Уроки русской литературы

Очередной раз Борису казалось, что он персонаж какого-то абсурдного фильма. Всего пара недель, а каждый день то одно, то ещё хуже. Всё на максимальной яркости, на предельном накале. Переигрывается в последний момент. Дома в такое и не поверишь. Драма, но и комедия. Вот и сейчас что-то назревает.
- Да подожди, не до тебя пока, - Сева отмахнулся от прибывшего и замер, уставившись немым взглядом куда-то поверх.
Ну вот. Именно в тот самый момент, когда на передовую едет русский писатель, Сева, так сказать, «запятисотил». Сухой закон, а от него немножко шмонит местным бренди. Борис тоже мешкал – как поступить? Конечно, не предаст огласке. Но покрывать может выйти боком. Только что поступил приказ – доставить на передовую дефицитную медицину и всякие боевые прибамбасы, которые русский писатель лично и передаст бойцам. А Сева старший лагеря. Обязан на опасные мероприятия сам, не подвергая волонтёров. Тут ещё этот новенький, невольный свидетель. Лет за пятьдесят, седой и собранный, стоит, ожидая распоряжений. Представился забавно: «Боб, ну так, вообще, Борис, но можно просто Боб». «Борис, но так, вообще, Борислав, но можно просто Бор» - нашёлся Боря. 
- Есть курить? – бросил Сева прибывшему. У самого в карманах, конечно, пара пачек местного «Магната», но возможность подымить папиросой с настоящим табаком... А тут из Питера человек.
- Некурящий, - отчеканил человек из Питера. Рука чуть не потянулась козырнуть. Думает, наверное, всё строго. Хотя, с чего быть расслабленным, круто ведь изменил жизнь, ещё сутки назад не знал иных миров, а тут такое. В напряжении.
Сева раздосадовано прорычал, достал свои, чиркнул огоньком, вновь воззрился в пустоту. Бор тоже решил помолчать, отстранённо увлекшись надписями на сигаретной пачке. Пусть Сева сам решает. Вообще-то, о прибытии русского писателя со дня на день было известно, но Сева не из тех, кто может хвастнуть самоконтролем. Человек творческий, тоже что-то пишет. Небось перенервничал. Только что всем своим литературным талантом убеждал кого-то в трубку, что не может и вообще не на месте. Но трубка была непреклонна. Сева уворачивался, мол, не с кем ехать, мало-ли на просёлке завязнет, а на базе неумёхи одни, тут мотолыгу надо, есть только жига. Но трубка была непреклонна. Прибег к последнему аргументу – вон, гремит как, о людях подумайте, может, в другой раз? Не известно, каков был ответ, Сева умолк, сдулся, стал совсем маленьким.
- Да подожди ты, - вновь отмахнулся, не желая прерывать величавой задумчивости, Сева от новенького, в ответ на демонстративную потугу дорожной сумкой. Боб послушно замер.
- Ладно, пошли грузить, отвезу, - поддался Бор выжиданию Севы. Почему нет? Интересно посмотреть на русского писателя в экстремальных условиях. Если настоящий.
- Правда, выручишь? - поднял взгляд Сева. Никакого хмеля на вид уже не было.
Надо сказать, Бор лишь номинально относился к лагерю, всё время мотался в других локациях по прямым поручениям командира. Отлучаться чревато, в любой момент может прилететь такой же внезапный вызов. Но оба понимали – командир, Юра, сопровождает писателя. То есть, как минимум, надолго вне зоны связи. Что не сделаешь ради русской литературы?
Загрузились быстро, время поджимало, Сева, наконец, вынес броник с каской, но вновь замер с мучительным выражением:
- Погоди, пожалуйста, не до этого сейчас, - пресёк он очередной жест Боба. И обращаясь ко Боре: - Броня-то только одна. Вторую отдали на днях.
- Хватит и одной. Навряд ли по мне будут бронебойными.
- Ты не понял, - неожиданно упёрся Сева, - один не поедешь. По регламенту не менее чем двое.
Бор ничего не смыслил в драматургии, но в уме навязчиво возникло слово «фарс». Не сразу нашёлся, чем ответить. Зачем Сева ломает комедию? Заигрался со своими сюжетами. Небось, ещё чиркнет потом в записнушке «он дал себя уговорить».
- Отдыхай, Сев. Первый раз, штоль. Объясни, что куда. Не пались.
- Нет, нельзя. В нашей работе главное – человек. Мало ли что. Один не поедешь, - Сева сделал выжидающую паузу, повернулся к человеку из Питера. - А я не могу, сами понимаете. Дел немеряно.
- Нууу… Сев, ладно тебе, - Бор понял, к чему он клонит, - человек с дороги только, сутки в автобусе, потом на перекладных, первый раз приехал, не умеет ничего, правил не знает, стоит вот, не евши, мы даже не разместили его ещё, чем он поможет мне?
- Боб, ты же умеешь водить? – проникновенно заглянул в глаза Сева.
- Никак нет, - огорчённо прошептал Боб, - не приходилось.
- Ну, тогда будешь отвечать за связь, - драматично заключил Сева, кивнул сам себе и положил на переднее два баофенга.
Когда тронулись, видели, Сева шмыгнул в калитку. Рыночек ещё работал. Боб спросил, известно ли как ехать. Бор ответил честно. Была надежда на оффлайн навигатор, которым пользуются обе армии, но тот запутал уже не одну дивизию, ориентируя на разрушенные переправы и существовавшие ранее переходы на линии разграничения. Так и случилось, чёртов мапс.ме повёл явно не туда. После Муратово дорога пошла по песчаной лесной грунтовке, взрытой бронетехникой до капонирных глубин, на пути больше не встречалось ни души. Колесо порвали ещё на асфальте – у выбоин от прилётов острые края, имелась вторая запаска, возвращаться не стали. Боб восхищённо признался, впервые участвует в замене колеса. Связи здесь и далее нет, работает РЭБ. Навигатор сгодился как карта. Боб, несмотря на то что бронежилет жал его подбородок вверх, а потолок давил на каску, пытался наладить что-то на своём телефоне. Бор успел догадаться, что у него русская симка, после чего тот перевыполнил задачу, разобрав аппарат насколько смог. Езда походила на ралли. Бор не был большим знатоком литературы, но вдруг подумалось – какая-то русская классика. Ухабистая дорога, лихая колея без вешек и обочин. Назад – только пятиться, развернуться уже никак. Русский фатум. Вверх-вниз, как на ковре-самолёте. Останавливаться чревато, можно завязнуть, лишь на подъёмах приходится тормозить, чтоб оценить глубину следующей ямы. Наконец, колея ухнула на спуск, выкатились на твердь моста. Конечно же разрушенного. С противоположной стороны такой же огрызок. Боб охнул, может быть, подивившись красоте места, может, броником зажало яйца, стал трепыхаться как жук. Наверное нащупывал ручку.
- Да подожди ты, - осёк Бор. – Медленно, без резких движений, наружу. Руки на виду.
На противоположном берегу зашуршали по листве тени, выросло из ниоткуда несколько фигур, мелькнуло оружие:
- Стоять на месте! Кто такие, что здесь делаете?
- Волонтёры, русские паспорта, едем в Попасную, - прокричал Бор, уже раскрыв и вытянув вперёд паспорт.
- Ожидайте, - недоверчиво качнул головой, стал что-то диктовать в рацию.
- Навигатор такой. Спешим. Некогда. Посмотри прописку, россияне мы, - понял, что он колеблется, решился подсказать, - пусть одноглазый посмотрит.
На том берегу перебросились парой команд, всё ещё держа на прицеле, спустя минуту по круче спустились двое бойцов с чем-то длинным и вскинули стволы. Бор глянул назад, на Боба. Тот, облаченный в амуницию, с двумя рациями на груди, стоял, чуть растопырив руки. В глазах непонимание. Чуть провисшая ткань лёгких штанов со стрелками трепещет над сетчатыми летними туфлями. Ничего. Не шевелись. Сейчас поймёшь. На вытянутых руках перелистнул страницу паспорта, чтоб рассмотрели и прописку.
- Рэйнджер этот пусть тоже покажет, - крикнули с другого берега.
Боб беспомощно топтался на месте, держа одну руку поднятой, второй шаря по телу. Ясно, паспорт под бронёй.
- Погоди, Боб. Только не дёргайся, - сделал пару шагов назад, стал доставать за него.
Когда отъехали, через некоторое время Боб стал потихоньку восстанавливать словарный запас, рандомно выдавая наиболее подходящие эпитеты. «Ахренеть. Дааа канешна. Ааафигеть проста. Ну вааще. Риальна. Мама дарагая». Обогатив родной язык новыми эмоциональными оттенками, автоподбор иссяк, лицо приобрело блаженный вид. Грунтовка, наконец, вырулила в посёлки, где было у кого спросить. В целом, шли верно. Боб реанимировал смартфон и запечатлевал апокалиптические пейзажи. Авиарежим, напомнил Бор. Полный авиарежим, подтвердил Боб, вознеся глаза. Видимо, душа уже отделилась от тела. Наконец, пробренчав ещё пару километров по убитой насыпи с оживлённым трафиком, выехали к переправе. Вид впечатляющий.
- Бляха, да здесь «Безумного Макса» можно переснимать, - Боб непроизвольно потянулся в окно с телефоном.
- Погоди, Боб. Фотографировать нельзя. Позиции. Заметят, поедем память стирать. Не только в телефоне. Можешь оставить это в голове. Только в голове.
- О, гуманитарные войска? Есть курево? – снаружи уже с уважением разглядывали залитую грязью жигу. Дождей здесь не видели с месяц. Бор потянулся к бардачку.
Лязгнуло железо понтона, хрустнул гравий на подъёме, махнули рукой постовые, выкатились на асфальт Лисичанска.
- Теперь мы на территории войны. Смотри в оба, Боб.
Тот удивлённо поднял брови, но видимо вспомнил, что эпитеты кончились, смолчал.
- Самому страшно, - подтвердил Бор.
Надо же, неплохое шоссе. Танковая насечка на асфальте создаёт самолётный гул. Жигуль почти на взлёт. Боб взял на себя роль всамделишного штурмана. Невзирая на неудобство, выглядывал в небе вражеские дроны, уберегал от излишне близкого расстояния к военным грузовикам. Красочно объяснял, как бахает бк, видел такое в роликах, торопил с обгоном арты. Бор подчинился командованию, но сам размышлял о другом. Вообще-то, их гуманитарная организация возглавлена ещё одним русским писателем. Но тот вообще известный. И русский, и патриот, и значимый деятель, тут сомневаться не приходится. А этот, который сейчас? Конечно, вложился, приобрёл что-то для людей и для фронта, но каков мотив? Неравнодушие, пиар или просто впечатления? Тут разные благодетели встречаются, в этом нет ничего предосудительного. Каждый из нас, жертвуя, что-то пытается приобрести себе. Но с русского писателя особый спрос. Всё-таки, философии у нас нет, вместо неё литература. Ответственное дело. А этот русский писатель не очень-то и русский. Такое часто бывает, это нормально. Вот, отрастил бороду в соответствии с происхождением, и ничего, топит за наших всем сердцем. Интересно, на чём основан его патриотизм? А в чём русскость? Бор не большой любитель литературы, но, как ни странно, оказался знаком с его трудами. Правда, статьи в основном. На одних сайтах окормлялись. И ещё книга, где про исчезнувшую нацию. Издалека заходит. Читаешь вроде не пойми о чём, а втягиваешься, домысливаешь, никаких ответов, только вопросы. Однако очень быстро заканчивается бесплатный ознакомительный фрагмент. Интересно, а кто-нибудь читает до конца? Вообще кто-нибудь читает литературу? Но, как ни крути, русский писатель – это серьёзно. Классно быть настоящим писателем… Ездишь по всяким опасным местам, смотришь, запоминаешь, думаешь… Не то, что мы.
- Дозвол есь?
Последний блокпост, последний стационарный блиндаж. Бор назвал позывной-пропуск. Ополченец, тревожно бросая взгляды на небо, листал паспорта. Ещё двое выставили дула через бетонную бойницу.
- А шо за витязь хмурый?  - указал на Боба.
- Со мной. Броня великовата. Зажало немножко в салоне, щас он.
- Да подожьжи уже, сиди, - махнул Бобу. - Не надо, верю. Багажник только открой.
Побродив взглядом по грузу, уважительно кивнул надписям. Вопросительно указал на пакеты на заднем.
- Для гражданских. На всякий, если вдруг кому. Проднаборы, мыло, свечи, от давления, сердца, жаропонижающие. Могу делиться. Надо что?
- Эт правильно. Для нас хлавное – человек. Так шо, сигарет нету?
Протянул свои. Что-то невнятное прохрустела рация на груди бойца. Секунд тридцать молчали, угадывая смысл.
- Подскажешь как ехать?
- Тебе как быстрей или шоб живым?
- Спешим.
Разъезженная колея, бывшая когда-то грунтовкой, то взбиралась на насыпь жд, то ныряла в посадки, руководствуясь какой-то военной логикой. Бор не пытался срезать, зная, что в данном случае, несмотря на кажущуюся хаотичность, колея идёт по оптимальному пути, кратчайшему и единственному. Где-то рядом бахало, скорее всего отлёты, вдалеке порциями стучали кпвт бэтэров, перекрывая треск стрелковки. Боб, несмотря на возраст, оказался отважным мужиком. Разобрался в карте, посчитал расстояние до «нулевой», уверенно штурманил. Не хандрил, не паниковал, напротив, сыпал юмором, читал стихи и даже пробовал петь. Про лето и арбалеты. Хотя, может, просто был на стрессе. Или слишком туго притянули каску. «Знаешь такую-то?» Он назвал имя известной поэтессы. Бор не стал объяснять, что Аня и пристроила его сюда, просто кивнул. Человек из Петербурга принял это за интерес к поэзии, зазвучали самые свежие русские стихи. Мелькали рукописные таблички «мины» и самодельные дорожные указатели. В кустах грудились остовы сгоревшей техники, из грязи торчали раздавленные ящики с бк и рассыпанные снаряды. «Где такое увидим?» - восклицал Боб. Несмотря на то, что спешили, просил остановок и за пару секунд выжимал шикарный кадр. Бор не спорил и по-хорошему завидовал его активности. «Это что, мины?» - кричал снаружи Боб, указывая на разбросанные лепёшки противотанковых. Бор отвечал, что вроде только свыше трёхсот кг, на человека не должно сработать. Боб пинал диск ногой и фирменно скалился одной стороной лица. Может, думал, что шутка. А может, в Питере все чокнутые. Раз чуть не подставились. Увидев треногу знака «кирпич» перед подъёмом на мост, Бор уверенно свернул на объездную колею. Метров тридцать шуршали днищем, всё-таки сели. Боб осторожно постучал по плечу и молча указал влево. В пятидесяти метрах готовилась выпустить пакет бээмка «града», на отдалении выглядывали из кустов предусмотрительные члены экипажа. Какой кадр щас будет, мелькнуло в голове.
- Погоди, Боб. Только бы не завязнуть.
Есть три минуты пока арта врага наводит ответку, знал Бор. Если уже не навели. Человек из Петербурга толкает в капот. С третьего раза пошло. На задней со скрипом выползли наверх до дороги. Секунды показались бесконечно длинными. Сцепление вытянуло в натяг, еле-еле. Небо сочно вспоролось залпами. Мысленно поблагодарив жигуль, Бор газанул через «кирпич». Мост оказался не разрушен. Непонятно, почему стоит знак.
- И непонятно, туда ли теперь едем, - довершил мысль Боб.
Разворачиваться было глупо. Покопавшись в карте, Боб поднял взгляд и вновь дьявольски улыбнулся. Вид излучал неосторожный оптимизм. Бор понял это как одобрение, поддал газу.
- Знаешь, я вообще-то тоже стихи пишу, - признался Боб после долгого молчания, когда увидели вдалеке изрешеченную табличку Камышевахи. Это стало большим подарком. Не стихи, конечно, а табличка. Наконец-то чёткая привязка к карте. К тому же, без указателя трудно было бы принять эти руины за населённый пункт. Но Боб тоже молодец. Все что-то пишут, подивился Бор. То ли такая война. То ли такой народ. Спустя несколько км на горизонте замаячили и огрызки пятиэтажек. Кажется, Попасная.
- Подожди, пожалуйста, Боб, не до этого сейчас, - прервал авторское чтение Бор, выглядывая на разбитых улицах хоть кого-нибудь, чтоб уточнить курс. Ни души, хотя, по идее, стоит большое подразделение. Русская пустота, прям. Бескрайняя и опасная. Понятно, рассредоточились по округе, себя обозначать здесь можно недолго. Откуда-то совсем рядом ухало и бахало, но Бор разумно не стал палить артиллерию и подставляться под удар. Наконец, недалеко мелькнул велосипед. Стартанули за ним, сигналя. Как в воду канул. Вскоре вновь заметили где-то. За ним! Опять исчез. Так ещё пару раз.
- Призраки, - констатировал Боб.
- И город и велосипедисты, - подтвердил Бор. – И воины тоже. Всё гремит, и никого.
- Как в сказке. Чем дальше, тем страшней, - хитро ощерился Боб.
- Комендатуру ищите? – раздался тонкий голос. Рядом непонятно откуда возник подросток. - Вон там она, возле пятиэтажки. А сигарет не найдётся?
- Маленький ещё, - недобро огляделся по сторонам Боб.
- Да погоди ты, - остановил его Бор и протянул пару сигарет, - парень наверное побольше нас видал. Живёшь здесь что ли?
Но тот уже исчез. Тронулись. Под завалами, на окошке цокольного этажа, действительно висела картонка с надписью. Выглянул боец, потянул к губам рацию. Вскоре появился майор:
- А, прилепинцы? В курсе. А у нас боец тоже стих написал. Вот, сидит теперь, журналы расхода бк заполняет. Сгодился, стервец. Люди это у нас главное. Так вон же вроде командир ваш, - он указал на приближающееся облако пыли. Приглядевшись, можно было различить уазик. Точно. Юра.
- Давно ждёте? Я ж сказал – отгрузить и по тапкам, - раздался его голос ещё на подлёте.
Уаз вертанулся на пятаке и подкатил задом. Высыпались трое – Юра, экипированная девушка с внушительной видеоаппаратурой в руках и мастер Йода из «Звёздных войн». Кажется, в последнем эпизоде его борода была ещё не так длинна. Спросить бы, как дела у Скайуокера, хмыкнул сам себе Бор, не сразу опознав в приближающемся русского писателя. А уж понадеялся, что джедаи с нами. Тем не менее, спокойный взгляд русского писателя выражал галактическую мудрость. Это тоже успокаивает. Боб тут же сунул писателю свой телефон и нырнул под руку к даме, подсказывая не жалеть дублей. Дама грозно, как джавелин, вскинула аппаратуру на плечо. Всё как обычно. Юра знаком подозвал Бора.
- Эх. Ну шож вы… - по-отечески горько шепнул он, потянув его за свитер.
- Только один броник, остальные, знаешь, наверное.
Юра покачал головой, прорычал что-то внутри себя, вопросительно глянул на Боба. Тот уже генерил селфи с дамой, писатель стоял в стороне.
- Наш. Новенький. Приехал. Недавно только, - смягчил Бор, понимая следующий неизбежный вопрос командира.
- Сева?
- Кажется, книгу пишет.
- Книгу своей жизни, - тяжело усмехнулся Юра. – Ладно, давай.
Молча перегрузились в уазик. Писатель помогал. Поразмыслив, Юра стал снимать с себя броню, Бор предугадал намерения.
- Не-не-не. Тут проскочить-то шесть км, всё нормально, безопасно. А вам ещё вон куда. Тем более гости.
- Эти? Они-то тёртые ребята. С такими не страшно. Давай проведу вас до Горского, там уже… - не унимался командир.
- Сами. Можешь быть уверен.
Юра был уверен в Боре, но всё же. Взгляд его остановился на безжизненной рации. Взял в ладонь, щелкнул, вопросительно поднял брови.
- Не умею пользоваться, - признался Бор.
- Погоди пожалуйста, не до этого сейчас, - остановил Юра вклинившегося человека из Питера. Выдохнул, сдерживая эмоции, молча понажимал кнопки рации, сверил приём со своей. То же проделал со второй.
- Ну вот. Хотя бы это. Нажимаешь сюда, произносишь. Понял? Если что-то, сразу сигнализируй. Всё. Поставь на блок.
Бор огляделся по сторонам, не обнаружив вокруг блока, водрузил под стекло на приборную панель. Судя по лицу Юры, не угадал. Тот, кажется, злился, причём видимо на себя, потому что нашёл силы произнести с поучительной нежностью:
- На блок, значит заблокировать клавиши. Просто нажать звёздочку. Вот так.
Отъезжая, Бор видел в зеркале, как Юра незаметно перекрестил их. Мелькнул и цепкий взгляд русского писателя. Долгий, точный. Такой же взгляд был и когда Бор беседовал с Юрой. И когда Боб проводил фотосессию. Смотрит, вчитывается. И всё понимает. Кажется, побольше нас. Может, джедаи всё-таки с нами.
- Знаешь его?
- Кого?
- Писателя этого.
- Какого писателя? – не понял Боб.
На центральной площади Боб попросил тормознуть. Сердечко, характерное здесь для каждого города, выгоревшая администрация, аллея ёлочек, колонны ДК, попирающие небо. Атмосферно. Боб щеголял в разных ракурсах, Бор гонял муравья по травинке, поглядывая на часы.
- Есь курить? – на малой скорости, плавно петляя передним колесом велосипеда, возник рядом мужичок неопределённого возраста.
Бор протянул пару сигарет из последней пачки.
- Местный? Надо чего? Сколько вас здесь вообще? – Боб ринулся к багажнику доставать провиант.
- Жратвы от служивых хватает, не бедствуем. Погодь, дай сам посмотрю, шо у тебя. А книги есь? – человечек по-хозяйски осматривал волонтёрский скарб.
- Какие книги? – удивились оба.
- Нормальные. На русском языке. Хош какие. Гля, спасители. А за духовную пищу и не дотюнькали. А как русскому человеку? - диалектно акцентировал тот, непонятно, серьёзно или нет. - А у нас тут только хрестоматия для школяров. Выучил уже. Ты шо, с неба свалился? Не сгорели. Извели их давно уже. Этих до кучи. Та шо мне там читать? Порожняк. Настоящая литература, то за вечное. Понял? Хай Булгаков или хоть даже Бабель, за классику не говорю вообще, там серьёзно, понимашь? И ещё снега не хватает. В русской книге по любому снег. Хоть трохи, хай даже лето. Понял? Эт тебе не то. Запад давно наших выкупил. Человек – вот что у нас главное. А не их лушпайка. Вот и муздыхаемся. Пережили кое как. Никого почти. С кем тут тереть? Только с книжкой. Тут вечность, понимашь. Пять тыщ лет, на минуту. Шо чому? Городу пять тыщ. Медные копи. Этовые изделия от Средиземья до Пармы пользовали. Потом Попасна Пустошь стала. Может, шо покрепше есь? Выпить, смысле. Праздник, никак. Тю! Первая суббота осени. День города.
Мужичок продолжал наваливать, порой было трудно уследить за мыслью. Кажется, был уже поддатый, причём неслабо. А может, контузия. Странно. Здесь, думать про книги? В жизни не поверишь в такое. Бор опять почувствовал себя персонажем какого-то кино. И ведь никак у нас и без этого персонажа – такого встречного выпивохи. Обязательный кадр. Шаблон или клише, вроде так это называется. И правда, сколько таких божьих людей. Пиши и пиши, в любой век не кончатся. Ишь сердешный, только просил, а уже сам предлагает, правда, говорит, у него только «на буряках». Что за буряки, Бор не знал. Он смотрел на ряд разбитых телефонных будок на краю площади и понимал, что срочно должен позвонить. Но не знал кому и зачем.
«Боря, Бор, приём. Боря, Бор, приём» - отчётливо проскрежетала рация в авто. Бор подбежал, ответил. «Какого хрена на связи, вы где вообще?» - сердился Юра. «В Попасной ещё. Местных встретили, отрабатываем». «Давайте двигайте, пока перед темнотой затишье. У вас там как?» «Тихо стало, - подтвердил Бор, - солнце греет, лето, мошки жужжат». «Ага. Только уже не лето и жужжат не мошки, а так всё верно. Уматывайте как можно скорее. Принял?» «Принял».
Бор оглядел небо.
- Погоди, Боб. Это не свои? – обратился к местному, показывая вверх.
- А своим шо тут выглядывать? Ну ладно парни, не пропадайте. Пора, кажись, ховаться, - мужичок разместил на руле объёмный пакет, собранный Бобом, и помахал рукой.
Сели, хлопнули дверьми:
- Ты видел? Люди! Как это здесь вообще? Человек, ведь это главное. День города, мать его. Города-то и нет.
Бор кивнул, но Боб не успокаивался, словив те же ощущения, что досаждали и Боре:
- Хоть понимаешь, что это никакое не кино, а настоящая, реальная, ****ь, жизнь?
- Я нет, - честно признался Бор.
Тронувшись, услышали нарастающий гул. Из переулка с рёвом вырвалась колонна пыльной бронетехники и долгую минуту лязгала железом. От мелькания и грохота помутилось в глазах. Колонна исчезла, оставив туман пыли. Набирая скорость, они увидели своего мужичка, радостно машущего рукой из обрушенного подъезда:
- А парад! Гля! Парад-то какой! Праздник ёшь тышь!
Шорох езды затёр обрывки слов. Густо меняя краски, закатывалось солнце. Путь не успел забыться, колея сама ныряла под колёса, руки автоматом направляли след в след. Мелькали поля, странно похожие на мир. Молчали.
- Есть курить? – спросил Боб.
Вдалеке стали различимы строения, блеснуло несколько электрических огоньков. Бор подумал, что это называется хэппи-энд, но не знал, бывает ли такое в русской литературе.