Лётчик-монах

В шестидесяти километрах от города Барановичи, в агрогородке Жировичи Слонимского района Гродненской области Беларуси, расположен Свято-Успенский Жировичский монастырь*. Мужской ставропигиальный (независимый от местной епархиальной власти и подчинённый непосредственно патриарху или синоду) монастырь Белорусской православной церкви является одним из главных центров белорусского православия и крупнейшим в стране архитектурным ансамблем семнадцатого-восемнадцатого веков.

История храма начинается с 1490 года, когда во владениях казначея Литовского княжества боярина Солтана юные пастушки нашли на дикой груше икону, изображавшую Богоматерь. Дети отнесли образ в дом хозяина, который положил икону в ларец. Вечером боярин захотел показать гостям образ, но он исчез из шкатулки.
 
На следующий день пастушки обнаружили сияние от иконы на том же дереве, где она была обнаружена накануне. В этот раз Солтан уразумел чудо Божие, с благоговением принял святыню, посетил место её явления и дал обет Богу построить на месте явления образа в Жировичах храм в честь Пресвятой Богородицы.

Вскоре деревянная  церковь была построена, а весть о явлении образа Божьей Матери быстро распространилась по окрестностям.

В начале шестнадцатого века в селении случился сильный пожар, который уничтожил почти все строения и храм; уцелела лишь церковная школа. Исчезла чудотворная икона; её поиски на пепелище не увенчались успехом.

Спустя какое-то время на ближайшей к церковной школе горке дети увидели на камне Божию Матерь в небесном сиянии, о чём поведали священнику и родителям. Пришедшие к указанному месту жители селения не сподобились лицезреть Деву Марию, но нашли на камне чудотворную икону. Это событие считается вторым явлением Жировичской чудотворной иконы Божьей Матери.

Камень был огорожен, на месте сгоревшего храма был построен новый, куда и поместили святыню; внук Солтана, Иван, начал строительство новой большой каменной церкви.

С четырнадцатого века в Западном крае началось насильственное насаждение католицизма, а потом униатства (поместная  католическая церковь греческого обряда, образованная в Речи Посполитой; в богослужении использовался церковнославянский и западнорусский письменный язык).

Жировичский монастырь оставался православным до 1609 года, когда по  решению трибунального суда настоятель монастыря подписал признание власти римского ставленника. Вскоре в Жировичах появились униатские монахи, которые чудотворную икону Божьей Матери обратили в свою главную святыню.

После присоединения в 1795 году к Российской империи части территорий Речи Посполитой была образована Белорусская губерния с центром в Витебске; Жировичский храм был подчинён Полоцкому епископу.
 
В 1810 году в Жировичский монастырь было перенесено епархиальное управление; в 1827 году была открыта духовная семинария.

В 1839 году кафедральный собор был капитально отремонтирован и освобождён от всех принадлежностей костёла; Жировичский монастырь стал первым духовным центром Белорусского края по восстановлению православного богослужения.

В 1945 году в храме были открыты богословско-пастырские курсы, преобразованные в 1947 году в Минскую духовную семинарию. С 1957 года представители советской власти республики сдерживали набор абитуриентов в семинарию и в 1963 году она была закрыта; благодаря Почётному Патриаршему экзарху Митрополиту Филарету (Вахромееву) семинария вновь была открыта в 1989 году. В 1991 году Минской духовной семинарии был присвоен статус высшей духовной школы.

В начале девяностых годов руководство Жировичского монастыря обратилось к главному врачу Барановичской больницы с просьбой о проведении комплексного осмотра священников. Получив его согласие, в условленный день восемь служителей церкви прибыли в лечебно-профилактическое учреждение, прошли полное обследование и были проконсультированы врачами-специалистами.

У священников были выявлены признаки хронической венозной недостаточности и остеоартроза суставов нижних конечностей – заболеваний, развивающихся при длительном стоянии. Что и неудивительно: православное богослужение длится два-четыре часа; в миру болезни служителей культа отнесли бы к профессиональным.

Одним из благотворителей храма в загородном кафе был заказан обед для священнослужителей и медиков, принимавших участие в их освидетельствовании; в числе приглашённых была и я.

Приезд служителей церкви пришёлся на время Рождественского поста; стол был накрыт в соответствии с церковными канонами – овощи, фрукты и рыба.

За трапезой велись разговоры на разные темы: о здоровье, политике, вере …

Сидевший рядом со мной отец Игнатий рассказал интересный случай, касающийся соблюдения церковных предписаний в православные праздники.

Несколько лет назад во время Успенского поста настоятель (главный священник) Жировичского монастыря отправился в служебную поездку, на время своего отсутствия назначив старшим монахом отца Игнатия.

В подсобном хозяйстве общины содержался крупный рогатый скот, корм для которого заготавливали насельники (обитатели) храма. Накануне Яблочного Спаса отец Игнатий прошёлся по сенокосным лугам и определив, что второй укос трав хорошо высох, запланировал на следующий день уборку и складирование сена.
 
Утром он объявил о принятом решении обитателям монастыря, которые с недоумением выслушали иеромонаха – работать в христианский праздник?!

Попытки переубедить временного монастырского начальника не увенчались успехом; насельники вынуждены были подчиниться.

К обеду сено было убрано и складировано. Сразу же после завершения работ налетел сильный ветер, небо затянулось тучами и началась страшная гроза. Разряд молнии угодил в скирду сена; в течение нескольких минут от неё остался только пепел.
 
В завершение рассказа отец Игнатий произнёс:

– Господь Бог наказал нас за несоблюдение его запрета работать в православные праздники.

Коллеги отца Игнатия согласно закивали головами: да-да, внезапно возникшая гроза и пожар – небесная кара!

Материалисты-медики воздержались от комментариев, считая возгорание сена случайностью, простым совпадением.

По завершении трапезы медики и пациенты собрались возвращаться в город. Отец Игнатий предложил мне составить ему компанию. Я согласилась: мне был интересен молодой, хорошо образованный человек, искренне убеждённый в существовании Высшей силы.

Устроившись за рулём иномарки, священник включил негромкую духовную музыку в необычном для меня, модернизированном звучании.

Отец Игнатий профессионально управлял автомобилем. Я не удержалась и полюбопытствовала:

– А Вы давно за рулём?

– Семнадцать лет. Более десяти лет – за штурвалом самолёта, а остальные семь лет – за рулём автомобиля. В мирской жизни я был лётчиком-испытателем, – не отрывая взгляда от дороги, ответил служитель монастыря.
 
Я удивлённо посмотрела на отца Игнатия: из лётчиков – в монахи?!

– У Вас была какая-то причина радикально изменить свою жизнь? – осторожно спросила я, не веря в такую неожиданную смену деятельности молодого мужчины.
 
– Нет, никакого мотива не было, просто я понял, что моё место – в монастыре, – задумчиво произнёс отец Игнатий.

Я не знала, как отреагировать на признание визави и замолчала, обдумывая услышанное. Моё материалистическое мышление никак не принимало произошедшее с молодым мужчиной перевоплощение: остроумный и начитанный собеседник, поклонник адаптированной к современности духовной музыки, лётчик-испытатель – монах?!

– Нет-нет, Вы не думайте, что какие-то исключительные события повлияли на изменение моего мировоззрения и приход к вере; в какой-то момент пришло осознание, что я занимаюсь не своим делом, – словно прочитал мои мысли отец Игнатий. – Моя мама примерно в таком же возрасте ушла в Липецкий монастырь и считает своё решение правильным. Да и мне в монастыре намного лучше, чем в мирской жизни! – пояснил молодой человек.

Продолжить беседу не удалось: мы уже приехали в условленное место сбора медиков и священнослужителей. Перед расставанием новые знакомые пригласили нас в монастырь.

Кто-то из докторов пошутил:

– Согласны: лучше мы к вам, чем вы к нам!

Прошло два года. После рассмотрения основных вопросов медико-санитарного совета председатель профсоюза медицинских работников Барановичского района обратилась к присутствующим:

– Коллеги, хочу обсудить с вами один вопрос. Через две недели – День медицинского работника. Как будем отмечать наш профессиональный праздник?

Предложения членов медицинского совета не отличались оригинальностью: закажем ресторан, выедем на природу, позагораем-покупаемся, пожарим шашлыки, песни попоём …

– А давайте съездим в Жировичский монастырь! Наше туристическое бюро организовало поездки в храм и все организационные вопросы берёт на себя: транспорт, сопровождение экскурсовода, согласование даты и времени приезда в монастырь, – предложила главная медсестра лечебного учреждения.

– О, Валентина Ивановна успела нагрешить, хочет ехать за отпущением грехов! – мгновенно отреагировал заместитель главного врача больницы по лечебной работе.

– Вечно Вы со своими шутками, Анатолий Антонович! – воспротивилась главная медицинская сестра. – Вы ведь не видели этот старинный храм с удивительной историей и архитектурой?

– Нет, не приходилось. Полученное мною пионерско-комсомольское воспитание не позволяет переступить порог культового здания! – ёрничал начмед.

Я вспомнила события двухлетней давности – приезд в город священнослужителей Жировичского монастыря. Мне припомнился разговор с отцом Игнатием, в котором, как мне казалось, осталась какая-то недоговорённость. Будучи атеисткой, я не представляла себе, что молодой просвещённый мужчина без видимых причин может отказаться от обычной жизни и посвятить свою жизнь Богу.

Я поддержала предложение главной медсестры о поездке в монастырь, вызвав недоумение коллег.

– Может, мне тоже нужна индульгенция? – пошутила я, использовав термин католической церкви.

Замешательство сослуживцев сменилось интересом; после короткого обсуждения предложение Валентины Ивановны было принято.

Ранним воскресным июньским утром два туристических автобуса с барановичскими медиками выехали в Жировичи. Мы приехали к началу утреннего богослужения, которое проводил архимандрит Гурий (Апалько), наместник Свято-Успенского Жировичского монастыря.

Плохо ориентируясь в порядке проведения церковной службы, я  не следила за её ходом и рассматривала внутреннее убранство храма. Взглядом я выискивала главную святыню монастыря – чудотворную Жировичскую икону Божией Матери. Не найдя её, начала рассматривать внутреннее убранство храма, на стенах которого сохранились росписи разных времён.

Во время церковного песнопения я почувствовала умиротворение; все мирские проблемы словно отошли на второй план. В покойном состоянии в голову пришла мысль об известном образном определении религии – “опиум народа”;  богослужение закончилось под мои думы, не совсем уместные в храме.
 
После службы медиков разделили на подгруппы, за каждой из которых был закреплён служитель монастыря.

Нашу подгруппу курировал отец Игнатий, который присутствовал на богослужении. Он коротко рассказал об истории собора, об этапах его строительства, о высоте и ширине современного храма, которые приближаются к сорока и пятидесяти пяти метрам соответственно.

Обратил наше внимание на размещённые под куполом храма изображения четырёх евангелистов, относящиеся к восемнадцатому столетию, а также росписи на столбах и стенах, выполненные в послевоенное время. Они изображают наиболее чтимых святых, в том числе белорусских, а также большие церковные праздники.

В местном чине (нижний ряд) иконостаса Успенского собора Жировичского монастыря, слева от Царских врат, находится чудотворная икона Божией Матери.

До поездки в храм я представляла себе Жировичскую икону размером с обычный образ, висевший в домах моих знакомых верующих. Оказалось, что одна из самых почитаемых икон Богородицы овальной формы вырезана на яшме зелёного и тёмно-красного цветов и подобна камее или нагрудной иконке: её  размеры – 5,7*4,1*0,8 сантиметров.
 
Иконостас собора выполнен в характерной барочной манере. Моё внимание привлекли иконы апостолов и центральный образ “Спас Вседержитель” в серебряном окладе. Боковые иконостасы относятся к шестидесятым годам девятнадцатого столетия, ровно как и серебряные ризы на образах.

Из-под собора бьёт целебный источник, возникший, по преданию, при обнаружении иконы.

В комплекс монастыря входят четыре храма с примыкающими постройками, церковь Георгия Победоносца на кладбище, звонница, семинария, жилой монастырский комплекс, огород, хозяйственные постройки, трапезная …

Ещё в соборе я обратила внимание на манеру держаться отца Игнатия; она разительно отличалась от его поведения в Барановичах. На территории монастырского комплекса, не проявляя каких-либо эмоций, сухим беспристрастным языком, часто перемежая свою речь упоминанием Бога: “С Божьей помощью …”, “Если Бог даст …”, “По Божьей воле …”, монах рассказывал о храме, его истории, укладе жизни насельников, планах на будущее …

По завершении экскурсии священнослужитель обратился к слушателям:

– Может, у кого-то есть вопросы?

У меня был вопрос, который “вызревал” два года. С того момента, когда я познакомилась с членами религиозной общины, ведущими аскетический образ жизни и придерживающими иных жизненных установок, нежели большинство моих знакомых.
 
– Отец Игнатий, а если монах поймёт, что он ошибся и выбрал не свой путь, сможет ли он возвратиться в мирскую жизнь? – поинтересовалась я.

Монах посмотрел на меня, как на “дитё малое-неразумное” и задумчиво произнёс:

– Монастырь – не тюрьма, никто насильно удерживать не будет. Сюда ведь приходят зрелые люди, принявшие непоколебимое решение о посвящении себя служению Богу. По крайней мере, я не знаю ни одного случая ухода монаха из обители.

В начале двухтысячных годов медики Барановичского района в свой профессиональный праздник снова отправились в поездку в Свято-Успенский Жировичский монастырь. После завершения экскурсии я спросила у гида-семинариста об отце Игнатии.

– Монаха с таким именем у нас нет, но я слышал, что он переехал в какой-то российский монастырь, – ответил мне семинарист.

– Значит, лётчик-монах возвратился на свою родину, – подумала я.