством поглядывающие на них и их движуху, и громада холодного неприветливого дома над ними.

Андрюхе с Федей места в кабине машины не хватило, потому Серёга весьма нагло скомандовал им лезть в кузов, на баулы, и «держаться там покрепче за что-нибудь, тут недалеко». Федя не роптал, он никогда не роптал, а вот Андрюхе эта, очередная за сегодня, раздражающая капля – не понравилась. Казалось бы, ну не поехал бы он с самого утра с ними, и сидел бы дома, дурака валял. А так – всё интересней ведь. Но самолюбие всё же задевает, да. Но не настолько, конечно, чтобы начать препираться. Всё, чего он хотел сейчас, забравшись в кузов – побыстрее и подальше свалить отсюда, не встретив ещё раз ненароком своих утренних «друзей».

***

На новом адресе, куда ехать было и правда недалеко – минут десять по всё тем же, но уже вечерним, тёмным, кое-где освещённым вереницами фонарей улицам, мимо киосков, светящихся как ёлочные гирлянды через бутылки с разноцветными ликёрами и пивом, бесконечных доминошных рядов пяти- и девятиэтажек, абсолютно незнакомых им, а потому выглядевшим угрожающе – они провели обратную процедуру подъёма вверх по подъезду всё тех же коробок, сумок и ящиков.

После чего грузовичок укатил, Серёга с Федей решили остаться, Андрюха же, только и ждавший возможности слинять – слинял.

Уже стоя на остановке в ожидании автобуса в сторону дома, он подумал: «Да уж, вот это картина маслом ожидает её мужика по приходу домой сегодня вечером!»

Ему было абсолютно всё равно до этого местного боксёра, до Анжелы, Сереги, просто слишком живое воображение само рисовало разнообразные, но такие одинаковые картинки: пустая, теперь совсем уже неуютная квартирка с разбросанными повсюду вещами, вывернутыми и опустошёнными ящиками шкафов, неприглядные в жёлтом свете потолочной лампочки стены со старыми обоями и чернота ночи за окном. И чувство понимания произошедшего, и ярости, захлёстывающее того, кто всё это увидит.

Андрюха аж поёжился, а всё то же воображение вдруг резко сменило направление мыслей на его новую, почти состоявшуюся знакомую – Аню. А где она будет в это вечер, что будет делать, с кем стоять курить на лестничной площадке, о чём говорить? Иллюзий он никаких на её счёт не испытывал, равно как и надежд, что вдруг где-то они ещё раз случайно встретятся, нет, просто мысли о ней были другие, в противовес мыслям о муже Анжелы – такие приятные мимолётные мысли, где-то даже согревающие.

***

Замок был взят, дракон – повержен, а вот принцесса… Принцесса осталась где-то там, в чужих неведомых землях. Хороший повод для попытки повторного прохождения миссии.