5. Битый лёд

Это очередная банная история, произошедшая совсем недавно.

Парилка заполнилась завсегдатаями «второго захода», которые сначала расселись на полке, нагреваясь ароматным свежим паром.

Это было самое время для разговора на тему, которую начинал один парильщик, и её подхватывали все другие, иногда перебивая друг друга.

Поселковый художник Алексей пафосно ругал убежавших из страны, как он их называл «деятелей попсы». Они тексты для своих песен брали самые отвратительные, ни слов, ни мелодий таких песен запомнить невозможно.

С ним согласился Пётр Сергеевич, немного полноватый пенсионер, добавивший реплику о том, что таких певцов слушали лишь пока ещё бестолковые школьники да молодёжь, не знающая истинного искусства.

Андрей Борисович, не теряющий солидность даже в бане адвокат, заключил – время настоящего песенного искусства давно прошло. Попса лишь вытягивает деньги из народа, а взамен для души человека ничего не даёт.

Через несколько минут, когда любители пара начали хлестать себя и соседей вениками, обсуждение прервалось.

В это время в раздевалке отдыхали любители пара из состава «первого захода».

«Ну, спасибо кочегару, - выдохнул машинист железной дороги Виктор. Хороший сегодня пар, прямо душевный».
«И Вам спасибо», - обратился он к банщику Фёдору Игнатьевичу, только что принёсшему охапку заготовленных душистых банных веников.

«На здоровье, - ответствовал Фёдор Игнатьевич, парьтесь сколько душе будет угодно». С этими словами он включил стоящий на столике в углу раздевалки радиоприёмник, откуда передавался песенный концерт.

Он облокотился на скамью в предбаннике, расслабляясь, положил рядом с собой свежий берёзовый веник.

«Согласен с Вами, - отозвался Сергей Петрович, военный пенсионер, поглаживая свою бородку клинышком. Славно мы сегодня попарились, действительно, от всей души».

«А Вы знаете, - продолжал Сергей Петрович, вот мой одноклассник и Ваш тёзка - Виктор, на меня обижался, когда я назвал его «чугунодорожником». Он много лет работал на железной дороге после ЛИИЖТа, теперь это не институт, а целый Университет - ПГУПС Императора Александра Первого».

«Так вот, - продолжал он. Витя меня всегда уверял, что давным-давно все чугунные рельсы в стране заменила на стальные.
Я же ему возражал: ведь вас не называют сталедорожниками, а зовут железнодорожниками. Рельсы из железа невозможно делать, коррозия металла загубит целую отрасль»!

Значит – как вся профессия, так отрасль деятельности людей названа неправильно.

Ведь её же звали кровеносной системой страны, стимулом её развития. Ну как же так? Можно согласиться, что сеть железных дорог – артерии и вены страны, но ведь она не железная. Представьте себе название: не РЖД, а РСД.
Каково?

«Ох, Сергей Петрович», - вздохнул Виктор. Это лишь терминологические ухищрения, сложившиеся годами. Никто ничего менять в терминологиях не будет, это нереально».

«Вы знаете, - продолжил Виктор, к примеру, в польском языке автомобиль называют «самоходом», очень ярко, выразительно. Но нам такое слово не нужно.

Так и в отношении железных дорог, так уж исторически сложилось, что это слово вошло в жизнь».

Из парилки стал выходить посетители «второго захода», и вскоре предбанник вновь наполнился раскрасневшимися и довольными сегодняшним паром людьми.

Разговоры, начавшиеся в парилке, стали продолжатся и в предбаннике.

Парильщики, продолжая дискуссию о современной попсе, были единодушны – либо это не культура вообще, или часть культуры, никому ни о чём не говорящая и не нужная совсем.

Из радиоприёмника раздалась всем знакомая песня. Исполнитель проникновенно поёт:
«На меня надвигается по реке битый лёд,
На реке навигация, на реке пароход.
Пароход белый-беленький, дым над красной трубой...

Пахнет палуба клевером. Хорошо, как в лесу…».

Капитан речного флота, отдыхающий в отпуске по причине зимней стоянки своего судна, Яков Павлович, неожиданно вступил в ранее начатый разговор.

«Вот слушаю я эти слова и эту песню и скажу вам всем – то, о чём там поётся – просто невозможно. Вот почему.

Если на реке идёт лёд, то навигация для речных судов на реке невозможна.

Морские же суда не могут войти в реку, по определению.

Согласно Российскому речному регистру в составе речного флота нет судов ледового класса, то есть тех, что имеют право входить во льды.

Речные суда разделены, согласно Российскому Речному регистру, на четыре класса. И хотя есть суда смешанного типа, например: река - море, или прибрежные, но все они не имеют права ходить во льдах.

Это всё равно как самолёту лететь через камни, выбрасываемые вулканом при извержении. Результат будет всегда один – разрушение и гибель судна.

Ледовый класс установлен только для морских судов, их распределяет тоже на классы, но уже Российский Морской регистр судоходства.

Ледовый класс показывает способность морского судна находиться в море в зависимости от сложности и тяжести морских ледовых условий.

Но морское плавание предусматривает невозможность судам заходить в реки и каналы.

Вот поэтому ситуация с пароходом во льдах, идущих по реке, когда идёт навигация, состоит из ряда обстоятельств, последовательно исключающих одно другое.

Это совершенно невозможная, нежизненная ситуация.

Да и вообще, как может пахнуть палуба клевером? Она может пахнуть, к примеру, шаровой краской. Настоящий пароход пахнет углём, теплоход - соляркой.

Скажите, если идёт ледоход, то, когда успел созреть клевер?

Ведь нельзя же так далеко деятелям культуры отрываться от жизни», - воскликнул он.

Тут к нему обращается Андрей Борисович.

«Поэт, написавший тест этой известной песни, - сказал он, был молод, и несомненно, талантлив. Он был ещё и режиссёром. Судьба его трагична.

Многие знают его по стихам к песни, прозвучавшей в фильма «Я шагаю по Москве», сценарий к которому он написал сам. Вы знаете, ему пришлось переписать ранее написанное стихотворение для этого фильма, в котором звучали и такие слова:
«Голова моя пуста
Как пустынные места
Я куда-то улетаю
Словно дерево с листа».

Вы слышите контраст в его мировосприятии?»

По его сценариям снято несколько фильмов.

Он очень рано ушёл из жизни, как Пушкин, в 37 лет. Это Геннадий Шпаликов.

Поэты, художники, композиторы видят окружающий нас мир по-другому, иногда совсем не так, как все другие люди.

Образы этого стихотворения построены на глубоком контрасте:
идущая в реке вода, поверх неё разбитый где-то лёд.

Вся эта огромная, неподвластная человеку масса воды и льда надвигается на автора.

Но он выше неё, он на пароходе. Там можно целоваться с женщиной на палубе.

Поэт как бы выходит за пределы обыденной жизни, он с возлюбленной теперь в другом мире. Это мир их любви.

На поэта требования государственных регистров не распространяются, не так ли?».

«Дискуссии физиков и лириков благополучно завершилась в прошлом веке», - негромко сказал Алексей.

«Но что вы скажете в отношении русского шансона», —спросил, закутываясь в простыню военный врач в отставке Юрий Николаевич. Многие мои знакомые, и молодёжь в том числе, весьма благосклонно относятся к такой части нашей культуры.

«Вы правы, Юрий Николаевич, - поддержал его Алексей. «Вот вам пример. Песню Олега Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» перевели с русского языка на иврит. В одной из синагог в Израиле её поют граждане этой страны. Настоящий шансон, даже и не по-русски, границ не знает.

Пётр Сергеевич, молча слушавший банных ораторов, неторопливо высказался: «До того, как к нам в страну стала широко внедрятся западная массовая культура, песенные традиции был воистину народными.

Душевные, мелодичные и распевные песни советских композиторов и поэтов звучали не только на концертах, и по радио и телевидению, но и просто среди людей, в праздники государственные и на семейных торжествах. Это время уже никогда не вернётся, но молодёжь должна бы знать то лучшее в песенной культуре в нашей стране. Что мы для этого делаем? Да ничего. Это плохо».

«Плодотворная получилась у нас дискуссия, - неспешно произнёс Сергей Петрович. Надо нам её продолжить в следующий раз. Сейчас пора уже домой собираться.

«У нас теперь не баня, а филиал дискуссионного клуба, - подытожил Андрей Борисович. Предлагаю всем подавать темы следующих заседаний».