Я буду ждать на темной стороне. Книга 3. Глава 30

Очень скоро все стало на свои места. Одним своим звонком Феликс внес ясность в столь шаткое положении, когда сам он начал подумывать о самом нелепом, что только могло взбрести ему в голову на данной почве. Приятель сам во всем признался, рассказав накануне о его «похождениях» Эрике. Но сделал он это не затем, чтобы окончательно усугубить ситуацию, а всего лишь добавить «перчинки» в их отношения. И у него это почти получилось.

Теперь Лисов не мог нормально общаться ни с бывшей пассией, ни с нынешней, с обеими испортив и без того непростые отношения. Особенно некрасиво получилось с Евангелиной, когда надеясь добиться от неё положительного ответа на свое предложение, буквально в тот же день он был вынужден констатировать факт собственного проигрыша на фоне неожиданного появления в его квартире Эрики, которую не испугали ни глубокие сугробы вокруг дома, ни начавшийся новый буран за окном.
    
— «Молодец», — приуныв, мрачно отозвался Лисов, располагаясь напротив подоконника в коридоре, откуда, собственно говоря, и вел разговор по телефону с Феликса, чихвостя его за излишнюю предприимчивость. — И что, тебе легче от этого стало? Коварный ты тип, дружище! Нет в тебе мужской солидарности...

— Просто я предупредить её хотел, — оправдывался тот, почувствовав интуитивно, что опять наломал дров, пытаясь загладить теперь свою вину. — Чтобы она знала, с кем связывается…

— А вот и нехрен свой нос в чужие дела совать! — отрезал Лисов, оглядываясь по сторонам с таким видом, будто не хотел, чтобы этот разговор стал достоянием посторонних ушей. 

— Как скажете, начальник, — не без иронии заключил Феликс, продолжая висеть на трубке.

И пока здесь между этими двумя шла дискуссия о чрезвычайно важных вещах, притаившись за углом, Мельчуцкая, (чье присутствие нельзя было не заметить), вместе с Гольдштейн прислушивались к его болтовне, пытаясь уловить из неё хоть одно слово, чтобы найти подтверждение ходившим о нем и Евангелине слухам, уехавшей с ним куда-то в свой день рождение, и оставившей своих гостей без присмотра. Что произошло между ними потом, об этом не было ни слуху, ни духу. И с какой настойчивостью бы не нападали девочки с расспросами на бывшую именинницу, от той нельзя было добиться ни слова.

Будто она специально не хотела затрагивать эту тему, опасаясь, как бы сказанные им вскользь намеки о ней самой и Лисове не пустили сплетниц по заведомо ложному пути. Так что бросив, в конце концов, всякую попытку выведать у неё подробности относительно того вечера, о чьих деталях Евангелина по непонятным причинам предпочитала умалчивать, девочки решили устроить собственное расследование, собирая факты по крупицам, и уже на их основе составляя полную картину происшедшего, негодуя втайне на свою одногруппницу за её намеренную немногословность и попытки скрыть очевидное.

Увы, как ни старались они спрятаться за стеной, дабы не выдать свое присутствие, обе не раз оказывались на грани провала, норовя подойти к Лисову слишком близко для подслушивания его беседы. Им казалось, будто он общается по телефону с Евангелиной, но та была в деканате, куда отправилась накануне представлять готовую часть своего дипломного проекта куратору. Так что они бы наверное сильно удивились, столкнувшись с ней в коридоре на обратном пути, а позже узнав, что телефонные контакты Лисова вообще находятся у неё в черном списке. По этой причине он никак не мог ей звонить. Однако будучи не в курсе всех этих подробностей, девочкам не оставалось ничего другого, кроме как продолжая тайком его караулить, ждать, когда он подойдет поближе к месту их засады, позволяя им услышать из его телефонного разговора чуть больше, чем полагалось посторонним ради удовлетворения собственного любопытства.

— Что-то Литковская в последнее время ходит весьма печальная, — не выдержав, первой поделилась своими соображениями с подругой Мельчуцкая, для которой лишний раз обсудить людей было все равно, что позавтракать. — Раньше она казалась более жизнерадостной.

— А с чего ей не быть печальной? — возразила Гольдштейн, не боясь, что их обсуждение могли услышать посторонние. — Как связалась с Лисовым и его ребятами, так сразу погрустнела. И причина тому имеется… Ну, подумай сама, если бы тебя отоваривали через день всем составом, как её, ты бы тоже выглядела не очень.

Не имея в своей жизни подобного опыта, ведь бывший ухажер хотел её лишь в хмельном состоянии, когда не так сильно бросался в глаза её излишний вес, Галочка ответила ей не сразу. А теперь и вовсе лишившись общения с этим типом после вспыхнувшего конфликта на вечеринке у Новаковского, Мельчуцкой не оставалось ничего другого, кроме как закусив удила, выплескивать свой гнев на головы этих двоих, будто после этого могло что-то измениться.

Она слабо верила в подобный исход дела относительно Лисова и Евангелины, но продолжая завидовать втайне одногруппнице, которая возможно и переживала когда-то что-то похожее, но вряд ли в этом  признается посторонним, неопределенно кивнула Зое:

— Думаешь, у них там вправду каждый день групповушки? Насколько я помню по отзывам, Лисов всегда говорил, что интим занимает у него чуть ли не предпоследнее место в списке жизненных приоритетов, потому как большую часть своей энергии он тратит на всякие авантюры, игнорируя любовные интрижки.   

— Да, но с тех пор как в его жизни появилась Евангелина, интим возможно занял чуть ли одно из первых мест в его личном рейтинге, — иронично хмыкнула Гольдштейн, начав что-то подозревать относительно этой парочки. — Таким образом, несложно себе представить, что когда речь заходит конкретно о Литковской, то с ней он практически не вылазит из постели, надолго забывая о всяких своих авантюрах. А там уж как повезет...

Тем не менее, хотели они этого или нет, но присутствие в его жизни этой девушки положительно повлияло на становление его характера. Сама того не осознавая, Евангелина существенно изменила некоторые его привычки. И прогресс этот был весьма заметен. Ведь с её подачи он перестал часто квасить и курить, забросил все свои тусовки и взялся наконец за голову, начав учиться, и принимать самое активное участие в управлении холдингом, который давний родственник хотел у него отобрать.

Девочки уже молчали о том, что его прошлая презентация, подготовленная им невесть под чем, и наверняка в последний момент, заняла первое место среди всех остальных работ, когда ранее по части успеваемости он плелся чуть ли не в самом конце рейтинга успеваемости. Теперь же он стал там чуть ли не третьим по счету, обогнав в этом плане даже саму Евангелину, чего бы вряд ли достиг, оставаясь в отношениях с Эрикой. 
 
— По-моему, у него ненормальная тяга к Литковской… — ненароком вздохнула Мельчуцкая, жалея, что сама не могла похвастаться в своей жизни чем-то похожим, утратив связь со своим первым и наверное уже последним поклонником, который хоть как-то, но все же ложился с ней в постель, пусть сама она от этого не получала никакого удовольствия. — Прямо ни дня не может прожить без неё. А ты бы видела, как он смотрел на неё в течение всего занятия? Раньше за ним такое не водилось. Все изменилось конкретно за эти пару дней. Будто между ними произошло накануне что-то существенное, что позволяло ему смотреть на неё таким вот собственническим взглядом. Будто между ними она установилась некая связь, но её наличие Евангелина не спешит подтверждать.

— Даже если между ними что-то есть, от этого «альянса» она ничего не потеряет. Зато теперь у них всё лапушно и пушисто, как в корзинке с котятками. Уж не знаю, чем она «взяла» такого парня, но прикипел он к ней конкретно. Так что не удивлюсь, если скоро они разошлют всем нам приглашения на собственную свадьбу. И знаешь, в этом что-то есть. Из этих двоих получится славная парочка: гусь и гагарочка.

— И зачем ему тогда Эрика?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — изумилась Гольдштейн. — Как знать, может, ему удобнее мутить сразу с обеими?! Поссорился, допустим, с одной, можно тут же переметнуться к другой, а не заладится любовь с этой, он может всегда вернуться обратно, и, помирившись с предыдущей избранницей, продолжать свои мутки где-то на стороне. Не жизнь, а сказка!

— Мне кажется, у Лисова все ходы просчитано наперед, и нам этих его действий не понять, — отозвалась Мельчуцкая после недолгих размышлений, сделав свои выводы о его поведении. — Одной девушки ему стало мало, вот он и решил заарканить Литковскую. Иначе зачем ему подбивать к ней клинья?! Не удивлюсь, если он женится на обеих, зажив этакой семьей на троих. 

— Заживут, а как же! — неодобрительно кивнула Зоя, усмехаясь. — Вот только самой Евангелине подобная идея сожительства вряд ли придется по вкусу. Ты же знаешь дикий нрав этой Эрики: стоит появиться на горизонте какой-нибудь потенциальной конкурентки, как она готова выцарапать ей глаза, предварительно оттаскав её за волосы, лишь бы отвадить ту от избранного ею «объекта» привязанности. Увидишь, она себя ещё проявит!

— Действительно, уж если вцепится в своего избранника мертвой хваткой, то уже никому его не отдаст. Даже если вдруг окажется, что сама она Лисову и не больно нужна.

— Эрика даже спрашивать его не будет об этом! А если он вздумает от неё удрать, она его из-под земли достанет, предварительно уничтожив соперницу. Мне лично не хотелось бы, чтобы у меня когда-нибудь на горизонте появилась точно такая же конкурентка.

— По ходу она реально его любит, только сам Лисов этого не понимает.

— И не поймет наверное уже никогда.

— М-да, любовь — страшная сила.

— Особенно в исполнении такой пассии как у него. 

— Да там больше не любовь, а скорее, диагноз.

— Бедная Эрика! Мне даже стало её немного жаль.

— А мне нет. Сама во всем виновата. Не надо было влюбляться в кого попало! А теперь пусть расхлебывает свое счастье. Ситечком. 

— Что правда, то правда, — вздохнула Мельчуцкая. — Жаль, что мы сами так никого в этой жизни и не полюбим.

— Это верно. Но нам просто не попадались подходящие парни, поэтому, думаю, у нас все впереди.

— Я тоже так считаю. А что касается Лисова, это он пока притих, а пройдет немного времени,  начнет снова чудить, разводя новые скандалы. Мало ли что этот неадекват может устроить в ближайшем будущем...

— Твоя правда. Его нынешнее смирное поведение скорее похоже на затишье перед бурей. 

Пока эти подруги обсуждали его личную жизнь, самого Лисова в этот момент не отпускало ощущение, будто о нем точили лясы. На что красноречиво намекал горевший на его скулах румянец, стоило ему коснуться ладонью своего лица.

Его опасения оказались далеко небеспочвенными. Потому как стоило ему завершить свой разговор с Феликсом и отключить телефон, как его взгляд упал на одногруппниц, глядевших на него во все глаза из-за выступа стены. Ухмыльнувшись про себя, он спрятал телефон, и, не собираясь откладывать свою месть в долгий ящик, без лишних слов направился в их сторону, чтобы проучить обеих, тем самым навсегда отбить у них охоту разводить сплетни о посторонних.

Увлеченные жаркой дискуссией, девочки не сразу заметили его появление. А когда оказались застигнуты им врасплох, уже поздно было что-либо предпринимать, придумывая на ходу липовую отмазку относительно своего противоречивого поведения.

— Добрый вечер! — с умилением произнес он, нежданно-негаданно встревая в болтовню обескураженных одногруппниц. — О чем спорим? Что нового на повестке дня?

Застигнутые врасплох девочки моментально заткнулись, проглотив языки, и отметив про себя, что сейчас он вряд ли дождется от них встречного слова, Артем как ни в чем не бывало продолжил:

— А я смотрю, меня тут вспоминают… Надеюсь хоть добрым словом?!

Оправдываться не было смысла. У Гольдштейн даже дыхание перехватило от одной мысли, что их разговор могли только что подслушать. А Мельчуцкая и вовсе потеряла дар речи, не успев вовремя спохватиться. В этот раз девочки «попались» и это было очевидно. Прекрасно осознавая данный факт, обе уставились в пол, невероятно смущенные, а сам Лисов, оказавшись между ними словно между двух огней, продолжил свое издевательство, иронизируя над каждой из них в меру собственного красноречия:

— Ну, и чего замолчали? Где же ваше «тяф-тяф-тяф»?! Любим собирать сплетни и совать свой нос туда, куда не надо?! Н-да, я был о вас лучшего мнения, но я вас прощаю. Тем более вам больше некому перемывать косточки, окромя моей скромной персоны. Молоть языком разную чушь — это, конечно, ваше главное оружие. Но зачем это делать в открытую?!

Мельуцкая с Гольдштейн были готовы провалиться сквозь землю от одного лишь осознания совершенной ими ошибки, но даже после брошенных в их адрес доходчивых обвинений тем было нечего сказать в ответ. Оскалившись, Лисов приблизился к ним вплотную:

— В следующий раз, если у вас появится желание кого-то обсудить, выбирайте менее «популярную» фигуру, чем я… И уж точно не Литковскую. А если будете наезжать на неё, я вам устрою! 

И преследуя цель покуражиться над ними в отместку, перед тем как покинуть столь скромную компанию, он бросил девочкам на прощание:

— Всего хорошего, свора милых сплетниц! Но только тявкайте теперь потише, не то ваша информация за долю секунды разойдется по всем местным каналам, став достоянием общественности!

Пристыженные им, девочки решились поднять глаза, когда окончательно убедились, что он ушел прочь, исчезнув в конце коридора так же внезапно, как появился здесь накануне. И ещё долго не рискуя заговорить друг с другом после происшедшего с ними облома, несмотря на то, что занятия давно закончились и можно было спокойно отправляться домой, выбитые из колеи замечанием одногруппника, они долго стояли в коридоре, не спеша покидать место, где были застигнуты накануне врасплох.

По крайне мере, теперь им придется вести себя осторожней, и не болтать где попало об этих двоих. Особенно если дело касалось персоны Лисова. Это они хорошо усекли. И будучи не в курсе того, как повлияла на них его ненавязчивая взбучка, оказавшись в холле, тот бросил украдкой взгляд на зеркало, машинально поправляя свою челку. Так что продолжая упиваться собственной неотразимостью после этого жеста, в тот день он покидал стены университета с мыслью навести на голове марафет, чтобы выглядеть соответственно.

Книга 3. Глава 31

http://proza.ru/2023/05/17/1002